Гайдаенко Иван Дмитриевич

Родился в городе Кировограде. Окончил 7 классов неполной средней школы, машиностроительный техникум и аэроклуб. В 1937 году был зачислен в Одесскую военную авиационную школу лётчиков имени Полины Осипенко, которую окончил в 1938 году. Служил под Ленинградом в 333-й разведывательной эскадрилье, летал на Р-5.

Зимой 1939 - 1940 годов участвовал в Советско - Финляндской войне. Был награждён орденом Красной Звезды.

Летом 1940 года принял участие во вводе войск Красной Армии в Эстонию. Затем служил в разведывательном полку под Ленинградом, который имел на вооружении самолёты СБ. Был командиром звена.

После переучивания на истребитель, сражался в 145-м ИАП и 609-м ИАП. В августе 1942 года был переведён в 20-й Гвардейский ИАП, командиром эскадрильи. Вскоре вернулся обратно в 19-й Гвардейский ИАП, возглавив 3-ю эскадрилью. Войну закончил командиром 152-го ИАП.

Всего выполнил около 220 боевых вылетов. Проведя более 20 воздушных боёв, сбил 4 вражеских самолёта лично и 26 - в составе гpуппы.

После продолжал служить в ВВС. Занимал различные командные должности.

Награждён многими орденами и медалями.

Родился и жил я в Кировограде, на Украине. Жили мы на окраине города. А рядом располагался аэродром авиационной бригады. С детства я видел, как летали истребители и бомбардировщики, а однажды самолёт даже разбился неподалёку от нашего дома. Лётчик выпрыгнул, и мы, ребятня, бегали смотреть. Так что стать лётчиком было мечтой моего детства.

Отец у меня погиб рано, семья жила бедно, и, закончив только 7 классов, я поступил в машиностроительный техникум, чтобы получать стипендию и тем самым помогать матери.

При городском Осоавиахиме мы организовали кружок и на общественные деньги купили планер. Запускали его на резиновом амортизаторе, как из огромной рогатки. Летали на нём, пока одна девушка его не грохнула. А потом, когда прозвучал призыв: "Дать стране 150 тысяч лётчиков !" у нас в Кировограде был организован аэроклуб. Я попал в его первый набор, который шёл в 3 группы: пилотов, лётчиков - наблюдателей и техников. Я ещё подумал: "Пилот - это хорошо, но лётчик - наблюдатель это лучше !"   Я же не знал, что это штурманы !   И пошёл записываться. Но мне, к счастью, отказали в приёме в эту группу: "Нет. Ты же на планере летал, давай пилотом"   Вот так я стал учиться. В течение года по вечерам и в выходные мы занимались теорией и практикой - мне же ещё в техникуме учиться нужно было !   Помню, ходили по городу строем, в лётных комбинезонах - красота !

После окончания аэроклуба на самолёте У-2 в 1937 году нам предложили идти в лётную школу, что я сделал с удовольствием. Я был зачислен в Одесскую школу имени Полины Осипенко. Набор школы состоял из двух частей: в одну входили те, кто не имел лётной практики, во вторую - ребята из аэроклубов. Много было парней с Кавказа  ( грузин, армян, азербайджанцев )  и с Украины. Тех, кто не летал, готовили 2 года - год на У-2 и второй год на Р-5, а мы проучились меньше года, сразу вылетели на Р-5. Я - то хотел быть истребителем, но в армии не спрашивают - сказали, будешь летать на Р-5, значит, летаешь на Р-5.

Что я могу сказать про курсантов училища ?   В основном это были ребята из ВУЗов и техникумов. Некоторые недостатки общего образования восполняли инструктора и шефы из Одесского оперного театра, куда мы ходили по субботам и воскресеньям. Конечно, бывали мы и в других театрах. Кроме того, в курсантской столовой стояли столики на 4 человека, как в ресторане, и играл духовой оркестр. Старшина ходил и объяснял, как держать вилку, ложку. Это многим потом пригодилось.

В 1938 году, проучившись всего год, я закончил учёбу. Тогда все рвались туда, где какие - то события происходят. Мы написали рапорта направить нас на Дальний Восток, где только что прошли бои с японцами на Халхин - Голе. Но, опять же, начальству было виднее, и меня направили в Гатчину, под Ленинград. На этом самом первом российском аэродроме базировалась 333-я отдельная разведывательная эскадрилья на Р-5. Тренировались мы очень много, летали днём и ночью.

Двухместный самолёт - разведчик  ( ближний бомбардировщик )  Р-5.

Когда в 1939 году началась финская война, нашу эскадрилью направили на Север. Мы сидели на озере Коолаярве, что на запад от Кандалакши. Основными задачами нашей эскадрильи были разведка и бомбёжка. Финны действовали небольшими отрядами. Найти их в лесу можно было только по оставленной лыжне. Если заставали их отряды на открытом месте, при пересечении замёрзших озер, то тут мы их хорошо обстреливали и бомбили. Нам везло, что с самолётами финскими не приходилось встречаться. На Р-5 вести бой с вражеским самолётом - дело безнадёжное. У нас ведь вооружение какое было ?   Впереди ПВ-1  ( тот же "Максим", только авиационный ), а сзади 2 спаренных пулемёта Дегтярева.

Кроме того, мы снабжали по воздуху наши окружённые дивизии. Война нехорошая была... Руководство хреновое. Ну что эти солдатики могли сделать в своих ботинках с обмотками, тоненьких шинелях и буденновках ?   Две дивизии, по сути, замёрзли. Помню, наша эскадрилья жила в школе. Спали в спортивном зале на нарах, а недалеко от школы в палатке была устроена баня. Мыться же где - то надо было. И вот мы один раз приходим в баню, а туда привезли машину трупов. Они скрюченные. Их в баню затаскивают, отогревают, и они начинают распрямляться. На это было страшно смотреть. Их выпрямили и похоронили как положено...

Нам исключительно повезло, что никакой ПВО на том участке фронта у финнов не было. Они по нам 4 стреляли из стрелкового оружия, но у нас в эскадрилье потерь не было. Правда, уже после войны, когда мы возвращались в Гатчину и сели на Лодейном Поле, комиссар эскадрильи не удержал самолёт на пробеге   ( летали на лыжах, а при сильном ветре его трудно удержать ). Самолёт развернуло ветром, и он винтом зацепил лежавшие на аэродроме штабеля бомботары, в результате чего поломал концы винта. Так как я в эскадрилье был самым младшим, то меня высадили, комиссар забрал мой самолёт и улетел в Гатчину, а меня оставили ждать, когда пришлют новый винт. Но тут мне подфартило. У меня был очень опытный техник. По сравнению со мной, мальчишкой, он был стариком. Он посмотрел самолёт, пошёл, достал ножовку, отпилил каждую лопасть винта, так чтобы они стали одинакового размера, проверил, зачистил, запустил двигатель - не трясёт !   И мы с ним на этом самолёте прилетели домой.

За участие в финской войне я был награждён орденом Красной Звезды, который мне вручил лично Михаил Иванович Калинин. Это потом орденоносцев стало много, а тогда, перед войной, я мог получить ежегодный бесплатный билет в мягкий вагон !

Хотя если честно, то перед войной жили трудно. Посуди сам - жилья не было. Перед финской я жил на частной квартире в каком - то коридорчике, где стояла моя раскладушка. Только после финской лётчики переселились в общежитие, устроенное в одном из крыльев дворца Павла I. Там нам выделили комнату, в которой разместилось 18 человек !

Я в нашей комнате считался самым богатым. У меня был патефон, редкость по тем временам, и велосипед. Потом появились и часы. Часы купить было невозможно, с трудом я разыскал и купил серебряные часики в виде медальона. Но я же не буду медальон носить !   Отдал его в мастерскую, там к медальону припаяли ушки, получились ручные часы.

Как мы размещались в комнате ?   Посредине стоял стол, вокруг кровати. На столе стоял мой патефон, вокруг которого лежали груды пластинок. Вечером пойдём гулять с девушками, возвращаемся кто в полночь, кто позже. Как правило, приходили, ставили свои любимые пластинки и ложились спать, а патефон продолжал играть, пока следующий не придёт и не поменяет пластинку. К слову, больше всего многие любили слушать Клавдию Шульженко. Ездили мы и в Ленинград, ходили в театры.

Одевали нас хорошо, да и денежное содержание у нас было отличное. Мы ведь считались военной элитой. У нас была красивая тёмно - синяя форма. А лётное обмундирование такое: тёплые фетровые бурки с заворотом, комбинезоны меховые, реглан. Гимнастёрка, брюки, бриджи и сапоги - это уже повседневная форма.

Я сразу после финской войны пошёл на курсы для подготовки в Академию при Доме офицеров. Мне, как украинцу, русский язык не давался. Помню, когда мы писали первый диктант по русскому языку, учительница поставила мне не двойку, а единицу. Прошло какое - то время. После следующего диктанта она говорит: "О, Гайдаенко, у вас значительные успехи, я вам уже двойку поставила !"   Вот как было, но, тем не менее, я ходил на курсы. Когда мы перегоняли Р-5  ( их надо было сдать, чтобы получить СБ ), то сели под Москвой в Монино, где располагалась академия. Посмотрел я, как слушателей гоняют строевой подготовкой, и решил, что не пойду в академию. Что я буду так мучиться ?

Летом 1940 года нас перебазировали в Кексгольм, сейчас он называется Приозерском, а оттуда отправили под Псков, где мы приняли участие во вводе войск в Эстонию. Как нам тогда говорили: "Мы подаём братскую руку помощи дружескому эстонскому народу". Скажу о том, что видел своими глазами. У нас тогда какая задача была ?   Допустим, идёт колонна по дороге, впереди легковая машина "Эмка", а за ней машины, танки, пехота. Мы должны были найти эту колонну, определить её местоположение и сбросить им вымпел с указаниями направления движения. После этого мы должны были дождаться ответа, который они напишут, и забрать его. Забирали его так: между двумя шестами натягивалась верёвка, но не привязывалась, а закреплялась свободно. Посередине привязывалось послание. Задача наша была - пройти низко, выпустить "кошку", зацепить веревку и подтянуть послание в кабину. Вот такая связь была в те времена.

Что меня там удивило. Во - первых, тогда все машины красили в зелёный цвет, а в Эстонии ездили красные автобусы. Во - вторых, летишь над каким - нибудь посёлком, деревенькой, и толпа людей с красными флагами выходит встречать войска. Наших же никого до этого там не было !   Никто не мог заставить, как говорят сейчас, выйти эстонцев встречать !   А сейчас говорят, что мы оккупанты. Но ведь ввод войск был по договору с эстонским правительством. Кроме того, нашим войскам была директива: с населением, боже упаси, не вступать ни в какие конфликты.

В августе 1940 года мы опять вернулись в Кексгольм. Получили новые самолёты СБ. Эскадрилью объединили ещё с двумя, создав разведывательный полк, который перебазировался под Ленинград, в Сиверскую, поскольку аэродром Кексгольм был маловат для СБ. Переучивание на СБ далось мне легко. После Р-5 самолёт мне понравился, но он всё равно уже был устаревший.

В декабре вышел известный приказ наркома обороны Тимошенко. Меня, лейтенанта, командира звена, орденоносца, посадили в казарму !   Причём, так как я был командиром звена, меня ещё назначили старшим по казарме. Ох, хватил же я горя с этой срочной службой !   Представляешь, приехали из училищ лейтенанты - лётчики, пришли летнабы, а тут приходит приказ, и их разжалуют в сержанты. Мало того, что запихивают в казарму, так ещё и звание снимают !   Это ж позор перед девушками, знакомыми, родными !   Конечно, дисциплина после этого резко упала. Трудно мне было держать эту банду молодых летунов. Конечно, то, что положено по программе лётной подготовки, мы выполняли, но лётчики ходили в самоволки, пьянствовали. Причем если на выпивку не хватало денег, то ребята что - нибудь продавали из постельного белья  ( общежитие лётного состава здесь было оборудовано как надо: одеяла новенькие, подушки, простыни ). Бардак, одним словом... Один у нас был комсомолец, отличился. Его вызвали на собрание: "Что же ты пьёшь, безобразничаешь ?   Мы тебя исключим из комсомола !"   А он ответил: "Подумаешь !   Исключайте !   А я буду беспартийный большевик !"   Думаю, меня здорово спасло начало войны, а то бы посадили меня за недостачу казённого имущества...

Вообще - то, что вот - вот будет война, мы все чувствовали. Однако подготовка шла своим чередом. 21 июня я и несколько других лётчиков были отпущены в отпуск. Я решил съездить в Кексгольм, к знакомой девушке, а потом домой, на Украину. Пока собирался - тревога. Мы по тревоге выходили на аэродром, расчехляли наши белые, как лебеди, самолёты СБ, прогревали моторы, готовили к вылету. Подготовили фотоаппараты, и цементные учебные бомбы подвесили на всякий случай. Всё делаем как обычно по учебной тревоге. Никто ведь не знал, что тревога боевая !   Только часов в 9 - 10 утра объявили отбой учебной тревоге - боевая тревога. Так для меня началась война.

Бомбардировщик СБ-2.   На такой машине летал Иван Гайдаенко.

Мы сняли учебные бомбы, повесили боевые. Поступила команда перекрасить самолёты в защитный цвет. Мы этим занимались пару дней. Сиверскую в первые дни война не доставала. Мы выполнили 2 - 3 вылета через Финский залив в Финляндию на разведку, а затем нашу эскадрилью перебросили на север, на аэродром Африканца. Там стоял бомбардировочный полк 1-й САД, в которую входили также 145-й и 147-й истребительные полки.

Аэродром бомбили каждый день. Приходили Ju-88 без сопровождения и безнаказанно бомбили. На аэродроме никакой ПВО не было !   Много наших самолётов вывели они из строя, поэтому нашу эскадрилью туда и перебросили. Это ж какое руководство было ?!   Два истребительных полка у них, а бомбардировочный полк не прикрытый !

Вскоре эшелоном по железной дороге привезли десятка полтора МиГ-3. Спрашивают: "Кто хочет переучиться на истребитель ?"   Я изъявил желание. Нам прислали из 145-го полка командира эскадрильи Новожилова и учебный самолёт УТИ-4, на котором он нас стал вывозить.

Примечание: Новожилов Алексей Ефимович. Капитан. Воевал в составе 19-го Гвардейского ИАП   ( 145-го ИАП ). Командовал эскадрильей, затем полком. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 216 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 1 самолёт лично и 19 в группе. Награждён боевыми орденами и медалями.

Конечно, после СБ летать на УТИ-4 было непросто. Новожилов в итоге из 5 добровольцев самостоятельно выпустил только двоих: меня и ещё одного лётчика. Остальные сами отказались, потому что И-16 и УТИ-4 были очень строгими самолётами. На СБ штурвал двумя руками таскаешь, а на И-16 стоит чуть ручку потянуть, и он начинает бочки крутить.

Так я стал истребителем. Попал в 145-й полк. Правда, на МиГ-3 полетать не пришлось - разбомбили их. Дали мне старый И-16, на котором толщина слоя краски была в палец, - и от 145-го полка нашу группу из 5 лётчиков посадили в Алакуртти. Оттуда летали на разведку, штурмовали войска. Вооружён самолёт был двумя ШКАСами. Больше двух очередей этот пулемёт не давал - заклинивало его от перегрева.

Помню, нам дали задание. Во время отступления тяжелый танк KB увяз в болоте, и его бросили. Хотя бы подорвали !   Где там... И нам, подумай только, приказали уничтожить этот танк. ШКАСами ! Соображать же надо было !   Ну, мы, конечно же, полетали, постреляли... А толку ?..

Только один раз я вёл воздушный бой на И-16. Нас вылетела группа из 3 - 4 самолётов, и встретился нам Fi-156 "Шторх". Гоняли мы его, гоняли - никак сбить не можем !   Уже один пулемёт у меня отказал. Но всё - таки сбили.

Вскоре немцы подошли к речушке, что протекала по границе нашего аэродрома. Они с одного её берега стали, а мы с другой стороны. Три дня не могли взлететь - стоял туман. Хорошо, что немцы не наступали дальше. Батальон аэродромного обслуживания ушёл, а нам оставил из провизии только немножко хлеба и шпроты. Хлеб мы быстренько съели и оставшееся время питались этими шпротами, так что уже тошнило от них. Я до сих пор шпроты есть не могу.

На третий день погода улучшилась, мы запустили двигатели и сразу, даже не гоняя их, взлетели и рванули через реку. Перелетели в Африканду, и буквально тут же, в конце сентября, пришёл приказ отправить нас на переучивание. Транспортный ТБ-3 отвёз нас в Сейму под Горький, где мы получили ЛаГГ-3.

Ну, как переучивались ?   Учебных "ЛаГГов" не было. В Сейме огромная стоянка самолётов, которые с завода пригоняли. Нам отсчитали наши машины, говорят: "Облетайте и сматывайтесь отсюда !"   Всё быстрее нужно было делать, ведь там много полков. Мы сделали пару полётов по кругу. Самолёт, конечно, намного сложнее, чем И-16. У того только ручка и газ, ну ещё управление шторками радиатора. А тут управляемый шаг винта, гидравлическая система выпуска и уборки шасси. Но ничего - освоили.

Перелёт давался очень тяжело - октябрь, погоды нет. Полк остался за Иваново, а нас 5 экипажей из эскадрильи Кутахова вырвались вперёд, сев в Обозерский.

Помню, декабрь месяц, холодно, мороз под 40 градусов, техников нет. Приходилось самим на ночь сливать воду и масло, а утром приезжал водомаслозаправщик, заливать горячую воду, горячее масло, гонять двигатели и ждать "у моря погоды". Погоды нет. Вечером опять сливаем.

Там мы услышали про контрнаступление под Москвой. Какая радость была !   Ведь до этого всё время отступали, а тут наши пошли вперёд. Мы давай звонить наверх, чтобы быстрей на фронт отправили. Что тут сидеть ?   Нам прислали Пе-2, который должен был нас лидировать. Штурманом на этой "Пешке" оказался лейтенант, которого я знал по Кировограду, гулял на его свадьбе. И вот погода выдалась. Облачность низкая, но лететь можно. Мы вылетели, он впереди нас идёт, а облачность всё прижимает нас и прижимает. "Пешка" раз - и в облака. А мы остались внизу. Сомкнули строй, "встали" на железную дорогу и по железной дороге дошли до Беломорска. Очень трудно было. Такая погода, что чуть не за ветки деревьев цеплялись. Пришли, сели. Нас спрашивают, где Пе-2 ?   Мы говорим, не знаем. А он влез в облака и разбился - наверное, не умел пилотировать в сложных метеоусловиях.

Пока наш полк не прилетел, нашу пятёрку зачислили в 609-й ИАП, которым командовал Леонид Гальченко. Он до осени 1941-го командовал эскадрильей в нашем 145-м полку, а потом был назначен командиром полка.

Примечание: Гальченко Леонид Акимович. Подполковник. Воевал в составе 145-го ИАП, командовал 609-м ИАП, затем служил в Управлении 259-й ИАД, 258-й САД и 324-й ИАД. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 310 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 13 самолётов лично и 10 - в группе [ по другим источникам: 24 лично и 12 - в группе ]. Герой Советского Союза. Награждён орденами Ленина, Красного Знамени   ( четырежды ), Отечественной войны 1-й степени  ( дважды ), Красной Звезды, медалями.

И вот мы с ними воевали против финнов в районе Сегежа, южнее Беломорска. Один раз группой мы встретили английские самолёты "Брюстеры", были такие у финнов. Стали с ними вести бой и парочку сбили. Когда дрались, они уходили в облака, я тоже вошёл в облака. Я умел летать в облаках - сказался опыт полётов на Р-5 и СБ. Ну, я выскочил за облака и вижу: один наш "ЛаГГ" летает и очередь за очередью даёт. Но по кому же он стреляет ?   Подошёл ближе, смотрю, на хвосте чёрная кошка - знак самолёта Гальченко. Самолётов не хватало, и на нём в тот вылет летел его любимчик Виктор Миронов. Заметив меня, самолёт ушёл в облака.

Мы сели. Стали выяснять, кто что сбил. Миронов говорит, что он сбил. Мол, посмотрите, сколько я израсходовал боеприпасов, а другие насколько меньше. Я ему говорю - "Да ты же, сволочь, расстрелял их за облаками. Там никого не было, а ты просто в воздух стрелял. Я же видел". И до того разругались, что я сказал: "Больше в этом полку ноги моей не будет". А уже наш полк прилетел, но меня не отпускают. Говорят: "Будешь в этом полку воевать". Ну, мы в следующий раз полетели на задание. Там боя не было, возвращаемся на аэродром, они садятся, а я развернулся и к себе в полк улетел. Прилетел, командир полка говорит: "Молодец, пошли они к такой - то матери !"

Примечание: Миронов Виктор Петрович. Капитан. Воевал в составе 145-го ИАП и 609-го ИАП. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 200 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 7 самолётов лично и 13 - в группе  [ по другим источникам: 10 лично и 15 - в группе ]. Герой Советского Союза. Награждён орденами Ленина, Красного Знамени, медалями. Погиб в авиакатастрофе 16 февраля 1943 года.

Я думаю, что не только в Миронове дело, но вообще у Гальченко так бывало. Пижон он был. Сам он, правда, летал неплохо.

Из нашего 145-го, впоследствии 19-го Гвардейского полка многие уходили в другие полки командирами, не только Гальченко. Например, Мироненко Владимира Сергеевича в 1943 года взяли командиром 195-го полка.

Примечание: Мироненко Владимир Сергеевич. Майор. Воевал в составе 19-го Гвардейского ИАП   ( 145-го ИАП ), затем командовал 195-м ИАП. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 200 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 5 самолётов лично и 27 в группе. Награждён боевыми орденами и медалями. Погиб в авиакатастрофе 1 февраля 1944 года.

До этого он был командиром эскадрильи, а я у него замом. Правда, потом погиб Владимир Сергеевич обидно. Он выпить любил...

Страшное дело это пьянство. Он собрал лётчиков, говорит: "Мудаки вы такие, летать не можете, вас же всех посбивают !   Смотрите, как надо летать !"   Взлетел, начал на ЛаГГ-3 на малой высоте пилотаж делать и разбился. Кстати, Миронов тоже разбился. Ему дали Ла-5, новый самолёт в то время, и он прилетел как - то один к нам, на наш аэродром, в Шонгуй - показать пилотаж, и тоже разбился. Меня тогда не было, но ребята рассказывали. Много было таких потерь.

Вот так. Воевал на ЛаГГ-3 я с конца 1941 года, а в 1942 году мы первые в Союзе получили "Аэрокобры".

Первые "Аэрокобры" пришли из Англии. Причем англичане не так, как мы, отправляли самолёты. Мы ведь перед отправкой всё помоем, вылижем, а они, как их "Кобры" были грязные, на колёсах земля, так и привезли нам их такими морским путём на кораблях. Доставили "Кобры" в Африканду. Главной сложностью было то, что с машинами не привезли никаких инструкций. Мы, к примеру, никак не могли допереть, как у них работают тормоза. У нас тормоза пневматические, на ручке был рычаг, который надо было зажать, а у "Кобры", как у бомбардировщика, тормоза гидравлические, и выжимались они носком сапога на педали. Долго мы крутились, пока это разгадали. Другая особенность: "Кобра" трёхточечная, а наши самолёты все с хвостовым колесом. Соответственно на нашем самолёте взлёт осуществлялся так: ручку на себя, бежишь, набираешь скорость, отдаёшь немного ручку, поднимаешь хвост, ещё разгоняешься, потом добираешь ручку и взлетаешь. А на "Кобре" хвост поднимать необходимости не было. Но у нас же инструкции не было, мы не знали. Взлетали, как было положено по нашим нормам, как привыкли.

Первым на "Аэрокобре" вылетал Кутахов. Он ручку на разбеге на себя взял, потом отдал её. Самолёт бежит, бежит и никак не взлетает. Наконец скорость набрал, а тут уже конец аэродрома, но всё - таки машина взлетела. Потом мы допёрли, что ручку надо держать нейтрально, пусть машина бежит, пока не наберёт скорость подъёма передней ноги, а потом уже можно её отрывать.

Примечание: Кутахов Павел Степанович. Подполковник. Воевал в составе 19-го Гвардейского ИАП   ( 145-го ИАП ), командовал 20-м Гвардейским ИАП. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 367 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 14 самолётов лично и 28 в группе. Дважды Герой Советского Союза. Награждён орденами Ленина   ( четырежды ), Красного Знамени  ( пять ), Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды  ( дважды ), медалями.

Когда мы самолёт освоили, то очень хорошо дрались. Причём это ж был 1942-й, самый тяжёлый год.

Немцы рвались к Мурманску, а мы защищали его небо. Вначале у фашистов были старенькие "Мессера" 109-й и 110-й. Мы стали их гонять. "Аэрокобры", особенно первые английские, их превосходили. Они лёгкие были. На них стояла 20-мм пушка, 2 крупнокалиберных пулемёта и 4 крыльевых винтовочного калибра. Я, например, на своей "Кобре" снял крыльевые пулемёты, и она у меня даже на "вертикаль" отлично шла. Немцам с нами было не сравниться. Но это продолжалось до тех пор, пока немцы не прислали более современные "109-е". Они опять стали нас прижимать.

- На одну гашетку оружие выводили ?

- Нет, а надо бы. Гашетка пулемётов выжималась указательным пальцем, а пушки - большим. В бою про пушку часто забываешь. Это у Покрышкина было здорово придумано, но тогда передача опыта была плохо организована. Можно ж было по всем частям сообщить, что есть такое предложение, хотите делайте, хотите нет. Да и дел всего - то: провода переключил, и всё. Это не то что на И-16, где от гашеток на оружие тросики шли. Бывало, её не можешь выжать одним пальцем, приходилось двумя руками выжимать.

- Какие вам чаще всего ставили задачи ?

- Наши полки перебрасывали от Беломорска на юге до Мурманска на севере. Чаще всего мы занимались прикрытием Мурманска, железной дороги и прикрытием войск. Иногда сопровождали ударные самолёты. Одно время нам был придан полк на "Илах", он потом стал 17-м Гвардейским. Там лётчики были подготовлены ещё хуже, чем наши молодые. Ориентировались они плохо. Приходилось выделять один экипаж, который выполнял роль лидера. Он должен был найти цель, спикировать на неё, тогда они наносили удар. Был такой дикий случай. Пошли мы сопровождать "Илы". Они взлетели, собрались, мы пристроили сзади, и один из нас вышел вперёд и пошёл лидировать.

Ну, летим, попали в плохую погоду - снежные заряды, не пройти никак к линии фронта. Походили, вышли к Мурманску, а там зенитки на каждом корабле и на всех сопках стояли. Когда в Мурманск приходили караваны, порт был забит. Любая бомба попала бы точно в цель. Там нельзя было летать никому: стреляли по любому самолёту без разбора. И вот, зенитки как начали рубить, но мы "Илы" всё - таки благополучно отвернули. Пришли на их аэродром в Мурмаши, и лидер, который шёл впереди, просто со снижением прошёл, сделал "горку". Однако лётчики - штурмовики настолько были напуганы зенитным огнём, что зашли и по своему аэродрому отбомбились, а потом на него же и сели. Вот какой был уровень подготовки летчиков...

- В вашем 19-м полку оборонительный круг применяли ?

- Иногда применяли. Только не просто круг, а спираль - восходящую или нисходящую. Сбить на спирали очень трудно. Здесь, как и на пикировании, очень сложно взять упреждение.

- 16 мая 1942 года вас сбили ?

- Да. Дело было так. Восьмёрку во главе с Кутаховым подняли на прикрытие Мурманска. Кутахов, или, как мы его звали, "отец", вёл группу, а я замыкал. Замыкающим меня или Бочкова ставили, поскольку у нас было отличное зрение. Как тогда говорили: "Немцы ещё только взлетают, а вы их уже считаете". На встречных курсах мы перехватили группу немецких самолётов: штук 12 Ju-88 и истребителей примерно столько же.

Немцы отвернули, пошли на петлю. Мы идём параллельно, не атакуем. Они опять разворачиваются на Мурманск, и мы тоже - не пускаем фашистов. Они опять разворачиваются, и мы разворачиваемся. Таких 2 - 3 маневра сделали туда - сюда. Мы ему: "Отец, давай, чего ты тянешь ?   Атакуй !"   И это при том, что их явно больше было !   Немцы в таких случаях в атаку не шли, а нам не терпелось ринуться в бой. Кутахов пошёл в атаку на группу бомбардировщиков, и его первого сбили. Он выпрыгнул. Я его сразу узнал - он высокий, худой, ноги длинные. Я вижу, под куполом человек с длинными ногами, ясно: Кутахов.

Конечно, переживал в тот момент за него. Немцы ж были сволочи. И неправду говорят, будто они рыцари были... Нет !   Они добивали тех, кто на парашютах выпрыгивал. Кутахов висит на парашюте, а они заходят и стреляют. Я старался не допустить прицельной атаки, крутился вокруг него. И по мне попали. Вообще в воздушном бою, если видишь противника, он тебя не собьёт. Я вам объясню почему. Для того чтобы попасть, надо взять упреждение, а это значит, враг должен закрыть капотом твой самолёт и вынести прицел в точку, где предположительно будешь находиться ты в следующие несколько секунд. Если ты активно маневрируешь, то выбрать такую точку практически нереально. Тем не менее пока я крутился, мне попала одна пуля, но очень неудачно - перебила правый трос руля поворота и, как потом оказалось, пробила масляный бак. Вправо я уже не мог повернуться, но мог выполнять левый вираж и идти по прямой за счёт крена.

Бой закончился. Пошли мы на аэродром на малой высоте. Только тут я почувствовал запах гари. Масло вытекло, двигатель заклинило, и он начал гореть. А высота - то маленькая: прыгать невозможно !   Что делать ?   Хорошо, что в Заполярье в это время снега ещё много. Увидел я небольшую долинку и решил садиться в неё. Причём я знал, что у меня самолёт горит, и после посадки надо немедленно его покинуть. Ремни я зафиксировал, чтобы самому не убиться при ударе самолёта о землю, упёрся рукой в приборную доску и сажаю самолёт. Сел и ничего дальше не помню. Когда пришёл в себя, то находился в метрах 10 - 15 от самолёта, который дымил, но не горел. Вот так в бессознательном состоянии отстегнул ремни, сбросил дверь и прополз эти метры.

Это был тяжёлый бой. Особых побед там у нас не было. Но, с другой стороны, хотя меня и сбили фактически, эту победу немцы не могут засчитать - они же не видели, что я сбит. Вот сбитие Кутахова они могут доказать, потому что он выпрыгнул с парашютом. Так же было и с теми машинами, что мы сбивали. Подобьёшь фашиста, он не дотянет, где - то упадёт, но ты ведь не знаешь об этом. А могло быть и наоборот: он задымит, ты его сбитым считаешь, но он всё - таки дотянет.

- Что вы можете сказать о достоинствах и недостатках "Аэрокобры" ?

- Прежде всего я должен сказать, что любил этот самолёт. Я только на нём стал уверенно вести воздушный бой. Конечно, и на ЛаГГ-3 я дрался и победу имел. Он был лучше, чем И-16, но не то...

Кабина, радио, обзор, управляемость "Кобры" были великолепными. Из недостатков можно выделить "слабый хвост". При определённых нагрузках он скручивался. В полку хвостовое оперение всех машин укрепляли уголками.

Мощности двигателя "Кобры" было недостаточно, чтобы вести бой на "вертикали". "Мессер" её превосходил в этом маневре существенно. Кроме того, во время боя приходилось всё время следить за наддувом. На наших самолётах в бою я давал газ до конца, сектор газа аж сгибается, а я всё давлю. А на "Кобре" этого делать было нельзя. Если я до конца дам газ, то произойдёт перенаддув, повысится степень сжатия, произойдёт детонация, и двигатель откажет. Поэтому на "Кобре" надо было летать осторожно, всё время следить за наддувом.

Вообще двигатель на "Кобре" был "нежным", требовавшим хороших масел и ухода. В нём применялись посеребрённые подшипники. Пока он новый, ещё ничего, а после того как его отремонтировали на нашей базе, уже никуда не годный. Чёрт его знает, какие там подшипники ставили... Вот такие двигатели часто отказывали. Но у меня самого, к счастью, отказов двигателя не было.

Кроме того, я считаю, что 20-мм пушка на "Кобре" была хуже нашей ШВАК. У последней была выше скорострельность, а это очень важная характеристика. Но будь моя воля, я бы оставил хотя бы эту 20-мм пушку, но не ставил 37-мм. Из неё стреляешь - пух-пух-пух. Допустим, я взял упреждение, выстрелил: один снаряд прошёл выше, а второй, который должен был бы попасть, так поздно летит, что проходит ниже. Конечно, если из неё попал, то тут шансов у врага нет, но попасть было крайне тяжело. К тому же очень ограниченный боезапас.

- Как стреляли ?

- На "Кобре" стоял хороший прицел, так что стреляли мы по нему, а не "по заклёпкам". Бывало, давали пристрелочную очередь из крупнокалиберных пулемётов, но сам я считал, что такая "трасса" вредна. В бою ведь важнее всего внезапность. Мы больше всего побед одерживали тогда, когда нас противник не видел. Нужно, чтобы неожиданно ты подошёл и ему врезал. А некоторым лётчикам не терпится стрелять. Такие дадут очередь, "трасса" летит, враг её видит и сразу уходит. А когда трассирующих патронов в ленте нет, то ты подходишь и бьёшь. Не попал - ещё ближе подходишь. Во всяком случае, с моей точки зрения, так было лучше, и я просил пулемёты трассирующими не заряжать, но выполнялась моя просьба не часто.

Зато кабина в "Кобре" была намного лучше, чем в ЛаГГ-3. Обзор назад и вбок был очень хороший. И самое главное, на ней была по тем временам прекрасная радиостанция. И даже радиополукомпас был. Когда ЛаГГ-3 мы получили, то не на всех были радиостанции. У ведомых был приёмник, а ведущих приёмник и передатчик. Что это значит в бою ?   Я увидел врага - а у меня только приёмник, я ничего сказать не могу. Но это ещё что. На И-16 когда летали, там вообще никакой радиостанции не было. Как, спрашивается, воевать, наводить ?   Нам, бывало, скажут - лети в тот район и ищи. Правда, в 1942 году, когда мы "Кобры" получили, наведение с земли уже было организовано. Но локаторов было недостаточно.

В кабине был хороший бортпаёк. На каждый приём пищи полагалась отдельная упаковка, в ней всё парафином залито и положены продукты. Ещё там была хорошая аптечка. В ней специальный шприц с обезболивающим. Тебе надо только колпачок снять, и можешь себя сразу уколоть. Перевязочные материалы были отличные. Но этим можно было воспользоваться, только если ты с самолётом сядешь. А так как это было маловероятно, лётчики брали 3 - 4 плитки шоколада, обматывали их изолентой и прикручивали к парашюту или клали в карман. С собой брали пистолет и ещё пару обойм. Ракетницу не брали. Кроме штатного "ТТ", у меня был небольшой немецкий пистолет "Маузер". Мне, к счастью, личное оружие применять не пришлось, но мы на земле в свободное время стреляли. Патронов много было.

Про то, что "Кобру" было тяжело вывести из штопора, сказано много. Когда я был в 20-м ГвИАП, при переучивании на самолёт "Киттихаук" лётчик Купцов в зоне сорвался в штопор. Я стоял на старте, следил, как он пилотирует. Я ему командую: "Выводи, ручку отдай". Потом вижу, что самолёт уже низко, кричу: "Прыгай, прыгай !"   Не прыгает. За лесом самолёт скрылся, и потом оттуда дым пошёл - всё...

А это же Кольский полуостров: ни деревень, ничего нет. Только железная дорога, вдоль неё всё и расположено. Быстро добраться до места падения не получилось. Вылетели туда на У-2. Нашли место падения, но поскольку местность болотистая, то машина ушла глубоко. Копались, копались, но так и не смогли определить, там лётчик или нет, а парашют не нашли. Мы решили, что он погиб. Прошло 2 дня, нет его. Как у нас принято, устроили похороны. Мы в таких случаях брали гроб, что - нибудь клали в него и хоронили. И вот траурная процессия идёт к кладбищу. Вдруг из леса появляется человек, весь в грязи, исхудавший. Спрашивает: "Кого хоронят ?"   Ему отвечают: "Да лётчик Купцов разбился". - "А чего вы меня хороните, я ещё жив". Оказывается, он выпрыгнул на малой высоте, парашют у него успел раскрыться, но он ушибся. Потом парашют собрал и пошёл. Блудил по лесу 2 дня, никак не мог выйти на аэродром. И всё - таки вышел на железную дорогу, добрался в полк. Конечно, после этого надо мной все друзья смеялись: "Расскажи, как ты Купцова хоронил !"

Если же сравнивать наши самолёты, выпускавшиеся уже во время войны, с теми, что поставлялись по ленд - лизу, наши были лучше. Вот такой пример.

В 1944 году на Севере война закончилась. Нашу дивизию оставили, а остальные части уехали на Дальний Восток. Мой полк летал на "Киттихауках". Я узнал, что в Вологде стоят самолёты Як-7Б. Полк, который на них летал, ушёл, а самолёты оставил. Я договорился, поехали мы туда и забрали 12 Як-7Б. Кутахов, командир 20-го Гвардейского полка, где - то достал Як-3. Раз войны у нас, на Севере, уже не было, решили сделать сборы и провести воздушные бои. И вот полетели мы на сборы: Кутахов на Як-3, а я на Як-7Б. Новожилов и ещё один командир полка были на "Кобрах". Так в этих учебных боях мы эти "Кобры" на "Яках" загоняли !

Мне кажется, что из самолётов, которые пошли во время войны, самыми лучшими были "Яки", особенно Як-3. Если там сидит опытный лётчик, то сбить его невозможно: настолько он был маневренный, но и Як-7Б тоже были серьёзными машинами.

- Вешали вам на "Кобры" бомбы ?

- Нет. У нас не было бомбодержателей.

- Летали с подвесными баками ?

- Да. Перегоночный бак на "Кобре" был только для перегонки. Он ставился посередине под фюзеляж. Мы его заправляли, когда гнали самолёты из Красноярска по специальной трассе.

- С англичанами и американцами приходилось общаться, воевать вместе ?

- Мы встречались с англичанами, они были не у нас, а у моряков во 2-м Гвардейском полку. Как - то мы попали в Мурманск, там с ними встретились, устроили грандиозную пьянку. Водку было трудно достать, пили одеколон. Если его водой развести, то получалась такая мутная жидкость, которую называли "белый платочек". Напились все капитально... Так что нормальные были взаимоотношения. Что лётчикам делить ?

- Чем занимались в свободное время ?

- Сидели байки травили. Кто любил выпить, тот выпивал. Как, например, наш Пётр Аксентьевич. Помню, один раз погоды нет, а значит, нет полётов. Сидим в землянке, собираемся на танцы идти. А летали тогда в ватных брюках и в канадских куртках. На танцы же не пойдёшь так. Каждому лётчику командир БАО из нескольких солдатских брюк сшил бриджи. Я свои ищу - нету !   Говорю: "Пётр Аксентьевич, ты не видел мои брюки ?" - "Какие ?" - "Тёмно - синие бриджи". - "А позавчера, помнишь, я принёс пол - литра ?   Так это твои брюки были". Вот так !

Таких любителей было немного. Кутахов, скажем, не пьянствовал и не любил это дело. А я, например, вообще пить не могу - сильно потом болею. И тогда не пил и не курил. Отдавал свои 100 граммов другим лётчикам, а потом мне стали давать вместо водки плитку шоколада. А знаешь, как впервые я попробовал алкоголь ?   Это было на финской. Один наш техник ухитрился получить бочоночек спирта, когда мы улетали на Север. Морозы были такие, что водка замерзала !   Её присылали в чекушках по 100 граммов. Если мороз был свыше 40 градусов, то в этой бутылке выпадали кристаллы льда. В этом случае бутылку отогревали руками, пока они не растают, и пили.

А летали - то мы на Р-5, в открытой кабине. Конечно, у нас были специальные маски с прорезями для глаз. Поверх них нужно было надевать очки, но они сразу запотевали, поэтому мы без очков летали, прячась от ветра за козырьком кабины. Нос и руки были у меня обморожены...

Перед перелётом на Север техник мне говорит: "Тебе надо обязательно выпить, а то пропадёшь. И надо спирт пить, а не водку, эту гадость. Немножко налить в стакан, вдохнуть, выпить, сделать выдох и водичкой запить. Давай ?"   Я согласился попробовать. Он мне налил. Я выпил и не могу ни вдох, ни выдох сделать. Он говорит: "На, запей водой". А вместо воды налил водки. Ошибся !   Я чуть не помер тогда. Ужас !   Зато сразу понял, что спиртное - это не моё.

Мне и без водки удавалось расслабляться. Даже после боя. Мы с ребятами шутили, веселились, даже танцы устраивали. Ведь нам потом в полк девушек дали. Мужчин всех забрали в пехоту, а вместо них прислали девушек. Один раз прилетал ансамбль песни и пляски к нам на Север. Когда они ехали, их пробомбили, никого не убили, но попугали здорово. Мы в это время стояли в Африканде. Они приехали к нам давать концерт. После него был ужин, с выпивкой, как положено. Братия напилась и давай стрелять. Началась паника. Я говорю: "Спокойно, это Гвардия развлекается !"

Что ещё рассказать о фронтовом быте... Суеверий у нас особо не было. Только перед вылетом не фотографировались. И вообще мало фотографировались. А брились как положено. С этим у нас примет связано не было. Талисманов тоже никаких не заводили.

- Романы на фронте были ?

- А как же. Сколько я пострадал из - за этих романов, не дай бог...

- Политическая работа много отнимала времени ?

- Нет. Такой был у нас случай, прислали нам освобождённого секретаря парткома. Он не был лётчиком - такой лапоть. И вот, когда открыли союзники Второй фронт, у нас, как обычно в подобных случаях, собрали митинг. Там говорили о том, что союзники наконец - то открыли Второй фронт и высадились во Франции под руководством генерала Эйзенхауэра. И, значит, помимо прочих, выступает этот секретарь парткома. Он говорит: "Товарищи, наконец - то союзники нам помогают, открыли Второй фронт под руководством генерала Эзенахера..."   Весь митинг упал от хохота. После этого его так и прозвали Эзенахер. Вот вам и политическая работа... Нет, она много крови не портила. Нормально мы жили.

- Фотокинопулемётами пользовались ?

- Да, они были. Фотокинопулемёт имеет задержку, и если я уже отпустил гашетку, пулемёты не стреляют, а фотопулемёт ещё несколько секунд продолжает работать, специально, чтобы увидеть результат. Но когда идёт маневренный бой, то ничего не увидишь, ты ведь на месте не стоишь. Поэтому сбитые в основном подтверждали наземные войска, посты ВНОС. А если летали группой, то подтверждали лётчики группы. Но нам не всегда верили. Направляли разведчиков, чтобы те подтвердили. А если над морем сбили, тут уж некому было подтвердить...

У нас в полку был принцип, которого в других полках не было. Если на задание вылетала группа и сбивала самолёт, то эту победу писали всем лётчикам группы. Потому, посмотри, у меня записано в группе 26 сбитых самолётов, а лично сбитых только 4. Понимаешь ?   Мы за личными счетами не гнались. Важно не записать себе сбитый самолёт, а сохранить группу, своих лётчиков. Пусть даже меньше сбить, чёрт с ним !   Но главное, чтобы все остались живы. Это было абсолютно правильно. Да, конечно, получалось, что счета у всех лётчиков большие, а сбили, в общем - то, немного. Если суммировать всех лётчиков, то получается огромная цифра. Так нельзя. Мы все считали точно и честно, не старались обмануть кого - то. Запись сбитых всей группе - это была защита дружеских отношений, духа коллективизма, чтобы лётчики не рвались геройствовать поодиночке, стремясь награды заработать. Конечно, были и те, кто себе хотел приписать победы. Например, Кривошеев, который старался себе насбивать. Мы все равно старались его прикрыть, но не уберегли - погиб...

Примечание: Кривошеев Ефим Автономович. Лейтенант. Воевал в составе 19-го Гвардейского ИАП   ( 145-го ИАП ). Всего за время участия в боевых действиях выполнил 96 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 5 самолётов лично и 15 в группе. Герой Советского Союза  ( посмертно ). Награждён орденами Ленина  ( дважды ). Погиб в воздушном бою 9 сентября 1942 года при таране самолёта противника.

А этих 4 я как сбил ?   К примеру, один раз вылетели мы группой на задание. Мы тогда ещё на "ЛаГГах" летали. У меня был замечательный самолёт, 5-точечный первых выпусков, хорошо отполированный, почти чёрный, с пятнами. Я его "Коброй" называл, хотя "Аэрокобр" у нас тогда ещё не было. Я уже говорил, что очень хорошо видел, и разглядел разведчика. Кутахов мне говорит: "Ну, если видишь, давай !"   Я набираю высоту больше 6000 метров. Без кислорода !   Мы ведь обычно всегда летали низко, а тут я за разведчиком полез. Лечу вдоль железной дороги. Стал догонять этот "Дорнье-215". Он вначале ровно шёл, фотографировал, что ему надо было, меня не видел. Наконец немецкий стрелок увидел меня, начал стрелять. Я старался немножко маневрировать, чтобы подойти поближе. Ну, подошёл и как ему врезал. Он задымил, перешёл в пикирование, я за ним. Так и пикировали, пока он не упал.

Однажды послали меня сопровождать нашего разведчика Пе-2. Самолётов не было, и я вылетел один. Мы уже обратно возвращались. Я шёл сбоку - сзади и выше со стороны солнца. И тут раз - пара немцев. Они догнали этот разведчик, а меня не увидели. Я сверху спикировал и одного сбил на глазах у этого Пе-2. Второй немец спикировал и ушёл. Этого мне засчитали, а порою с подтверждением было очень трудно. Собьёшь, а внизу населения нет, никто не видел...

Наш 145-й, ставший весной 1942 года 19-м Гвардейским, авиаполк был посильнее соседнего 20-го Гвардейского  ( бывший 147-й ИАП ). Потери в нём были намного выше, чем у нас, и где - то в Августе 1942 года меня перевели туда на усиление. Я не хотел туда ехать, но Туркин, командующий ВВС 14-й армии, прислал У-2, буквально с приказом: "Связать Гайдаенко и отвезти в 20-й полк". Что тут сделаешь ?

В 20-м полку к тому моменту из старых лётчиков никого не осталось, и прислали молодых ребят, только из училищ. Много, конечно, сейчас вранья о наших потерях в первый период войны. Но много и правды. Били нас немцы, ох, как били !   Почему ?   Сами судите. В это время 20-й полк отвели с аэродрома Мурмаши немножко в тыл, чтобы переучивать полк. Я принял эскадрилью. Знаешь, из кого она состояла ?   У меня был заместитель, Капитан, получивший 10 лет условно за трусость. Ему дали возможность летать, мол, если ещё провинишься, то пойдёшь в штрафбат. И ещё был под моим началом командир звена, офицер, а остальные лётчики только из училищ прибыли сержантами, в обмотках, в ботиночках, в шинелишках. Стал я с ними беседовать, спрашиваю: "Какой у вас налёт ?"   Старший из них объясняет: "Летали мы на И-16, у меня самый большой налёт: 10 самостоятельных полётов. Остальные сделали 3 - 5 полётов". Вот такие лётчики !   Разве можно на фронт присылать таких ?!

А знаешь, как подготовка наших лётчиков проходила ?   В начале войны был запрещён высший пилотаж !   Когда я переучивался на И-16, так Новожилову говорю: "Покажи, как бой вести, я же после СБ, там никакого пилотажа". Он отвечает: "Во - первых, пилотаж запрещён, во - вторых, в бой попадёшь - сам будешь крутиться как надо. А не сможешь - значит, собьют". Вот такое обучение !   Но я - то хоть имел опыт, большой общий налёт днём и ночью, а эти пришли... Их надо было ещё год учить !   Не меньше !   В последующем были созданы так называемые ЗАПы. Но и там недостаточно учили. Там должны были обучать воздушному бою и всему прочему, но в запах жаловались, что горючего не дают, запчастей на самолётах нет, всё шло на фронт.

А ведь 20-й полк летал на "Киттихауках". Вот этих сержантов надо было переучивать на них. "Киттихаук" - сложный самолёт. На разбеге, если резко взять ручку, чтобы поднять хвост, его начинает разворачивать. Так же и при посадке. А как только он начинает разворачиваться, накреняется и ломает консоль. Каждый полёт молодые ломают самолёты... Потом я всё - таки сбежал с этого полка. Что я буду делать с этими сержантами ?   Убьют же !   Подобрал 4-х лётчиков, получше, и перебрался опять в 19-й Гвардейский полк, где возглавил 3-ю эскадрилью.

Мы чуть позднее молодёжь так старались вводить. Брали по одному человеку в группу из 6 - 8 самолётов. И то однажды был такой случай. Взяли одного ведомым к командиру эскадрильи Мироненко. Завязался бой. Этот новичок ошалел, уцепился за Мироненко и стреляет по нему. То есть он уже не различал, где какой самолёт. Мы ему кричали по радио, а тут же бой идёт, не до этого, а он ещё и по нашим стреляет. В конце концов немец зашёл и сбил его. Вот такой был случай.

- У вас основная результативная боевая работа связана с 1942 годом ?

- Да. Основная интенсивность боевых действий на Севере была в 1941 - 1942 годах. Тогда немцы рвались к Мурманску. А потом были уже эпизодические бои. Но всё равно потери шли... Бочков погиб. Иван был хорошим парнем. Он до войны был в 147-м полку, считался плохим лётчиком. Отличником он не был, но и хулиганом не слыл. Говорили, что был он какой - то забитый. У него была симпатичная жена, но блядь, извини за выражение. Со всеми гуляла... А когда война началась, все семьи были эвакуированы. Оставшись без жены, Иван стал летать хорошо, выпрямился: такой красивый парень, все девки вокруг него крутились. Но он скромный был в этом плане и хорошо воевал, получил звание Герой Советского Союза. И вот погиб... Как, я не знаю.

Примечание: Бочков Иван Васильевич. Майор. Воевал в составе 19-го Гвардейского ИАП  ( 145-го ИАП ). Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 300 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 7 самолётов лично и 26 - в группе  [ по другим источникам: 8 лично и 32 - в группе, в 350 боевых вылетах ]. Герой Советского Союза  ( посмертно ). Награждён орденами Ленина  ( дважды ), Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, медалями. Погиб в воздушном бою 4 апреля 1943 года.

Кроме того, в конце 1942 года меня второй раз подбили, и пришлось мне садиться на лес. В итоге сломал позвоночник. Хорошо ещё, что приземлился недалеко от аэродрома и меня тут же начали искать.

Если бы не нашли, я, наверное, там бы и замёрз, поскольку из - за травмы позвоночника сам вылезти из кабины я не мог. Сейчас на кагэбистов бочку катят, а у нас был представитель СМЕРШа, бывший инженер из Ленинграда, хороший мужик, старше меня. Я с ним дружил до самой его смерти. Так вот он возглавил группу поиска, которая меня вытащила.

Г. А. Рейфшнейдер - Калугин, 1942 год.

Пока меня не было, командир полка Новожилов 12 марта 1943 года угробил почти всю мою эскадрилью. Немножко вернусь назад в своём рассказе. В самом начале войны полком командовал Николай Иванович Шмельков, но он у нас пробыл недолго, и командиром стал Георгий Александрович Рейфшнейдер.

Он сам летал не часто, но умел организовать боевую работу. Он первый стал проводить разборы каждого боевого вылета, вырабатывать вместе с лётчиками тактику действий. Он позволял лётчикам принимать решения самим. Поэтому при нём полк здорово поднялся.

В середине 1942 года Рейфшнейдера, сменившего фамилию на Калугин, забрали командиром дивизии штурмовиков. Ходил тогда такой анекдот:

Один говорит: "У нас командир дивизии Калугин, такой толковый". Второй: "До чего ваш Калугин похож на нашего Рейфшнейдера".

Мы просили поставить командиром полка Кутахова, но назначили Новожилова. Это был "колхозник", уже в то время практически пожилой дед. Он страшно боялся начальства, и если что скажут сверху, так спешил выполнять, не думая. В тот день ему позвонили на командный пункт, приказали поднять эскадрилью. Он дал ракету в воздух, не глядя, что кругом немцы ходят. На взлёте сбили четверых. Вот говорят, что немцы были рыцарями. У меня ведомым был Ивченко, такой высокий, симпатичный парень, я из 20-го полка его забрал. Так он сел вынужденно на озеро. Как сядешь - надо за самолёт прятаться, а он от самолёта побежал. И фашисты расстреляли его на земле. Вот какое рыцарство !

После того как меня сбили, я долго не летал, по госпиталям валялся. Тогда медкомиссий особых не было - если сам не заявишь, что летать не можешь, так и будешь летать. Я, подлечившись, приехал в полк и начал потихонечку летать. Поначалу тяжело было. Я на боевые вылеты не летал, 2 раза ездил в Красноярск перегонять "Кобры". А потом начал летать, снова воевать, и всё было нормально. Через некоторое время меня назначили инспектором по технике пилотирования дивизии, а затем командиром 152-го полка.

- Звёздочки когда начали рисовать ?

- Не помню. Вначале никто не рисовал. У нас всегда лётчиков было больше, чем самолётов. Редко когда самолёт был закреплён за кем - то. Сегодня ты на одном летишь, завтра на другом.

- Когда перешли на 4-самолётное звено ?

- Примерно в середине 1942 года стали летать парами. Даже по одному летали - самолётов не хватало. Помню, подняли меня на прикрытие войск, лечу один, больше никого нет. А Туркин, командующий авиацией, наслышался про Покрышкина и его этажерку и с командного пункта кричит: "Ходите в два эшелона. Один вверху, второй внизу". Я отвечаю: "Да, да. Я сейчас крен сделаю, одно крыло будет вверху, а другое внизу !   Вот и будет два эшелона !"   Начальства во время войны не стеснялись.

- Максимальное количество вылетов в день ?

- Всегда по - разному было. Летом 5 - 6 вылетов, день большой. Зимой солнца нет, только 2 - 3 часа сумерек. Выполняли 1 - 2 вылета.

- Что вы можете сказать о немецких лётчиках ?

- Это были очень хорошие, подготовленные лётчики. Да и техника у них была на уровне. Хотя, наверное, раз мы их сбивали, значит, и у них были недостатки. Одно замечу: воевали они не так, как мы. Мы могли, если нам поставлено задание, вшестером ввязаться в бой против 30 их самолётов. А немцы при таком раскладе ни за что не вступили бы в бой. Я не знаю, как на других театрах, но у нас стабильно: если их меньшинство, они поворачиваются и уходят. Точно так же, если ты сверху, а у него высота меньше. Но воевать они умели. К сожалению, о немцах, против которых мы воевали, у нас сведений практически не было и с их сбитыми лётчиками нам общаться не давали.

- Случаи трусости у вас в эскадрилье, в полку были ?

- Наш Пётр Авксентьевич Хижняк был трусоват. Такой пример. Когда мы переучились на "Кобры" в Африканде, он полетел на Алакуртти. И вот он летит на большой высоте. Никого нет, радио на "Кобре" хорошее. Он и говорит: "Мессера", выходите, Пётр Авксентьевич над вами !"   А Кутахов в это время стоял с микрофоном на старте и возьми да скажи: "Сзади 109-е !"   Пётр Авксентьевич затих. А минут через 20 на малой высоте пришла его "Кобра". Его потом решили убрать из полка.

Примечание: Хижняк Пётр Авксентьевич. Старший лейтенант. Воевал в составе 19-го Гвардейского ИАП  ( 145-го ИАП ). Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях сбил 1 самолёт лично и 2 в группе. Погиб в воздушном бою 20 Августа 1943 года.

- Что вы можете сказать о Кутахове ?

- Он как лётчик был отличный, но характер у него был жёсткий. Помню, 837-й полк на "Харрикейнах" прислали  ( "Харрикейны" - поганые самолёты. Просто гадость ). Мы их называли зверинец, поскольку у них самолёты были разрисованы тиграми, львами, медведями. Они сели, в Мурмашах, а мы были в Шонгуе. Кутахов считался опытным, и командующий приказал ему вылететь в Мурмаши и рассказать лётному составу вновь прибывшего полка о театре военных действий. Кутахов полетел. Там собрали лётчиков. Говорят: "Вот, местный командир эскадрильи Кутахов вам расскажет, как тут идут бои". Некоторые зашикали: "Подумаешь, что, мы сами не знаем ?"   Кутахов услышал это: "Ах, так ?!   Да пошли вы к едрене матери !"   Поворачивается, за шлемофон, сел и улетел обратно. Через пару дней от их полка ничего не осталось. Расколошматили их в пух и прах. Ребят, оставшихся из того полка, отдали нам уже без самолётов. Один Кутаков был у нас в эскадрилье. Он сам москвич, интеллигентный. У нас лётчики все грубоватые, матом могут послать. Он вначале даже краснел. Потом обтёрся, летал нормально, жив остался.

Командир 19-го Гвардейского ИАП Гвардии майор П. С. Кутахов.

Ну, а Кутахов - он мог послать и даже в морду дать, если что. Но, когда воевали, он был, безусловно, боец настоящий, и умел руководить полком. А это умеют немногие. У нас с ним были нормальные отношения, но нельзя сказать, что он мне давал какие - то поблажки. После войны, когда он стал заместителем, а затем и главкомом, у него стали проявляться крайне неприятные черты - обострённое самолюбие, любовь к подхалимам. Но главком он был хороший.

- Что для вас война ?

- Это была тяжёлая обязанность. Конечно, я был рад, когда она закончилась. Тем более что никакого удовольствия от ведения боя я не испытывал. Когда я сбивал, было приятно, но я бы не сказал, что мне хотелось часто это повторять. А вот лётчиком оставаться хотелось.

Список документально зафиксированных воздушных побед И. Д. Гайдаенко
в составе 145-го ИАП  ( 19-го Гвардейского ИАП ), на самолётах ЛаГГ-3 и "Аэрокобра":