ДВЕ ЕГО ЖИЗНИ...

У крутого берега Волги между Печерском и Кольцовом можно видеть могучий тополь. Среди местных жителей о нём ходят легенды. Одна из них повествует о том, что дерево залетело сюда с ураганом и, удачно приземлившись, пустило корни. Другая легенда утверждает, что тополь прибило к берегу во время половодья. Трудно сказать, какая из этих легенд наиболее правдоподобна, достоверно одно - на том месте, где высится сейчас красавец тополь, совсем недавно не было ни одного деревца. Откуда, из каких мест переселился тополь сюда, неизвестно. Да и мало ли деревьев уносят весной буйные воды с верховья и со средней Волги. И вот стоит этот могучий великан на новом месте, жадно тянется каждой своей веткой к солнцу, живёт второй жизнью. Вокруг него уже бурно растёт молодая поросль. Дружной семьёй она крепко держит корнями землю и не даёт размыть её весенним водам.

Слушая рассказы об этом волжском пришельце, мы невольно вспомнили и как-то по-другому увидели, казалось бы, обычную судьбу одного из своих современников, его борьбу, которой могло хватить по меньшей мере на двух человек.

- Сейчас бы в бой, да чтоб потруднее. Уж я бы всыпал им, - проговорил Александр Фёдоров, глубоко переживая только что случившееся. Из очередного боевого вылета не вернулся капитан Горбатюк. Казалось, только вчера поздравляли Женю Горбатюка и Ивана Холодова с присвоением звания Героя Советского Союза, и вот одного из них уже нет. В это было трудно поверить. Но вот тут, рядом, сидит белобрысый, широкоскулый Слава Безяев - напарник Горбатюка. Первый раз он вернулся из полёта один. В этом вылете он открыв свой боевой счёт, но радость первой победы омрачена потерей ведущего.

Все лётчики напряжённо ждали одного - команды "По самолётам !". Хотелось быстрее подняться в воздух, искать встречи с врагом и мстить, мстить... Послышались твёрдые, торопливые шаги. Схватив шлемофоны и планшеты, авиаторы вскочили со своих мест. Широко распахнулаеь дверь, и на пороге показался... Евгений Горбатюк. Широко улыбаясь, он набросился на Безяева, схватил его в охапку.

- Молодец, Славка, весь твой бой видел. Так и надо драться...

Горбатюк без излишних подробностей рассказал товарищам, как выпрыгнул из горящего самолёта, как, качаясь на стропах парашюта, наблюдал продолжение воздушного боя и восхищался отвагой своего напарника, как добрался до аэродрома на попутной машине...

- Саша, гитару, - метнул кто-то взглядом в сторону Фёдорова, и адъютантская наполнилась мелодичными звуками семиструнной. Дверь уже не закрывалась. Сюда шли и шли боевые товарищи. Авиационный полк радовался возвращению одного из своих героев.

Александр Фёдоров торжественно перебирал струны.

Словно кадры из кинохроники, в памяти всплывали эпизоды воздушных боёв. Вот первый, увиденный июньским летом 1941 года фашистский самолёт. Навстречу ему вылетел один из истребителей. Александр Фёдоров поднялся в воздух вслед за ним. С минуты на минуту должен был решиться исход воздушной схватки. Маленький остроносый истребитель неумолимо приближался к "Юнкерсу". С борта его потянулись огненные трассы. Фёдоров понял, что атака не удалась. Надо спешить на помощь. Он до предела отжат сектор газа.

Чтобы не повторить ошибку товарища, Фёдоров выбрал мёртвый конус и, летя в этом непростреливаемом направлении, быстро сблизился с противником. Пора открывать огонь. Первой очередью истребитель заставил замолчать стрелка. Огненные струйки сразу оборвались, и "Юнкерс" из грозной, обороняющейся крепости превратился в обычную мишень. Теперь лётчик мог с ним сделать всё что угодно. Со второго захода Александр приблизился к фашистской машине почти вплотную и зажёг её. Чёрный дым с яркими языками пламени потянулся за бомбардировщиком. На какое-то мгновение Фёдоров увидел искажённое от страха лицо немецкого пилота, припавшего к штурвалу и пытавшегося путём различных эволюции сбить с самолёта пламя, но всё было напрасно. Последовали стремительное падение и взрыв...

Одно воспоминание вытеснялось другим. Воздушный бой за линией фронта, ночная схватка с "Мессершмиттом-110", встреча с противником в многослойной облачности. Возвращение в часть Евгения Горбатюка напомнило Фёдорову, как однажды и он в обгорелом комбинезоне спешил в родной полк, чтобы снова занять своё место в боевом строю.

...До вылета оставалось 10 минут, но Александр Фёдоров был уже в кабине. Неподалёку, также подготовленный к запуску, стоял самолёт ведомого, сержанта Вишнякова. Увидев, как тот утвердительно кивнул головой - всё готово, Фёдоров показал рукой на острый, глядящий в небо нос истребителя.

- На взлёт.

Держа равнение, 2 крылатые машины побежали по полю, набирая скорость.

Через 5 минут с аэродрома поднимутся остальные истребители, и пара примкнет к ним, чтобы идти на боевое задание. Эти 5 минут Фёдоров выпросил у командира полка - хотелось потренировать молодого лётчика. Предстояла суровая схватка с фашистскими асами, оголтело рвущимися к Москве, а за плечами у Сергея Вишнякова всего несколько вылетов.

Вместе с Анатолием Барановским он пришёл в полк совсем недавно. Оба они попали в звено Фёдорова. Трудно им было входить в строй, учебные полёты приходилось выкраивать между боевыми схватками. И всё же очень скоро в полку заговорили о "комсомольском звене"  (Александр Фёдоров был в то время комсомольцем), отмечали слётанность воздушных бойцов, их слаженность.

Истребители быстро уходили ввысь. Серые облака наглухо обложили небосвод, Фёдоров оглянулся на Вишнякова - тот держался поодаль, на заданной дистанции.

И вдруг ведущий резко отвернул в сторону, нос самолёта заскользил по горизонту, неистово завыл на полных оборотах мотор. Послушный твёрдой руке лётчика, истребитель выписывал крутую дугу.

- Заходи в хвост, - передал Фёдоров напарнику.

Быстро пробежало время в напряжённом поединке. Командир звена остался доволен "боем". Вишняков усилил темп маневра, активнее боролся за высоту, и Фёдофов с большим трудом, чем раньше, добился преимущества.

Лейтенант Фёдоров, не прекращавший наблюдение за воздухом, видел, как по аэродрому пронеслись взлетающие истребители. Выполнив полукруг, он пристроился к пятёрке, которая устремилась на запад. Чуть в стороне, прикрытая крылом, проплывала Москва.

Позади остался пригород, потянулись подмосковные леса, по-зимнему темневшие на снегу. Подлетели к линии фронта. На земле идёт жаркий бой. Грязными всплесками клубятся разрывы. Минуты, отделявшие встречу с врагом, тянулись томительно долго. Напряжённо всматривался лётчик в каждое пятнышко на облаках, изучая небо.

Вражеские самолёты появились неожиданно. На тёмном фоне облаков проступила ровная цепочка точек. По радио кто-то говорил негромко и как бы безразлично:

- Слева, выше...

Но ведущий семёрки и сам уже видел врага, потому что доворачивал группу, готовясь перейти в атаку. Противник шёл значительно выше, и истребители увеличили скорость, чтобы взять инициативу в свои руки. Тёмные точки с каждой секундой увеличивались, превращаясь в крестообразные силуэты.

И тут от общей группы отделилось несколько самолётов. Они демонстративно пикировали на виду у лётчиков.

Замысел врага был нехитрым. Он хотел отвлечь советских лётчиков от группы бомбардировщиков, которые продолжали лететь прежним курсом. Но истребители устремились к "Юнкерсам".

Как ни трудно было атаковать снизу, удар получился мощным и решительным. Строй "Юнкерсов" нарушился. На одном из них ярко вспыхнуло пламя, он круто отвалил в сторону, падая на крыло. Другой пошёл со снижением, оставляя густой шлейф дыма. Фёдоров словно слился с послушной машиной: он кидал её из атаки в атаку, отбивал удары истребителей, бросался на выручку товарищам, постоянно помня о главном - не допустить к Москве бомбардировщиков. Уже 2 "Юнкерса", сражённые его метким огнём, нашли себе могилу на подмосковной земле.

Выбирая мгновения, Александр оглядывался на ведомого. Вишняков дрался мужественно и грамотно. Глядя на его смелые, напористые атаки, уже не подумаешь, что самолётом управляет новичок.

Вдруг машину тряхнуло от короткого, жёсткого удара. Мельком взглянув под ноги, Александр заметил, что пол загорелся. Въедливый дым наполнял кабину.

И тут Фёдоров увидел, как одного из "МиГов" взяла "в клещи" пара "Мессеров". "Федотов", - успел подумать лётчик, заметив хвостовой номер самолёта. Он уже почти забыл о своей беде, о том, что машина его горит, - все его мысли сходились на одном: как спасти товарища. Не теряя ни секунды, Фёдоров направил истребитель наперерез врагу.

Взгляд его был прикован к "Мессершмитту", который вот-вот откроет огонь по самолёту Федотова. "Только бы успеть", - вот что тревожило его.

Выдерживая секунды предельного напряжения, Фёдоров прицелился, ожесточённо нажал на скобу, ударил по врагу парой реактивных снарядов.

Лётчик не успел выйти из атаки, как совсем рядом, казалось над головой, раздался взрыв. Самолёт вздыбился, как-то повис в воздухе. "Бензобак", - успел подумать лётчик.

Дым густо наполнил кабину. Фёдоров уже ничего не видел, пламя обжигало руки, подбиралось к лицу. Надо покидать самолёт...

Когда лётчик открыл фонарь, упругая, ледяная струя воздуха ворвалась в кабину. Она давила на голову и плечи, мешая подниматься. А когда Александр попробовал подтянуться на руках, правый локоть пронзила резкая боль. В горячке боя он не заметил, как был ранен.

Собрав силы, Фёдоров подтянул ноги и оттолкнулся, переваливаясь через борт.

Сознанием всё резче и настойчивее овладевала мысль: не пора ли открыть парашют ?   Усилием воли лётчик заставлял себя сделать затяжку. Во-первых, парашют от одежды может загореться - Александр помнил, что подобный случай привёл к гибели одного из товарищей, а во-вторых, если рано раскрыть парашют, фашисты расстреляют прямо в воздухе.

Никогда ещё ему не приходилось так бороться за жизнь. Земля приближалась с каждым мгновением, но в стремительном падении определить расстояние до неё трудно. Правая рука как бы непроизвольно тянулась к кольцу, а левой лётчик отталкивал её. Ещё 10... 5 секунд...

Подмосковье, зима 1941 - 1942 годов.

Как только лётчик рванул кольцо, глаза его застлала серовато - оранжевая пелена - всё расплылось в ней.

Непривычную тишину нарушил гул мотора, который всё приближался и приближался, словно настигая лётчика сверху. По звуку он определил, что это не "МиГ". Фёдоров ухватился рукой за лямки парашюта, подтянул к себе несколько строп - он хотел скольжением ускорить снижение.

Резко, дробно простучал рядом пулемёт. Упали обрезанные стропы. Очевидно, парашют начал складываться, потому что подвесная система как-то перекосилась, а воздушный поток снизу стал набегать быстрее. Нащупав уцелевшие стропы, Фёдоров отбросил их в сторону, а через секунду - две почувствовал жёсткий удар в ноги. Руки нащупали снег. Лица коснулся мягкий шёлк гаснущего парашюта.

Лётчик хотел осмотреться вокруг, но, к ужасу своему, обнаружил, чго ничего не видит. Он не понимал, почему потерял зрение: от едкого дыма и ожогов или от сильного динамического удара во время раскрытия парашюта.

Что теперь делать, куда пойти ?   Фёдоров даже не знал, на чьей стороне он приземлился - воздушный бой вёлся недалеко от линии фронта. Вокруг было тихо. Лишь изредка сверху доносились гулкий рокот моторов да хлёсткие пулемётные очереди. Бой, очевидно, затихал.

Вдруг рядом почти над головой раздался частый, дробный стук. Быстрым движением лётчик схватился за пистолет, поднял голову, но тут же понял, что это стучал дятел. Значит, в лесу, на поляне, это хорошо. Обострённый слух уловил, как зашелестели кусты. Лётчик повернулся, держа наготове пистолет. Может быть, это тоже птица. Нет. Шорох послышался снова, было ясно, что кто-то осторожно раздвигает кусты.

- Кто тут ?   Свои ? - вполголоса спросил лётчик.

- Это для кого свои ? - послышался недоверчивый мальчишеский голос.

Невозможно было сдержать радость. Фёдоров шагнул вперёд, протянул руки:

- Да разве не видишь, что я свой, советский лётчик.

- Советский, - всё ещё настороженно повторил паренёк. По голосу ему можно было дать лет 12 - 13. - А я думал, фашист. Здорово их били. Они падали сверху и с самолётами, и без самолётов.

Пока шли, парнишка увлечённо рассказывал о воздушном бое, за которым он всё время наблюдал. В глазах лётчика немного просветлело. Хоть и смутно, но он стал видеть линию горизонта, фигуру своего маленького проводника.

В ближайшей землянке оказались бойцы службы воздушного наблюдения, оповещения и связи. Фёдорова встретил молоденький лейтенант - начальник поста. Он ни о чём не стал расспрашивать - всё было ясно, да к тому же здесь так же внимательно следили за боем.

- Дрались здорово, - говорил Лейтенант, не скрывая восторга. - 12 штук сбили. Остальные рассыпались. К Москве ни один не прорвался.

Не прошли. Лучшей награды за всё пережитое Фёдоров и не ожидал. После непродолжительной паузы начальник поста проговорил:

- Одного нашего сбили. Он выпрыгнул, да рано раскрыл парашют. Несколько раз заходили, гады, стреляли в упор, парашют сложился...

- Кто он ? - вырвалось у Фёдорова.

- Документов не нашли.

- Покажите...

Узнать лётчика было невозможно. К тому же Фёдоров ещё плохо видел. Но когда он заметил тёмные длинные волосы, ему невольно пришло на ум: Вишняков. Остался без напарника - и вот результат... Неужели он ?

- Поищите получше в карманах...

Фёдоров видел, как из кармана комбинезона извлекли письмо. Крепко стиснув зубы, лётчик глядел на маленький конверт.

- "Вишнякову Сергею", - прочитал лейтенант. Как ни много испытал в этот день Фёдоров, но этот удар был для него самым сильным. Он отвернулся от бойцов, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы. В том, что сбили Вишнякова, он винил себя: плохо научил драться, не уберёг молодого лётчика. Теперь и он в ответе перед товарищами, перед старухой матерью, которая присылала издалека письмо за письмом.

У вносовцев Фёдоров пробыл долго. Ему перевязали руку, распухшую от раны. И как только наступило утро, он отправился в свою часть на попутной полуторке.

В части Фёдорова встретили восторженно. Лётчик доложил командиру эскадрильи о прибытии, а потом добавил глухо:

- Привёз тело Вишнякова...

- Какого Вишнякова ? - изумился комэска и подозрительно осмотрел лётчика.

Заметив, что командир смотрит ему за плечо, Фёдоров обернулся. К ним подходил Вишняков. Оказалось, что в том бою погиб лётчик Алексеев. А письмо Вишнякова он взял у почтальона незадолго до вылета и не успел передать...

В госпиталь Фёдоров отказался ехать. Из руки его извлекли множество осколков, они оказались очень мелкими, и найти их можно было только магнитом. На перевязку он ходил в санчасть, а основное время по-прежнему проводил среди боевых друзей. Тоскующим взглядом провожал он в полёт стремительные "МиГи".

В ту пору начались решающие бои за столицу. Всё чаще и чаще приходилось подниматься истребителям. Фёдоров добился разрешения подниматься в воздух.

Старший лейтенант А. Я. Фёдоров перед боевым вылетом.   Зима 1941 - 1942 гг.

Воздушные налёты на Москву сократились, и истребители чаще стали летать на штурмовку. До 8 вылетов в день приходилось им делать. Нередко было так, что лётчики возвращались на свой аэродром, пополняли боекомплект и снова уходили на задание, не заправляя самолёты топливом.

64 штурмовки совершил Александр Яковлевич Фёдоров за эти дни. В марте 1942 года отважный лётчик - истребитель был награждён орденом Красного Знамени.

К лету 1943 года авиационный полк заметно обновился за счёт молодых лётчиков. Развернулась грандиозная битва на Орловско - Курской дуге, и, слетав с молодыми авиаторами 2 - 3 раза в зону, опытные воздушные бойцы повели их выполнять задания командования. С начинающим авиатором пошёл в бой и Александр Фёдоров. К этому времени на его боевом счету было уже двадцать четыре сбитых самолёта.

Жарким огнём пылали пожары на земле. Прикрывая с воздуха наступавшие наши части, лётчики - истребители почти сразу же после взлёта были вынуждены вступить в бой.

- Прикрывай. Атакую, - подал Фёдоров команду ведомому.

Фашистский лётчик не принял бой и искусно маневрировал. Выжимая из самолёта всё, что он мог дать, Фёдоров пытался достать фашиста огнём. Один головокружительный маневр следовал за другим. После нескольких таких эволюции советский ас не увидел за собой ведомого. Как он жалел в эти минуты, что нет рядом испытанного друга Кости Шульженко, где-то сейчас сражавшегося в паре с молодым авиатором !   Фёдоров ждал, что, может, всё же покажется где-нибудь недалеко его ведомый. Шло время, а его нигде не было. "Вернулся на аэродром", - решил Александр.

Фашисты заметили, что советский лётчик остался один, и набросились на него, как коршуны. Боеприпасы были на исходе. Стрелять надо только наверняка. А враги атакуют и атакуют. Выбрав удачный момент, Фёдоров ответил стремительной атакой. Он уже приготовился открыть огонь, когда почувствовал дикую, нестерпимую боль в ноге. Невольно оглянувшись, лётчик увидел выходящего из атаки "Мессера".

С большим трудом Александр Фёдоров дотянул до аэродрома и произвёл посадку. Не мог он тогда даже подумать, что это был его последний полёт. От большой потери крови лётчик потерял сознание. Вернулось оно к нему уже в госпитале после операции. Медленно вспоминая о случившемся, он потянулся рукой к ноге. Её не оказалось.

- Кончилась жизнь лётчика, - прошептал Фёдоров пересохшими губами.

Подкатило тяжёлое чувство опустошения, когда не хочется ни о чём думать, когда становится всё безразличным.

Через несколько дней Александра Фёдорова навестили в госпитале его однополчане. Как он завидовал им, сильным и ловким !   Расспросив о последних событиях, умолк. Друзья, как могли, старались приободрить товарища.

- Дайте лучше гитару, я сыграю вам, - сказал Фёдоров.

Сослуживцы не забыли прихватить её с собой. И когда медицинская сестра заглянула в палату, она удивилась. Лётчик, потерявший в бою ногу, вот уже за несколько дней не сказавший ни одного слова, играл на гитаре, развлекал своих товарищей.

В госпитале Александр Фёдоров получил радостную весть о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Наступил день, когда принесли ему большой, почти до самого бедра, протез, и он сделал на нём свои первые шаги после многих дней неподвижной жизни.

...В штабе Московской зоны ПВО Фёдоров настоял на возвращении в часть. Что ж, что он уже не сможет летать. Он готов выполнять любую работу. Офицеры авиации хорошо понимали Фёдорова, и он был направлен, хотя и не в свою, в другую часть штурманом.

Снова аэродром, привычная обстановка. Правда, тяжело оставаться на земле, когда другие поднимаются в воздух. Но Фёдоров всегда находил дело, много времени проводил с молодёжью за разбором боевых вылетов. И всё же чего-то не хватало.

- Я должен действовать, действовать, - сказал он как-то командиру части. - Есть преподаватели, учёные, которые могут годами трудиться в тиши аудиторий и кабинетов, а мне нужна нагрузка не только для ума, но и для рук.

Вскоре после этого разговора командир обрадовал Фёдорова.

- Поедешь, - сказал он, - в штаб танкового корпуса. Наш полк будет прикрывать его действия с воздуха при прорыве линии фронта. Твоя задача - наводить нас с земли.

- Вот это настоящая работа.

Ранним утром двинулся танковый корпус на штурм вражеских укреплений. Стальная лавина неудержимо сметала всё на своем пути. В боевых порядках следовал вездеход, и Александр Фёдоров с микрофоном в руке посылал в эфир чёткие, лаконичные команды. После каждой из них пикировали истребители и уничтожали мощным огнём притаившиеся орудийные расчёты, скопление вражеских солдат и техники.

Фёдоров так увлёкся боем, так торопил всё время шофера, что не заметил, как оказался в непосредственной близости от противника. Очередную команду его оборвал разрыв снаряда, точно угодившего в автомашину. Выскочив из неё, Александр попал под огонь вражеских пулемётов.

- Стреляли, как по Чапаеву, - вспоминал впоследствии авиатор.

Это был первый бой на земле, который Фёдоров видел в непосредственной близости. И он, лётчик - ас, оценил героизм пехотинцев, танкистов, артиллеристов...

Первый раз пришлось, уходя от пулемётного огня, ползти по-пластунски. Мешал протез. Пули вливались в искусственную ногу. Кругом всё грохотало, ломалось, рушилось...

И снова госпитальная тишина. Врачи сделали всё, чтобы спасти единственную ногу. "Что делать дальше ?" - думал Александр Фёдоров. Прожита большая, настоящая жизнь. Что же впереди ?.. Родное государство позаботится. Доживай свой век, почивай на лаврах героя. Ни в чём никто не упрекнёт. Нет, только не это.

День Победы Александр Фёдоров встретил в родном рязанском селе. Шумно отпраздновали односельчане свадьбу героя. Затем наступили будни, мучительные поиски путей в новую жизнь. Вместе с семьёй иайор запаса Фёдоров поселился в Москве, поближе к тем местам, где прошла его боевая жизнь.

Не хватало главного - людей, коллектива. В райкоме партии предлагали самую разнообразную - тихую, спокойную работу. И когда Фёдоров отказывался, знакомые и соседи удивлялись. "Боится продешевить", - втайне думали некоторые. А Александр вскоре сделал выбор - пошёл на завод рабочим. Да, он не хотел получать поблажек как инвалид и герой. Любую жизнь надо начинать сначала.

Мартовское утро было ясным и необычайно тихим. Тёмный подтаявший снег и замёрзшие лужицы покрылись лёгким как пух инеем, предвестником погожего дня. Хотя на работу Александр Яковлевич каждый раз шёл в бодром, приподнятом настроении, в это утро он чувствовал особый подъём, словно в ожидании чего-то необычного, торжественного. И едва он вошёл в цех, как понял причину такого настроения. Сегодня день проверки секундомеров... Он подошёл к окну, открыл правую половину рамы. За подоконником, под открытым небом в 2 ряда стояли 6 электросекундомеров. Фёдоров включил сеть. Приборы разом затрещали, стрелки, будто на перегонки, забегали по циферблатам.

Выдержав выверенную паузу, Александр Яковлевич остановил секундомеры, сопоставил показания каждого из них с эталонным прибором. Даже сверхчувствительный контрольный механизм не зафиксировал отклонений сверх нормы.

- Как ваши хронометры ? - раздался за спиной голос инженера Галины Михайловны Касаткиной.

- Как часы, - шутливо ответил Фёдоров.

Многое связано у него с этими приборами...

Ещё 6 лет назад, демобилизовавшись из рядов Советской Армии, он пришёл на завод, в этот цех. Экспериментальный цех. Так же, как и теперь, сравнительно небольшое помещение было сплошь обставлено испытательными стендами, и кругом приборы, приборы, соединённые бесчисленными проводками, будто вся комната представляла собой единый сложный механизм. Фёдорова приняли рабочим. А в анкете, в графе "Специальное образование", было записано: радиолюбитель.

В те дни экспериментальный цех разрабатывал схему электрического секундомера. Вот тогда и были изготовлены 6 опытных образцов. Александр Яковлевич принял в этом самое активное участие. Он и установил их за окном, чтобы испытать приборы, подвергнув их воздействиям дождя и снега, жары и холода. Выполняя заказ, завод давал гарантию на 1 год. Но вот прошло уже 6 лет, а приборы по-прежнему стоят под открытым небом и действуют безукоризненно. Каждый месяц Александр Яковлевич снимает их показания. Эта маленькая обязанность стала для него ещё одной привычкой, своеобразным пульсом времени.

Трудными были для него эти годы. Привыкший отдаваться работе со всей душой, докапываться в любом деле до мелочей, он не мог механически выполнять разные простейшие операции. А чтобы изготовлять приборы и тем более конструировать их, нужны знания. Большие знания. И Александр Яковлевич засел за учебники, схемы, чертежи. Охотно, от души помогали ему инженеры Шатахин, Касаткина. Вот так и случилось, что за 5 лет Фёдоров прошёл путь от рабочего до инженера экспериментального цеха.

Посредине цеха стоит большая установка. Её переднюю панель целиком занимают циферблаты контрольных приборов, кнопки управления. Это универсальный испытательный стенд, имеющий сложнейшую конструкцию. Схему этого стенда разработал Александр Яковлевич, по его чертежам он изготовлен. Трудно представить, насколько точными, скрупулёзными должны быть расчёты. Ведь приборы, испытанные на этом стенде, идут для утверждения в Государственную палату, а затем в массовое производство: на фабрики, заводы, электростанции.

Крепко сжился Александр Яковлевич с трудовым коллективом и так же, как раньше он говорил "наш полк", "наша эскадрилья", теперь привычно произносит "наш завод", "наш цех". И снова он там, где более всего нужен, в горниле трудового фронта, на передовой линии.

Как-то в экспериментальный цех поступил трудный заказ. Нужно было провести специальные испытания приборов, которые предстояло выпускать заводу для экспорта. Когда инженеры стали обсуждать, кому выполнить это сложное и интересное задание, Галина Михайловна заметила:

- Товарищ Фёдоров любит решать замысловатые проблемы.

И действительно, Александр Яковлевич попросил начальника цеха, чтобы он поручил ему провести испытание приборов. Начальник согласился.

А опыты на самом деле были увлекательными и трудными. Приборы изготовлялись для стран, расположенных в тропическом поясе. Чтобы завод мог дать гарантию на свою продукцию, нужно было провести специальные испытания, то есть создать все те условия, в которых будут работать приборы. Для этого в цехе образовали микроклимат тропиков. Приборы помещались в ёмкости, где они длительное время находились под воздействием большой температуры, высокой влажности, микробов и бактерий. Александр Яковлевич совместно с другими специалистами удачно провёл эти испытания...

В этот день Фёдорову также предстояло провести интересный опыт. Незадолго перед этим завод освоил производство тягомеров - сложных контрольных приборов для электростанций.

Уже начался серийный выпуск тягомеров, когда инженер конструкторского цеха внёс интересное рационализаторское предложение. Он почти заново разработал схему механизма, который уменьшился в размерах примерно в 3 раза. А это значит - во столько же раз сократится расход металла, и такого ценного, как латунь.

Комиссия одобрила предложение, но окончательное решение можно вынести только после испытаний. Надо узнать - не ухудшится ли качество прибора.

- Вот вы и испытайте новый тягомер, - обратился начальник цеха к Фёдорову. - Вы вводили в строй этот прибор, хорошо знаете его.

Александр Яковлевич с энтузиазмом взялся за дело. И вот наступил решающий момент в испытаниях. По технической характеристике прибор в течение недели должен работать без какой бы то ни было подрегулировки. Чтобы быстрее шла проверка, гарантийный срок прогнали ускоренным циклом. В течение 8 часов тягомер работал непрерывно, получив нагрузку, которая рассчитана на неделю. И снова он оказался на испытательном стенде.

Александр Яковлевич осторожно положил тягомер на подставку и подсоединил его к контрольным указателям стенда. Вращая ручку пресса, он создал в установке высокое давление. По серебристой шкале двинулась стрелка, а по тонкой наклонной трубочке микроманометра побежала почти прозрачная нить жидкости.

Вот стрелка и столбик спирта замерли. Затаив дыхание, не шевелясь, инженер переводил взгляд с прибора на прибор.

В такие мгновения Фёдорову нередко вспоминается прошлое: кабина истребителя, лёгкие, чуть - чуть дрожащие стрелки приборов. Очень часто эти тонкие пластинки говорили больше, чем самый красноречивый собеседник, измеряли расстояние от жизни до смерти. Лётчикам, морякам нередко приходится подчинять свою волю немому языку приборов...

Александр Яковлевич выдержал паузу и стал переводить взгляд более спокойно и уверенно. Сомнений не могло быть. Тягомер действовал точно. Острая стрелка прочно застыла на месте, убеждая в своей непогрешимости.

Новый прибор получил путёвку в жизнь. Тягомеры с маркой "Московский завод "Энергоприбор" идут на стройки электростанций. Устанавливая его, рабочий - монтажник на Волге, на Днепре или на Ангаре скажет доброе слово о тех, кто сделал его, вложил в каждый из них маленькую частицу жизни. Среди них трудится и Александр Яковлевич Фёдоров, замечательный человек, герой нашего времени.

Нет, не подсечены крылья у сокола. Полёт продолжается.

Авторы статьи: В. Федотов и Г. Родин.