Дудин Николай Максимович

Родился в 1917 году в деревне Склепово, ныне Вохомского района Костромской области, в семье крестьянина. Окончил среднюю школу. В Красной Армии с 1936 года. Окончил военно - авиационное училище в 1938 году.

Участник Великой Отечественной войны с 1941 года. Военный комиссар эскадрильи 29-го истребительного авиационного полка Лейтенант Н. М. Дудин отличился 28 Июля 1941 года. Прикрывая с воздуха переправу в районе Севастьяново  (Витебская область), сбил огнём вражеский самолёт, а другой уничтожил таранным ударом. 22 Октября 1941 года удостоен звания Героя Советского Союза.

После ранения с 1942 года и до конца войны - инструктор авиационного училища. После войны был начальником лётной части Астраханского и Краснодарского аэроклубов, начальником Орловского аэроклуба. Жил в Краснодаре.

Подполковник запаса Н. М. Дудин награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, медалями. Умер 27 Января 1968 года.

Николаю повезло в жизни. Он занимался делом, о котором мечтал, к которому готовился. Увлечённые подвигами Чкалова и его товарищей, все мальчишки бредили тогда небом, дальними перелётами. И Коля Дудин не был исключением. Только он не просто играл в лётчика, а твёрдо намеревался им стать. Залезал на колокольню и часами сидел там, поглядывая вниз, на пыльную дорогу, на суетливых кур, копошащихся в мусоре. Ему казалось, что главное для лётчика - не бояться высоты. Позднее уже осознанно и упорно готовил себя к выбранной профессии. Быть может, поэтому и получилось у него всё так, как хотел. Училище, выпуск и назначение на восточную границу, в полк, о котором тоже можно было только мечтать: 29-й Краснознамённый истребительный, имевший славную историю.

Полк формировался на базе первого в стране боевого авиационного соединения, участвовавшего в Гражданскую войну в освобождении Казани от белогвардейцев и громившего врагов на Западном фронте. В это соединение входил и отряд, которым ещё в 1914 году командовал П. Н. Нестеров.

Историей полка лётчики гордились и традиции хранили с честью, считали себя прямыми наследниками знаменитого русского пилота. Это обязывало ко многому. Перед войной за 29-м Краснознамённым прочно утвердилась слава одного из лучших не только на Дальнем Востоке, а и во всех полках ВВС Красной Армии.

Летали они в начале лета 1941 года много. Но даже долгих Июньских дней не всегда хватало на то, чтобы выполнить все учебные задания. На границе было неспокойно. Японские милитаристы проявляли чрезмерную активность. От лётчиков требовалась повышенная боевая готовность.

Поднимаясь в зону пилотирования, видел Лейтенант Н. Дудин под крылом изумрудный океан зелени. Леса, тесно окружавшие летние площадки, переливались всеми оттенками зелёного, шумели и колыхались... Он чувствовал себя часовым в родном небе.

Когда ночью полк подняли по тревоге, никто особенно не удивился: дело привычное. Быстро и чётко перелетели с летних площадок на основной аэродром. Скоро, однако, выяснилось, что на этот раз дорога предстоит дальняя. Командир полка объявил приказ: разобрать самолёты и упаковать их. Как можно скорее !   А личному составу надлежало за ночь подготовиться к перебазированию.

И помчались эшелоны с востока на запад. Проносились за окнами реки, горы и тайга, тайга, тайга... Ехали весело. Пронзительные звуки гармошек, песни вырывались из окон и открытых дверей теплушек, взрывая застойную лесную тишину. Николаю почему-то казалось, что едут они обязательно в Москву. И он всё время высчитывал, сколько же дней пути осталось им до столицы.

Песни кончились неожиданно. Ночь на 23 Июня застала их на маленькой станции. Горел на деревянном столбе тусклый фонарь. В жёлтом его свете роились ночные бабочки. Гулко простучали по перрону каблуки, хлопнула дверь, пропуская в здание вокзальчика командира полка и комиссара. Когда они вышли, то почти бегом направились к своему вагону. Через несколько минут уже весь эшелон знал, что началась война.

Через 2 часа, на следующей остановке, в теплушку заглянул комиссар полка Зотов. Поднялся, молча присел на деревянный ящик. Лётчики обступили его. Зотов коротко рассказал о последних известиях, о речи Молотова, передававшейся по радио.

- Фашисты напали на нас вероломно, по-воровски. Силы, видно, собрали немалые - танки, самолёты, артиллерия. Вдоль всей Западной границы идут тяжёлые бои, - закончил комиссар.

- Как же так ? - спросил кто-то из лётчиков. - Ведь был же с Германией договор о ненападении...

- Сказано же, что вероломно ! - откликнулся Дудин. - Значит, они подло ударили, в нарушение всех договоров.

- И отпор должен быть решительным и жёстким, - отчеканил Зотов. - Они вторглись на чужую землю убивать, грабить и жечь. Для нас эта земля - своя, родимая. Исполним же долг, товарищи, защитим Родину !

- Бить их будем !   Бить ! - кричал вместе со всеми Николай. - Вколотим в землю !   Не видать Гитлеру победы !

Одна мысль не давала всем покоя - скорее на фронт, там решается судьба страны.

- Всё правильно, товарищи, - сказал Зотов. - Но сила армии в дисциплине. Поэтому до предела повысить бдительность и организованность. Такое у нас сегодня боевое задание.

Он спрыгнул на землю и зашагал к следующему вагону. Разговор, начатый в теплушке комиссаром, постепенно затухал. Каждый как бы уходил в себя, осмысливая услышанное, думая о войне, о своём месте на ней, о близких.

Дудин позавидовал комиссару, его выдержке, спокойной и твёрдой уверенности, его ясному пониманию ситуации. Николай пытался представить себе, что произошло, и не мог. Сознавал, что случилось то страшное, о чём думали в последнее время, но не знали, что всё это так близко и реально. Дудин был военным человеком и умом понимал, что могут означать слова правительственного сообщения о варварских бомбардировках наших городов. Но представить себе горящий Киев, разрушенный Минск - не мог. Может быть, потому, что здесь, на крошечной сибирской станции, было тихо, умиротворяюще спокойно.

Та ночь отрезала и отбросила куда-то назад прежнюю жизнь. Теперь его дорога пойдёт через горе, страдания, потери.

...Мчались эшелоны через тайгу. Летели из паровозных труб оранжевые искры. На предельных скоростях вели составы машинисты. 3 Июля полк прибыл в Свердловск. Здесь было приказано машины собрать и дальше уже по воздуху идти на тыловые аэродромы Северо - Западного фронта.

Николай был уверен, что в первый же день их пошлют на боевое задание. Так он себя настраивал во время сборки машин в Свердловске, во время перелёта. Никаких других вариантов не видел. И это казалось ему естественным. Раз идёт война, значит, каждый должен драться с врагом, тем более лётчик - истребитель Но всё вышло по-иному... Первое задание, которое получил полк: прикрыть с воздуха сосредоточение наших войск, - Дудину показалось просто обидным. Вместо схваток с "Мессерами" нужно было утюжить небо почти в безопасном месте. Они тогда ещё не знали, что не бывает в небе войны второстепенных заданий и безопасных мест. Это показала первая же ночь.

Намаявшись за день, Дудин уснул прямо под крылом самолёта. Так же спали и остальные лётчики. Благо Июльские ночи тёплые. Ему снилось, что босоногим мальчишкой он снова сидит на своей колокольне, а внизу разгуливают куры и тяжёлые шмели с тревожным гулом проносятся мимо него. Шмели густо гудели в жарком воздухе, и с каждой секундой их становилось всё больше. Внезапно Дудин проснулся. Звук не исчез вместе со сном. И Николай понял, что это гудят фашистские бомбардировщики, идущие на большой высоте. По сигналу тревоги лётчики бросились к самолётам. Через несколько минут на перехват поднялась группа во главе со Старшим лейтенантом Толмачёвым.

Настичь противника не удалось. Но очень уж велико было у лётчиков желание вступить в схватку с врагом. А боевого опыта не было. Потому и получилось, что 2 пилота, увлекшиеся погоней, не рассчитали запас горючего и пошли на вынужденную посадку.

Событие это широко обсуждалось в полку. Провели специальные занятия, на которых детально разобрали вылет группы Толмачёва. Николай подумал тогда: настоящий воздушный бой - не просто поиск и уничтожение противника, не просто атака с боевого разворота. Это прежде всего холодный и точный расчёт, предельное внимание к своей машине, к воздушному пространству, к товарищам по звену.

Однажды Дудина срочно вызвали в штаб. Он прибежал, доложил командиру полка Юдакову о своем прибытии. И тут вошёл полковой комиссар, старший политрук Зотов.

- Вот что, Лейтенант, - сказал он. - Командование думает назначить вас комиссаром эскадрильи. Могли бы мы, конечно, и просто приказ отдать, но должность эта особая, потому и пригласили. Что скажете ?

- Неожиданно как-то, - смутился Николай. - Даже не знаю...

- На войне всё неожиданно, - вмешался Юдаков. - А насчёт того, справитесь ли... Думаю, да. Лётчик вы грамотный, знающий, товарищи вас уважают. Этого для начала хватит. Ну а дальше... Авторитет придётся завоевывать. Самый высокий авторитет добывается в бою. Бой - наше главное дело. И сами вы его должны делать отлично, и лётчики вашей эскадрильи. Вот так-то.

- Больше среди людей бывай, Лейтенант, - поддержал командира Зотов. - Заботами их интересуйся, не стесняйся расспрашивать. Кому словом поможешь, а кому и делом. Да я знаю, что ребята к тебе хорошо относятся. Если что, заходи, всегда помогу.

В смятении шёл Николай к стоянке самолёта. Звание комиссара с детства казалось ему необыкновенным. Он был убеждён, что люди, носившие на рукаве форменной гимнастёрки красные звёзды, должны обладать какими-то особыми качествами. Быть обязательно умнее, даже мудрее всех остальных, знать ответы на все вопросы. А тут... Дудин стал подыскивать какое - нибудь обидное слово и нашёл - желторотый. "Эх, желторотый, - корил он себя как бы со стороны, - у тебя у самого в голове сотни вопросов без ответов, тебе самому бы ещё подучиться. Уж не говоря про авторитет. Хорошо Юдакову советовать. Он на Халхин - Голе дрался, у него орден Красного Знамени. А я что ?   И в бою-то настоящем ещё ни разу не был"... Он считал, что на этот раз командование совершило явную ошибку. Не по нему должность комиссара. Пока не по нему. Может быть, потом когда-нибудь... но не сейчас !

- Коля !

Дудин оглянулся. Ему махал рукой командир эскадрильи капитан Тормозов.

- Чего грустный ?

- Вы разве ничего не знаете ? - удивился Николай.

- О твоём назначении ?   Конечно, знаю. А что ?

- Какой я комиссар...

- Нормальный. Таким он и должен быть, как я себе представляю. И не горюй, не до того !   Ребят наших знаешь, они тебя тоже. Работать будем вместе, чего ещё ?   Остальному научишься. Только смелее за дело берись - и всё будет нормально, идёт ?

- Идёт, - улыбнулся Николай, ободрённый.

Конец Июля выдался трудным. Враг рвался к сердцу России и по земле и по воздуху. Ожесточённые бои шли на Смоленском направлении. По 4 - 5 вылетов в день делали истребители - в основном сопровождали свои бомбардировщики.

Ежедневно на аэродроме дежурили лётчики, готовые по первому сигналу вылететь на перехват противника. В один из дней дежурил Младший лейтенант Юхимович. По тревоге он поднялся в воздух и, настигнув шедший на небольшой высоте "Юнкерс-88", сбил его. Боевой счёт 29-го Краснознамённого ИАП был открыт.

Победа эта стала радостью для всего полка. В то же время первый серьёзный бой наводил лётчиков и на раздумья: как воевать, какая тактика оптимальная ?   В 1941 году на вооружении ВВС Красной Армии было ещё много устаревших самолётов И-153 или, как их тогда называли, "Чаек". Достаточно маневренные, они уступали фашистским истребителям в скорости и вооружении. Надо было на ходу искать новые тактические решения боя. Прежде всего пришлось отказаться от шаблона, прямолинейных атак, а сражаться на виражах, в пикировании, на "горке", когда машина набирала дополнительную скорость.

Каждый вечер собирались лётчики вместе. Анализировали вылеты, подробно обсуждали каждый эпизод, опять искали новые варианты, решения, спорили, думали. Всё больше и больше убеждались, что для победы в бою с немецкими пилотами помимо больших скоростей необходим маневр - импровизация. Но заранее подготовленная, отточенная.

До войны авиационное звено состояло из 3-х машин. И боевой порядок его назывался "клином". Но первые же бои показали, что 3-й самолёт всё время сдерживает маневр двух остальных. Решено было сформировать "двойки": ведущий и ведомый. Не все лётчики сразу приняли новшество. Уж больно привычен за годы учений стал "клин". Командир полка приказал провести в каждой эскадрилье по нескольку экспериментальных вылетов "двойками", чтобы окончательно убедить сомневающихся.

Дудин с Тормозовым сидели вечером и прикидывали, кого из пилотов назначить в первую "двойку". Каждый казался вполне подходящим, вполне достойным. Наконец Тормозов сказал:

- Знаешь, Коля, так мы с тобой до утра не разберёмся. Дело новое, серьёзное. С командира и надо начинать. Пойду я в паре с Чмыхуном, договорились ?

- Договорились, - без энтузиазма откликнулся Дудин. В глубине души он очень надеялся, что ведомым Тормозов выберет его.

Первые же полеты "двоек" показали их явное преимущество. Попов в паре с Муравицким, возвращаясь после сопровождения бомбардировщиков, встретились с 6 Ме-109. "Чайки" первыми бросились в атаку и сбили ведущего группы. Ошеломлённые внезапным ударом, фашисты поспешили убраться восвояси.

Удачно слетали и Тормозов с Чмыхуном. Они напали на группу "Юнкерсов", и снова в первой же атаке был сбит ведущий. Потеряв лидера, остальные беспорядочно сбросили бомбы и, развернувшись, ушли на запад. Преследовать их Тормозов с Чмыхуном не стали: бензобаки были почти пусты.

Дудин поджидал Тормозова на стоянке. Тот вылез из машины, спрыгнул на землю.

- Всё в порядке, Коля !   Для истребителей - "двойка" и только "двойка" !   Самое то, что надо. И маневр есть, и взаимное прикрытие.

Подтвердилась эффективность и ещё одной новинки в тактике воздушного боя. Встречая плотные порядки фашистских бомбардировщиков, наши истребители стремились уничтожить ведущего. Как правило, после этого строй самолётов врага нарушался, с ними легче было справиться.

Хотя комиссар Дудин сам делал по 4 - 5 вылетов в день, он ещё успевал вечером поговорить с лётчиками, узнать, кто и как провёл бой, как прошли полёты во всех звеньях. Эскадрилья набиралась опыта, боевого мастерства. С каждым днём летали увереннее. В схватки вступали грамотно, смело, неожиданно для противника.

Враг рвался к Москве, это всем было ясно. Положение на фронтах становилось всё тяжелее. Каждый вечер командир полка определял эскадрильям задачи на следующий день. Каждый вечер скрупулёзно уточняли по карте линию фронта. Каждый вечер с тоской смотрели, как она медленно смещается в одном направлении - к востоку...

Дудин в Москве никогда не был. Только в кино видел столицу, но считал её своим городом. У каждого были родина, дом, где родился и вырос, но у каждого была ещё и Москва, с которой тоже связывались и понятие "дом", и понятие "Родина". Москва одна на всех, и всё-таки она - у каждого. Откуда бы родом ты ни был - защищая Москву, ты защищал свой дом.

Так думал Николай. Об этом говорил на политзанятиях, в беседах с лётчиками. И читал в глазах один вопрос: когда же будет остановлен враг ?   И не дожидаясь его, отвечал: останавливать будем мы с вами, а нас собьют - такие же, как мы. Никто другой !

Им всем предстояло освоить самую сложную военную дисциплину - науку побеждать. Просматривая газеты, Дудин старался найти там сообщения о подвигах лётчиков. Он читал их в коротких перерывах между полётами и видел, как загорались глаза у ребят. Но читал он и другие статьи. Тогда уже появились в печати первые материалы о зверствах фашистов на оккупированных территориях, о массовых расстрелах, издевательствах над мирными жителями, стариками, женщинами, детьми. И суровыми становились лица его товарищей, от жаркой ненависти белели скулы и сжимались кулаки у лётчиков, которых ещё вчера он знал добрыми и весёлыми парнями. Часто беседы прерывал сигнал боевой тревоги - и пилоты бежали к своим машинам, ещё находясь под впечатлением только что услышанного.

В эти трудные летние дни 1941 года формировались нравственные качества, характеры отважных и умелых бойцов, будущих победителей в битве за небо. И в каждого из них вложил комиссар Дудин частичку себя, своей ненависти к врагу, своей безграничной веры в справедливую нашу победу. Благодаря невидной и негромкой его работе в эскадрилье царило настроение боевого азарта, с которым лётчики шли на каждое задание. Шли и побеждали. Если бы позволили, они, наверное, вообще бы не покидали машин. Но наступал вечер, и полёты прекращались. Нужно было отдохнуть хоть несколько часов перед новым днём.

...Дудин шёл как-то после очередного совещания вдоль опушки леса, где стояли замаскированные ветками истребители. Увидел Младшего лейтенанта Попова, одного из лучших лётчиков в полку. Попов сидел под крылом своего самолёта сгорбившись, отвернувшись к лесу. Дудин остановился.

- Как дела, Саша ?

- Нормально.

- Могу военную тайну открыть. Завтра вылетаем на Великие Луки, твой родной город.

- Родной... У меня там родители остались, сестрёнка, дедушка. - Попов помолчал. - Вот уж никогда не думал, что над своим домом воевать придётся.

- Война, Саша. Но недолго им тут быть. Вот увидишь !

- Недолго... А ведь от нашего города до Москвы - рукой подать !

- Ну, туда-то им вовсе не дотянуться. Я вот что думаю: может, мы и аэродром уже менять не будем. Куда же менять-то ?   Москва позади.

- Это точно. Там для нас посадки нет. Ладно, Николай, спать пора.

Попов начал укладываться под крылом своего самолёта на ветки, прикрыв их плащ-палаткой. Дудин постоял ещё немного задумавшись, потом быстро зашагал на КП. Юдаков и Зотов сидели ещё там.

- Забыл чего ? - удивился командир.

- Посмотрел сейчас, как лётчики отдыхают. Не дело это, по-моему.

- Что отдыхают - не дело ?

- Плохо они отдыхают. Спят не раздеваясь, в обуви, прямо на земле. А ведь завтра по нескольку боевых вылетов каждому придётся делать. Силы нужны.

Зотов помолчал, повернулся к командиру.

- А что ?   Дело говорит комиссар. Пойдём-ка вместе посмотрим.

Уже втроем они прошли вдоль опушки, мимо замаскированных машин. Везде под крыльями - кто на ветках, кто на парашютах и плащ-палатках, а кто просто на земле - спали лётчики. Молча вернулись на КП. Зотов был мрачен.

- Это, конечно, не отдых, - сказал он. - После такой ночи какой из него боец ?   Муха сонная, ни реакции, ни внимания.

- Что предлагаешь, Александр Иванович ? - спросил Юдаков и почему-то посмотрел на Дудина.

- Очень просто, - ответил Зотов. - Отвозить после боевого дня лётчиков в ближайшую деревню.

- А техники ?

- С ними сложнее. У них по ночам самая работа идёт. Тут ещё помозговать нужно.

- Ну что же, согласен, - поднялся Юдаков. - Только чтобы порядок там был военный.

Взлетели рано утром. Густая роса лежала на траве аэродрома, и колёса самолёта оставляли на ней длинные тёмные полосы. Ведущим звена шёл Тормозов, прикрывал его комиссар эскадрильи Дудин. Просторно, чисто было в утреннем небе. Внизу, под крылом, тоненькой светлой ниткой тянулась к переправе дорога. На ней - вереницей танки, артиллерийские орудия, пехота. Здесь, у деревни Севастьянове, истребителям предстояло прикрывать с воздуха наши части.

Тормозов и Дудин барражировали над дорогой, над селом, над переправой. Внимательно следили за воздухом. И всё-таки "Мессеры" свалились на них из пушистого облачка неожиданно. Немцы были настроены решительно и с ходу бросились в бой. Дудин увидел, что самолёт Тормозова атакуют сразу 2 Ме-109. Кажется, он ни о чём не успел подумать тогда. Руки сделали за него всё необходимое. Мгновенно развернулся, выжал до отказа сектор газа и, оказавшись на удобной позиции, нажал на гашетку. "Мессер" вздрогнул, на мгновение замер в воздухе и, густо задымив, стал падать.

Убедившись, что Дудин его надёжно прикрывает, Тормозов сделал разворот и пошёл в лобовую атаку на второй самолёт. В это время Николай увидел, как из облака вывалился третий "Мессер" и, чуть подвернув для атаки - умелый и опытный ас, - выпустил в самолёт командира короткую очередь. Под плоскостью "Чайки" машины плеснуло пламя. Тормозов завалил её на крыло, уходя в крутой вираж. Загорелся у него левый подвесной бак, это Николай видел ясно. Он понимал: сейчас командир постарается сбить пламя, а на это нужно время. Решив добить его ведущего, фашисты устремились вдогонку за раненой машиной.

Дудин снова развернулся и дал очередь, однако расстояние было слишком велико, пули прошли мимо. Теперь фашисты ринулись в атаку на него. Наверное, сочли, что подбитый самолёт и так упадёт. Николай бросил машину вниз, набирая скорость, ушёл вправо и атаковал сам. Снова неудачно... Но теперь уже все 3 оставшихся Ме-109 переключились на него. Огненная карусель закружилась в воздухе. Надрывный гул моторов, работавших на пределе сил, сухой стук очередей, отблески плоскостей в лучах утреннего солнца - всё смешалось в какую-то фантасмагорию. Весь мир сошёлся для Николая на этом крохотном участке неба, насквозь пронизанном смертью.

Краем глаза он успел увидеть, что Тормозову удалось-таки сбросить подвесной бак и резким скольжением сбить пламя. "Ну, всё, - решил Николай, - теперь дотянет до аэродрома". Оглянувшись, он увидел, что его самого берут в "клещи". Пара "Мессероа" зашла в лоб, ещё один пристраивается в хвост. "Вот сволочи ! - выругался Николай. - Зря только радуетесь. Один я в землю не пойду. Подберу компанию". И снова выжал газ, рассчитывая опередить фашистского лётчика в лобовой атаке.

Вдруг - неожиданные пулемётные очереди. Комиссар подумал, что это 3-й "Мессер" расстреливает его с длинной дистанции. Но тот уже нёсся к земле, разматывая чёрный клубок дыма. Дудин даже не успел удивиться тому, что командир спас его на подбитой машине. Тормозов действительно мог бы дотянуть до своих. Но рядом в жестком огненном кольце дрался его друг. Теряя скорость, Тормозов вернулся к месту боя. Увидел, как в хвост Николаю заходит фашист, и снайперской очередью сбил вражеский самолёт.

Теперь дрались двое на двое. Но машина Тормозова была подбита. И фашисты видели это. Навалившись на Дудина, они решили разделаться со вторым самолётом потом, без помех. "Мессершмитты" начали атаку. Николай вывел свою машину наперерез. Противники мчались навстречу друг другу...

Атака на встречных курсах требует от лётчиков железной выдержки, точного расчёта. Противники мчались навстречу друг другу. Фашистский лётчик не выдержал первым. Открыл огонь. Пулемётные трассы прошли мимо. Дистанция неумолимо сокращалась. "Пора", - решил Николай и нажал на гашетку. Пулемёты молчали... Он нажал до боли в суставах, бессознательно надеясь хотя бы на одну очередь. Пулемёты молчали. Он подумал: "Отверну сейчас - "Мессеры" без труда расстреляют обоих. Если не отверну, Тормозов сумеет дойти до аэродрома".

Они сошлись, и "Мессер" попытался уйти в сторону и вверх. За какую-то долю секунды до этого маневра Николай разгадал его. Трудно сказать почему, но он точно знал, что фашист отвернёт влево и вверх. Наверное, в такие мгновения у человека обостряются все чувства. Дудин успел рвануть ручку управления на себя и в точке, которую наметил заранее, ударил винтом своего истребителя по плоскости "Мессера"... Был всплеск огня - оранжево-яркий даже при солнечном свете - и удар, прямой и жесткий.

Николай очнулся и почувствовал, что падает. Просто падает на землю, сам по себе, без самолёта, без парашюта. Посмотрел вверх и понял, в чём дело. Парашют раскрылся только наполовину. Часть строп захлестнула сапог, и вытяжка остановилась. Николай неуклюже пошевелил ногой, потом сжался, подтягивая её к себе, и рывком освободил. Парашют раскрылся. Видимо, ударом его выбросило из кабины, но в последнее мгновение перед тем, как потерять сознание, он инстинктивно дёрнул кольцо. Хорошо, что забытье было недолгим. Высота, на которой они дрались, не так уж велика. А земля приближалась стремительно...

Его встретили пехотинцы. Помогли освободиться от парашюта, проводили на командный пункт. Пока командир стрелкового батальона связывался с начальством, Николай сидел в землянке и пил чай. Заходили командиры - поздороваться, поговорить с лётчиком, только что таранившим фашиста. Они наблюдали за боем и всё видели. А он сидел, глотал крепкий чай и только улыбался в ответ на поздравления и расспросы. Он ничего ещё не мог рассказать. И совсем не чувствовал себя героем.

Наконец примчался комиссар дивизии Бабак. Дудин отрапортовал. Бабак выслушал рапорт, потом обнял его, расцеловал. Они сели в машину, уже тронулись, когда Бабак предложил:

- Давай дадим круг, посмотрим на твою работу.

Проводить их вызвался Лейтенант, который заметил, куда упали фашистские самолёты. Один нашли сразу. Собственно, это был уже не самолёт - груда обгоревших обломков. Только более или менее сохранившаяся хвостовая часть фюзеляжа напоминала о том, как грозна и стремительна была эта машина в небе. Обломки ещё дымились. Бабак ударил ногой по обшивке.

- С этим всё ясно. Поехали дальше...

В свой полк Дудин попал только на следующее утро. На КП висел огромный лозунг: "Драться, как комиссар Дудин !"   Николая окружили друзья. Он едва успел доложить о прибытии командиру полка, как очутился в объятиях: Саша Попов, Лука Муравицкий, лётчики из своей и чужих эскадрилий. И конечно, Тормозов. Комэск обхватил его за плечи и оторвал от земли, Николай попробовал освободиться, но это было невозможно.

- Ну, комиссар ! - кричал Тормозов. - Теперь тебе никакие фрицы не страшны !   Раз такой бой выиграл, всё небо твоим будет !

Потом Николай вместе с командиром пошёл на стоянку эскадрильи.

- А политинформацию сегодня проводили ? - спросил он по дороге.

- По-моему, ещё нет, - слегка оторопев, ответил Тормозов.

...В конце Октября 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР комиссару эскадрильи 29-го Краснознамённого истребительного авиационного полка Лейтенанту Дудину Николаю Максимовичу было присвоено звание Героя Советского Союза. А немного позже полк получил звание Гвардейского. Приказ Народного Комиссариата Обороны гласил:

"В многочисленных воздушных боях за нашу Советскую Родину против фашистских захватчиков особенно отличился 29-й Краснознамённый и ордена Ленина авиационный полк: за 2,5 месяца боевых действий сбил в воздушных боях 47 самолётов противника, рассеял и уничтожил 12 мотомехколонн, 4 колонны артиллерии, 2 колонны кавалерии и несколько складов и цистерн с горючим.

За проявленную отвагу в воздушных боях с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество и героизм личного состава Ставкой Верховного Главнокомандования 29-й Краснознамённый и ордена Ленина истребительный авиационный полк преобразован в 1-й Краснознамённый и ордена Ленина Гвардейский истребительный авиационный полк   (командир полка Майор Юдаков А. П.)   Указанному полку вручается Гвардейское знамя.

1-му Гвардейскому авиационному полку дополнительно придается ещё одна эскадрилья самолётов".

...Впереди было ещё много дней большой войны. И грандиозные битвы, подобных которым не знала история. Полк, в котором служил Дудин, - первый среди авиационных соединений получивший звание Гвардейского, - пройдёт славный боевой путь. И до последнего дня сражений будет жить в полку память о подвиге комиссара Дудина. На него будут равняться молодые лётчики, им будут мерить уровень боевого мастерства, воинскую доблесть и отвагу пилоты, ковавшие в небе великую победу. И страна будет салютовать комиссару Николаю Дудину, который своим подвигом в Июле 1941 года сделал уверенный шаг к Маю 1941-го.