Есть в Донбассе небольшой город - Харцизск. Одна из его лучших улиц носит имя Героя Советского Союза Владимира Фёдоровича Шалимова. На этой улице, называвшейся прежде Почтовым переулком, в рабочей семье инвалида Русско - Японской войны Фёдора Григорьевича и Веры Алексеевны Шалимовых родился и рос будущий Герой. Здесь он вступил в комсомол и отсюда уехал учиться в военно - авиационное училище штурманов.

Имя Героя Советского Союза Владимира Фёдоровича Шалимова присвоено не только улице, но и пионерскому отряду 5-й средней школы   ( бывшей 34-й ), в которой учился и которую окончил Шалимов. Он Почётный гражданин города Харцизска.

В годы Великой Отечественной войны мне довелось вместе с Владимиром Шалимовым участвовать как в защите осаждённого фашистами Ленинграда, так и в последующих операциях сначала по прорыву, а затем и полному снятию вражеской блокады героического города на Неве. Немало боевых вылетов в те дни произвели мы с Шалимовым в одном экипаже. Он был штурманом, я - командиром экипажа. И этот рассказ о нём - моём друге Владимире Шалимове.

Напористый июньский ветер подгонял плывущие в небе белые громады облаков, шелестел в молодой листве берез и осин. Аэродром казался безлюдным. Только на маленьком "пятачке" командного пункта было оживлённо. Это техники улетевших на боевое задание экипажей время от времени приходили сюда, чтобы услышать по радио голос своего стрелка - радиста и узнать, как там идут дела. В шуме, раздававшемся из репродуктора, нелегко было разобраться. Разные голоса забивали друг друга: одни сообщали о воздушной обстановке, и просили подмогу, другие кого-то предупреждали об опасности, давали указание, как действовать, выражали то восторг и радость, то гнев и разочарование, третьи сообщали о результатах боевой работы. Но дежурный штурман и стоявшие у репродуктора техники хорошо понимали, что к чему, точно улавливая в этой сумятице знакомые голоса радистов своих экипажей.

- "Дуб", "Дуб !"   Я - "Зоркий-20", - чётко раздалось из репродуктора. - В районе Красногвардейска атакован истребителями...

Дежурный штурман словно срастается с приёмником, барашки ручек настройки чутко реагируют на почти неуловимые движения его пальцев и, словно отодвигая в стороны все другие шумы, прокладывают через эфир кратчайшую дорогу к "Зоркому-20". Услышав сообщение "Зоркого", к приёмнику подошли командир и начальник штаба, склонились над ним, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Но сообщений от "Зоркого-20" больше не было.

Что там произошло ?   Тревога за боевых товарищей охватила всех, кто был на КП. Не прошло и нескольких минут, как все находившиеся на аэродроме знали, что экипаж Козлова атакован вражескими истребителями и связь с ним прекратилась.

Я хорошо знал всех членов экипажа старшего лейтенанта Вячеслава Козлова. Мы познакомились в марте 1942 года на одном из пригородных ленинградских аэродромов во время переучивания на самолёт Пе-2. Уже в те дни я проникся большим уважением к этим прекрасным ребятам. Они успевали не только изучать новый самолёт, но и регулярно вылетать на своём стареньком СБ на боевые задания, которые всегда успешно выполняли.

В тот тяжёлый июньский день 1943 года, как и все в эскадрилье, я очень беспокоился о судьбе экипажа. Июньские дни в районе Ленинграда длинные. Но тот тянулся особенно долго. Пока было светло, каждый из нас надеялся, что самолёт Козлова вот-вот вернётся: полагали, что он сел где-нибудь на вынужденную. С минуты на минуту ждали и каких-нибудь сообщений о невозвратившемся на базу экипаже. Однако до самого вечера никаких вестей не было. Лишь вечером на КП затрещал звонок телефона. С командного пункта командующего Воздушной армией сообщили, что горящий Пе-2 упал в Финский залив и что в районе форта Ольгино моряки подобрали штурмана Шалимова. О судьбе старшего лейтенанта Козлова и стрелка - радиста Самойлова никто ничего не знал.

О штурмане Владимире Шалимове я был и раньше наслышан немало, а в тот злополучный день, когда у нас только и разговоров было, что о Козлове, Шалимове и Самойлове, узнал о нем много неизвестных мне подробностей.

Владимиру Шалимову исполнилось 19 лет, когда в ноябре 1940 года, успешно окончив военно - авиационное училище и получив воинское звание "Младший лейтенант", прибыл он в 1130-й отдельный разведывательный авиационный полк ВВС Ленинградского военного округа. Разведполк принимал участие в боевых действиях во время Советско - Финляндской войны, и многие его лётчики и штурманы были награждены орденами. Немало было здесь и молодёжи, прибывшей из разных военно - авиационных училищ. Как и все молодые пилоты, Владимир Шалимов с восхищением смотрел на полковых орденоносцев. Ему очень хотелось побыстрее познакомиться с каждым из них, стать полноправным членом одного из боевых экипажей.

На вооружении полка состояли бомбардировщики СБ, заслужившие славу в испанском небе. По тому времени СБ был хорошим современным самолётом, и Владимир Шалимов стал с большой охотой и старанием готовиться к самостоятельным полётам на нем. Он усердно изучал район предстоящих полётов, материальную часть самолёта, его вооружение, навигационные приборы и оборудование.

Молодых быстро вводили в строй. После нескольких контрольных полётов Шалимова зачислили в экипаж младшего лейтенанта Вячеслава Козлова. Лётчик и штурман быстро подружились, хотя по характеру были людьми разными. Козлов - общительный, весёлый и разговорчивый. Шалимов же, наоборот, замкнутый и "ершистый" в общении с товарищами. Их боевая дружба обоим пошла на пользу. В экипаже с первых дней установились полное согласие, взаимное уважение и доверие. К лучшему изменились и характеры друзей: более вдумчивым, рассудительным и спокойным стал Козлов, веселей, общительней и дружелюбней стал Шалимов.

Весной 1941 года в числе нескольких экипажей Козлов и Шалимов были переведены из полка в 117-ю отдельную разведывательную авиаэскадрилью, которая базировалась на Карельском перешейке. В этом летнем лагере их и застала война.

Первые разведывательные полёты к линии фронта экипаж Козлова произвел в самом начале войны. В июле 1941 года эти полёты стали регулярными, и экипаж всегда возвращался на свой аэродром с точными и подробными разведданными. В августе экипаж Козлова вместе с другими экипажами 117-й разведэскадрильи не только вёл разведку, но и бомбил фашистские войска, рвавшиеся к Ленинграду. Уже тогда были отмечены точные и сокрушительные бомбовые удары по живой силе и боевой технике врага, а также снайперский огонь по вражеским истребителям штурмана Владимира Шалимова. Десятки тонн авиабомб сбросил он на головы врага. От его метких ударов горели фашистские танки, автомашины, рассыпались колонны вражеских войск, наступавших на Ленинград. А фашистские истребители, пытавшиеся атаковать самолёт Козлова, не раз натыкались на огонь пулемётов штурмана Владимира Шалимова и, получив изрядную порцию свинца, покидали поле боя.

Трудные боевые задания достались в первые месяцы войны авиационным частям и соединениям Ленинградского фронта. Нелегко было и лётчикам 117-й разведэскадрильи. Дневные полёты на самолётах СБ на воздушную разведку и бомбёжку вражеских войск не всегда проходили благополучно, разведэскадрилья несла большие потери и лётного состава и боевой техники.

"На Ленинградском фронте имеется всего 268 самолётов, из них боеготовых только 163", - докладывал 14 сентября 1941 года командующий Ленинградским фронтом. - "Очень плохо с бомбардировщиками и штурмовиками: Пе-2 - 6 самолётов; АР-2 - 2 самолёта; СБ - 11 самолётов и Ил-2 - 2 самолёта".

В 117-й разведэскадрилье к тому времени осталось всего 2 самолёта Ар-2 и 5 самолётов СБ, которые использовались в основном как бомбардировщики. И всё-таки, несмотря на то, что силы авиации на Ленинградском фронте в те дни были слишком малы и явно недостаточны для обеспечения крупных наступательных операций, командование фронта в ночь на 18 сентября 1941 года предприняло наступление с целью прорыва кольца вражеских войск, окруживших Ленинград. Форсировав Неву у Московской Дубровки, наши войска захватили небольшой плацдарм на её левом берегу и закрепились на нём. Всего 3 километра по ширине и на 600 - 800 метров в глубину простирался этот плацдарм, названный Невским "пятачком".

Много месяцев ни днём, ни ночью не утихали ожесточённые и кровопролитные бои за Невский "пятачок". Вот тут-то и сыграла свою роль 117-я разведэскадрилья. Её лётчики, особенно экипажи Козлова, Младинского и Гончара, с 18 сентября 1941 кода в течение 240 дней и ночей при любой погоде летали на огненный Невский "пятачок" и на парашютах сбрасывали его защитникам продукты питания, боеприпасы и другие важные грузы.

Это были трудные и опасные полёты. Фашисты стремились стеной сплошного, в том числе и зенитного огня отрезать Невский "пятачок" от основных войск фронта. Не так-то просто было прорваться на самолёте через стену заградительного зенитного огня. Не проще было и сбрасывать груз в этом море огня. Площадь плацдарма была слишком мала, и, чтобы не сбросить груз на территорию, занятую противником, нужна была исключительная точность расчёта. А в этом деле решающая роль принадлежала штурманам экипажей, их мастерству, мужеству, хладнокровию и выдержке. Именно эти замечательные качества, как никто другой, проявил во время полётов на огненный Невский "пятачок" Владимир Шалимов.

В тот июньский день, когда все мы с тревогой ждали вестей об экипаже Козлова, узнал я и ещё несколько эпизодов из боевой биографии Владимира Шалимова. Мне рассказали, как в начале зимы 1941 года он разыскал и помог уничтожить тщательно замаскированный вражеский бронепоезд, обстреливавший из своих орудий пригородные ленинградские аэродромы. Было это так. Поздней осенью 1941 года наша воздушная разведка установила, что финны проложили железную дорогу от Белоострова через глухие леса почти до самого переднего края обороны. Позже, в начале зимы, какая-то неизвестная "кочующая" батарея стала регулярно обстреливать пригородные ленинградские аэродромы, расположенные на Карельском перешейке. Нашей артиллерии никак не удавалось подавить эту батарею, так как она всё время меняла позиции.

Несколько раз вылетали на поиски этой таинственной батареи экипажи 117-й разведэскадрильи, но обнаружить её никак не могли. Летал на эти задания и экипаж Козлова. Долго не удавалось воздушным разведчикам обнаружить коварную батарею. Но вот в одном из таких разведывательных полётов Владимир Шалимов обратил внимание на не совсем обычный вид небольшого состава, стоявшего в лесном тупике железной дороги и не подававшего никаких признаков присутствия в нём людей.

- Уж очень какой-то подозрительный состав ! - сказал Шалимов, внимательно поглядывая вниз.

- Да ну !   Какие-то старые негодные вагоны, - попытался развеять его сомнения стрелок - радист Самойлов.

- Не похоже, - рассуждал Шалимов. - Что-то уж больно громоздкие вагоны.

- А может, маскировка ? - спросил Самойлов.

- Пожалуй, - ответил Шалимов и посетовал: - Жаль, бомб не захватили. Придётся наведаться сюда ещё разок.

Полетали они, полетали, посмотрели на загадочный состав, немного постреляли по нему и, ничего не добившись, улетели. На аэродроме Шалимов доложил о своих наблюдениях и предположениях командиру и попросил разрешения на повторный вылет, но с авиабомбами. Когда они вновь оказались над загадочным составом, Владимир Шалимов сбросил на него бомбы. Догадка его подтвердилась. Взрывная волна разбросала всю маскировку, и глазам воздушных разведчиков предстал бронепоезд.

- Ну, наконец-то попалась ты нам, таинственная батарея ! - обрадованно сказал Шалимов и стал по радио докладывать координаты.

Железная дорога была разбита бомбами, и уйти бронепоезд уже не мог. Не прошло и нескольких минут, как наша артиллерия открыла по нему уничтожающий огонь, а Шалимов корректировал этот огонь по радио.

Наступило утро 25 июня, и в эскадрилье стало известно, что Козлов и Самойлов погибли, моряки - кронштадтцы извлекли их тела из самолёта, упавшего в Финский залив близ острова Котлин. А днём вернулся в часть Шалимов: командир эскадрильи капитан Гладченко посылал за ним самолёт По-2.

Радостно, дружескими объятиями и крепкими рукопожатиями встретили товарищи Владимира Шалимова. Никто не докучал ему расспросами: каждый понимал, как тяжело переживал Шалимов гибель боевых друзей. Лишь несколько дней спустя, немного успокоившись от пережитого, Шалимов сам со всеми подробностями рассказал о том боевом вылете и о своём спасении.

- Мы получили задание вылететь на Пе-2 на разведку фашистского аэродрома и железнодорожного узла, - рассказывал он. - Летели без истребителей прикрытия. Линию фронта прошли более или менее спокойно. Связь с командным пунктом поддерживал по радио стрелок - радист старший сержант Самойлов. Его позывной был "Зоркий-20". Когда проходили над указанным пунктом, заметили, что станция забита железнодорожными составами, а лётное поле аэродрома - самолётами. Едва успели всё зафотографировать, как с аэродрома один за другим стали взлетать фашистские истребители. Пора было уходить, и мы поторопились развернуться на Ленинград. Но уйти от преследования не удалось. За нами увязалась четвёрка "Мессершмиттов" и стала нагонять нашу "Пешку". Первую атаку "Мессеров" мы отбили. Удачно маневрируя, Козлов уверенно держал курс на свою базу. Но "Мессеры" не отставали. Они стали атаковать нас парами, по очереди. Преследовали до самого Петергофа.

При подходе к Петергофу один из атаковавших нас "Мессеров" немного замешкался. Я успел дать по нему длинную очередь. Сильно дымя, "Мессер" отвалил в сторону. Но следить за ним не было времени, так как в атаку пошла вторая пара. В этот раз другому "Мессеру" досталось от Самойлова. Но оставшаяся пара стала атаковать нас с необычайной яростью. После одной из этих атак Самойлов вдруг замолчал. Я несколько раз позвал его, но он не отзывался. Фашисты начали новую атаку. На этот раз им удалось поджечь наш самолёт. Козлов, выжимая из "Пешки" все силы, стремился поскорее перетянуть через Финский залив, чтобы где-нибудь произвести посадку. Но над заливом нас догнала и вновь атаковала оставшаяся пара "Мессеров". Их пулемётные очереди ударили по пилотской кабине, Козлов был убит. Потерявший управление самолёт стал падать. Мне удалось открыть нижний люк и вывалиться из него...

Все, кто слушал Шалимова, молчали, напряжённо обдумывая случившееся.

- Ну а ты-то как ? - спросил его один из лётчиков. - Хотя и с парашютом, но опускался-то в воду, а плавать, говорят, не умеешь ?

- Теперь, наверняка, научится ! - попытался пошутить кто-то.

- Точно. Плавать не умею, - смущённо ответил Шалимов. - Покупался, попил водички, но, как видите, жив. Повезло мне - неглубоко там оказалось, всего по шею. Но не сразу так было. Сначала, наверное, было глубже. Когда я упал в воду, то погрузился с головой и дна не достал. К счастью, при спуске я замешкался и не отстегнул ремни парашюта. И вот когда я погрузился в воду, наполненный воздухом купол парашюта порывом ветра взметнуло на гребень волны, и он выдернул меня из глубины и потащил в сторону берега. Потом, когда ветер ослаб, я снова стал погружаться, а тут новый порыв ветра, парашют ещё немного протащил меня к берегу. Так было несколько раз, пока я ногами не почувствовал дно и не стал на него. А в это время ко мне уже спешила лодка с двумя моряками, которые меня и вытащили.

В домике, где жили лётчики эскадрильи, наши койки стояли рядом. Нетрудно было заметить, как тяжело переживал Владимир потерю боевых друзей, как не спал ночами, то и дело ворочался с боку на бок, вздыхал, часто вставал с койки и осторожно, чтобы не разбудить товарищей, выходил на крыльцо, курил там папиросу за папиросой.

"Как ему помочь ?" - думал я тогда, видя, каким одиноким чувствует себя штурман. Но я тоже был тогда молод, неопытен и не знал, как к нему подступиться. "Ещё обидится, - рассуждал я. - Парень он не очень-то открытый и разговорчивый. Чего доброго, выругает". Поэтому я помалкивал, тоже ворочался и плохо спал.

Владимиру не легче было и днём. Оставшись без боевых друзей, без самолёта, он никак не мог найти себе ни места, ни занятия. Но тем и отличается армейская жизнь, что тут человек всё время на виду не только у товарищей, но и у командиров, начальников, политработников.

Вскоре Владимира пригласили в штаб эскадрильи и поручили проводить занятия со всем лётным составом по воздушной разведке. Он с увлечением взялся за это, умело использовал накопленный опыт воздушного разведчика, делился своими раздумьями и наблюдениями. Отличительной особенностью этих занятий была их конкретность и наглядность. Шалимов демонстрировал и учил расшифровывать не только учебные фотопланшеты, но и многочисленные реальные разведывательные фотодокументы, в разное время доставленные воздушными разведчиками эскадрильи и накопившиеся в нашем фотоотделении.

Для молодых, недостаточно опытных воздушных разведчиков эти занятия были хорошей школой, и лётчики были очень благодарны за них Шалимову. Но все мы знали, что Владимир рвался в небо, на боевые разведывательные задания, а самолётов в эскадрилье не хватало.

Как-то вечером пригласил меня комиссар эскадрильи политрук Хватов и спрашивает:

- Вы Шалимова хорошо знаете ?

- Летать мне с ним не приходилось, - сказал я, - но о боевых делах его я наслышан.

- Надо нам приобщать Шалимова к боевой работе, - сказал комиссар. - Мучается он, места себе не находит. А самолётов пока нет. Подумали мы с командиром и решили вам предложить хотя бы изредка брать его штурманом в свой экипаж. Поговорите-ка со своим штурманом об этом, только как-нибудь поделикатнее, чтобы не обидеть.

- Хорошо, поговорю, - не очень уверенно согласился я.

- Вот и ладно. Я очень доволен, что вы меня поняли, - сказал комиссар и тут же перевёл разговор на другую тему. - Прошу иметь в виду, что завтра приедет начальник политотдела армии. Он будет вручать партбилеты. Вам. И Шалимову тоже.

Весь вечер обдумывал я предложение командира и комиссара, не решаясь заговорить об этом со своим штурманом Разником. Летать мне приходилось много, чаще всего с ним, иногда с Правосудовым. Теперь надо было приобщить к этим полётам и Шалимова. "Договоримся", - решил я и отложил переговоры с Разником на утро.

Утром мы получили задание вылететь на дальнюю разведку. Слетали удачно. Когда вернулись, нас уже ждало распоряжение готовиться ко второму вылету - предстояло разведать позиции артиллерийских батарей противника, обстреливавших Ленинград. "Вот на это задание и возьму Шалимова", - решил я и тут же сказал об этом Разнику, попытавшись объяснить ему то, о чём говорил со мною комиссар.

- Не надо, командир, - сказал штурман. - Разве я не понимаю Шалимова ?   Пусть летает. Хватит и мне, и Правосудову, и ему. А об очерёдности договоримся.

После этого разговора меня пригласили в землянку, где заседала партийная комиссия и начальник политотдела армии вручал партийные билеты лётчикам и техникам, принятым в партию. Когда я подходил к землянке, из неё вышел Владимир Шалимов. В руке он держал новенький партийный билет.

- Поздравляю, Володя ! - сказал я ему и крепко пожал руку. - Ну-ка, дай посмотреть.

- Иди, иди !   Там уже ждут, - подтолкнул меня Шалимов к входу в землянку.

Через несколько минут партийный билет вручили и мне. Когда Шалимов поздравлял меня, я сказал:

- Номера наших партийных билетов рядом. Надо и нам быть поближе.

От землянки мы шли с Шалимовым вместе.

- С комиссаром разговор у тебя был ? - спросил я Владимира.

- Был, - ответил он.

- Тогда готовься. Вылет через 3 часа. Пообедаем и полетим.

Через 2 часа Шалимов подошёл ко мне с картой для фотографирования, которое мы должны были произвести в районе Красное Село - Дудергоф. Она была подготовлена безукоризненно. И вот мы в воздухе. После встречи с истребителями сопровождения легли на курс, и в это время я услышал в шлемофоне приятный голос штурмана. Володя напевал какую-то малоизвестную песенку.

- Громче, громче, товарищ штурман ! - попросил его стрелок - радист Юрий Смирнов. - Всем веселей будет.

Первый вылет и знакомство в воздухе с новым штурманом состоялись. С этого дня и на всю жизнь завязалась наша дружба. Первые же вылеты с Шалимовым убедили меня, что штурман он, как говорится, от бога: дело своё любил и знал превосходно, выдержку имел железную, - в полёте даже смертельная опасность не могла заставить его отвлечься от выполнения боевого задания. Ко всему этому бомбил и стрелял без промаха. Эти качества нового штурмана очень пригодились и во время наших последующих полётов на разведку позиций фашистской дальнобойной артиллерии, обстреливавшей Ленинград. А летом и осенью 1942 года такие полёты были важнейшей боевой задачей нашей эскадрильи, так как фашисты ежедневно обрушивали на город Ленина по нескольку сотен тяжёлых артиллерийских снарядов.

Мы выявляли и фотографировали фашистские батареи в районах Урицка, Стрельны, Финского Койрова, Павловска, Пушкина и Ульянки и привозили точные и подробные фотоснимки расположения их огневых позиций. Эти разведданные помогли нашей артиллерии и авиации вести с ними успешную борьбу. То были нелёгкие полёты. Воздушным разведчикам приходилось преодолевать зоны губительного заградительного огня вражеских зениток, вести жестокие схватки с фашистскими истребителями. Зато результаты этих полётов очень скоро сказались. Большинство дальнобойных артиллерийских батарей немцев было выявлено воздушными разведчиками, а затем подавлено нашей артиллерией и авиацией, и во второй половине 1942 года количество вражеских артиллерийских обстрелов Ленинграда сократилось.

Поздней осенью 1942 года Ленинградский и Волховский фронты начали подготовку наступательной операции "Искра", целью которой был прорыв кольца вражеской блокады Ленинграда. В ходе подготовки этой операции командование Ленинградского фронта поставило перед воздушной разведкой 13-й Воздушной армии задачу вскрыть оборону противника в полосе предстоящего наступления и прорыва.

В начале января 1943 года воздушные разведчики завершили фотосъёмки всей системы обороны фашистов в районе Шлиссельбург - Московская Дубровка - Синявино - Мга. Командование фронта получило огромную и очень подробную фотосхему вражеской обороны в полосе предстоящего её прорыва войсками 67-й армии. Площадь, заснятая воздушными разведчиками, составляла 2015 квадратных километров. Расшифрованные фотоснимки наглядно показывали, что за 16 блокадных месяцев фашисты создали мощную оборону: на отвесном левом берегу Невы - система различных инженерных сооружений, 318 тщательно замаскированных огневых точек, свыше 1000 огневых позиций артиллерийских и миномётных батарей, около 1000 отдельных артиллерийских орудий, выдвинутых на передовые позиции на прямую наводку, 1250 артиллерийских и 1300 пулемётных дзотов, 800 зенитных огневых позиций, свыше 3000 блиндажей, свыше 100 наблюдательных и командных пунктов и 320 других военных объектов.

Фотодокументы полностью вскрывали всю систему фашистской обороны в намеченном районе наступления войск Ленинградского фронта. Но воздушным разведчикам они достались дорогой ценой. Только наша эскадрилья за время полётов на фотографирование обороны фашистов в указанном районе потеряла 4 экипажа: в августе 1942 года были сбиты в воздушных боях с истребителями противника самолёты Ар-2 старшего лейтенанта Синицына и старшего сержанта Нечаева, а в октябре и ноябре мы потеряли экипажи самолётов Пе-2 старшего лейтенанта Григорьева и младшего лейтенанта Харузина.

И надо отдать должное двум оставшимся у нас экипажам самолётов Пе-2 и особенно штурманам Владимиру Шалимову, Георгию Правосудову и Аркадию Разнику, летавшим в этих экипажах на фотографирование обороны противника в указанных районах. На их долю выпало наибольшее количество этих тяжелейших полётов. Особенно велики заслуги Владимира Шалимова, бывшего в то время начальником разведки и ведущим штурманом эскадрильи.

Когда в 1942 году мы получили самолёты Пе-2, Шалимов стал одним из организаторов и вдохновителей огромной работы по улучшению их фотовооружённости. Усилиями Шалимова, старшего техника фотоотделения Василия Базунова, инженера фотовооружения капитана Гаврилина и инженера фоторазведывательного отделения 13-й Воздушной армии капитана Юцевича к декабрьским полётам 1942 года были разработаны, смонтированы, а затем и установлены на самолёте Пе-2 качающаяся широкозахватная фотоустановка АКАФУ и командный прибор для автоматического управления ею при фотографировании. Так наш самолёт - разведчик превратился в настоящую летающую фотолабораторию. На нём одновременно могли работать 4 фотоаппарата, управляемые штурманом. Два были установлены в бомболюках на АКАФУ и вели плановую съёмку. Один размещался в носу самолёта и производил перспективную съёмку при подходе к району фотографирования. Ещё один фотоаппарат стоял в фюзеляже сзади и вёл перспективную съёмку при отходе самолёта от района фотографирования. Позже был установлен и 5-й фотоаппарат - в кабине стрелка - радиста. Он производил перспективную боковую съёмку объектов вражеской обороны при подходе самолёта в стороне от них на удалении до 10 километров.

Как ведущий штурман эскадрильи, Владимир Шалимов многое сделал и по разработке новой тактики разведывательных фотосъёмок с такого самолёта - лаборатории. Более совершенная фотовооружённость самолёта - разведчика Пе-2 позволяла экипажу за время одного прохождения над позициями противника зафотографировать площадь, которую прежде можно было заснять лишь за 4 прохождения над ней. Следовательно, время нахождения самолёта - разведчика над целью, а значит, и под огнём противника сокращалось в 4 раза.

Оценку работы ленинградских воздушных разведчиков в операции "Искра" дала на своих страницах центральная авиационная газета "Сталинский сокол". В одном из мартовских номеров 1943 года она писала:

"В Центральный музей поступила огромная, отлично дешифрованная фотосхема района Шлиссельбург - Московская Дубровка - Синявино - Мга, места прорыва кольца блокады Ленинграда в январе 1943 года и соединения войск Ленинградского и Волховского фронтов. Это плоды больших трудов ленинградских воздушных разведчиков. В ней отмечены десятки, сотни огневых точек, дзотов и всех укреплений на Невском направлении.

Карта и схема сыграли главную роль при прорыве блокады Ленинграда, но и не последнюю роль в разработке плана предстоящих сражений по разгрому немцев и полного снятия блокады Ленинграда".

За обеспечение операции "Искра" необходимыми разведывательными данными Владимир Шалимов был награждён орденом Отечественной войны 1-й степени.

Для Шалимова нашлось дело и во время самой операции "Искра". С некоторых пор на фронтах Великой Отечественной войны стало правилом посылать в наступающие наземные войска представителей авиации с необходимыми средствами связи и управления. Эти авиационные офицеры корректировали действия своих частей и подразделений, а также обеспечивали необходимую координацию действий авиационных и наземных частей и соединений.

Командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров пошёл в этом деле дальше. Он решил создать группу воздушных наблюдателей, которые должны были постоянно находиться над полем боя и не только корректировать действия авиационных частей и огонь артиллерии, но и докладывать общую обстановку на поле боя.

Для этого важного дела была подобрана и подготовлена небольшая группа наиболее опытных и грамотных офицеров, в основном штурманов, отлично знающих район боевых действий, задачи наших войск, особенно танков и артиллерии, организацию, боевые порядки и тактические приёмы войск противника, а также умевших вести грамотный и чёткий радиообмен. Как один из лучших воздушных разведчиков фронта, в этой группе оказался и Владимир Шалимов. В его распоряжение был выделен двухместный истребитель Як-7 с необходимыми радиосредствами. Летая на этом самолёте под прикрытием истребителей, Шалимов наблюдал за всем, что происходило на поле боя, и о своих наблюдениях открытым текстом докладывал по радио командующему 67-й армией и соответствующим командирам соединений - руководителям сражения. Такая оперативная и конкретная радиоинформация помогала руководить войсками и оказывать постоянное влияние на ход операции.

Командование 18-й армии фашистов неистовствовало по поводу такого нововведения русских. Оно отдало приказ своим истребителям во что бы то ни стало отыскать русского воздушного наблюдателя и сбить его. "Мессершмитты" и "Фокке - Вульфы" в те дни то и дело рыскали вдоль Невы и у берегов Ладоги, над Синявином и Мгой. Но все их попытки отыскать советского воздушного разведчика довольно долго были безрезультатными. Везде они натыкались на группы советских истребителей известных им конструкций. Лишь несколько позже им удалось понять, что к чему, когда они приметили, что в одной группе наших истребителей - "Яков" - один самолёт двухместный. В воздушные бои этот самолёт не ввязывается, и его усиленно прикрывают другие истребители группы.

Жизнь "Зоркого"  ( Шалимов и в этих полётах работал со своим постоянным позывным )  стала беспокойной. Теперь фашистские истребители стали яростно набрасываться на их группу, пытаясь отрезать от нее самолёт воздушного наблюдателя. Шли жестокие воздушные бои, во время которых экипажу Шалимову иногда приходилось прекращать наблюдение и отбиваться от наседавших фашистов.

Один из таких боёв произошёл 14 января 1943 года. Наш экипаж в тот день находился в воздухе, и я попросил стрелка - радиста Юрия Смирнова настроиться на волну радиоприемника Шалимова и послушать, как у него идут дела. Мы часто так делали и почти всегда слышали в эфире голос Шалимова.

- Товарищ командир ! - доложил мне через несколько минут Смирнов. - Что-то Шалимова не слышно. Молчит "Зоркий".

Меня это сообщение насторожило.

- Послушай-ка ещё разок... минут через пять, - сказал я Смирнову.

Но и на этот раз "Зоркий" молчал. Ничего не смогли узнать мы о Шалимове и на своём аэродроме. Наше беспокойство о боевом товарище передалось командованию эскадрильи, и начальник штаба Антон Мартынович Марцинюк позвонил на командный пункт и в разведотдел 13-й Воздушной армии. Вскоре оттуда сообщили: "Успокойтесь, жив - здоров Шалимов. У истребителей он, в бане моется".

Позвонивший офицер разведотдела рассказал, что в районе Московской Дубровки на группу наших истребителей, в которой был и самолёт Шалимова, насели "Мессершмитты". Завязался жестокий бой. Пришлось отбиваться от фашистов и лётчику, с которым летал Шалимов на двухместном Як-7. В этом воздушном бою их самолёт был подбит - пулемётная очередь угодила в масляный бак "Яка". Лётчика и штурмана обдало горячим маслом, и они посадили повреждённый самолёт в поле, к счастью, на своей территории. После такой масляной купели и пришлось отмываться в бане.

После завершения операции "Искра" Владимир Шалимов вернулся в эскадрилью и снова стал летать в составе нашего экипажа. Один из наших совместных полётов весной 1943 года мне особенно запомнился. Это было 5 мая. Мы вылетели тогда с заданием зафотографировать результаты бомбёжки нашими самолётами железнодорожного моста у станции Толмачево, что под Лугой. Было у нас в том полёте и ещё одно задание - разведать немецкий аэродром, находившийся в том же районе.

После налёта на мост наших бомбардировщиков мы почти без особых помех зафотографировали его результаты и сразу взяли курс на вражеский аэродром. Подходили к нему со стороны заболоченного лесного массива. Вышли точно. Наше появление над аэродромом оказалось для немцев внезапным: зенитки молчали. Шалимов включил фотоустановку. Едва прошли половину маршрута, стрелок - радист Николай Рязанов доложил:

- Слева и выше вижу четыре Ме-109.

- Вижу, - отвечаю Рязанову. - Они, кажется, нас ещё не заметили.

- Фотоустановка работает, - напоминает Шалимов. - Держать курс.

- "Мессершмитты" делают разворот в нашу сторону, - докладывает Рязанов. - Увидели !

Мы летим над аэродромом. Там зашевелились.

- Коля ! - говорю стрелку. - Посмотри вниз: там, кажется, пара "Фоккеров". Они набирают высоту.

- Вижу, - отвечает стрелок. - Там ещё четвёрка идёт на взлёт. Кажется, "Мессеры". А "Фоккеры" ниже нас метров на тысячу.

- Фотосъёмку закончил, - доложил Шалимов, - можно уходить.

Маневр с правым резким разворотом, и мы уходим курсом на восток. Верхняя группа "Мессеров", видимо, потеряла нас, но "Фоккеры" шли прямо в нашу сторону с набором высоты. Мы тоже продолжали набирать высоту. Смотрю на высотомер: 6000 метров. Но истребители настигли нас и здесь.

- Два "фоккера" сзади и выше. Заходят в атаку ! - доложил Шалимов.

Слышу, как дробно застучал его пулемёт. Следом за ним огонь по атакующим "Фоккерам" открыл и Рязанов. Истребители отвернули.

Я осмотрелся. Под нами была Вырица. Самолёт шёл с небольшим снижением на полных оборотах моторов и на максимальной скорости. До линии фронта оставалось 60 - 70 километров. "Пока линию фронта не пересечём, - рассуждал я, - "Фоккеры" не отстанут". - И выжимал из своего самолёта все силы.

Как я и предполагал, "Фокке - Вульфы" уходить не собирались. Они снова нагнали и атаковали нас, обрушив на "Пешку" шквал пушечного и пулемётного огня. Шалимов и Рязанов отбивались, но воздушный бой был слишком неравным. Ещё несколько атак "Фоккеров" - и наша "Пешка" уже еле держалась в воздухе. А истребители не отставали. После одной из атак вдруг слышу толчок в правое плечо. Оглядываюсь и вижу правую руку Шалимова с ракетницей. Что к чему - понять трудно.

- Смотри ! - кричит штурман и показывает мне на то место, где стоял его пулемёт. Но теперь там ни пулемёта, ни ящика с патронами. Всё это сбито пушечной очередью "Фоккера" и улетело куда-то вниз, в болото.

Вижу, как Владимир во время очередной атаки истребителей в сердцах сунул ракетницу в дыру стеклянного колпака и пальнул из неё в наседающий сверху "Фоккер". Без пулемёта Шалимову делать нечего. Зато теперь он хорошо видит всё, что происходит в воздухе, и подсказывает Рязанову и мне, что делать.

- Атака справа ! - кричит он нам. - Сейчас откроют огонь.

Я мгновенно жму на правую педаль, и наш Пе-2 резко уходит вправо. И всё-таки пули прошивают фюзеляж.

- Второй атакует снизу слева !   Коля, стреляй ! - кричит Владимир стрелку.

Теперь Рязанов отбивается один, Шалимов командует, а я маневрирую. Все мы надеемся, что удастся уйти, оторваться от назойливых "Фоккеров". Но истребители не отстают от нас. Их пули и снаряды рвут наш самолёт на куски, и всё-таки мы продолжаем лететь. Но вот снова атака. Снарядами "Фоккеров" отбиты левый элерон и левая мотогондола. Самолёт круто переходит в левую спираль и стремительно идёт к земле. Вывести его из этого положения не удаётся.

"Всё, кажется, конец, - думаю я, - надо давать команду покидать самолёт на парашютах". В это время снова раздается голос Шалимова:

- Коля !   Коля !   Немец снизу !

Рязанов снова отбивается и в этот раз удачно: один "Фоккер" загорелся и, вытягивая за собой шлейф чёрного дыма, устремился к земле. Но нам было не до радости: наш самолёт тоже падал. Я с напряжением думал, что делать. Прыгать ?   Внизу фашисты. Плен... Нет !   Надо, необходимо вывести самолёт из этой смертельной спирали. Снова изо всех сил наваливаюсь ногой на правую педаль, а руками на штурвал. Самолёт, хотя и с большими потугами, всё же послушался и перешёл в пикирование. А до земли уже рукой подать. Делаю последний и решительный рывок штурвала на себя и выравниваю израненную и сотрясающуюся машину. Мы летим над самыми макушками деревьев. "До линии фронта ещё километров 30, - думаю я. - Надо тянуть. Теперь вся надежда на моторы. Вытянут ли ?"

- Линию фронта пересечём западнее города Пушкина, - говорит Шалимов. - Дашь, Коля, огоньку по фашистам !

И вот наконец-то линия фронта. Мы летим над позициями фашистов. Наша истерзанная "Пешка" прокладывает себе дорогу огнём. Минута, вторая, третья - и мы над своей территорией. Потом ещё несколько минут, и мы дома, на своём аэродроме, хотя наша "Пешка", скапотировав, стоит на носу. Друзья спешат помочь нам выбраться из самолёта. То, что пробито, оторвано и искорёжено на нём, будет заменено и восстановлено. Главное - мы вернулись и задание выполнили.

Вскоре после этого памятного полёта наша разведэскадрилья была переформирована и переименована в 13-й отдельный разведывательный авиационный полк, а 4 июля 1943 года полку было вручено боевое знамя. На митинге, посвящённом этому знаменательному событию, большой группе лётчиков, инженеров, техников, воздушных стрелков и младших авиаспециалистов были вручены ордена и медали.

Капитан Владимир Шалимов был награждён орденом Красного Знамени. Он был безмерно рад этой высокой награде Родины, как рад был и успехам Советской Армии на фронтах Великой Отечественной войны, особенно прорыву блокады Ленинграда, разгрому фашистов под Сталинградом и на Курской дуге, освобождению родного Донбасса. В один из осенних дней 1943 года он наконец-то получил весточку из Харцизска, но не обрадовала она его - умер отец Фёдор Григорьевич Шалимов. Годы фашистской неволи подорвали здоровье старого русского солдата, но не сломили его веру в победу. Умирая, он знал, что его сын геройски сражается с ненавистным врагом в небе Ленинграда и что советский народ доведёт дело до полной победы над врагом.

Заканчивался 1943 год. Войска Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов готовились к новой наступательной операции, целью которой был полный разгром фашистских войск под Ленинградом. Уже в ноябре нашему полку была поставлена задача обеспечить фотографирование всего южного побережья Финского залива, а также так называемого "Северного вала" - оборонительного рубежа фашистов, проходившего по возвышенностям Ропши, Красного Села, Дудергофа, Пушкина, Павловска до реки Невы.

Как начальник разведки и флагманский штурман полка, Владимир Шалимов в это время готовил экипажи самолётов Пе-2, летавшие на разведку в глубокий тыл противника, обучал воздушных наблюдателей для предстоящей работы над полем боя на истребителях И-16 и Як-7, проводил занятия с разведчиками ночных экипажей, летавших на самолётах СБ. Нередко вылетал он и на боевые задания, особенно на такие, когда требовался большой опыт воздушного разведчика. В полку было немало его учеников. Успешно справлялись с боевыми заданиями подготовленные им молодые штурманы лейтенанты Белоусов, Кантерман, Коготков, Шаганов и другие.

Полк успешно и вовремя справился с поставленной задачей, подготовив необходимую фотодокументацию для операции "Нева-2". Эта большая работа воздушных разведчиков явилась важным вкладом в разгром фашистских войск под Ленинградом и Новгородом и полное снятие блокады города Ленина. Заслуги Владимира Шалимова во всей этой работе трудно переоценить. Когда же началась операция "Нева-2", он был откомандирован в распоряжение командующего 42-й армией и в течение всей операции выполнял обязанности его воздушного наблюдателя над полем боя. И опять день за днём слышали мы по радио его позывной:

- Я - "Зоркий". Я - "Зоркий". Докладываю...

Во второй половине мая 1944 года войска Ленинградского и Карельского фронтов начали подготовку наступательной операции на Карельском перешейке и в Карелии. Нашему полку была поставлена задача сфотографировать всю оборону противника на Карельском перешейке вплоть до Выборга. Мы быстро и успешно выполнили это задание. Мы считали, что в результате этой работы оборона противника была полностью вскрыта. Но за несколько дней до начала наступления командование фронта получило сведения, что в глубине обороны, примерно в 35 - 40 километрах от линии фронта финны и немцы построили новую линию железобетонных укреплений, которая значительно мощнее "линии Маннергейма", разгромленной Красной Армией в 1939 - 1940 годах. На наших же фотоснимках никаких особых укреплений в указанных районах не просматривалось.

Командующий фронтом Л. А. Говоров отдал приказ срочно на любом самолёте с возможно малой высоты сфотографировать оборону противника на маршруте Метсякюля  ( Молодёжный )  - Тюрисевя  ( Ушково )  - Райвола   ( Рощино ) - Кутерселькя  ( Лебяжье ) - Кивеннапа  ( Первомайское ) - Вахмайнен. Общая протяжённость маршрута составляла 40 километров.

Главная сложность этого задания состояла в том, что фотографирование надо было произвести с высоты не более 800 - 1000 метров. Такая высота позволяла получить фотоснимки, на которых можно было различить все детали.

Первые полёты на это задание совершили истребители и штурмовики, но им не удалось сделать полную съёмку: большинство вылетавших самолётов было подбито. Настал наш черёд.

2 июня к нам на аэродром прибыли начальник отделения авиационной разведки фронта полковник В. П. Плющев и начальник разведки 13-й Воздушной армии подполковник Я. Г. Аксенов. После краткого обсуждения задачи с командованием полка мы получили распоряжение готовить экипаж и самолёт к этому ответственному полёту. Подготовка к боевому вылету много времени не заняла. Наш видавший виды ветеран Пе-2 с цифрой "10" на хвосте и надписями на фюзеляже "За Ленинград" - на одной стороне и "За Родину" - на другой выглядел бодро, поблескивая свежей краской, прикрывшей новые заплатки от пробоин, полученных в предыдущих схватках с фашистами. Он был готов к бою. Готов был и экипаж.

А. К. Ткаченко у своего Пе-2 с надписью "За Ленинград".

Мы знали, что шансов возвратиться из этого полёта у нас очень мало. И всё-таки надеялись выполнить задание и вернуться. Шалимов был сосредоточен и деловит. Он быстро рассчитал время полёта и пребывания над целью, подготовил карту и подошёл ко мне.

- На фотографирование будем заходить со стороны Финского залива, - сказал Владимир и стал показывать на карте. - Вот отсюда, контрольный ориентир - характерная развилка грунтовых дорог.

По его расчётам, над целью мы должны будем находиться 6 минут. Целых 6 минут под ураганным огнём врага.... И это на высоте не более 800 метров...

Выруливая на старт, мы увидели невдалеке от полкового командного пункта группу людей, среди которых были полковник Плющев и подполковник Аксенов. Они провожали нас и с нетерпением ждали результатов нашей разведки.

Первый маневр нам удался - к месту фотографирования вышли точно и неожиданно для противника, так как прикрывались облаками. Но не прошло и минуты, как вся равнина под нами осветилась вспышками выстрелов, и небо перерезали трассы пулемётных очередей, а ещё через минуту самолёт окружили шапки разрывов зенитных снарядов. Делать нечего - мы врезаемся в эту огненную стену и упорно идём по назначенному маршруту. Снопы пулемётных трасс окутывают нас со всех сторон. Всё точнее бьют зенитки, и стена разрывов вырастает на нашем пути. Но мы летим не сворачивая.

- Включаю фотоустановку, - докладывает Шалимов, - держать курс !

Теперь лететь можно только прямо. А кольцо огня всё сужается. Зенитчики уже пристрелялись. Разрывы снарядов совсем рядом, и осколки то и дело барабанят по фюзеляжу и крыльям, а взрывные волны беспорядочно встряхивают самолёт, как спичечную коробку. Но мы пока все живы и здоровы. И самолёт - тоже... "Продержаться хотя бы ещё минуты 3 - 4, - думаю я, - и мы бы закончили фотографирование. Чёрта с два продержишься, - в тот же миг говорю себе, - вон какую дыру выбило на правой плоскости".

Осколки стучат по самолёту словно камни, падающие в тачку. На белом фоне облаков чёрная корона разрывов вырисовывается ещё более чётко. Очень хочется отвернуть от неё в сторону или нырнуть вниз, но штурман невозмутим, а его жёсткая команда требовательна:

- Курс держать !   Держать, Саша !   Влево три градуса. Так. Теперь хорошо.

"Что-то очень долго он фотографирует", - думаю я и спрашиваю Володю:

- У тебя часы не остановились ?

- Курс держать ! - вновь раздается его резкая команда.

В это время раздался оглушительный треск разрыва, и самолёт осветила огненная вспышка. Первое впечатление, что самолёт разбит. Прислушиваюсь. Моторы гудят ровно. Проверяю рули управления. Всё в порядке. Осматриваюсь. Левой мотогондолы нет - отбило. По плоскости хлещет смесь воды, масла и бензина, но самолёт пока не горит.

- Шалимов, Рязанов !   Целы ? - спрашиваю штурмана и стрелка.

- Всё в порядке, командир, - отвечает стрелок.

- Аппаратуру выключил, - сообщает Шалимов. - Теперь маневрируй.

В. Ф. Шалимов.

Пока он заканчивал эту фразу, самолёт с переворота уже камнем падал к земле: надо было поскорее оторваться от этого огненного ада. Все мы были живы. Почти по самым макушкам деревьев, по лощинам и над болотами наша израненная "Пешка" несла нас домой. И вот мы садимся на своём аэродроме. Как садимся - другой вопрос. Колёса оказались пробитыми. Самолёт сделал короткий пробег и с ходу стал на нос. К счастью, всё закончилось благополучно, а главное - мы выполнили очень важное и ответственное боевое задание. Результатов нашего полета с нетерпением ждал командующий фронтом.

Уже на земле при осмотре самолёта в нём было обнаружено свыше 60 пробоин. Одну "пробоину" нашли в комбинезоне Шалимова - осколок вырвал большой кусок ткани. Мелкими осколками разбитого стекла кабины мне побило лицо. Рязанов был цел и невредим. Все эти царапины - ничто по сравнению с тем, что мы сделали. Фотоснимки, которые мы привезли, подтвердила наличие новой линии железобетонных укреплений и помогли командованию фронта своевременно перестроить план наступательной операции на Карельском перешейке.

За выполнение этой важной боевой задачи и за другие успешные боевые вылеты мне и Владимиру Шалимову было присвоено звание Героя Советского Союза.

При общей оценке результатов боевой работы Шалимова оказалось, что он сфотографировал на Ленинградском фронте и в Прибалтике площадь, превышающую территорию таких европейских стран, как Австрия или Португалия. Им произведено 226 успешных боевых вылетов, во время которых он участвовал в 20 воздушных боях с истребителями противника, сбил 2 Ме-109 лично и 4 - вместе с истребителями прикрытия.

Так защищал город Ленина донецкий комсомолец и ленинградский коммунист Владимир Фёдорович Шалимов.

Отгремели военные бури, но не закончилась служба выдающегося воздушного разведчика. Окончив Военно - Воздушную академию, он свыше 15 лет руководил штабом одной из авиационных частей, передавая накопленный боевой опыт молодым лётчикам и штурманам. В мирные годы Владимир Фёдорович Шалимов вёл большую работу по подготовке молодых лётчиков - штурманов. Ему было присвоено звание генерал - майор авиации.