Зуб Николай Антонович

Родился в 1911 году в селе Покровка, ныне Веселиновского района Николаевской области, в семье крестьянина. Окончил 7 классов и школу ФЗУ. С 1933 года в рядах Красной Армии. Окончил Сталинградскую военную авиационную школу лётчиков в 1935 году.

Сражался в числе советских добровольцев в небе Китая в 1937 - 1938 годах.

Участник Советско - Финляндской войны 1939 - 1940 годов.

С началом Великой Отечественной войны на фронте. Был командиром эскадрильи, заместителем командира 4-го штурмового авиационного полка. В совершенстве овладев самолётом Ил-2, проявил себя умелым воздушным бойцом и отличным организатором. Особенно блестяще действовал при штурмовке вражеских аэродромов.

Летом 1942 года назначен командиром 210-го штурмового авиационного полка той же 230-й дивизии  ( 4-я Воздушная армия, Северо - Кавказский фронт ).

К июлю 1943 года Гвардии подполковник Н. А. Зуб произвёл 120 успешных боевых вылетов, в воздушных боях сбил лично 1 и в группе ещё 1 самолёт, 9 самолётов противника уничтожил на земле. 22 июля 1943 года отважный лётчик погиб в районе села Молдаванское  ( Крымский район Краснодарского края ).

13 апреля 1944 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.

Награждён орденами Ленина  ( дважды ), Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалью "За отвагу". Похоронен в городе Слуцке Минской области.

Весенний день, ветер гнал с моря низкие облака, с них лило без перерыва два дня подряд. Боевых вылетов с Тамани в Крым не предвиделось. Отоспавшись, я позже других пришёл в опустевшую столовую.

- Осталось что-нибудь ? - спросил официантку.

- Найдётся, найдётся, товарищ капитан, - почему-то засуетилась она. - Есть для вас что-то хорошее... - загадочно повела она бровью и скрылась на кухне.

Этой ночью немецкий самолёт из-за облаков сбросил несколько бомб. Целил, конечно, по нашему аэродрому, а попал в Ахтанизовский лиман. Я грешным делом подумал, что мне подадут жареного сазана - одного из тех, что утром плавали в лимане кверху брюхом.

- Уж не рыба ли у вас сегодня на завтрак ? - спросил я.

- Хо, рыба !   А что мне будет, если ещё лучший сюрприз преподнесу ?

- Ну, сухие духи в Военторге попробую достать... - решил отшутиться я. А сам подумал: "Что же за сюрприз такой - лучше жареного сазана ?"

- Вот вам... - она выхватила из-под передника газету "Известия".

Посмотрел на первую страницу - Указ Президиума Верховного Совета от 13 апреля 1944 года о присвоении звания Героя Советского Союза офицерскому составу ВВС. Нашел я там и свою фамилию, она мне показалась какой-то чужой... Зашарил глазами, задержался на фамилии двумя строчками ниже, и гулко заколотилось сердце. "Гвардии подполковник Зуб Николай Антонович", - прочитал я.

...Ещё весной 1942 года в номере "Красной Звезды" было напечатано:

"...К вражескому аэродрому на бреющем подошли штурмовики Н-ской гвардейской части... Наши лётчики, действуя под командованием майора Зуба, стремительно атаковали фашистов. На земле сразу же вспыхнули 12 костров. Уничтожив 12 вражеских самолётов и повредив 9, наши лётчики благополучно пересекли линию фронта. Налёт был настолько неожиданным, что зенитные орудия немцев открыли огонь лишь вдогонку..."

И до этого в центральных газетах были заметки, где упоминалась необычная фамилия лётчика.

- Вот это мастер... - говорили лётчики, не видевшие Зуба. - И выпало же кому-то счастье с таким воевать !

Ил-2 командира эскадрильи 4-го ШАП капитана Н. А. Зуба.  Зима 1942 года.

Я тогда мысленно рисовал портрет Зуба, и он представлялся богатырем с картины Васнецова, только, конечно, не на могучем коне, а в кабине штурмовика в лётном шлеме, с очками на лбу. Вскоре судьба свела меня с ним. На фронтовой аэродром я летел на самолёте У-2. Пилотировал его из передней кабины Константин Николаевич Холобаев. Я уместился на заднем сиденье с пожитками, в руках же держал балалайку. Холобаев летел низко, над самыми макушками деревьев, да всё вертел головой: нет ли "Мессеров" ?   Мне тоже знаки подавал, чтобы и пассажир мух не ловил. Через какое-то время мы прошмыгнули над речкой, и тут же урчание мотора стихло. Спланировали на зелёное поле, по краям которого виднелись валы опустевших капониров. "Полк на боевое задание вылетел", - подумал я.

Зарулили на стоянку и вышли из самолёта - я с чемоданом в одной руке, балалайкой в другой. Из-за капонира неожиданно появился лётчик в тёмно - синей пилотке с четырьмя боевыми наградами на груди. Какой-то плоский, лицо птичье. Он быстро шёл навстречу и улыбался, щуря щелочки глаз. Пожал руку Холобаеву, заговорил высоким голосом:

- А я вас заждался. Почти все на другой аэродром перебрались... - Не переставая улыбаться, пожал руку и мне, да так, что пальцы слиплись.

- Майор Зуб, - назвался он.

"Вот тебе и богатырь !" - мелькнула мысль, но в ту минуту мне было хорошо от простого обращения. Зашагали втроем к стоявшему вдалеке домику. Майор Зуб сказал мне:

- Вот теперь вместе и повоюем, - таким тоном, будто речь шла о какой-то обычной и совсем не опасной работе.

Навстречу нам, судя по облачению, шёл техник. Зуб взял у меня балалайку. Я насторожился: сейчас спросит о ней... А он просто хотел, чтобы у меня освободилась рука. Вслед за майором я ответил на приветствие техника. Зуб - заместитель командира полка - не отмахнулся небрежно, как это заведено у бывалых летунов, а чётко поднёс к виску прямую ладонь. И вышло это у него красиво, свободно - не так, как у заядлых строевиков. Кстати, и одет он был по форме: гимнастёрка, галифе, сапоги. Кроме планшета с картой да пистолета на боку, не было на нем никаких "доспехов" лётчика. Вместо шлема с очками предпочитал носить пилотку, а вместо кожаного реглана или комбинезона - шинель довоенного образца с нашивками на левом рукаве и эмблемой лётчика.

Меня часто подводило воображение, подвело и на этот раз. Совсем не таким ожидал я увидеть знаменитого лётчика Южного фронта. На аэродроме, куда мы прилетели с Холобаевым, остались только два самолета: их собирались отправить железной дорогой в ремонтные мастерские. Но командир посовещался с Зубом и принял решение - перегнать штурмовики в Морозовскую, хоть в этом и был риск. На одном из самолётов после аварии деформировался центроплан. На нём решил лететь Зуб. Второй самолёт был тот самый знаменитый № 0422, на котором переучивали лётчиков в Миллерово. Перегонять его поручили мне.

- Вот и полетим в паре, - сказал Зуб. - Маневр "ножницы" знаешь ?

Я ответил что-то невразумительное. Он взял карандаш, изобразил на листке бумаги сильно вытянутую цифру "8" и начал объяснять:

- Ведущий и ведомый, меняя крены, непрерывно расходятся то в одну, то в другую сторону. Пути их каждый раз пересекаются, - он показал на перемычку восьмёрки. - Этот маневр применяется для обороны от истребителей. Так им трудно целиться. Если же проскочат вперёд - сами могут попасть под наш лобовой огонь.

Я слушал объяснение Зуба, а сам думал: "Он мне сейчас об этом рассказывает, будто на боевое задание летим. На этих калеках нам не до восьмёрок будет".

Первое время мой ведущий летел впереди строго по прямой. Высота была около 100 метров. Когда он убедился, что я уверенно иду у него справа, - неожиданно начал подавать команды на перестроение. Только я перейду на другую сторону, как новая команда - занять прежнее место. Долго я так увивался позади своего ведущего, а потом и его самолёт начал с переменными кренами размашисто плавать передо мной то влево, то вправо. Это и есть "ножницы". Мотались мы так до самой станицы Морозовской целых 50 минут. Вылез я из кабины взмокший. Зуб тоже вытер лицо, закурил:

- Вот и отработали маневр... - Он довольно улыбнулся.

Ещё мне запомнилось сказанное тогда за перекуром:

- Приучили нас летать по прямой, да чтобы в строю никто не шелохнулся. А война показала, что маневр должен стать для лётчика постоянной потребностью. Как дыхание...

Ночевать отправились к знакомым Зуба. С аэродрома долго шли по пыльной улице, пока не показался высокий дом с крутыми ступеньками веранды. Хозяева - дородный старик с пышными усами и седая женщина в чистом полотняном переднике - заметили нас ещё со двора. Обрадованно всплеснули руками, сразу начали хлопотать у стола. Зуб выложил содержимое нашего свертка с фронтовыми запасами. Там оказался и шкалик, который пришлось разбавить водой. Нам были поставлены лафитники, а хозяевам - рюмочки. Зуб изучающе повертел в пальцах граненый лафитник и обратился к хозяину:

- А не найдётся ли, Захар Иванович, и для меня такой же рюмашечки, какую вы себе приготовили ?

- Да что же это вы, Николай Антонович, с нами, стариками, задумали равняться ?   Вы молодые, воюете - вам сам бог велел... А мы со старухой свое уже выпили...

- Вот когда мы, Захар Иванович, доживём до вашего, то, глядишь, и нагоним... А пока с этим делом торопиться не будем, - не сдавался Зуб.

Хозяин вроде бы нехотя уважил просьбу, но приосанился, расправил усы и, поглядывая на ордена Николая Антоновича, поднял рюмку:

- Чтоб таких у нас было побольше, кто о скорой смерти не думает !

Четыре награды тогда были редкостью. За выслугу лет и в круглые даты боевых орденов не давали, да и времени от начала войны прошло не так много. У Зуба рядом с орденами Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды у самого рукава гимнастёрки покачивалась на подвеске медаль "За отвагу". Медаль эта, прямо скажем, для лётчика - награда невысокая, если не обидная. Но всякое случалось... Один корреспондент как-то спросил Николая Антоновича:

- Какую из наград вы больше всего цените ? - и прочертил пальнем поперёк его груди.

- Вот эту, - не моргнув глазом, Зуб указал на медаль.

- Почему ? - удивился корреспондент.

- Представили к высшей, а вручили её...

- Так можно же эту досадную ошибку исправить !

- А разве важно, чем отмечен, а не за что ? - ответил Зуб.

Когда у нас в полку такую же награду вручили одному очень посредственному лётчику, он сказал тогда друзьям:

- Я эту "заглушку" положу в чемодан на вечное хранение...

А Николай Антонович был куда скромнее, и медаль эта всегда красовалась на его груди. Сидя в Морозовской за одним столом с Зубом, я ждал его рассказов о войне, но так и не услышал их. В конце ужина он чокнулся со мной и сказал: "За твоё здоровье !"   От этого потеплело на душе. Была и у меня мысль предложить тост за здоровье Николая Антоновича, но я тогда постеснялся.

Николай Зуб с фронтовыми товарищами.  4-й ШАП, зима 1942 года.

...Спали мы с ним рядом на полу веранды. Только прогорланили петухи, он уже заторопился с бритьем. Потом умывался у колодца, раздетый по пояс. Попросил меня полить ему из кружки на "желобок". Лил ему струйку на спину, а он довольно отфыркивался, крепко тёр шею и бока ладонями...

Нам нужно было ехать поездом в Сталинград: там предстояло получить два самолета и на них лететь в полк. Покинули гостеприимный дом и заспешили на вокзал. Поднималось солнце, где-то в небе повис жаворонок. И тут послышался отдаленный гул моторов. Глянули - с востока к аэродрому идут самолёты У-2. Их много - сразу не пересчитать. Но летели они в беспорядке, словно стая грачей перед отлетом на юг. Лишь головное звено держалось клином, а остальные поодиночке болтались на разной высоте. Зуб остановился, внимательно посмотрел на эту картину.

- Вернёмся на КП, узнаем, что это за часть летит.

Долго наблюдали за посадкой, которая прошла более организованно, чем полёт. Из самолета, который приземлился первым, вышел пилот в комбинезоне. Судя по фигуре - вроде бы женщина. Быстро шагает на КП. Пилот сдернул с головы шлем, под ним гладко зачесанные на прямой пробор тёмные волосы, у затылка собранная в тугой узел коса. Зуб поспешил навстречу.

- Марина !   Какими судьбами ?! - воскликнул он.

- А тебя, Антоныч, каким ветром сюда занесло ? - в свою очередь, спрашивает она, хмуря красивые брови.

- Ремонтироваться прилетели из Донбасса.

- Читала, читала о тебе... Мы ведь тоже в Донбасс летим.

- Что там делать будете ?

- Будем ночью бомбить.

- Вот оно что... Это как раз то, что ты формировала ?

- Да, один из полков.

Я смотрел на смуглое, знакомое по портретам лицо Героя Советского Союза Марины Расковой, участницы дальнего беспосадочного перелёта с Гризодубовой и Осипенко. И вот стоит перед нами известная всему миру лётчица, а Зуб с ней держится запросто. Не забыл и меня ей представить:

- Мой однополчанин... - Я был на седьмом небе: однополчанин знаменитого Зуба !

Раскова была не в духе. Зашла на КП, начала крутить ручку телефона, у кого-то выясняла, из какой части те самые истребители, которые хулиганили в воздухе. Оказывается, что истребители, заметив "армаду" У-2 и зная, что на них летят "необстрелянные птички", решили порезвиться около строя, имитируя атаки. Девушки - пилоты приняли своих истребителей за вражеские, и чёткий строй рассыпался. Озорникам потом нагорело.

Знакомство Николая Антоновича с Расковой было давним: им пришлось вместе служить в авиационном отряде при Военно - Воздушной академии имени Н. Е. Жуковского.

Когда думаешь о мастерстве Зуба, на память невольно приходит боевой вылет, совершенный с Николаем Антоновичем. Солнце уже клонилось к западу, от штурмовиков на жухлую траву ложились косые тени, а боевой задачи всё ещё не было. Вчера летали с утра до вечера, сегодня же весь день на аэродроме было затишье. Да и противник вроде устроил себе выходной: ни одного самолёта не появлялось. Но нам-то было известно, что фашистская авиация продолжает сосредоточиваться в Донбассе. На аэродроме в Сталино немцы скапливали временами до 100 самолётов, в Константиновне - до 200, в Барвенкове - более 100...

С обедом в этот день почему-то запаздывали: его должны были привезти из Старобельска. Лётчики сидели под соломенным навесом и с тоской поглядывали на дорогу: не покажется ли наконец машина или подвода с бидонами ?   Зуб и Холобаев тоже сидели невдалеке от нас и молча покуривали. Хуже нет этой неизвестности... До снятия готовности ещё часа 4 светлого времени, а из дивизии с самого утра никаких дополнительных распоряжений не поступало.

Наши раздумья были прерваны возгласами: "Везут, везут !"   Но в это же самое время от КП прибежал посыльный.

- Генерал Науменко к нам летит ! - выпалил он командиру. Генерал - лейтенант Науменко - заместитель командующего 4-й Воздушной армией - строгий генерал и редкий наш гость. Холобаев вскочил в кабину стоявшей невдалеке дежурной полуторки, Зуб - вслед за ним: взялся за борт, оттолкнулся ногой от колеса и легко перенёс в кузов по-спортивному пружинистое тело. Машина покатила на старт встречать начальство. Что летит к нам в полк Науменко неспроста - мы понимали: не к запоздалому же обеду он подгадывал ?

На аэродроме быстренько раскинули свёрнутые полотнища посадочного "Т", в это время из овражка вынырнул чуть не касавшийся колёсами земли У-2. Генерал не стал делать над аэродромом круг, чтобы сесть в положенном месте, чиркнул колёсами далеко в стороне от посадочных знаков и покатился - хвост трубой - до самого КП. А наша полуторка - вдогонку за ним. Недалеко от КП генерал выключил мотор, вылез из кабины, командир полка с заместителем уже перед ним стоят навытяжку, козырнули по всем правилам. Глядим - к нам уже посыльный бежит:

- Боевой расчёт, к генералу ! - Мы бросились от расставленных на столе тарелок, и мысли о еде словно испарились. Генерал Науменко - в гимнастёрке, при орденах, белый подшлемник с очками на стриженной под бокс голове. У колена висит огромный маузер в деревянной кобуре. Мы застыли перед ним: стоим так близко, что чуем давно забытый запах цветочного одеколона. Науменко говорил не спеша, глухим голосом:

- На аэродроме в Сталине противник сосредоточил большое количество самолётов... Сейчас, - он посмотрел на часы, - туда вылетел наш разведчик для уточнения данных. С получением от него подтверждающего радиосигнала - вам вылет. Зайдете в Половинкино, там к вам пристроится шестёрка штурмовиков из другого полка. Истребителей, которые вас будут прикрывать, возьмёте в Варваровке... На других аэродромах указания даны. - Генерал посмотрел на Холобаева: - Кто у вас сегодня ведущий ?

- Капитан Елисеев, товарищ генерал...

- Ведущий - майор Зуб ! - сказал Науменко, будто и не слышал произнесённую командиром фамилию другого лётчика.

Мы даже вздрогнули от неожиданности. Лётчик, которому сразу же после утренней побудки объявили, что он в боевом расчёте, исподволь готовит себя к выполнению боевой задачи. Он продумывает всевозможные варианты предстоящего полёта, взвешивает, где его может подстерегать опасность и как её избежать. И что бы он ни делал, его не покидает чувство напряжённого ожидания. И эта постоянная собранность, как сжатая внутри пружина, помогает подавить предстартовое волнение, которое одинаково охватывает всех - и новичков и асов. Зуб сегодня не был включён в боевой расчёт - и вдруг генерал его назначает ведущим !.. Лётчики уставились на Зуба, а он ничуть не изменился в лице, только выпрямил ослабленную в колене ногу и спокойно спросил генерала:

- Разрешите готовиться ?

- Да, времени очень мало...

Зуб заспешил на КП, вслед за ним мы сбежали вниз по осыпавшимся ступенькам блиндажа, уселись вокруг стола. Разложили карты, дружно задымили. Наш ведущий, не выпуская изо рта прилипшую к губе цигарку, щурясь одним глазом от дыма, прикладывал к карте то масштабную линейку, то целлулоидный транспортир - продумывал маршрут. Наконец он назвал четыре пункта, мы их обвели кружками и соединили линиями. Маршрут полёта выглядел как сильно вытянутый с востока на запад ромб: одна вершина у Старобельска, противоположная - у Сталино. Записали под диктовку путевое время и компасные курсы. Общая продолжительность полёта оказалась близкой к предельной. Зато мы обойдем стороной все пункты, прикрытые сильным огнём зенитной артиллерии, и аэродромы, где базируются истребители противника. И ещё потому путь был так сильно удлинён, что заход Зуб наметил с запада, откуда противник меньше всего нас ждёт.

- Ну как, казаки, с маршрутом всё ясно ?

- Всё ясно, - ответили мы.

Николай Антонович начертил боевой порядок, показал каждому из нас место в строю. Я оказался в первом звене, справа от самолёта ведущего. В воздухе буду его соседом. Сидим в кабинах, ждём сигнала. Который уже раз взгляд скользит по приборной доске, а пальцы нащупывают многочисленные переключатели, краны и рычаги, проверяют правильность их положения. Мой механик Сережа Темнов давно всё подготовил к полёту и теперь топчется на центроплане рядом с кабиной и зачем-то усердно трёт белой тряпкой и без того сияющее бронестекло фонаря. Я чувствую боковым зрением, что он то и дело посматривает на меня, будто собирается спросить: "Не помочь ли чем ?"   Спасибо, друг. Никакой помощи мне не нужно. Ты помог мне пристегнуть привязные ремни, а до этого сделал всё, чтобы мотор работал безотказно. Сейчас мне хочется собраться с мыслями...

Слева стоит самолёт ведущего. Я вижу, как Зуб неподвижно сидит в кабине, откинувшись затылком на бронеспинку. Неужели и ему не дают покоя тревожные мысли ?   Нет, наверное, этот мастер штурмовок вражеских аэродромов так же спокоен, как и в тот момент, когда его неожиданно назначили ведущим группы. Может, и я напрасно волнуюсь ?   Прилетит в Сталино наш разведчик, а аэродром окажется опустевшим... Или вообще он не долетит туда. Науменко пошлёт другого разведчика, и нам ещё долго придется томиться в кабинах...

Эти мысли вмиг оборвались вместе с глухим хлопком - над КП с шипением взлетела зелёная ракета, медленно падая и догорая, вычертила крутую дымную дугу. Нам - взлёт... В воздухе быстро пристроился к ведущему - стало спокойнее на душе. Немного прошли по прямой в хорошем строю, и вот уже на консоль левого крыла наползает почти лишённая травяного покрова плешина. Разбегаются маленькие, словно игрушечные, штурмовики, оставляя за собой веера бурой пыли. Мы вслед за Зубом сделали над аэродромом соседей круг, группа другого полка оказалась у нас точно сзади: до чего же ловко ведущий её подобрал, рассчитав маневр !

Легли на курс, головной самолёт начал медленно снижаться, потянул всех нас к земле. Внизу отчётливо видны разбросанные на склонах балок чахлые кустарники. На пустынном железнодорожном разъезде мелькнула будка путевого обходчика - наш исходный пункт маршрута, обведённый на карте кружком. С этого момента начинается исчисление путевого времени до цели. Мы неслись у самой земли, над бурьянами и оврагами. Я косил взгляд на ведущего. Боковую задвижку фонаря Зуб держал открытой, и мне был отчётливо виден резкий профиль его худощавого, обветренного лица. Кожаный шлем туго обтягивал голову, очки подняты на лоб. Вдоль щеки ослепительно белела полоска шелкового подшлемника, подчеркивая загар. Зуб сосредоточенно выполнял привычную для него работу: то наклонится к карте, то осмотрится вокруг, взглянет на ведомых. Кажется, что мы летим не на опасное задание, а на полигон. Лишь кургузые немецкие грузовики, промчавшиеся по дороге, напомнили о действительности: мы за линией фронта, здесь противник.

Ведущий посмотрел в мою сторону, поднял руку, сделал знак ладонью - словно поманил. По радио - ни слова, как договорились перед вылетом, чтобы не подслушал противник. Жест понятный - я сократил дистанцию. Зуб показал большой палец - хорошо !

Над перекрёстком дорог самолёт ведущего плавно накренился влево, меняя курс. Впереди на горизонте поплыли мрачные конуса похожих на египетские пирамиды терриконов, и низкое солнце теперь засветило в лицо. Зуб начал пристально вглядываться вперёд, козырьком приставляя к глазам ладонь. Полёт против солнца, когда впереди почти ничего не видно, показался долгим. Наконец ещё разворот - и солнце начало уходить по правому борту к хвосту. Курс на восток - значит, скоро атака. Летим над чёрным перепаханным полем, я уже потерял точное представление о том, где мы и когда будет цель. Зуб снова повернул лицо, показал большой палец - решил приободрить.

Через минуту он легонько качнул крыльями - команда "внимание" - и начал заметно уходить вперёд. Я сдвинул вперед сектор газа, чтобы не отстать, остальные тоже увеличили скорость. Впереди показалась лесозащитная полоса, а за ней жёлтое здание. Окна его под крышей поблескивали в лучах низкого солнца, словно вспышки орудий. Самолёт ведущего потянул всех на высоту. Я перевёл взгляд на землю и оцепенел: вблизи жёлтого двухэтажного здания сгрудилось с полсотни двухмоторных бомбардировщиков; между ними стоят пузатые бензозаправщики с длинными шлангами, протянутыми к самолётам, мечутся люди. А с другого конца аэродрома, навстречу нам, разбегается пара "Мессершмиттов".

Самолёт Зуба уже опустил нос, от него заструились дорожки нацеленных на землю трасс. Передний "Мессер" резко крутнулся, запахав крылом по бетонной полосе, задний тут же наскочил на него, рубя кабину вращающимся винтом...

Всё это произошло в какой-то миг, когда у меня ещё не прошло оцепенение. Нос моего штурмовика тоже оказался направленным вниз, на группу бомбардировщиков. Припал к прицелу, навел вздрагивавшее перекрестье на первый попавшийся самолёт со стоящим рядом заправщиком, надавил на гашетки - сорвались "эрэсы", побежали трассы, и внизу рвануло огнём: бомбардировщик пополз юзом в сторону, странно "присел", подняв одно крыло.

Почувствовав силу своего оружия, я продолжал строчить длинными очередями, полосуя скопище стоящих впритык друг к другу бомбардировщиков и стараясь в оставшиеся до сближения с землёй секунды выпустить как можно больше снарядов. Высота потеряна, бомбы сброшены. Выровнял самолёт так низко, что отчётливо увидел огромные чёрные кресты с белой окантовкой, пробоины на крыльях и в фюзеляжах вражеских самолётов.

А где же ведущий ?   Зашарил глазами - впереди и выше в разрывах зенитных снарядов размашисто плыл с переменными кренами штурмовик. Я сразу узнал самолёт Зуба по почерку - так он летел со мной в Морозовскую - и тут же услышал его высокий, но спокойный голос:

- Повторная атака, повторная атака...

Мы потянулись за ним на высоту, в забрызганное лохмами чёрного дыма небо. Бьют зенитки, внизу рвутся бомбы, полыхают самолёты, а штурмовики, сделав круг, снова один за другим опустили носы, лихорадочно отплевываясь острыми языками пламени, мелькавшими у концов пушечных и пулемётных стволов. И снова, как и при первой атаке, не осталось места для какой-либо другой мысли, кроме одной - тоненькой, как кончик ниточки, нацеленной в ушко швейной иглы: "Попасть, попасть..."

- Сбор, сбор... - слышится голос ведущего, и снова виден впереди размашисто маневрирующий самолёт. Ведомые, растянувшиеся во время атаки, быстро сблизились с вожаком и идут вслед за ним вниз, к самой земле. Ровно работает мотор, тихо потрескивает в шлемофонах. Зуб молчит. Отодвинул боковую задвижку фонаря. Опять хорошо виден его спокойный профиль с белой полоской шёлкового подшлемника на тёмной щеке. Он снова то поглядывает на карту, то бросает взгляд на своих ведомых. И так хочется, чтобы он ещё раз показал большой палец...

С задания вернулись все. Генерал Науменко выслушал доклад Зуба, стал ждать донесения разведчика - контролера, посланного за нами для проверки результатов штурмовки. Вот оно и донесение: более 20 сожжённых бомбардировщиков да ещё 2 "Мессершмитта", которых Зуб успел подсечь на взлёте.

Науменко в знак такой удачи пожелал с нами сфотографироваться у штурмовика. А потом вместе с лётчиками ел остывший борщ, а на второе гречневую кашу - размазню, любимое блюдо Николая Антоновича Зуба.

После обеда Зуб отозвал в сторонку своих ведомых.

- Пойдёмте на травке полежим, - сказал он. - Давайте восстанавливать в памяти, что заметили по маршруту. Ты запомнил, - обратился он к Артёмову, - как над кукурузным полем пролетали ?

- Запомнил, конечно...

- А что там было приметного ?

- Да вроде бы ничего особенного... Большое кукурузное поле, зелёное...

- А людей там не заметил ?

- Женщины платками махали, - подсказал Ворожбиев.

- Правильно, махали, - одобрительно сказал Зуб. - А сколько их там было ?

- С десяток, наверное... - ответил Ворожбиев. Не один Ворожбиев заметил этих женщин, видел их и я, но посчитать не успел.

- Их было семь, - сказал ведущий. - А грузовики, что на дороге попались, видели ?

- Видели, видели, - ответили наперебой.

- Сколько их было и куда они следовали ?

У нас опять заминка: в подсчёте машин расхождения были небольшие, а вот дорогу, по которой они ехали, не каждый указал на карте правильно. В Донбассе много дорог, их легко перепутать. Один сказал - на Дебальцево, другой - на Горловку...

- Надо научиться фотографировать глазами, - заключил тогда ведущий.

Для того чтобы лучше запоминать детали, Николай Антонович придумал "игру в предметы".

- Желающие играть - ко мне, - объявлял он на досуге. Мы группировались на одном краю стола, а Зуб на противоположном выкладывал из карманов зажигалку, расчёску, перочинный нож, папиросы, карандаш... Несколько секунд мы смотрели на разложенные предметы и по команде отворачивали головы. Потом начиналось самое интересное - отгадывание. Поначалу мы путались, а со временем стали более наблюдательными и ответы так и сыпались...

Весёлая и полезная была игра в предметы. Она давала нам разрядку и тренировала зрительную память.

...Зуб не любил лихачества в воздухе. Он исключал из полётов всё, что было рассчитано на внешний эффект и лишено тактической целесообразности. У него всё было подчинено лишь одной задаче - при минимальных средствах добиться максимального результата штурмовки. Он был противником громоздких боевых порядков, сложных перестроений в воздухе и как ведущий строил маневр, думая о тех, кто идёт с ним рядом и позади. Поэтому ему удавалось внезапно вывести самолёты на цель с наивыгоднейшего направления, а после атаки быстро собрать группу в чёткий строй. И уж истребителям противника не доводилось поживиться лёгкой добычей - отставшими одиночками, за которыми они охотились специально. Зуб не мудрил не только в воздухе, но и в обыденной жизни.

- Всё можно решить гораздо проще, чем кажется на первый взгляд, - говорил он, когда дело касалось самых запутанных вещей. Он был изобретательным и однажды поразил нас своим "открытием". Как-то потребовался чистый спирт, но его выдавали со склада для технических нужд только в смеси с глицерином: 75 процентов спирта, 25 процентов глицерина. В прозрачном сосуде эта жидкость выглядела как слоеный коктейль: внизу спирт, а розовый глицерин - сверху. Пробовали ложкой отбирать сверху - ничего из этого не вышло. Горячие головушки фильтровали смесь через противогаз - безрезультатно.

- Змеевичок бы сделать да перегнать, - предложил кто-то.

- Можно и без змеевика, - сказал тогда Зуб. - Приходите перед ужином в землянку, я вам покажу, как это делать.

Вечером пришли к Николаю Антоновичу и разочарованно посмотрели на стоявшую на полу бадью с розовой жидкостью. Когда все уселись, Зуб сказал:

- Смотрите, вот как это делается...

Взял технический шприц, погрузил его конец на дно бадьи. Закончив всасывание, он впрыснул каждому в консервную банку "норму" чистого спирта. Тогда кто-то сказал:

- А ведь можно ещё проще: в дно бадьи вделать краник...

- Зачем же портить ведро, - сказал Зуб. - Налил в умывальник - и цеди...

Смеха было в этот вечер в землянке у Зуба !

На фронте Николай Антонович написал для центральных газет несколько статей по боевому применению штурмовиков. Позже они были включены в сборники, выпутавшиеся Военным издательством в серии "Библиотека лётчика". Так боевой опыт Зуба стал достоянием многих лётчиков штурмовой авиации.

Летом 1942 года Зуба вызвали в Москву для участия в разработке проекта наставления по боевым действиям штурмовой авиации. Целый год воевали без этого наставления, так как опыта боевого применения штурмовика Ил-2, поступившего на вооружение перед самой войной, не было. Майор Зуб внёс много предложений, которые впоследствии стали узаконенными. Он ещё тогда настаивал на том, чтобы основу боевого порядка составляло не звено из 3-х самолётов, а пара, как наиболее маневренная боевая группа.

Тогда, в Москве, Зуб выступил не только как теоретик, но и выполнил показательные полёты на полигоне перед военными миссиями Великобритании и США.

Штурмовик Ил-2 в печати называли противотанковым самолётом. Однако долгое время имевшиеся на самолёте средства поражения не могли пробить все возраставшую по толщине танковую броню. Лишь во втором периоде войны были созданы специальные противотанковые бомбы - небольшие по калибру, но прожигавшие кумулятивным лучом броневую защиту танка. А до этого ставка делалась лишь на "эрэсы" - оружие, хоть и мощное по ударному воздействию, но оказавшееся недостаточно эффективным из-за большого рассеивания.

Зуб и числе очень немногих лётчиков умел в какие-то доли секунды рассчитывать поправки в прицеливании и метко пускать ракеты. И тогда на опытном полигоне он одним залпом "эрэсов" вывел из строя трофейный танк.

- This pilot is master ! - воскликнули наши союзники.

Летом 1942 года мы расставались с Николаем Антоновичем: его назначили командиром другого, 210-го полка той же дивизии, в которую входил и 7-й Гвардейский. До прихода Зуба этот полк за один месяц боевых действий в Донбассе понёс большие потери и стал небоеспособным. Заново сформированный и обученный новым командиром, он успешно действовал на Северном Кавказе, затем на Таманском полуострове и был в дивизии на очень хорошем счету. Мы радовались каждому боевому успеху нашего соседа и ждали дня, когда в 210-м полку Гвардейцем станет не один только Зуб...

Николай Антонович частенько наведывался к нам в гости. Когда случались у нас потери - огорчался, зато как радовали его наши удачи !

- Запомните, казаки, Гвардейцы должны быть во всём впереди, а мы уж будем за вами тянуться, - говорил он.

Став командиром полка, Зуб продолжал летать на выполнение самых сложных боевых заданий, а когда поднималась в воздух вся дивизия, Николай Антонович со своим полком шёл впереди.

22 июля 1943 года был организован массированный налёт штурмовиков на "Голубую линию". Группу около 100 самолётов возглавил Зуб. Точно в назначенное время, перед атакой пехоты и танков, колонна самолётов подходила к опорному пункту противника в районе Киевской. Штурмовики летели под нижней кромкой сплошных облаков на высоте 600 метров. Завидев в воздухе огромную колонну самолётов, пехотинцы начали бросать вверх пилотки.

Цель была близко, но противник почему - то зенитного огня не открывал. Зуб прекрасно понимал, что немецкие зенитчики заранее сделали пристрелку по нижней кромке облаков. Он начал делать плавные отвороты в стороны, меняя курс. Но противозенитный маневр на этот раз был явно не зубовский: не размашистый, а какой - то осторожный. Наверное, потому, что ведущий в этот полёт взял под свое крылышко малообстрелянных лётчиков, которых всегда берёг и опекал. Он опасался резким маневром расстроить боевой порядок перед атакой. Зенитки противника молчали. Нет ничего хуже этого неведения: поскорее бы увидеть первые разрывы, чтобы знать, куда отвернуть самолёт...

Головная пятёрка уже начала входить в пикирование, и тогда несколько зенитных батарей одновременно дали первый залп: чёрные разрывы мгновенно усеяли небо. Самолёт ведущего группы и летевший с ним справа вздрогнули, их носы опускались всё круче и круче, с дымным следом машины пошли вниз. И так - до самой земли... Это был чёрный день для всей 230-й Кубанской штурмовой авиационной дивизии: в 210-м полку не стало командира, один из лучших лётчиков 4-й Воздушной армии, Николая Антоновича Зуба.

...Я сидел в пустой столовой в станице Ахтанизовской с газетой "Известия". Почти год прошёл с того чёрного дня, когда у Киевской после первого залпа зениток так и не вышел из крутого пикирования дымивший головной штурмовик. Зуб будто живой встал перед глазами: в тёмно - синей пилотке, с тремя орденами и медалью "За отвагу" на груди быстро шагает навстречу, улыбается, щуря глаза. Но никак я не мог представить его с "Золотой Звездой" Героя: ведь при жизни носить её так ему и не пришлось...