Девушка с винтовкой

Жарким летом 1943 года на Калининский фронт прибыла рота выпускниц Центральной женской снайперской школы, созданной по инициативе ЦК ВЛКСМ. Помню этих милых, мужественных девчат: скатки через плечо, на ногах кирзовые, увы, не лёгкие солдатские сапоги, снайперские винтовки за спиной. И почти у каждой за плечами всего - навсего 18 или 19 лет жизни... Воины любили и уважали девушек - снайперов за меткую стрельбу, бесстрашие, героизм.

И новая встреча через 20 лет, в Мае 1963 года, на традиционном слёте ветеранов войны. Некоторых снайперов я помнил ещё по фронту, где был в ту пору военным корреспондентом, со многими встретился здесь впервые. Знакомство с Любовью Михайловной Макаровой, одной из рядовых героинь снайперской роты, кавалером 2-х орденов Славы, положило начало настоящей творческой дружбе, продолжающейся по сей день.

Любовь Михайловна обладает завидной памятью, я бы сказал, памятью сердца. Она любит и умеет рассказывать, письма её удивительно душевны, полны точных, поэтических деталей, мягкого юмора. Если собрать все письма, которые она прислала мне за это время, и рассказы, которые я записал с её слов, получится целый том интереснейших воспоминаний о войне.

Больше года занимался я сбором материала для книги, рассказал об этой работе по радио и телевидению. Стали приходить письма от подруг Макаровой, от её однополчан. Это помогло расширить картину боёв и походов, уточнить фамилии и географические названия, хронологию событий. А главное - прибавило фактические подробности, которые так важны, когда пишешь о реально существовавших людях.

Повесть документальна, герои её названы своими подлинными именами, многих читатель увидит на фотографиях, разысканных в архивах военных лет. И вместе с тем это не история части, раскрывающая весь боевой путь женской снайперской роты. Любовь Михайловна вспоминает лишь тот его отрезок, который прошла своими ногами, лишь те события, участницей которых была сама, лишь тех людей, которых знала и любила. Именно поэтому рассказ ведётся от её лица.

Если книга удалась, это заслуга Л. М. Макаровой и тех товарищей, которые помогали нам в нашей коллективной работе. Моя же задача заключалась в том, чтобы превратить разрозненные рассказы и воспоминания в более или менее стройное повествование о комсомолках грозных 1940-х годов.

Константин Лапин.

*     *     *

НЕОБЫЧНЫЕ СОЛДАТЫ

Позади остались развалины Великих Лук, шоссе бежит в сторону Невеля. За дальней грядой холмов на горизонте погромыхивает, усиливаясь по мере нашего приближения к фронту, артиллерийская канонада. Два грузовика с запылёнными Гвардейскими значками на радиаторах мчат к передовой роту не совсем обычных солдат.

Посмотреть со стороны - воины как воины, пилотки со звёздочкой, пятнистые маскхалаты, винтовки крепко зажаты меж колен. Но порывы встречного ветра вырывают из-под пилоток то светлую, то тёмную прядь мягких девичьих волос. Нет-нет да и затянет высокий голос песню и дружно подхватывают её другие. И винтовки необычные - с оптическим прицелом, укрытым кожаным чехольчиком, и обращение с ними особенно бережное.

Необычные солдаты - это мы, 50 воспитанниц Центральной женской снайперской школы под Москвой. Первый выпуск школы ! nbsp; Каждая из нас горда, что попала во фронтовую роту. Мы только что пристреляли свои винтовки в запасном армейском полку, а некоторые успели и отличиться во время инспекторских стрельб, оставив позади прославленных снайперов армии. Теперь мы направляемся в свою часть - в 21-ю Гвардейскую стрелковую дивизию 3-й ударной армии.

Водитель, не сбавляя скорости, высовывает голову из окна кабины и беспокойно озирает небо. Как по команде, мы смотрим вверх. Нам везёт: низкая облачность мешает действиям вражеской авиации. Впереди часто загрохотали пушки. Близкое дыхание войны сгоняет улыбки с лиц, гасит возникающую песню.

На развилке головная пятитонка, замедлив ход, сворачивает на просёлок. Притормаживает и наш водитель: те, кто в первой машине, едут в 69-й стрелковый полк, а мы - в соседний, 59-й. Это наше первое расставание после снайперской школы, впереди неизвестность. Подруги машут нам, кто-то встает в кузове во весь рост:

- До скорой встречи, девочки !   Желаем удачи !

Грузовик поднимается на бугор и исчезает в ложбине. Облако пыли, поднятой колёсами, медленно оседает на траву. Наш водитель, не теряя времени, заруливает машину в ближний лесок. Подминая кусты, пятитонка въезжает в густые заросли ольховника и останавливается.

Из кабины выбирается молоденький Лейтенант, он должен сопровождать нас до места.

- Шабаш !   Приехали, девушки !   Отсюда до передка рукой подать...

Водитель открывает задний борт грузовика. Осторожно передав пристрелянные винтовки тем, кто сошёл раньше, спрыгиваем наземь. Затекшие ноги не слушаются. Моя напарница Зоя Бычкова не то для разминки, не то просто так, чтобы посмешить, идёт по кругу, переваливаясь, как утка, с ноги на ногу. Раздаётся смех. Хмурится старшая снайперской группы Саша Шляхова.

- Девочки, что за веселье ?   Мы не в школе.

26 стрелков, разбитых на снайперские пары, дважды "чёртова дюжина" !   Команды строиться нет, но мы, разобравшись по парам, выстраиваемся в 2 ряда. Теперь весёлая Зоя надумала демонстрировать сверхусердие, вытянулась по струнке, выкатила грудь колесом. Незаметно подталкиваю свою заводную напарницу. Действительно, здесь не школа.

Лейтенант, успевший выломать и очистить от коры ветку орешника, оглядывает строй, хлопает самодельным стеком по голенищу сапога.

- Ну, пошли, девчата.

Бесшумно шагаем за ним по тропке, ведущей к штабу полка. Склон холма, на который мы поднимаемся, порос мелким кустарником. Не сразу между кустами заметишь землянки, обложенные дёрном по самую верхушку. Отличная маскировка !   Не только с воздуха - вблизи не видны.

Где-то позади бухает полковая пушка, над головой с шелестом проходит снаряд, чуть позже далеко впереди слышится лязгающий звук разрыва. Совсем близко, как кажется, стучит станковый пулемёт. Штаб полка - ещё не совсем передовая, но звуки войны, такие громкие и новые для слуха, заставляют сжаться сердце.

На поляне перед штабным блиндажом, возле которого стоит часовой с автоматом, остановка. Лейтенант и Саша Шляхова идут представляться командиру полка. Рассаживаемся в кружок, с наслаждением вытягиваем ноги. Щегольские финки - прощальный подарок наших шефов из ЦК ВЛКСМ - сдвинуты на ремне, чтобы не уколоться о ножны. Снайперские винтовки у каждой на коленях оптикой вверх: не сбить бы прицел !

Не без удивления разглядывают девушек бойцы, появляющиеся из лесу, - уж больно грозен, наверное, наш вид: в маскхалатах, вооружённые до зубов...

В запасном полку мы уже слышали историю боевой 21-й Гвардейской стрелковой дивизии. Суровой зимой 1941 года дивизия наступала западнее Ржева, поначалу имела успех, но, израсходовав боеприпасы, попала вместе с другими частями в окружение. В 1942-м, с боями прорвав вражеское кольцо, дивизия вышла из окружения. Тогда она и получила звание Гвардейской. Дивизия устроили гитлеровцам настоящий разгром на Смоленщине, а войдя в состав 3-й ударной армии, участвовали в освобождении Великих Лук.

В разговор вмешался комбат. - Вон их женихи по земле ножками топают. Легки на помине.

В дверях землянки, закрывая свет, выросли две фигуры в маскхалатах и касках, со снайперскими винтовками за плечами.

- Товарищ Гвардии капитан, прибыли по вашему приказанию ! - отрапортовал Рыбину рослый старшина.

- В самое время пришёл, Ганночка, - сказал комбат. - Это наш снайпер номер раз, будет вашим учителем, девушки. А кто с тобой ?   Петренко ?.. Ну, Петренко совсем жених из женихов, он у нас холостой...

Мы потеснились, пытаясь освободить место на нарах.

- Двинулись, комиссар ! - Рыбин встал. - Полагаю, они и без нас познакомятся.

- Ганночка, не забудь рассказать девчатам про зарубки на твоей винтовке ! - напомнил старшине Булавин.

Командиры ушли. Ганночка, присев на краешек нар, сворачивал цигарку. Петренко, смущённый представлением комбата и нашим пристальным вниманием, стоял у двери, не решаясь сесть.

Так вот они какие, гордость армии, гроза фашистов !   Худое, почти чёрное от загара лицо Михаила Ганночки изрезали глубокие складки, в уголках прищуренных глаз веером собрались морщинки - не то от привычки целиться, не то от дум, - тонкие губы плотно сжаты. Совсем не похож на него Петренко - румянощёкий хлопец с густыми чёрными бровями, сросшимися на переносье.

- Ой, какой шершавый ! - ойкнула Зоя Бычкова, огладив приклад винтовки Ганночки. - Сколько ж тут зарубок ?

- Та от до 100 догоняю...

Землянка ахнула. Во время инспекторских стрельб в запасном полку мы слышали о знаменитой, бьющей без промаха винтовке Ганночки, на прикладе которой снайпер отмечал ножом каждое удачное попадание. Винтовка пошла по рукам...

- Вот бы и мне такое "вещественное доказательство" ! - помечтала вслух одна из девушек. - Хотя бы к концу войны.

- А я не стану свою красавицу винтовочку портить, - не соглашалась другая. - Слишком много чести для фрицев - персонально каждого отмечать.

- Ты сначала хоть одного отправь в Могилёвскую губернию", - говорила третья.

Словом, шум поднялся немалый. Саша Шляхова попросила:

- Товарищ Гвардии старшина, расскажите, как вы первого своего фашиста срезали.

Ганночка только руками развёл.

- Хоть убейте - не помню, как в тумане был. Я из простой "трёхлинейки" тогда стрелял. Снайперскую мне позже вручили, когда я уже больше десятка их нащёлкал. У меня тоже к вам, дивчатки, вопросец, - сказал он вдруг. - Мабуть, хохлушки е у вас ?

Отозвались сразу две - Клавдия Прядко и Саша Шляхова. Лицо снайпера расплылось от удовольствия, когда он услышал родную мову. Он забросал подруг вопросами.

- Аз видкиля вы ?   А чому не на том, не на Украинськом фронте ?   А батько и маты е ?

Узнав, что Прядко в первые месяцы войны потеряла семью, Ганночка поведал свою беду. Он и сам ничего не знал о жене и родных, оставшихся на оккупированной Днепропетровщине. Знает только: ему есть за что мстить врагу. В одном снайпер был не согласен с Клавдией, заявившей, что ей, одинокой, умирать не страшно.

- Про смерть нэхай думае той катюга проклятый !

Пока земляки беседовали, мы атаковали Петренко. Какой его боевой счёт ?   Много ли девушек в батальоне ?   Есть ли у него зазноба - здесь или в тылу ?   Хлопец заливался румянцем от столь дружной снайперской атаки.

Естественно, что Ганночка стал инструктором - наставником украинской пары: Прядко и Шляховой. А на Петренко был такой большой спрос, что он взмолился:

- Може, ще хохлушки есть ?

- Ни. Осталысь тилькы уральские, - подала голос Клава Маринкина.

- Вы з Урала ?.. Ну що ж, ходитэ до мэнэ !..

Нам с Зоей в учителя назначили опытного снайпера Василия Шкраблюка. К паре, в который была Нина Обуховская, приставили пожилого сержанта Николая Санина, успевшего уничтожить около 50 гитлеровцев. И другие снайперские пары не были обижены, для всех нашлись инструкторы.

Калининский фронт.  На огневой позиции - Н. Обуховская
с наставником снайпером Н. Саниным.   Июль 1943 года.

Первый день прошёл в знакомстве с батальоном и его людьми. Хороший здесь был народ !   Конечно, встречались и такие, кто поначалу смотрел на нас с недоверчивой или иронической улыбкой, нашлись и шустрые ухажёры, отпускавшие по нашему адресу ловкие или,- наоборот, неуклюжие комплименты. Только не до них было !   Не терпелось выйти на первую "охоту", доказать, что мы не зря заканчивали, снайперскую школу.

...Настало то раннее летнее утро, когда я подловила на мушку первого своего гитлеровца. Косые лучи солнца освещали вражескую оборону, наша позиция была в тени. Над бруствером показалась голова в каске, я прицелилась, как положено по инструкции, под обрез цели, плавно нажала курок. На душе стало как-то не по себе: всё же человек.

Только человек ли ?   Разве можно назвать людьми тех, кто грабил, жёг и вешал, кто принёс столько горя, слёз и мук моей Родине, моим родным и близким ?   Под Ржевом убит мой любимый дядя Вася, добрый человек и хороший семьянин, никогда в жизни никому не причинивший зла, быть может, моя пуля нашла убийцу ?   А может, я наказала одного из факельщиков, превративших древние Великие Луки в развалины, а земли Псковщины - в "мёртвую зону", в пустыню ?   Нет не люди это, а двуногие скоты. Собаке - собачья смерть !   Этот фашист больше уже никогда не выстрелит по нашим. А значит, моя справедливая пуля спасла чью-то родную жизнь, и, может быть, не одну.

К моей ячейке окопом, пригибая головы, бегут солдаты, поздравляют с удачей: наблюдатели подтвердили попадание. И артиллеристы, не отрывавшиеся от стереотрубы, видели результат выстрела, позвонили в штаб батальона. Командир роты Сурков специально пришёл отметить моё боевое крещение. Он пожал мне руку, приговаривая:

- Молодец, снайперка, хвалю !   Спасибо за службу !   Как звать-то ?

- Люба, товарищ Гвардии капитан.

- А полностью ?.. Теперь, когда вы настоящий воин, вас положено звать полным именем... Продолжайте в том же духе, Любовь Михайловна !

Зоя и радовалась за меня и переживала, вспоминая свою недавнюю оплошность. Ведь она могла открыть счёт первой. Её маленькие уши горели, как рубины, так она разволновалась. Прильнув к винтовке, моя напарница замерла в нетерпеливом ожидании.

А я стала наблюдать за вражеской бойницей. Навела остриё пенька прицела на цель и жду. Должен же враг, оборудовавший бойницу, когда - нибудь показаться ?   Чувствую, в затылок стало сильнее дуть. Значит, ветер усиливается. Вот и трава заметнее клонится долу.

Сделав минутный перерыв, ещё раз проверила расстояние до цели. Точно: 400 метров !   Для проверки заглянула в таблицу в снайперской книжке, установила поправку в прицеле на ветер. Снова глаз у окуляра, палец на курке...

В бойнице тень. Вот он, вражеский наблюдатель !   Гитлеровец, видно, уверен в своей неуязвимости. Не мешкать, ведь цель появляется на секунду, на доли секунды !   Затаив дыхание, плавно нажимаю спусковой крючок. Ещё не отгремел гром выстрела, а голова в бойнице медленно - слишком медленно для живого - оседает... Есть, второй !

- На двух гадов меньше ! - сообщаю подругам, вернувшись вечером в землянку. Стараюсь говорить как, можно спокойнее, а хочется кричать во весь голос...

Меня окружают, целуют, тормошат. Меткому выстрелу все рады. Только Зоя непривычно молчалива да Сашенька, всегда весёлая, оживлённая, забилась в угол и смотрит перед собой, кусая губы. Клавдия Прядко подсела к ней, обняла, что-то шепчет подруге на ухо...

Завтра надо написать домой. Мама, придя с работы, побежит с письмом к соседке, прослезится, задумается о своей дочке... И в снайперскую школу напишу. Надо ж доложиться взводному командиру лейтенанту Алмазову, что боевой счёт открыт.

Взволнованная событиями прошедшего дня, я долго не могла уснуть. Девчата затихли, коптилка еле мигает, а я лежу с открытыми глазами. Вспоминаются мама, родная Пермь, снайперское учение...

РОДИНА ЗОВЁТ СВОИХ ДОЧЕРЕЙ !

Детство я провела на селе. Отец умер рано, мы с мамой жили в большой дружной семье дяди Васи. Это был любимый брат отца - Василий Андриянович Макаров. Высокого роста, широкий в плечах, - дядя отличался поистине медвежьей силой и удивительной добротой, нередкой в больших, сильных людях. Он был одним из первых организаторов колхозов на в Урале, из бригадиров выдвинулся в председатели, затем возглавил Лядовский сельсовет. Жил скромно, сколько помню его - всегда носил выгоревший на солнце, линялый от дождей хлопчатобумажный костюм. Был честен во всём !   И хороший отец, внимательный не только к своим детям, но и к племяннице.

Мне не было 17 лет, когда грянула война. О дальнейшей учёбе - мечтала в геологический - пришлось забыть. Надо было работать. Устроилась на случайную для себя должность - секретарём Пермского народного суда.

С начала войны мама пошла на Мотовилиху. Родной мой Урал был в те дни грозной кузницей оружия. Мама тоже стала работать на оборону. Порою она, как и многие в то время, не уходила с завода по 2 - 3 смены подряд. В Августе 1941-го призвали в армию дядю Васю. Прощаясь, он впервые заговорил со мной, как со взрослой:

- Если меня убьют, Любушка, - на войне всякое бывает, - не забывай наших, будь доброй сестрой моим детям !

На фронте дядя попал в артиллерию, писал бодрые письма: держитесь, тыловики, а боги войны не подведут !

Я и сама мечтала идти на фронт. Но кем ?   Медсестрой ?   Никогда не перевязывала раненых. Связисткой ?   Ничего не смыслю в связи. Поваром ?.. О других воинских специальностях, которыми может овладеть девушка, я не имела понятия. Хотелось самой бить врага или находиться среди тех, кто сражается с фашистами.

Весной 1942 года на Пермском стадионе по вечерам, после работы, собирались девушки. Занимались строем, изучали винтовку, стреляли в цель. Стала ходить на занятия и я. Мама печалилась: была бы парнем - понятное дело, но зачем винтовка девушке ?   Не ровен час и на войну пошлют.

- Да кто меня, такую маленькую, возьмёт на фронт ? - успокаивала я маму. - Разве что в тыловую часть, писарем.

Среди девушек, с которыми я вместе занималась на стадионе, прошёл слух: лучших стрелков будут отбирать в снайперскую школу. Слово "снайпер" тогда мне было неизвестно, из кинофильмов и книжек о финской кампании я знала только о "кукушках". Такой оборот дела меня обрадовал, но маме не сказала ни слова: зачем огорчать до времени ?   Может, ничего ещё и не выйдет.

Обучал нас опытный кадровый командир товарищ Башмак. Был он строг, но по пустякам не придирался, отлично знал и умел преподавать теорию стрелкового дела, а стрелял, как настоящий мастер. Работал на оборонном заводе и после смены учил нас стрелковому делу.

Когда мы впервые вышли на боевое стрельбище, со мною случился непонятный казус: никак не закрывался левый глаз. Стараюсь, аж слёзы текут, а он не хочет закрываться, и всё !   Смотрю, сразу двумя глазами, пули летят куда угодно, только не в мишень. Командир заметил мои мучения.

- А ты, часом, не левша на глаза, Макарова ?   Хоть и редко, но бывает такое. Попробуй-ка делать не так, как все: целься левым глазом, а правый закрой.

Попробовала. Правый глаз закрывается, левым вижу хорошо. Но надо менять изготовку, упор, словом, всё начинать сначала... Долго я переучивалась, от винтовки, хотя и учебной, уставали руки, болело плечо. Девчата, видя, как я целюсь левым глазом, смеялись: "Смотри, Люба, в чужую мишень не попади !.."   Но скоро я не хуже, чем они, могла изрешетить "яблочко".

Перешли к стрельбе из боевых винтовок. Приклад "трёхлинейки" при выстреле отдавал в плечо, но стоило слиться с винтовкой в одно целое - и отдача пропадала. После солдатской "трёхлинейки" малокалиберную не хотелось брать в руки. Детская игрушка !   Ещё нравился мне пороховой дымок, нравился такой тревожный его запах...

Горе не обошло наш дом: осенью пришла похоронная. В боях за освобождение Ржева 30 Августа 1942 года командир орудия В. А. Макаров получил тяжёлое ранение в грудь и в голову. Не приходя в сознание, умер в армейском госпитале.

Вот тогда я и сказала себе: только на фронт !   Мама не перечила, она одобрила моё решение.

Настала зима, учение закончилось. Многие мои подруги ушли в трудармию, иные попали в воинские части. А в середине Декабря пришёл вызов из ЦК ВЛКСМ. Лучших наших стрелков - Тамару Новоселову, Асю Попову, Клаву Мальцеву, Валю Дуракову и меня - военкомат направлял на учёбу в Центральную женскую снайперскую школу.

Бегу в парикмахерскую. "Стригите покороче !" - весело говорю мастеру, а как увидела на полу свои тёмные, кудри, загрустила. Мама, вернувшись с завода, то начинала причитать, что единственная дочь покидает её, то ахала, до чего я, стриженая, стала - похожа на своего отца. Огорчало её и то, что настоящих проводов не удастся устроить: время военное, голодное.

Пассажирский зал переполнен, гудит от голосов, детского крика, чьего-то разудалого пения. Снег на перроне не убран, на вещах и каких-то ящиках беженцы. Суета, неразбериха, плач... Моих подруг провожает толпа родственников и знакомых, со мной только мама - маленькая, усталая. Я и не заметила, какой густой сетью морщинок легли на её лицо прожитые годы, как состарила её вдруг война.

- Береги себя, доченька, одна ты у меня на свете.

- Не бойся, мама, вернусь с победой ! - повторяла я.

Маме заступать в вечернюю смену, дожидаться поезда она не стала. По русскому обычаю благословила меня на прощанье, ещё раз припала к моей груди, сотрясаясь от рыданий. Я вывела её на площадь к трамваю. Даже лучше, что прощание не затянулось. Долгие проводы - лишние слёзы !

В поезде зарёванные подруги удивлялись вслух: до чего же я бессердечная !   Ни одной слезинки не проронила !   Может, это прощание - последнее ?.. А я, сама не знаю почему, была уверена, что останусь жива - невредима, вернусь домой с победой, снова обниму маму...

И вот мы в школе снайперов... Кажется, только - только закрыла глаза, а уже гремит команда дневальных: "Подъём !.. Тревога !.. В ружье !"

Первое время некоторые девушки ложились спать, не разуваясь, чтобы не мучиться с портянками  ( не всем сразу далась эта премудрость - быстро и аккуратно намотать портянки ), становились в строй с выпущенной, как платье, нижней рубашкой. Смех и грех !

Бывали ЧП и похуже. Моя землячка Валя Дуракова как-то на стрельбище потеряла затвор от боевой винтовки. Командир отправил весь взвод обратно: "Пока не найдёте, не возвращайтесь !"   Больше часа ползали в темноте по снегу. И ведь нашли. То-то радости было !   Кстати, от снега шинели сделались как новенькие. Стали понимать кое-какие истины: один за всех - все за одного !   Никогда уже Валя не позволила бы себе небрежность, из-за которой страдал весь взвод.

На фронте я в полной мере осознала смысл многого того, что в школе казалось нам бесполезной муштрой, надоедливой шагистикой, а то и просто командирскими придирками. Даже лейтенанта Алмазова, ставшего вскоре всеобщим любимцем, мы не сразу оценили. Бывало, придёт утром, строго, исподлобья глянет, быстро ли взвод строится, скомандует: "Смирна !"   Вытянешься в струнку, замрёшь, боясь шевельнуться. Улыбался он редко, лишь в конце занятий, да и то если они проходили успешно.

После 4-х месяцев учения каждая курсантка с момента команды "подъём" успевала за 5 минут одеться, аккуратно заправить постель, умыться и встать в строй. Мы научились строевому шагу: одновременный чёткий выброс ноги, мерный взмах рук, молодцевато подняты головы. Винтовки опускали к ноге все вместе, так, что получался слитный щелчок прикладов.

В полной боевой выкладке, весившей 36 килограммов, мы ползли по-пластунски не одну сотню метров. Если командир замечал ошибку, то хочешь не хочешь, а возвращайся на исходный рубеж, ползи снова. Удивительно ли, что все мы ужами ползали на фронте.

Пеший марш перемежали неожиданные броски на 200 - 300 метров. Подав команду, лейтенант засекал время и, если кто-нибудь не укладывался в норму, заставлял повторять бросок сначала. Бывало, запыхаешься, злая, как чёрт, но вот открылось "второе дыхание", норма выполнена. А назавтра она уже другая: от занятия к занятию командир уменьшал время на броски.

Весной, когда земля просохла, занимались в поле. Сначала никто не понимал, почему нам стали давать на завтрак селёдку. Пресная пища - каши да пюре - приелась, все обрадовались возможности посолонцевать. Но как же мы уставали, маршируя, ползая, бегая на солнце со скаткой шинели через плечо, с винтовкой, гранатами, лопаткой, каской, противогазом, патронами !   Пот льёт градом, от жажды язык присох к гортани, а пить нельзя, да и нечего. Помню, идём оврагом, по дну бежит ручей, вода чистая, прохладная, а Алмазов не разрешает зачерпнуть даже горсточку, не то что каску. Мы думали, он нарочно мучает нас. Сколько раз на фронте во время 30-километровых пеших маршей я с благодарностью вспоминала уроки взводного.

А маскировка !   Лейтенант уделял ей особое внимание, ведь для снайпера хорошая маскировка - это жизнь. За 2 часа, которые давались снайперской паре, мы должны были отрыть боевой окоп, чаще всего на опушке леса, иногда - в поле, и замаскировать его под окружающую местность. Быстро отроем себе окопчик, замаскируемся, ждём. И вот с той стороны, где находится воображаемый противник, примерно в километре от нас появляются Лейтенант с помкомвзвода и в бинокли внимательно изучают каждый подозрительный бугорок, кочку, пень...

Если обнаружат - рой ячейку вторично, маскируйся снова. Так приятно, если обнаружили не тебя и можно отдохнуть, написать домой открыточку, вечером на это не хватало времени: еле выкроишь перед отбоем полчасика, чтобы подшить свежий подворотничок, почистить сапоги или повторить пройденный за день учебный, материал.

Рассказывают, как некий солдат замаскировался под пень, да так натурально этот "пень" выглядел, что влюблённая парочка присела на него. Пока молодые люди целовались и миловались, солдат, хотя и с трудом, но выдерживал. И взвыл благим матом, когда влюблённый парень перочинным ножом стал... вырезать на коре свои инициалы.

Это, понятно, анекдот, но в запасном тполку, где нам устроили экзамен по маскировке, случилось нечто подобное. Командир полка никак не мог отыскать наши ячейки, долго ходил по полю среди кочек, наконец, встал на одну для лучшего обзора. И тут "кочка" взмолилась тонким голосочком нашей татарочки Сони Кутломаметовой:

- Ой, тяжело !..

- И это ещё не всё !   Командир взвода, добиваясь быстроты стрельбы, научил нас делать 5 прицельных выстрелов в минуту, правильно ориентироваться на местности, быстро отыскивать цели, незаметно менять позицию. Мы научились стрелять не только из снайперской винтовки, но и из противотанкового ружья, из ручного пулемёта, умели кидать в цель гранату.

В ту пору война для нас была где-то далеко. Отзвуки её слышались в строгом голосе Левитана, читавшего по радио горькие ещё сводки Совинформбюро, в стонах раненых, которых провозили мимо нашей станции в далекий тыл, в плаче женщин, получивших похоронную. А мы были молоды и радовались наступившей весне !

Чёрные сучья старых лип в парке окутались нежно - зелёной кисеей. Как только выдавалась свободная минутка, я забиралась куда - нибудь поглубже в кусты, где никто не мог меня видеть. Подошью подворотничок, пишу письма, читаю. А то лягу на спину, смотрю в небо на плывущие облака и мечтаю. О том, как поеду на фронт, как стану грозой фашистов. И как встречу его, неведомого...

К инспекторским стрельбам готовились, как к большому празднику. Оружие проверено и пристреляно, отработаны на местности тактические задачи. В подразделениях проведены комсомольские собрания и беседы, стенные газеты пестрят заголовками: "Не подкачаем, девушки !"; "Каждая пуля - в цель !"   В лагере образцовый порядок...

И внешне девчата подтянулись, приняли бравый вид: пригнанные по фигуре гимнастёрки, ремни туго перехватывают талии. Лишь первое время мы выглядели нескладёхами в солдатских шинелях с подшитыми полами, в ватных брюках, которые порою были настолько велики, что приходилось цеплять их за бретельки, в кирзовых сапогах на 2 - 3 размера больше нужного. Курсанты всё чаще засматривались на нас, офицеры с удовольствием провожали глазами девушку, когда она, чётко печатая 3 положенных уставных шага, проходила мимо...

Ребятам пришлось пережить немало неприятных минут на стрельбах: наши показатели были выше. А ведь их школа славилась своими традициями, её окончили такие знаменитые снайперы, как Герои Советского Союза Зайцев, Пчелинцев и другие. Какое ликование у нас поднялось !   Многие девушки - отличницы получили почётные грамоты ЦК ВЛКСМ, а лучшим из лучших - среди них были Саша Шляхова и Клавдия Прядко - вручили, именные снайперские винтовки. На металлических пластинках, привинченных к прикладам новеньких винтовок, выгравировали имена наших подруг. Это была большая честь !

ПЕРВАЯ ФРОНТОВАЯ РОТА

Учение кончилось, начали укомплектовывать первую фронтовую роту. Все с нетерпением ждали списков, а когда они, наконец, были вывешены, каждая курсантка прежде всего искала свою фамилию. Себя я нашла в списке младших командиров... оставляемых в кадрах школы.

У меня потемнело в глазах от набежавших вдруг слёз. Давно велись разговоры о том, что я неплохой командир отделения. Да, я освоила строевую службу, метко стреляла, а команду подавала так чётко, что иной строевик мог позавидовать !   Да, в школу приходят всё новые девушки, и кто-то из нас, обученных, должен заниматься с ними: мужчины нужнее на фронте. Но как, как я могу остаться, если едут мои подруги, причём едут на тот самый Калининский фронт, где погиб мой дядя ?!

Подаю рапорт лейтенанту Алмазову - отказ. Иду к командиру роты - то же самое. Что ж, придётся обращаться к майору Никифоровой, уж она-то поймёт меня, поддержит.

Все мы, курсантки, любили и уважали начальника политотдела школы майора Екатерину Никифоровну Никифорову. Всегда спокойная, приветливая, ровная со всеми, она относилась к нам почти по-матерински. И называли мы её - между собою, конечно, - матерью. Случится у кого - нибудь беда или неприятность, скажем, получит девушка плохие вести из дому - первым делом идёт к Екатерине Никифоровне. "Мать" не только успокоит, приласкает, но и напишет, куда нужно, от имени командования школы, чтобы тыловые организации помогли семье курсантки.

Е. Н. Никифорова.

В штабе полно старших офицеров, а я от волнеyия не вижу никого, обращаюсь прямо к майору Никифоровой. Покачав головой, она показывает глазами на Подполковника, начальника ... школы. Тот сурово выслушал меня и отказал. Снова, теперь уже с полными слёз глазами, поворачиваюсь к "матери". Видно, что-то, кроме слёз, увидела Никифорова в моих глазах. Вполголоса объяснила Подполковнику, почему я так стремлюсь на Калининский фронт, подсказала замену. Кончилось тем, что начальник школы, поколебавшись, дал согласие. От радости я благодарю не его, а Екатерину Никифоровну, причём не по уставу, многословно, от всего сердца. Не вышла - пулей вылетела на улицу.

Подруги, ждавшие меня у входа в штаб, от радости подняли визг. Зато во взводе на меня смотрели, как на отступницу: одна изо всех вне очереди попала во фронтовую роту. Большинство завидовало мне, кое - кто удивлялся:

- Куда спешить-то ?.. Навоюемся ещё, успеем...

Нас, "фронтовичек", отделили от остальных курсанток. Однако в нашей жизни мало что изменилось. Разве только чаще, чем другим, нам читали лекции о международном положении, моральном облике советского человека и природе героизма, о том, как мы, девушки, должны держать себя на передовой. В конце концов нам порядком надоело слышать одно и то же, с трудом мы коротали дни, мечтая о скорейшей отправке на фронт.

Настал день, когда нас распределили по снайперским парам. Снайперы, как правило, воюют вдвоём бок о бок: один ведёт наблюдение - другой стреляем. Ранят одного - второй прикроет огнём, вынесет с поля боя. В засаде ли, в бою, на отдыхе - снайперская пара - это одно целое !   Как много зависит от взаимного понимания, когда без слов, по одному жесту или взгляду ты знаешь, чего хочет от тебя напарница. Человека, с которым делишь нелёгкую солдатскую долю, с кем вместе смотришь смерти в глаза, нужно хорошо знать, уважать и любить.

Мысли о прошлом медленно отпускали меня, возвращая к действительности...

Каждая из нас по-своему пережила боевое крещение. Клавдия Прядко, например, призналась, что впервые за всё время пребывания на фронте заснула, как провалилась, лишь в тот день, когда открыла личный счёт мести.

После нескольких дней "охоты", противник стал осторожнее, зря не высовывался, удвоил бдительность. Но снайпер не может ждать, пока враг сам подставит голову под пулю. Снайпер обязан первым найти цель, больше того, должен вынудить противника обнаружить себя.

У Прядко и Шляховой был день большого успеха. Лёжа в окопчике, Клавдия высмотрела на нейтральной полосе глубокую воронку от снаряда. Воронка была метрах в 80 от вражеских траншей, буквально под носом у немцев. Подруги разработали план согласованных действий. В намеченный день Клавдия задолго до рассвета забралась в воронку и замерла в ней. Когда рассвело, её напарница, находившаяся сзади, в нашем окопе, стала осторожно показывать над бруствером чучело. Старый маскхалат, набитый ветками и травой, издали походил на выглядывавшего бойца. Приманка сработала: по чучелу ударили из автомата, потом заговорил ручной пулемёт. В поднявшейся трескотне Прядко сделала несколько прицельных выстрелов. И затих вражеский автоматчик, умолк пулемёт... Перед вечером настал Сашин черёд: двумя меткими пулями она пригвоздила к земле гитлеровцев, перебиравшихся через земляной завал в траншее. Так в один день подруги уничтожили 5 фашистов.

Удачливых снайперов поздравило командование, об их подвиге стало известно в штабе армии. На передовую прибыл со специальным заданием корреспондент армейской газеты Старший лейтенант Гребнев, сфотографировал подруг на огневой позиции. Две девушки в пятнистых маскхалатах, в касках, оплетённых зелёными ветками и травой, лежат в засаде. На переднем плане Саша Шляхова, она подняла растопыренную пятерню: "Воевали на "пять" !"   Со страниц армейской печати фотография перекочевала в центральные газеты, её увидела вся страна.

Первые дни на передовой каждая из нас была озабочена одним: поскорее открыть боевой счёт. Но вот в наших снайперских книжках появились заветные единички, рядом с которыми стояла подпись командира, подтверждавшего попадание. Мы почувствовали себя обстрелянными воинами.

Но девчата и на фронте, видно, остаются девчатами. Случались у нас мелкие, почти ребяческие недоразумения вроде того, что одна девушка, не удержавшись, съела в отсутствие напарницы её трёхдневный запас сахара, а другая насмерть рассорилась с подругой из-за того, что та на кого-то не так посмотрела. Мелочь, чепуха !   Но в бою и мелочь может перерасти в нарушение воинского долга, вызвать беду.

Решили поговорить обо всём этом на комсомольском собрании. Под вечер в ложбиле за высотой собрался снайперский взвод: 25 комсомолок и член партии Клавдия Прядко. Скат высоты служил надёжным укрытием от врага, густые заросли орешника скрывали от посторонних глаз.

- Я думаю, девушки, никакого доклада не нужно, - сказала, открывая собрание, комсорг Шляхова. - Все мы здесь свои люди, хорошо знаем друг друга, агитировать нас не к чему. Лучшие стрелки доказали делом, то есть меткими выстрелами, что Родина не зря вручила нам замечательное оружие. - Она назвала имена тех, кто имел боевой счёт. - И всё же можно воевать ещё лучше, если мы будем жить дружнее. Что мешает нашей дружбе - вот главный вопрос повестки дня.

- А ничто не мешает, - негромко бросила Зоя Бычкова.

Шляхова услышала реплику и бросила строгий взгляд на Зою. Та часто срывается, бывает дерзка на язык, невоздержана в поступках. Но в весёлых выдумках нет ей равной - это тоже факт !..

НЕ ДАЁМ ВРАГУ ПОКОЯ

Армия готовилась к боям за освобождение Невеля. В части прорыва усиленно подтягивалась техника, окрестные леса были забиты тягачами с орудиями, танками. На башнях "тридцатьчетвёрок" появились незнакомые номера и литеры.

Нашей 21-й Гвардейской стрелковой дивизии предстояло наступать. Снайперы, как известно, эффективнее всего действуют в обороне. Чтобы лучше использовать нас, не подвергая в то же время лишнему риску, командование отозвало девушек - снайперов в 46-ю стрелковую дивизию. Она давно уже вела оборонительные бои - не мешало потрепать нервы гитлеровцам, обжившим за это время свои земляные норы.

Мокрым осенним вечером 3 снайперские пары прибыли в батальон. Штабной блиндаж отрыт у ската высоты. В ложбине пожелтевшая, пожухлая трава, чернеет рожь, посечённая осколками. Вспомнилось школьное: "Только не сжата полоска одна..."   По гряде холмов до сосняка на горизонте тянется оборона врага.

Наш приход застал молодого командира батальона врасплох. Босой, небритый, в расстёгнутой гимнастёрке, так что был виден грязный подворотничок, Капитал вскочил с топчана. Пока Шляхова докладывала, комбат поспешно застёгивал пуговицы на гимнастёрке.

Подошедший парторг батальона был очень доволен:

- Хорошо, девчата, что вы появились, очень кстати !   Чую, подтянете наших людей.

Позже он доверительно сообщил нам, что даже командир хозвзвода, известный неряха, засверкал после нашего появления в их полку...

Мы стояли в обороне, когда пришло известие о гибели хорошо известного нам писателя В. П. Ставского. На участок 69-го полка, в котором находился писатель, немцы бросили мощные танки. В неравном бою полк оказался расчленённым на 3 части: коммуникации прерваны, управление и связь нарушены. Обстановка сложилась тяжёлая. Всё это время Ставский был на передовой, подбадривал солдат, делился с ними последним сухарём, а в минуты передышки брался за гармонь.

В. П. Ставский.

На одной из высоток за деревней Турки - Перевоз расчёт 76-мм пушки из засады подбил прямой наводкой "Тигр". Стальная громадина застыла на бугре, на виду у всех. И конечно, каждому хотелось подобраться к ней поближе. Кто-то попробовал сделать вылазку, но фашисты открыли сильный огонь: танк был пристрелян.

14 Ноября 1943 года, улучив минуту, когда вражеский пулемёт, смолк, Ставский, считавший своим корреспондентским девизом никогда не брать материал из 3-х рук, перевалил своё грузное тело через бруствер и по-пластунски пополз к "Тигру". За ним следовали 2 добровольца с автоматами, чтобы в случае опасности прикрыть огнём. Тишина на ничейной земле обманула Ставского. Когда до танка оставалось всего несколько метров, он, не вытерпев, поднялся во весь свой богатырский рост и кинулся вперёд. В эту минуту его и сразила пулемётная очередь.

Автоматчики, подползшие к нему, увидели, что смертельно раненный писатель подносит ко рту какие-то бумажки, рвёт их зубами. Не хотел он, чтобы врагу досталось хоть что-то...

Владимира Петровича хоронили в Великих Луках. С неба падали крупные хлопья мокрого снега, оседали на плечах и шапках солдат, выстроившихся почётным каре, таяли на медных трубах оркестра. Писатель Александр Фадеев с вдовою и дочерью Ставского пробились на машине сквозь ночь, сквозь непогоду, чтобы проститься с павшим другом, мужем, отцом.

От нашей женской снайперской роты уехала на похороны Клава Иванова. Многие из нас хотели отдать последний долг Владимиру Петровичу. Рая Благова не могла забыть как на передовой, под огнём, Ставский сделал ей перевязку. Но Иванова была лучшим стрелком роты, первой открыла боевой счёт, больше других успела уничтожить фашистов. Над открытой могилой от нашего имени поклялась она отомстить врагу.

Сама Клава, к сожалению, вскоре допустила оплошность, стоившую ей жизни. К зиме мы получили полушубки - новенькие, из белой овчины, с меховыми воротниками. А шарфы у многих девушек были свои, разных расцветок. Клава гордилась тем, что у неё, единственной в роте, красный вязаный шарф. Напрасно подруги внушали Клаве, что красный цвет может демаскировать на снегу. Она только отшучивалась. Правда, шарф стала заправлять под самый воротник, так, что он чуть - чуть выглядывал. Но и это "чуть - чуть" порою может стоить жизни снайперу.

В то утро Клава со своей напарницей Раей Благовой, как обычно, заняли боевую ячейку. Едва рассвело, в окопах противника, метрах в 300 от наших, показались немцы. В оптику было хорошо видно, как офицер в фуражке с высокой тульей рукою в перчатке показывал своему спутнику что-то на советской стороне. Такое нахальство девушки видели впервые. Обычно гитлеровцы мышами шмыгают по ходам сообщений, если и высовываются, то лишь на короткое время, чтобы в них не успели прицелиться. А этот - стоит чуть ли не по пояс, да ещё тычет пальцем, в нашу сторону.

Опешив от удивления, напарницы потеряли несколько драгоценных минут. Клава опомнилась первая и, тщательно прицелившись, выстрелила в офицера. Следом прогремел Раин выстрел. Гитлеровцы исчезли, точно мишени в тире при стрельбе на скорость. Ещё какие-то тени замелькали во вражеской траншее, удаляясь от опасного места. Клава привстала в окопчике, чтобы лучше разглядеть происходящее.

Противник открыл беспорядочный огонь по окопу, где находились снайперы. Им пришлось сменить позицию.

Назавтра, едва забрезжил свет, девушки снова вышли на "охоту". Ждать пришлось недолго: появилась цель. Клава выстрелила первая. Почти в тот же миг от её бойницы отлетел ком мёрзлой земли...

Началась снайперская дуэль, опасное и коварное единоборство двух стрелков. Практика показала: как ни опытен снайпер - победа будет за тем, кто первый обнаружит противника. На этот раз вражеский снайпер раньше засёк местонахождение Клавы.

Два новых выстрела - с нашей и с той стороны - последовали почти одновременно. Рая, заметившая, откуда бил немецкий снайпер, выстрелила. И вдруг услышала слабый стон подруги, увидела, как побелело её лицо.

Клава была в сознании, когда её несли в санроту, она молила санитаров:

- Спасите, я жить хочу, спасиите !..

Но усилия медиков были тщетны: спасти Клаву не удалось. До последней минуты сознание не покидало девушку, она то умоляла о спасении, то просила отомстить за её гибель...

Через несколько дней полковые разведчики захватили "языка". По дороге в штаб полка пленный, немного знавший русский язык, спросил у своего конвоира: жив ли снайпер, который носит красный шарф ?

Оказывается, после того как Клава убила офицера, не простого офицера, а знаменитого немецкого аса - снайпера, на этот участок переднего края немцы вызвали опытнейших стрелков. Им было приказано: найти и уничтожить советского снайпера, который повязывает шею красным шарфом. Пленный подтвердил, что и последние выстрелы с нашей стороны попали в цель: девушки уничтожили немецкую снайперскую пару.

На бугре, у шоссе, ведущем на Полоцк, неподалеку от деревни Турки - Перевоз, сапёры 3-й Ударной армии водрузили обелиск. Среди гранитных глыб, в которые, навечно вцементированы разбитые пушечные стволы и стреляные гильзы от снарядов, на медной дощечке выгравированы имена многих советских воинов, павших в Ноябрьских боях 1944 года. Среди них две знакомые фамилии:

"Депутат  Верховного  Совета  СССР,   писатель  В.  П.  Ставский.
Гв. ефрейтор, снайпер К. Иванова, уничтожившая 42 фашиста..."

Член советского парламента, известный писатель, и одна из героинь так и не написанной им книги. Два воина разных родов оружия, коммунист и комсомолка, отдавшие свои жизни за Родину...

ПОТЕРЯ ЗА ПОТЕРЕЙ

Впереди и позади - враг, лишь узкий, простреливаемый насквозь коридор соединяет нас с соседней частью. Зима никак не установится, распутица, с подвозом тяжело. Трижды презренные власовцы, которых немало на этом участке фронта, кричат из своих окопов: "Вы в кольце и мы в кольце - посмотрим, что будет в конце ?"   Полк держит круговую оборону, но нам ведь ещё и наступать.

По ночам воздушные работяги У-2 сбрасывают в мешках сухари. В поле сиротливо мокнут забытые стога с почерневшими, начавшими плесневеть стручками гороха, повар варит из него надоевшую всем мутную похлебку.

У артиллеристов жёсткий лимит снарядов. Лишь командир миномётной роты, капитан - уралец, не скупится на огонёк. Он заставляет миномётчиков собирать немецкие мины и стреляет ими, меняя прицел у миномётов.

Снайперская землянка рядом с КП батальона. Неподалёку в сосняке большая, рубленная из брёвен баня. Булавин считал первой своей заботой после боя помыть солдат. Недаром в нашем батальоне не знали, что такое насекомые.

Наш замполит и так в карман за словом не лазил, казалось, на все случаи жизни припасена у него меткая и, как правило, весёлая поговорка. Что касается бани, то их был целый ворох, некоторые я за помнила. "Хоть лыком шит, да мылом мыт", "Баня парит, баня правит", "Когда б не баня, все б мы пропали". Словом, баня - мать вторая.

- Вся эта премудрость ещё с суворовские времён на была известна, - объяснял майор Булавин; он получил повышение после боёв за Ведусово. - Отмоешь пыль походную, копоть пороховую, напаришься всласть - и снова как стёклышко блестишь, точно на свет народился. Великая это вещь - в бой идти отдохнувшим.

Очень жалел он, что не наломаешь зимой да осенью берёзовых веников. Веник в бане - всем господин.

- Зоя, ты всё можешь - организуй мочалку !   Майор шутил, но именно Зоя Бычкова придумала, чем мыться. Вместо мочалки она приспособила... сапожную щётку. Драла она сильно, но хорошо отмывала грязь и пот.

- Уступи нам, Зоенька, свою скребницу ! - попросил Булавин.

Командиры мылись после девушек, за ними - бойцы. Зоина щётка переходила из рук в руки, пока не перебывал в бане весь батальон. Солдаты посмеивались:

- Хороша снайперская мочалка, одно жалко - щетины маловато !

Последним-то голая деревяшка досталась...

Дней через 10 подморозило. Завезли продукты и боеприпасы, люди повеселели. А вот пополнения всё не было, хотя за месяц непрерывных боёв батальон поредел. Снайперам приходилось сменять бойцов, дежуривших ночью в окопах боевого охранения. Солдаты уходили на дневной отдых, девушки до темноты оставались в траншеях одни.

Как-то на рассвете Зоя Бычкова со своей напарницей Ниной Обуховской сменяли бойцов 2-й роты - продрогших, со слипающимися от усталости веками. Один из солдат сказал, что по нему несколько раз стреляли с левого фланга, не давая вести наблюдение. Зоя решила засесть в его ячейке, чтобы подстеречь гитлеровца. Обуховская осталась в снайперском окопчике.

Не успела Нина приступить к осмотру вражеской обороны, как услышала выстрел. Через минуту до неё донеслись быстрые шаги по окопу. Спешил тот самый солдат, который вызвался показать Зое, откуда стрелял немец.

- Снайпершу вашу ранило ! - крикнул он на бегу.

Нина кинулась к подруге. Зоя мотала окровавленной ладонью, дула на неё, как это делают дети, обжегшись.

- Палец задело. Помоги перевязать, Нина !

Разорвав индивидуальный пакет, Обуховская перебинтовала руку. Зоя рассказала, как всё произошло. Только прильнула к прицелу, как вражеская пуля, угодив в ложу винтовки, срикошетила. Судя по всему, пуля потеряла убойную силу, а то ведь можно было и пальца лишиться.

Обуховская повела подругу в санроту. Девушки успели уйти, как немцы начали кидать мины: враг заметил движение.

Мы с Клавой Маринкиной находились в расположении 1-й роты. Что за неожиданный обстрел ?   Неужто враг обнаружил наших снайперов ?   Покинуть окопы нельзя, нужно вести наблюдение. Может немец готовит вылазку...

Через 2 часа, совершая свой обычный обход позиций, в окопе появился капитан Сурков. Ротный доложил о ранении Бычковой. А вечером в землянке Зоя, размахивая рукой с забинтованным пальцем, восхищённо расписывала Лейтенанта медицинской службы Свинцова, делавшего ей перевязку.

- Как перевязывает, как перевязывает !   Дотрагивается до тебя, аж дух захватывает... Нет уж, ни в какой госпиталь не поеду, к одному Герману буду каждый день ходить на перевязки.

- Значит, теперь совсем и не больно ? - спросила Нина.

- Ещё как больно ! - спохватилась Зоя и погладила бинт. - Кость задета... Пока медсестра обрабатывала рану, я криком кричала. Только и успокоилась, когда Герман перевязывал. Какой медик !

- И собой хорош ! - лукаво вставила Клава.

Все засмеялись. Зоя начала открещиваться от Свинцова, что вызвало ещё большее веселье. Но я то знала, о ком думает, кого ждёт подруга. Когда поздним вечером в землянку заглянул Булавин и обеспокоенно спросил Зою, не направить ли её в госпиталь, она так и зарделась от его заботы. Нет, ни в какой госпиталь она не поедет, палец уже почти не болит !   И принялась шуровать дрова в печурке, чтобы подтвердить свои слова, а кстати скрыть от нас заблестевшие глаза.

Скоро Булавин поднялся, ведь раненым нужен покой. Зоя протестовала громче всех. За разговорами боль как-то забывается, уверяла она, пусть Пётр Алексеевич расскажет что-нибудь интересное...

Если же по вечерам вместо Булавина, занятого батальонными делами, появлялся кто - нибудь другой - чаще всего это был капитан Шор, чья батарея снова стояла неподалеку от нас, - у Зои начинал подозрительно сильно ныть палец.

- Знаете, как шум на боль действует ? - жаловалась она. - Так ноет, так ноет - просто душу выматывает.

Ранение у неё всё-таки оказалось серьёзное. До наступления настоящих холодов Зоя выходила со своей напарницей на "охоту" в качестве наблюдателя, но, когда ударили морозы, больной палец, застывая, ныл на открытом воздухе, как заноза. Зоя стала нашей бессменной дневальной. Одной рукой она наводила в землянке порядок: мела пол, застилала плащ - палатками нары, получала на всех обед, жарко протапливала лечь - железную бочку - к нашему приходу.

Возвращаясь с перевязки из медсанбата, стоявшего в лесу, через который мы недавно совершали ночной переход в тыл врага, общительная Зоя успевала заглянуть и в солдатские землянки, и в командирский блиндаж, и в штаб батальона. К вечеру она вываливала на подруг, вернувшихся с передовой, ворох фронтовых новостей. Она-то и принесла первая весть о гибели Клавдии Прядко.

В тот день Шляхова с Прядко "списали в расход" нескольких фашистов. Разъярённый противник дал минометный налёт по их окопу. Тяжёлая мина разорвалась перед самой снайперской ячейкой: Клавдию убило наповал, Сашу ранило...

На околице деревни Мотовилихи, название которой так напомнило мне родную Пермь, хоронили мы свою старшую подругу. Клавдия Прядко лежала в гробу посиневшая, половины лица не было видно из-за бинтов, искусно наложенных Свинцовым: осколок мины снёс ей полчерепа. Хорошо, что раненая Саша не видит её такую !.. Винтовочный залп в сторону врага, по крышке гроба застучали комья мёрзлой земли...

После похорон я сходила в медсанбат попрощаться со Шляховой: утром её должны были увезти в госпиталь. Что я могла ей сказать, чем утешить ?   И нужны ли вообще слова в такие минуты ?   Саша лежала на койке, глаза закрыты, губы прикушены. На меня посмотрела долгим, долгим взглядом.

- Передай, Люба, девочкам, чтобы не плакали... Чтобы мстили за... за нашу... Клавушку ! - Не сразу она смогла выговорить дорогое имя.

На столе, покрытом белой клеенкой, вытянулся раненый, его только что доставили с поля боя. Невысокий, со смуглым приятным лицом Лейтенант медицинской службы быстро и ловко обрабатывал рану. Заметив, что на него смотрят, он повернулся к нам, вытер лоб тыльной стороной ладони.

- Смотрите, девчата, как правильно накладывать повязку. В бою пригодится.

Значит, это и есть военфельдшер Герман Свинцов !   Знающий, умелый медик, симпатичный парень !   Понятнее стало, почему не одна девушка вздыхает по нему. А он со всеми одинаково приветлив и ровен, прежде всего думает о своём деле. И всё же, не скрою, было приятно его внимание. Когда, поцеловав Сашеньку, я выходила из палатки санбата, Герман помахал мне рукой.

Всего неделя прошла со дня гибели Прядко - и новая потеря: убита Соня Кутломаметова. Та самая Соня, которая столь умело замаскировалась на учениях, что командир не мог обнаружить её до тех пор, пока не наступил на "кочку", где она затаилась. Та Соня, которая совсем недавно, стоя у открытой могилы, клялась отомстить за Прядко.

До чего же не похожи были друг на друга эти напарницы - тоненькая, как былиночка, белолицая и кареглазая Соня и курчавая, сильная, суровая на вид Шура Виноградова. Шура воспитывалась в детском доме, не знала материнской ласки. Не потому ли она и к подругам обращалась по фамилии, могла в запале срезать острым, как бритва, словцом. Лишь молчаливую, тихую Соню она звала по имени, уважала за меткость, дорожила её дружбой. А Соня привыкла чувствовать себя за широкой спиной напарницы, как за каменной стеной.

Всю ночь шёл крупный снег, поля и дороги застлал белый покров. На рассвете враг, упреждая нас, решил по первопутку контратаковать роту, недавно занявшую выгодную позицию. Контратака была отбита, снайперы Виноградова и Кутломаметова особо отличились, поддерживая бойцов метким огнём.

Успех вдохновил Гвардейцев, они сами перешли в атаку. Продвижению мешал вражеский дзот на склоне высоты, настильный огонь пулемёта прижал бойцов к земле. Снайперская пара Виноградовой и Кутломаметовой получила задание: заглушить пулемёт !

Сбросив полушубки, чтобы было легче передвигаться, в белых маскхалатах, надетых поверх ватников, девушки поползли вперед. Дула винтовок заткнуты тряпицами, чтобы не набился снег, а что лицо в снегу - не беда: растает. В одной руке винтовка, в другой - граната. Снег был рыхлый, следом протянулся белый неровный коридор.

До дзота оставалось всего 50 метров. Осторожно проделав в снегу бойницу, Соня увидела чёрную щель дзота и лицо вражеского пулемётчика. Тщательно прицелившись, выстрелила. Вслед за нею послала пулю Виноградова. Пулемёт смолк, сзади послышалось приближающееся "Ура !".

Гвардейцы ворвались в окопы, завязалась короткая, ожесточённая схватка. Рота выполнила боевое задание, высота была наша. Бойцы не знали, как благодарить девушек, промокших от снега, но довольных, победно весёлых.

Весь день гитлеровцы непрерывно обстреливали высоту, лишь к вечеру огонь стих. Поредевшая, усталая рота передавала рубеж свежей части. Маскируя смену частей, наши миномётчики обстреляли врага. Фашисты ответили.

Снайперская пара могла идти отдыхать, но продрогшие девушки продолжали вести наблюдение: не перешёл бы немец в контратаку. Неподалёку разорвалась мина. Шура, прижавшись к стенке окопа, не могла понять, почему её напарница клонится лицом в снег. Упав на колени, она трясла безвольное тело подруги, звала её по имени - Соня не откликалась: ранение было смертельное.

Шура подняла убитую на руки, понесла по окопу. Ход расширился, она прибавила шагу, хотя некуда было спешить...

И снова ружейно - автоматный салют у могилы, отрытой рядом с запорошенным снегом бугорком, где уснула последним сном Клавдия Прядко. Долго мы стояли у дорогих могил, не вытирая слёз с бежавших по щекам. Спите, дорогие подруги !   Мы не забудем - вас, не простим врагу вашу раннюю смерть !..

А вскоре пришла ещё одна горестная весть... Наша подруга по снайперской школе Галя Кочеткова, воевавшая в соседнем полку, вместе с бойцами поднялась в атаку. Командир взвода был ранен, солдаты, оставшись без Лейтенанта, залегли на снегу. Немцы перешли в контратаку. Галя видела приближающуюся вражескую цепь, злость и обида охватили её. Нельзя лежать, фашисты всех перебьют, словно куропаток на снегу. Вперёд, только вперёд !

- Чего боитесь, ребята ? - крикнула она ближним бойцам. - Я девушка, и то не боюсь. Взвод, за мно-ой !

Галя бросилась вперёд, увлекая воинов. Она упала, сражённая пулей наповал, но фашистская цепь дрогнула, стала распадаться, попятилась назад. Гвардейцы ударили в штыки, загремело русское победное "Ура"...

Так наша подруга, простая девушка из Рязани, совершила свой бессмертный подвиг. Навеки вписано её имя в геройский ряд девушек - снайперов.

ВЫСОТА "ГЛАЗ"

Две недели отдыха после боёв. Батальон принимал пополнение, среди новичков - жители освобожденных от врага районов. Ветеранов в строю немного: тех, кто возвращался из госпиталей после излечения, направляли в ближние части.

Многих боевых товарищей недосчитался Рыбин, вернувшись в свой батальон. Новые командиры рот и взводов, новые парторг и комсорг. В пулемётной роте, бойцами которой он особо гордился, все новички.

Больше всего опечалила комбата потеря любимого командира славной 1-й роты капитана Суркова. Не пел, не плясал, как обычно, Рыбин, хотя мы и стояли на отдыхе. Ещё больше привязался он к своему замполиту, а Булавин и так в нём души не чаял.

В торжественной обстановке, перед застывшим по команде "смирно" строем, вручали награды отличившимся в последних боях. Девушки - снайперы тоже были отмечены. Клава Маринкина и Нина Обуховская получили медали "За отвагу", Зоя Бычкова - медаль "За боевые заслуги". За организацию спасения раненых я, первая в роте, была награждена орденом Славы 3-й степени. Правда, орден мне не вручили, только зачитали приказ: в части ещё не получили новую солдатскую награду.

Всех награждённых в снайперской роте не запомнила, ведь половина девушек находилась в соседнем полку. Знаю, что Нина Белоброва получила такой же, как у меня орден. Ещё раньше, после ранения в бою за деревню Ведусово, орденом Красной Звезды наградили Сашу Шляхову...

Вскоре после этих событий я и Саша Шляхова подали заявление о приёме в партию. На собрании сказала просто:

- В чём я отстаю от своих подруг ?   Ведь я могу погибнуть в бою, так и не став коммунисткой...

Эти доводы, а больше того боевая характеристика, данная мне Лидой Ветровой, имевшей на своём счету свыше 50 уничтоженных фашистов, убедили товарищей. Приняли и Сашу.

Красные книжечки членов партии нам вручили через 3 месяца, под Пустошкой. Для фронтовиков, находящихся непосредственно на переднем крае, кандидатский стаж был сокращён. На войне другой счёт времени.

Саша Шляхова, наш бессменный комсорг, стала парторгом роты. Новый комсорг появился позже, когда прибыли новички - очередной выпуск снайперской школы.

ПУСТОШКА, ПУСТОШКА !..

Снежные метели сменились ростепелью с туманами. Ни танки, ни авиация не могут действовать. С начала Марта 1945 года части фронта стоят в обороне на рубеже Новосокольники - Пустошка. 219-я стрелковая дивизия, куда нас направили после отдыха, занимает позиции в районе самой Пустошки.

Не знаю, откуда идёт это название, но сейчас оно соответствует действительности: на месте города, через который проходит наш передний край, лежит чёрная пустошь. Трудно отыскать здесь целый кирпич, бревно или доску - всюду лишь каменная россыпь, щепа и гарь.

За городом большое, по-зимнему суровое озеро. Синий бор на горизонте да нитка шоссе на Ленинград несколько разнообразят унылый, неприветливый пейзаж.

Бои предстояли затяжные: сплошные болота не промерзают даже в сильный мороз, лесистая, с холмами местность труднопроходима для танков. В условиях долговременной обороны особенно нужны снайперы. Меня и Шуру Скрипину, имевших некоторые инструкторские навыки, прикомандировали к учебному батальону.

В дивизионном тылу открылись краткосрочные снайперские курсы. Уже не мужчины учили девушек снайперскому делу, а мы, обстрелянные стрелки, занимались с парнями. Молодых бойцов поражали наша меткость, быстрая ориентировка на местности, умение маскироваться, ползти по-пластунски. Один из моих учеников чистосердечно признался, когда пришло время прощаться:

- А ведь мы о вас, девушках с орденами, поначалу плохо думали. Оказывается, вы свои награды заслужили честно !..

А СЧЁТ ВСЁ РАСТЁТ !

С моим возвращением из учебного батальона одна из нас оказалась "третьей лишней". У меня-то была постоянная напарница, Клава Маринкина, но не стало пары у Полины. Решили не придерживаться постоянных пар, чтобы никому не было обидно, перешли на скользящий график. Пятая, свободный от "охоты" снайпер, оставалась дежурить в землянке.

Перед рассветом мы с Клавой ходами сообщения добирались до НП роты, нахбдившегося на северозападном склоне высоты. Блиндаж командира отрыт на возвышенности, с неё хорошо просматривается болотистая равнина. Впереди, метрах в 800, окопы нашего боевого охранения, от них до врага ещё метров 150.

Бывало, ползёшь в темноте, на шаг впереди ничего не видно. Нечаянно стукнешься лбом о каменную кочку, а это замерзший труп: не всех павших во время зимнего неудачного наступления успели предать земле.'Неприятная встреча, что говорить !   Огибать труп некогда, перевалишься через него - иногда и не через один, - только скрипнешь зубами, а то выругаешься про себя и дальше ползёшь. Главное, поскорее уйти с открытого места: поле простреливается настильным огнём, нельзя задерживаться ни на минуту.

Клава была очень дисциплинированна, доверяла мне, всё делала, как я. Не раз она признавалась, что со мною чувствует себя уверенней, чем с кем - либо другим, знает, что нас не убьют. Ну, а если уж придётся погибать, то лучшей компании не придумать. Когда я слышала, как она там сопит, ползя за мной, теплее становилось на сердце.

Совсем другой была Зоя. Как-то на рассвете, когда выпал черёд "охотиться" вместе, мы поползли к окопам боевого охранения. Остались считанные метры, вдруг слышу позади недовольный Зойкин голос:

- Да что я, крот, что ли, или морж - на пузе ползти ?

Поднялась в рост, кинулась вперёд и, оступившись, свалилась в не замеченную ею яму, полную ледяной весенней воды. Выбралась мокрая до ниточки !

- Ползи обратно ! - приказываю я. - Застудишься !

Зоя не хочет слушать. Кое - как отжала на себе одежду, осталась со мной. Зубы стучат от холода, а ершится:

- Как же я тебя, Люба, оставлю, что девчата скажут ?   Легко ли будет тебе одной возвращаться вечером ?   И наши и немцы ведут огонь, ранят тебя - кто вынесет ?!

Ох, и досталось от Зои фашистам в этот день !   Злая, как чёрт, она последними словами ругала Гитлера и его вояк.

- Ну, что ему, Гитлеру, стоит приехать на наш фронт, глянуть из окопа ?   Врезала бы свинцовую пилюлю в его паршивый, в челке, лоб - и войне конец !   А тут сиди в окопе, мокрая, как цуцик, карауль проклятых гитлерюг.

- Ничего, Зоя, мы с тобой ещё и туфельки наденем, чулки со стрелкой, - подбадривала я её.

Под конец дня Зоя убила одного фашиста, повеселела.

- А ты говорила, ползи обратно !   Может, из - за меня хоть на час раньше война кончится ?   Может, кто из наших уцелеет - ещё одна немецкая винтовка без хозяина осталась.

Зоя сильно простыла в тот день. В санчасть не захотела идти, лечилась домашними средствами: глотала аспирин, растиралась спиртом - раздобыл знакомый санитар. Перед сном выпивала котелок горячего чая, в который бухала чуть ли не недельную норму сахара. Да ещё приговаривала:

- Эх, жаль, мёду нет !   Мама бы меня мёдом вмиг вылечила.

На переднем крае Зоя стала бывать реже, больше домовничала. Это вполне устраивало нас: не надо меняться парами, по очереди дежурить в землянке. И тяжело ей было - Зоя ждала ребёнка.

С первого взгляда полюбила она Булавина, вверила ему свою судьбу. Майор казался нам тогда совсем немолодым, а ему и 40 не было. Ко всем нам, снайперам, Булавин относился любовно, но это была командирская любовь - отеческая, ровная. А Зоя стала его верной подругой.

Зоя рассказала мне, что на время родов она решила уехать домой, к своей матери. А потом - снова на фронт. Если, конечно, война не закончится к тому времени.

- А вот за это не бойся, Зоя, ты ещё нагонишь нас где-нибудь в Германии, - сказала я, не в первый раз выслушав соображения подруги. - Если только захочешь сменить домашний уют, на окопную жизнь.

- А он ?   А ты, Люба ?   А девочки ?.. Думаешь, легко мне будет без вас... Только подумаю об этом - реву, как тёлка.

На глазах вечной насмешницы Зои стояли слёзы. Я утешала её, как умела. Но, честно говоря, не хотела бы я в ту пору очутиться в её положении.

Зоя и раньше любила хозяйничать, стряпать, затевать постирушки, а теперь, словно готовясь к будущему материнству, ещё охотнее занималась нашим общим хозяйством. Загодя получит на всех обед, наготовит дров про запас, жарко истопит печь к возвращению снайперов с передовой. Сухие портянки и смена белья всегда ждали нас, промокших и озябших. Так приятно было переобуться у огня, надеть всё чистое, сухое.

Снайперская "охотах" шла успешно, боевой счёт у каждой рос день ото дня. Корреспондент армейской газеты, побывавший на передовой, написал статью обо мне: "Её счёт - 62 истреблённых фашиста !"   Вырезку послала маме - пусть знает, как воюет её дочь.

Самой мне статья не очень понравилась. Если верить автору, я "нащёлкивала" фрицев слишком легко, бездумно. А ведь именно здесь, под Пустошкой, мне довелось убить гитлеровца, лицо которого перед выстрелом я как-то особенно отчётливо разглядела в оптику. Я видела, как оно исказилось от смертной боли, когда разрывная пуля попала в лоб. На минуту стало не по себе. Отрезвил миномётный налёт, который произвели фашисты по окопу, где я находилась. Они тоже охотились за мною, порой отвечали лавиной стали на одну меткую пулю.

Моя постоянная напарница приболела, и я пошла на "охоту" с Ниной Обуховской. До места добрались быстро, день выдался удачный: каждая прибавила по единичке к своему боевому счёту. Вечером повернули обратно. Для сокращения пути решили идти напрямик, по шоссе. Хотя оно и пристреляно немецкими пулемётчиками, но в темноте кто заметит ?

- Видишь, как хорошо ! - радовалась Нина. - Ни тебе грязи, ни луж !   Давай и завтра этим путём двинем.

Идём себе разговариваем. Но что это впереди на шоссе чернеет ?   Воронка от авиабомбы, мы её ещё по дороге сюда заприметили. Мама родная, так мы же в сторону передовой идём, к немцам !   Испуганно переглянулись и бегом назад.

Враг, видно, давно заметил нас, ждал, что мы прямо в лапы к нему угодим. Видя наши удаляющиеся спины, гитлеровцы ударили из пулемётов. Пули засвистели над головами, косая очередь промолотила по щебёнке, выбив каменные брызги. Кубарем скатились в кювет, сгоряча не заметили даже, что он полон ледяной воды. Выбрались, ползём по раскисшему полю, голов не поднимаем.

Ротные миномётчики, прикрывая наш отход, дали налёт по немцам. Завязалась перестрелка. А мы всё ползём к спасительным окопам, уже из сил выбиваемся. Связь между собой держим громким шёпотом. Наконец добрались. Свалившись в окоп, смотрим друг на друга и хохочем: вот так сократили путь...

"ТОВАРИЩ ГЕНЕРАЛ, МИЛЕНЬКИЙ !.."

Используя весеннее затишье на фронте, командование решило провести армейский слёт снайперов. Километрах в 5 - 6 от передовой, в лесном овраге, состязались в меткости лучшие стрелки армии. Одним из сложнейших упражнений была стрельба на скорость по движущимся мишеням.

Отстрелялась очередная пара, пора и мне с Клавой Маринкиной на огневой рубеж. Обе немножко волнуемся, ведь за стрельбой наблюдают Генералы. Среди них выделяется дородной своей фигурой и загорелым квадратным лицом герой Сталинграда, Генерал - полковник Ерёменко. Он теперь командует нашим, 2-м Прибалтийским фронтом.

Стараясь не смотреть в сторону начальства, я легла на землю, упёрла поудобнее локти. Сразу волнение прошло. Только стала целиться - слышу за спиной недовольный бас:

- Лейтенант, почему допускаете к стрельбе не умеющих владеть боевым оружием ?

Продолжаю целиться, приложив левый глаз к оптике, не могу и помыслить, что замечание относится ко мне.

Лейтенант - он был не из нашего батальона, меня знал мало - вытянулся перед Командующим, не может понять причины генеральского недовольства.

- Вы что, Лейтенант, не видите, как она держит винтовку ? - уже на двоих осерчал Ерёменко. - Она не знает даже, каким глазом целиться.

Только тут я поняла, что речь обо мне. Говорю Лейтенанту, который подбежал, чтобы отстранить меня от стрельбы:

- Я левша. Товарищ Лейтенант, объясните...

- Товарищ Командующий, она левша, стреляет с левого глаза, - громко отрапортовал Лейтенант, вытянувшись перед Ерёменко. - Это опытный снайпер.

Командующий проворчал что-то вроде: "Левша - кривая душа", но подошёл ближе, видно, заинтересовался. Дождавшись, когда я отстрелялась, он зашагал к мишеням, чего не делал до этого. Генералы следовали за ним. Увидев пробоины от пуль, Ерёменко даже пальцами прищёлкнул от удовольствия, подозвал меня. Пожав руку, сказал:

- Молодец, левша !   Так стрелять !

По окончании слёта девушки - снайперы, имеющие большой боевой счёт, получили правительственные награды. Мне Командующий лично вручил перед строем орден Славы 2-й степени.

- Хотя ты и девушка, желаю стать полным кавалером ! - весело пожелал он.

Награды радовали нас, но не меньше хотелось получить отпуск. Какой солдат не мечтает а побывке ?   И вот зачитывают фамилии тех, кто пойдёт в отпуск. Первой называют снайпера Онянову, нашего Пончика, как окрестили девчата Лиду за её полноту. У моей землячки - Лидия Онянова до войны работала электромонтером на Соликамском бумажном комбинате - самый большой в роте боевой счёт: 76 убитых гитлеровцев. За ней следом иду я - 72 фашиста. Отпуска получили ещё несколько девушек и 3 снайперов - мужчин.

Подруги поздравляли нас, не скрывая своей зависти, просили передать привет Родине. Снайпер Маша Морозова, от огорчения забыв об уставе, подошла к Командующему фронтом и, теребя обшлага генеральской шинели, повторяла, как ребенок:

- Товарищ Генерал, за неделю обернусь. Товарищ Генерал, миленький !..

Командующий, не найдя что ответить, аж задохнулся от изумления. Рослая, щекастая деваха, Гвардии сержант, ведёт себя, как дитя малое !   Однако отпуск дал. На целых 10 суток, включая дорогу. Как радовалась, как прыгала и веселилась Маша !

Не знала ещё, что ждёт её по возвращении. Опережая события, расскажу, как всё произошло. С побывки Морозова вернулась счастливая: всех повидала, везде побывала, даже в театре. В день её приезда предстоял пеший марш. Маша устала с дороги, а может, просто поленилась идти - упросилась в попутную машину. По дороге к передовой грузовик подорвался на забытой мине. Машу Морозову и попутчика, сидевшего с ней в кузове, убило на месте. Рядом мы их и похоронили. Я сплела венок, устроила цветы в изголовье могилы...

Надолго запомнился мне первый приезд домой с фронта. Раннее утро. Не иду, - бегу пустынной в этот час улицей. Вот и наш дом. Стучу в знакомую рассохшуюся дверь, а сердце, кажется, стучит ещ` громче: тук, тук, тук !   Дома ли мама ?

Меня ждала радость: мама только вернулась с ночной смены. Слёзы лились по её лицу, не переставая, но это были слёзы счастья. А когда мама вытерла их, я увидела, как сдала, будто усохла вся, моя дорогая старушка. Вроде и ростом поменьше стала. А может, это я поднялась, на армейских харчах ?

Первую ночь, как в раннем детстве, спали вместе в маминой постели. Вернее, не спали, шептались до рассвета. Спрашиваю её:

- На работу надо идти или пропустишь день ?

- Ой, надо, доченька, нельзя пропускать !   Ваш заказ, фронту.

- Тогда поспим, мам. У меня глаза слипаются.

Отвернулась она к стенке, а я по дыханию слышу: не спит мама, только виду не показывает, чтобы меня не разбудить. И я не сплю...

В конце 2-недельного отпуска, пролетевшего, как один день, хватилась: ходила, ходила в булочную на углу, а денег ни разу не заплатила. В армии паек бесплатный, отвыкла от денег, от карточек. Бегу в.магазин, спрашиваю продавщицу:

- Сколько с меня причитается ?   За всё время.

- Не велики деньги ! - говорит она. - Я сразу догадалась, что вы в армии забыли, какие такие рубли - копейки бывают. Скажи, дочка, скоро ли война кончится ?

- Теперь уже скоро, - отвечаю уверенно. - Коль вперёд пошли, больше нигде не остановимся. Русский человек медленно запрягает, да быстро ездит ! - Я вспомнила слова нашего комиссара Булавина, которые он любил повторять.

И снова расставание на перроне, видевшем за эти годы столько разлук. Маму отпустили с работы, чтобы могла проводить меня. Вот и поезд подошёл, пора.

- Не плачь, мама, не надо !   Скоро насовсем вернусь, заживём с тобой на славу !

Мама не слышит ничего, слёзы душат её, не может слова вымолвить. Я сдерживаюсь из последних сил - всё же Гвардии старший сержант, кавалер орденов. Только когда увидела в вагонном окне удаляющуюся одинокую фигурку в тёмно - синем платье, в клетчатом, чёрном с белым платке, меня так и качнуло к стенке. Крупные слёзы падают на грудь, а я твержу, словно она может слышать:

- Мама !   Милая мамочка !   Мама !..

СНОВА НА ПЕРЕДОВОЙ

...И вот я снова на передовой, недалеко от немецких траншей. Вблизи переднего края противника стоит большой деревянный дом, неизвестно как уцелевший от артиллерийского огня.

Целый день мы с Лидой провели в засаде, но так и не сделали ни одного выстрела: у немцев траншеи полного профиля, лишь изредка мелькнёт над краем бруствера верхушка железной каски. Бить по ней бесполезно, в лучшем случае пуля срикошетит.

Разведчики посоветовали присмотреться к дому на передовой. Не прячется ли вражеский наблюдатель на чердаке ?   Оттуда удобно засекать огневые точки, следить за движением в глубине нашей обороны.

Мы всегда старались действовать в контакте с разведчиками. Помню, на участке нашего 59-го полка ребята долго не могли взять "языка". Как правило, в поиск они уходили в темноте. Немцы знали это и по ночам особенно бдительно наблюдали за передним краем: без конца пускали ракеты, то и дело прошивали "нейтралку" пулемётной строчкой. Спали, очевидно, днём.

- Ну что ж, коль ждут нас ночью - нагрянем в гости средь бела дня, - решили разведчики.

Примерно в полукилометре от наших позиций была высота, занятая противником. Местность перед вражескими дзотами минирована, под самой высотой - проволочные заграждения. Именно здесь решили брать "языка" разведчики. Может ли враг помыслить, что в таком почти неприступном месте, да ещё белым днём русские решатся на вылазку ?

Рано утром группа захвата неслышно, ползком, добралась до проволочного заграждения. Разрезали колючую проволоку, сняли несколько мин. Впереди щерился прорезями бойниц ближний дзот.

Девушки - снайперы, с которыми разведчики договорились заранее, с утра вели методический прицельный огонь по амбразурам дзотов, по всем ранее засечённым целям. Надо было "ослепить" противника, не дать ему поднять голову, чтобы не заметил, что делается у него под самым носом.

По сигналу командира удальцы бросились к выбранному дзоту. Глубокие, в рост человека, земляные ходы пусты: верно, гитлеровцы отдыхают. Лишь за изгибом траншеи, у бойницы, стоя дремал солдат. Услышав топот, он закричал от страха, но тут же был сражён из автомата.

Крик и выстрелы, видимо, всполошили врага. В траншее замелькала серая пилотка гитлеровца, бегущего навстречу разведчикам.

- Будем брать живым ! - скомандовал командир.

Показавшийся из - за поворота траншеи немец - это был офицер - держал в руке пистолет. Он успел дважды выстрелить в нашего командира, но по счастью, промахнулся. Третью пулю послать ему не удалось: длинная очередь из автомата перерезала его почти пополам.

Разведчики кинулись по ходам сообщения. Но фашистские вояки, сообразив, что в их траншеях хозяйничают русские, удирали с высоты. Разведчики провожали их огнём из автоматов.

Насыпав земли в ствол миномёта, стоявшего на земляной площадке, ребята подобрали планшет убитого немецкого офицера и повернули назад. Так быстро всё произошло, что потерь с нашей стороны не было, никто даже не был ранен. Немцы опомнились и открыли огонь, когда разведчики уже вернулись в сбои окопы.

- Спасибо вам, девушки, что держали гадов, под прицелом, ни один не поднял голову, пока мы гостевали в их доме ! - благодарили они вечером. - А "языка" возьмём в следующий раз. Зарекутся теперь храпеть при свете, дабы до срока не угодить в царствие небесное...

Всё это вспомнилось, пока мы с Лидой лежали в засаде на латвийской земле. Незаметно спускался вечер, скоро и восвояси. А не ударить ли зажигательной пулей по дому, намозолившему глаза ?   Жаль, конечно, дом хороший. Но немцы, отходя, сжигают целые селения, не уцелеет и этот. Если же на чердаке - наблюдатель, огонь выкурит его с удобного поста. Сказано - сделано. Зажигательные пули угодили в чердак, крыша загорелась, огонь быстро охватил фасад. В дверях пылающего дома показались две фигуры с каким-то ящиком, возможно, рацией в руках. Кричу Лиде:

- Стреляй !   Мой - правый.

Лида выстрелила почти одновременно, уложили обоих. Теперь можно уходить: вражеского наблюдательного пункта больше не существует.

Снайперская смекалка понравилась командованию полка, и через 2 дня мы получили специальное задание - к вечеру поджечь сарай, стоявший в глубине немецких позиций. Оказывается, когда горел подожжённой нами дом, полковая разведка возвращалась из поиска. Пожар отвлёк гитлеровцев, они ослабили наблюдение за передним краем. К тому же пламя осветило разведчикам обратный путь.

От наших зажигательных пуль ярким факелом вспыхнул в ночи деревянный сарай. Гитлеровцы перестали пускать ракеты в той стороне - без того светло. И пулемётный огонь врага притих: кто же рискнёт ползти на пламень пожара ?

Наши разведчики, прижимаясь к земле, тем временем подползали к вражеской траншее. Они передвигались рывками, сообразуя своё движение с порывами пламени, то словно угасавшего на миг, то разгоравшегося с новой силой. В эту ночь они вернулись с "языком".

Во фронтовой газете появилась небольшая заметка о нас, называлась она так: "Снайперская сметка помогла разведке".

Бывали задания и другого, личного порядка. Однажды, когда мы шли на позицию, ко мне и Лиде обратились артиллеристы:

- Стрелки вы, девчата, хорошие, а вот в корову вам нипочём не попасть !

- В корову ?   При чём тут корова ?

- Тут одна на "нейтралке" пасётся. Животное бесхозное, глупое, может к врагу нечаянно забрести. Пусть уж лучше нам достанется.

К вечеру, перед уходом с передовой, мы подстрелили бурёнку, артиллерийские разведчики тут же слазили за тушей. Их ждали товарищи по батарее. Свежему мясу кто не рад ?

- Эх, хорошо бы пельменей наделать ! - вздохнула я. - Да жаль, муки нет.

- У богов войны всё найдётся ! - засмеялись артиллеристы. - Самого тонкого помола мучка - трофейная.

И вот, не возвращаясь к себе, мы завернули на батарею - позиции артиллеристов неподалёку от нашей землянки. Засучив рукава, занялись кулинарией. Крупные пельмени плохо проваривались в небольшом котле, пришлось допечь их на сковороде в раскалённом жиру. Никто, кстати, не возражал поесть "жареники" вместо вареников.

Домой вернулись только к ночи. Клава не спала, она переволновалась из - за моего долгого отсутствия, а теперь сидела сердитая - пресердитая. Даже от "жареников", которые я принесла для неё за пазухой, отказалась.

Больше мы не расставались с Клавой до самых границ Германии. Развела нас только беда...

МНЕ ИСПОЛНИЛОСЬ 20 ЛЕТ

Девушки - снайперы, недолго пробыв в 379-й дивизии, направлялись в родную 21-ю. В середине Сентября 1944 года Гвардейские полки двинулись в направлении Риги.

Где на попутных машинах, а больше на своих двоих мы догоняли 59-й стрелковый полк. Стали попадаться знакомые фамилии на дорожных указках. Вот и наше "хозяйство" - стрела показывает в лес. Полк на привале, бойцы и офицеры узнают нас, окликают, протягивают котелки со свежей водой.

В 1-м батальоне немало новых командиров. Комбат Рыбин и замполит Булавин ранены в последних боях. Рыбин вряд ли вернётся в строй, на этот раз ранение тяжёлое. Комиссар прислал письмо из тылового госпиталя: лечение идёт успешно, надеется нагнать свою часть ещё до Германии.

И хоть обидно, что в батальоне мало ветеранов, не проходит чувство: опять мы дома.

Утром полк снимался. Командование, радостно встретившее снайперов, решило оставить нас на отдых - в лесу. После 30-километрового марша у девушек сбиты ноги, все устали. И жара донимает.

- Отдохнёте денек, девчата, а там за вами грузовики пришлём. Оптика скоро, ой, как понадобится.

Совсем недавно в этом лесу, были позиции немецкого артиллерийского полка. Мы расположились в землянках - настоящих подземных квартирах с внутренними перегородками из досок. Враг, как видно, строился всерьёз и надолго, но не успел обжить свои хоромы. Тёсаные брёвна стен и потолков, доски перегородок девственно белы, от них пахнет сосновой свежестью, смола выступает из трещин янтарными каплями.

Прошли сутки ожидания, на исходе вторые. Никто за нами не едет, продовольствия не везут. Вот когда все заметили отсутствие нашей затейницы и балагура Зои Бычковой - она уехала в тыл. Но свято место пусто не бывает - весёлая, умеющая и спеть и сплясать ленинградка Вера Артамонова заменила её на этом поприще.

У землянки сидят девчата, кто-то затянул бесконечную "Летят утки". А Вере не сидится: помахивая красной косынкой, она идёт в пляс. И вот уже навстречу ей выскакивает Аня Носова. Кудрявый кок выпущен из - под пилотки, надвинутой на самые глаза, озорно поблескивает глаз, железные подковки каблуков выстукивают дробь.

В песнях, плясках и разговорах время течет незаметнее...

30 Сентября. Для всех обычный день, а для меня - красное число в календаре. Шутка ли, 20 лет исполнилось !   Совсем взрослая. Думала ли я, гадала ли, что буду встречать своё 20-летие на войне ?!   И где ?   В Латвии.

С утра пораньше пошла на речку постирать кое - какую мелочь. В лесу поспела черника, возвращаться не спешу; попалась усыпанная ягодой поляна. Не только руки - и губы и язык чёрные.

С полным котелком и охапкой синих колокольчиков подхожу к своей землянке. Никого нет, пусто. Где девчата ?

- Ушли на разведку на дальний хутор, - докладывают соседи. По лицам видно: чего-то недоговаривают.

Украсила землянку цветами, котелок с черникой поставила на стол. Пусть и подруги почувствуют праздник.

Н. П. Обуховская.

Часа через 2 стали возвращаться девушки. Клава Маринкина с Ниной Обуховской, ходившие в лес, собрали 3 котелка ягод. "Хуторянки" приволокли гору вкусной снеди: ковригу деревенского хлеба, большую флягу светлого латышского пива, творог, яйца, сметану такой густоты, что хоть ножом режь. Где они раздобыли столько ?

- На хуторе выменяли, - весело объяснили девушки. - Всё старьё пошло в ход !   Надо же день твоего рождения, Люба, отметить !

Их внимание тронуло меня до слёз. А подруги полны впечатлений. Хозяин хутора, старый крестьянин, неплохо знал русский язык: во время Первой Мировой войны он служил в царской армии, бил германцев. Старик последними словами ругал немецких мародёров, которые увели у него лошадь и двух породистых коров, славил победоносное русское войско, удивляясь при этом, что таким "маленьким миленьким девичкам>" пришлось взяться за оружие. Тем не менее скудное их барахлишко взял, не посовестился... Сообща с девчатами из соседней землянки мы устроили настоящий пир. А к вечеру подошли полковые подводы с продуктами. Старшина раздал консервы, хлеб, концентраты, не забыл и положенные 100 граммов на душу.

- Видела, Люба, как о тебе в полку пекутся ?   Если б не твой день рожденья, не видать нам двойного угощения ! - шутили подруги.

Отлично отпраздновали моё 20-летие. И на фронте бывают праздники.

ЗАКАТИЛАСЬ НАША ЗВЁЗДОЧКА ЯСНАЯ...

Дивизия заняла оборону в 10 километрах за небольшим латышским городом Добеле. Глубокий лог вёл к переднему краю: слева открытое поле, справа сосняк. Лог переходил в низину, бывшую нейтральной полосой между нашими и немецкими позициями.

Позади у врага Балтика, дальше отступать некуда, поэтому сопротивление было упорное. До самого моря протянулась глубоко эшелонированная немецкая оборона. Бои предстоят тяжёлые, затяжные.

После недавних наступательных боёв Гвардейские полки поредели, пополнения нет: силы собирают в ударный кулак на новом, более важном направлении. Ночью оборону держат бойцы, на рассвете продрогших, усталых солдат сменяют снайперы. Вести непрерывный огонь, создать видимость плотной обороны - вот наша задача.

Припомнился бой на Ловати. Форсировав реку, полк двинулся на прорыв к деревне, занятой немцами. Враг мог контратаковать с фланга, снайперы были оставлены в ротных окопах на левом берегу. Всю ночь, не смыкая глаз, мы вели огонь, да такой дружный и плотный, что казалось - бьют пулемёты. Памятная была ночка.

Но тогда стояло жаркое лето, а теперь начало Октября. С ночи подмораживает, днём моросит мелким, дождь. Кажется, это дышит невидимая отсюда, но близкая Балтика. И настроение, как погода, пacмурное.

Вечером 6 Октября - я запомнила это число надолго - вышла из дома. Снайперы жили на хуторе за лесом, отмеривая ежедневно по 3 - 4 километра до передовой и обратно.

У дома под деревом одинокая фигурка. Кто это ?   Даже не подумала на Шляхову. Во время боёв под Пустошкой она перешла в соседний полк, воевала в паре с Ниной Лобковской. В Латвии Саша снова вернулась к нам, а Лобковская командовала новичками - девушками из 2-го выпуска снайперской школы.

Непривычно мне видеть Сашу, всегда весёлую, окружённую подругами, в одиночестве, понурую.

- О чём задумалась, Сашенька ?

- За Васю тревожусь. Замолчал что-то.

Вся рота знала, что недавно добровольцем ушёл на фронт младший Сашин брат. Она никак не могла представить себе, что маленький Вася - Василёк, кареокий, несколько изнеженный - единственный сын у родителей ! - мальчик, уже сам солдат. И тревожилась, если на неделе от него не было письма.

- Так ведь парень, Саша !   Ребята ленивы на письма.

Мы начали вспоминать дом, своих матерей, ученические годы. Саша рассказала, как боялась вечером идти вдоль кладбищенской ограды; это была самая короткая дорога из школы. И вот, закаляя волю, зимой, в темноте, прошла она через всё кладбище. Младшая сестренка немедленно похвасталась перед подружками Сашиным достижением.

Мы улыбнулись. Ребячьи шалости, детские подвиги !   Если бы сегодня наш передний край проходил по кладбищу, то лучшего укрытия, чем могильная плита или гранитный памятник, снайперу не найти.

Долго мы простояли с Сашей под деревом. Перед уходом она попросила:

- Не говори, Люба, девчатам, что я тут разнюнилась... А ну, догони меня !

В дом мы вбежали с весёлым смехом. Кто бы поверил, что Саша только что была грустна и озабочена ?

На следующий день Шляхова осталась без пары: простудилась её напарница. Не было пары и у Раи Благовой, правда, по другой причине. Рая была хорошей подругой, отличным стрелком, но девчата боялись идти с ней на "охоту": уже погибли 3 Раиных напарницы, никому не хотелось быть 4-й.

Не зря Саша была нашим партийным вожаком - она не верила в приметы и предчувствия, называла их предрассудками.

- Пойдёшь со мной, Рая ! - сказала она Благовой.

- С тобой ? - Рая зашлась от радости. - Да с тобой, Сашенька, я на край света пойду.

Промозглое Октябрьское утро, в низине стелется туман. Мы с Клавой продрогли в сырой снайперской ячейке, но наблюдение ведём непрерывно, стреляем, заметив подозрительное движение. Вдруг по окопу, пригибаясь, бежит в нашу сторону командир роты.

- Беда, девушки, вашу старшую убило !

Сашу Шляхову ?   Не может быть !   И 2-х часов не прошло, как мы вместе вышли с хутора, только наша тропинка свернула вправо, в соснячок, а Саши и Раи - влево, к полю за логом. Да и стрельбы большой с утра вроде не было.

- По связи передали: убита старшая снайперов ! - повторяет ротный.

Бесконечно тянулся этот день на передовой. Я не плакала, я просто не могла представить себе, что Саша убита. Не верю, нет !

Увы, ошибки не было !

Где ползком по грязи, где короткими перебежками Саша и Рая добрались до окопов первой линии. Траншеи мелкие, по колено: бойцы не успели окопаться по-настоящему. А передовая в том месте проходила по возвышенности, гитлеровцам всё было отчётливо видно на фоне неба, светлеющего в восточной стороне.

Девушки счистили лопаткой грязь с шинели и сапог, вытерли руки. Деловитая Саша решила углубить ячейку, чтобы можно было целиться стоя. Лопатка всегда при ней, дело пошло быстро. Неподалёку в окопе залёг пулемётный расчёт. Поставив винтовку рядом с Сашиной, Рая Благова направилась к пулемётчикам. Они показали снайперу густую заросль на вражеской стороне, где с утра наблюдалось движение.

Рае показалось, что и сейчас в кустах мелькнул чёрный силуэт. Она бросилась за винтовкой.

- Фриц ! - шепнула Рая напарнице. - Иду стрелять, оттуда видней.

- Не спеши только !   Прицелься получше.

Перевалившись через бруствер, Саша лопаткой нагребала земляной валик перед бойницей.

Вернувшись к пулемётчикам, Рая поискала в оптику кусты, где заметила силуэт. Никакого движения. Видно, залёг, выжидает. Взяв подозрительное место на прицел, она терпеливо ждала... И тут прогремел вражеский выстрел. Обернувшись, Рая увидела, что на бруствере недвижно лежит подруга. Девушка метнулась к ней. Свесилась в окоп Сашина голова, лицо уже начало синеть, из темени беззвучно капала кровь.

Пулемётчики открыли огонь по кустам. Немцы ответили из миномётов. Укрыться негде, уйти невозможно: по открытому полю на свету не поползёшь. Рая, как-то враз обессилев, сидела на корточках возле убитой. Она оцепенела не столько от рвущихся вокруг мин, сколько от непоправимости происшедшего. Весёлой Саши, смелой Саши, столько раз раненной и всегда возвращавшейся в строй Саши больше нет, а то, что лежит рядом, - только недвижное мёртвое тело...

Дрожали руки, когда, пересилив себя, Рая взялась за винтовку. Всего 2 выстрела сделала она в этот день, и оба удачных.

- За тебя, Саша ! - дважды повторила Рая.

Едва стемнело, пулемётчики вынесли Сашеньку из окопа. В логу ждала повозка, труп повезли на хутор. Все в батальоне знали о гибели Саши, а до конца не верили...

Немало боевых подруг успели мы потерять, но ничью смерть не оплакивали так горько, ни одну потерю не переживали так тяжело, как гибель Саши Шляховой. Казалось, она унесла с собой частицу тепла, согревавшего наши души, унесла радость, всегда окружавшую её, как воздух окружает землю.

Утром девушки обмыли и переодели Сашу. Я убрала гроб флоксами и белыми астрами с тронутыми морозками лепестками. Разведчики раздобыли где-то 2 железных венка.

Под звуки траурного марша мы хоронили Сашу. Солдаты несли гроб на плечах. Впереди, на алых подушечках, Сашин партийный билет, ордена Красной Звезды и Красного Знамени. Рая Благова несла именную снайперскую винтовку Шляховой с выгравированной на серебряной пластинке дарственной надписью ЦК ВЛКСМ.

За гробом шла снайперская рота - ветераны и новички из пополнения, автоматчики взвода охраны штаба полка. Под ноги идущим мы бросали цветы, еловые ветки; дорога была устлана ими, как ковром. Траурный кортеж направлялся к могилам советских воинов на окраине Добеле.

Начальник политотдела армии полковник Лисицын сказал о Саше короткую душевную речь. Что-то говорили наши девушки. Хотела выступить и я, но не смогла: душили слезы.

Над свежей могилой воины поклялись отомстить за гибель боевой подруги, бить врага до конца, на его территории. Под винтовочный и автоматный салют - стволы направлены в сторону противника - гроб опустили в сырую землю.

Несколько раз принималась за письмо к Сашиной матери Рая Благова. И не могла найти нужных слов. Пришлось и на этот раз взяться за перо мне. Что я писала - не помню, помню только, что сравнила Сашеньку с яркой звёздочкой, самой яркой и самой горячей среди нас, погасшей навеки но оставившей свой свет в наших сердцах...

Полковник Лисицын сообщил родным Саши, что за отвагу и героизм, проявленные в бою за освобождение нашей Родины от немецких оккупантов, Гвардии старшина А. Н. Шляхова посмертно награждена орденом Отечественной войны 1-й степени.

Наконец добралась с силами и Рая Благова. Пусть не думает мать, что рядом с её дочерью в последнюю минуту не было никого. В свои руки приняла она холодеющее тело Сашеньки, за смерть её убийцы заплатили своими жизнями...

ПРИВАЛ У ГРАНИЦЫ ГЕРМАНИИ

Врага теснили на всех фронтах - от Балтики до Карпат. Гитлеровская пропаганда по привычке твердила об "эластичной обороне", которая вынуждает "выравнивать" линию фронта, в который раз рекламировала новое сверхсекретное оружие; с ним-де немцы скоро повернут ход войны. Но для всего мира уже не было секретом, что победоносные советские армии обкладывают логово фашистского зверя.

Сильные бои были под Варшавой. Девушки - снайперы, бывшие во втором эшелоне наступающих войск, вошли в горящую столицу Польши ранним зимним утром. Бесконечные кварталы развалин, почерневшие от огня коробки зданий, навылет пробитые снарядами старинные башни, свисшие в Вислу стальные арки мостов...

Снайперы, как всегда на марше, в голове батальона. После 30-километрового пешего перехода девчата устали, ноги сбиты в кровь. Однако во всё горло распеваем любимую песню:

Дорогая моя столица, Золотая моя Москва !

А в это время в Москве, которую враг так и не смог сломить, гремят салюты в нашу честь.

Прошли мёртвый, дымящийся центр. От горячего пепла пышет жаром. Из подвала разрушенного дома вылез старый поляк - оборванный, лицо в саже, голова трясётся. Строй поравнялся с ним, в глазах старика блестели слёзы. Можно было представить себе, что перенёс бедняга за время немецкой оккупации.

Переходы по 30 - 40 километров в сутки. Подвижные части ушли далеко вперед, бьют и гонят врага, не давая ему ни дня, ни часа передышки. То и дело нас обгоняют колонны грузовиков со снарядами, пушки на тягачах, машины с железными лодками - понтонами. Сходим с шоссе на обочину; по ней идти легче, не так болят ноги.

На привалах некоторые девушки не разуваются, зная, как трудно будет натягивать сапоги на распухшие, в кровавых мозолях ноги. И снова марш, и снова строй подтягивается, когда проходим местечки и сёла. За Варшавой гитлеровцы отступали так быстро, что не успели почти ничего сжечь и разрушить. Жители радушно встречают освободителей, хотя есть и такие, кто косо смотрит на нас: геббельсовская агитация не сразу забывается.

Недалеко от немецкой границы встали, наконец, на отдых. В деревне, где разместился армейский запасной полк, снайперам отвели большой дом. Ветераны роты заняли угловую комнату; нас не так много осталось в строю.

Н. А. Лобковская.

Снайперы теперь несут сторожевую службу. Девушек назначают в ночной караул у штаба полка, у воинских складов. Это угнетает нас, хотя мы понимаем: основная работа снайперов - в обороне. Да и берегут девчат в канун решающих боёв за Берлин.

Нашим подругам присвоили офицерские звания. Гвардии младший лейтенант Нина Лобковская - командир снайперской роты, Вера Артамонова и Нина Белоброва командуют взводами. Недавно прибывшая в роту Аня Вострухина, хозяйственная, немногословная девушка из Пензы, назначена ротным старшиной. Ей как-то особенно пристала военная форма, бриджи она никогда не снимает, и все зовут Вострухину Аркашкой.

Под новый, 1945 год девушки затеяли гадание: топили воск в ложках, крутили блюдечко на столе. Никто, понятно, не относился к этому всерьёз, но желания загадывали самые заветные: доживём ли до Победы ?   Выйдем ли замуж за своего суженого ?..

БЬЁМ ВРАГА НА ЕГО ТЕРРИТОРИИ

...Февраль 1945 года. Танковая бригада, шедшая без огней к фронту, заметила в стороне от шоссе догорающий грузовик. Водитель был убит на месте, танкисты похоронили его. Меня же, раненную в ногу осколком мины, на броне танка доставили в ближний медсанбат.

Томительно тянулось время на госпитальной койке. Осколок повредил, ступню правой ноги. Рана никак не заживала, врач прописал полный покой. Лёжа в постели, я тайком делала несложную гимнастику: подниму ногу, потом опущу, подниму - опущу. Держась за спинки кроватей, начала ходить по комнате. Сколько можно валяться, когда война вот - вот закончится ?

Соседок по палате трое. Молоденькую штабную телефонистку Аню, раненную осколком снаряда в руку повыше локтя, больше всего беспокоит, останется ли шрам и можно ли будет после войны носить платье с коротким рукавом. Работницу полевой почты толстуху Дусю замучили фурункулы. Пожилая бухгалтер из финчасти дивизии Серафима Фёдоровна страдала радикулитом. Она по-матерински заботливо относилась ко мне: то поправит подушку, то подоткнёт одеяло, то, видя, что я хандрю, расскажет что - нибудь успокаивающее.

- Будешь ещё, Любушка, танцевать на своей свадьбе ! - приговаривала она, думая, что раненая нога - причина моей печали.

...Очередную партию выздоравливающих направляли в запасной полк. По пути в редком хвойном лесочке у шоссе мы увидели, следы большого сражения. Десятки подбитых танков с крестами на бортах, сожжённые немецкие бронетранспортеры, раздавленные пушки и грузовики. И ни одной нашей машины, ни одного трупа в советской форме - только фашисты, только вражеская техника !   Это была работа Гвардейского мехкорпуса, тех самых танкистов - армии Катукова, которые подобрали меня. Устроив засаду, Гвардейцы в пух и прах разгромили немецкую механизированную колонну, спешившую на выручку окружённой части. Да, научились мы воевать, ничего не скажешь !

В хозяйстве запасного полка стадо трофейных коров, женщинам поручили доить их: отличные каши и супы варились на цельном молоке. Доить я не умела, первый же опыт кончился печально: корова пнула ногой ведро, едва не угодив мне копытом в лицо.

У меня нашлась неожиданная защита - разведчица Рая, выздоравливающая после тяжёлого пулевого ранения.

- Ты кого это заставляешь тискать коровье вымя ? - наступала Рая на седого краснолицего начхоза. - Дважды кавалера орденов Славы ?   Это ж высшая солдатская награда !   Знаешь хоть, как они достаются, эти боевые звёздочки ?

Я только весьма приблизительно передаю её речь. Дело в том, что эта красивая, никого и ничего не боявшаяся девушка ужасно ругалась. Деликатная, старомодных понятий Серафима Фёдоровна пыталась говорить по душам с сорвиголовой, но тут же зажимала уши: ради крепкого словца Рая не пощадила бы, как говорится, ни мать родную, ни отца.

Мой метод "воспитания" оказался более действенным. Благодарная Рае за то, что она освободила меня от дойки коров, я помогала своей защитнице сочинять лирические послания её другу в разведроте. Но наотрез отказывалась не то что вести за неё переписку, а даже просто разговаривать с Раей, если она позволяла себе лишнее.

- Пойми, Люба, в разведке все ругаются ! - оправдывалась она. - Ещё похлестче, чем я.

- Неправда, Рая, я тоже знала разведчиков. Ты же девушка, раскрасавица - тебе это вовсе не к лицу !..

ПОСЛЕДНИЙ ШТУРМ

В дни штурма немецкой столицы девушкам - снайперам пришлось сменить специальность. Маршал Жуков, решив ослепить врага перед ночной атакой, приказал стянуть на узкий участок фронта все имеющиеся в наличии прожекторные установки. Девушки быстро освоили новую профессию. Тысячи прожекторов, в назначенный час ударили по вражеской обороне. Именно ударили, так нестерпим был в ночи блеск искусственных солнц. Пока фашисты протирали заслезившиеся глаза, пока они старались разглядеть что - либо в сгустившемся после светового удара мраке, наши тяжёлые танки уже прорвали оборонительный обвод, атакующие забрасывали дзоты гранатами, поливали всё перед собой автоматным и пулемётным огнём.

Штурмовая танковая бригада с автоматчиками на броне ворвалась в берлинское предместье. Из оконных проёмов, из-за развалин выплескивались огненные хвосты - это эсэсовцы, последний оплот обезумевшего фюрера, фаустпатронами пытались остановить советские танки.

С отделением автоматчиков я перебегала от дома к дому. Очистив, от фашистов чердак, мы с крыши били в тех, кто продолжал бессмысленное сопротивление...

Мне не стыдно сознаться, что я горжусь своими боевыми орденами, они нелегко достались. Но одной из самых почётных наград считаю грамоту участника взятия Берлина, подписанную генералом, а ныне маршалом Катуковым.

В ночь на 3-е Мая стрельба стихла. Над Рейхстагом развевался красный флаг победы. Воины расписывались на выщербленных осколками и пулями массивных колоннах. Где-то в уголочке, на уцелевшем чистом месте, расписалась от имени уральцев и я.

Все с нетерпением ждали официального объявления конца войны, а его всё нет. Советские танкисты ещё вели бои за Прагу, там был обложен крупный гитлеровский гарнизон. В Прибалтике части фронта держали в котле окружённые, прижатые к морю немецкие дивизии. Но смолкли выстрелы и там. Вечером 8 Мая экстренное сообщение по радио из Москвы: завтрашний день - 9 Мая - объявляется Днём Победы. Что тут поднялось !   В воздух стреляли из всех видов оружия: винтовок, автоматов, пистолетов. Трассирующие очереди зенитных пулемётов рисовали узоры в берлинском небе...

Серафима Фёдоровна звала меня в офицерский клуб на торжественный вечер, но мне не хотелось идти. Были бы подружки - пошла бы. Не знаю, долго ли я просидела под окном нашего особняка в аристократическом районе Берлина, где мы тогда жили. Вернулась Серафима Фёдоровна, пора и мне, а я всё сижу. Уже давно стих уличный шум, уже небо на востоке начало алеть, а я никак не могу подняться. Знаю, что всё равно не усну в эту ночь. Вроде и не плачу, а слёзы сами текут и текут по щекам...

Меня уговаривали остаться в части: кто-то ведь должен нести гарнизонную службу. Но я не хотела ни дня, ни часу лишнего пробыть в этом чужом для меня городе. Вот и берёзки здесь растут, а всё же не такие, как наши. И небо над головой - не такое, как в России, и воздух другой: запахи руин, запахи войны преследовали всюду. Сердцем рвалась домой, к маме, к своим !

"ОТГРЕМЕВ ЗАКОНЧИЛИСЬ БОИ..."

В конце Июля большая группа девушек и солдаты старших возрастов, демобилизуемые в первую очередь, уезжали на Родину. С лёгким сердцем покидала я неметчину. Всё, что видела красивого в Германии, не променяла бы на скромный край, "где в гору поднимается дорога, изрытая дождями, где три сосны стоят..."

Весь долгий обратный путь не отрывалась от окна вагоца. Какие у нас просторы, какое богатство и красота вокруг !   После чужбины особенно сильно любишь свою Родину, землю отцов и дедов наших...

Вот и Урал - батюшка с его лесистыми предгорья, с дымящимися днём и ночью трубами заводов !   Вот и моя красавица Кама !   Здравствуй, Пермь - матушка, принимай свою дочь !   Старенький трамвай с трудом вместил всех, кто ехал в мой район, прославленную Мотовилиху. Ничего, в тесноте, да не в обиде !   Пассажиры - как до войны даже разговоры прежние: не нравится, что толкают, - ехала б в такси !

Чем ближе к дому, тем тревожнее на душе: здорова ли мама ?   Встретит ли ?   Я и не ведала, что письма фронтовых друзей, сообщавших о моём отъезде, обогнали воинский эшелон. Мама ждала меня уже который день...

Как мы встретились - не берусь описывать, каждый, кто вернулся с войны, без меня знает это. Мама плачет от радости, я смеюсь, успокаиваю её и сама плачу. Зашли соседи - опять слёзы: не всем война вернула родных и близких...

Получила военный билет, паспорт. Я гражданский человек, армия где-то далеко - далеко. И всё же, выйдя из дома, ловлю себя на том, что неприметно для прохожих ощупываю свой костюм: всё ли в порядке ?   После воинской формы шёлковое платье кажется непривычно лёгким, почти воздушным. Встретив офицера, с трудом удерживаюсь, чтобы не перейти на строевой шаг, на полпути останавливаю руку, вскинувшуюся по привычке к виску для приветствия. Знаю, что и мои боевые подруги испытывали нечто подобное после демобилизации.

О том, как начала работать и тружусь вот уже 20 лет после войны, какие общественные и партийные поручения выполняю, как вырастила сына, можно много рассказывать. Но это уже другая жизнь. Здесь я расстаюсь со своей боевой молодостью, с дорогими моими девчонками.

*     *     *

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Мы с Макаровой идём по весенней Перми. Чувствую, Любови Михайловне хочется показать свой город с самой - лучшей стороны, и она ведёт меня многолюдным, застроенным новыми высокими домами Комсомольским проспектом к Каме, которую режут во всех направлениях винты буксиров, водных трамваев, теплоходов. Не так ли час назад она показывала мне спортивные залы здания, занимаемого областным обществом "Спартак", где она руководит одним из отделов.

Судя по тому, как ей кланяются прохожие, останавливаются перекинуться словечком, Любовь Михайловна довольно популярный человек в городе. Я расспрашиваю, что это за люди. С одними Макарова встречалась на городском партактиве, вон той темноволосой девушке помогла поступить в институт, а этот - известный в стране лыжник - спартаковец.

- А сами занимаетесь спортом, Любовь Михайловна ?

- Где там !.. Некогда. Да и здоровье не то. Однажды, правда, пришлось тряхнуть стариной. - Глаза её щурятся от приятного воспоминания. - Допризывники нашей обувной артели занимались в тире, взяла винтовку и я. Очень удивились ребята, когда увидели, как их бывший парторг изрешетил яблочко.

Замечу: Макарова удивительно скромный человек. Когда я рассказал по Пермскому телевидению о знаменитом снайпере нашего фронта - было это накануне Дня Победы, - оказалось, что не только товарищи Любови Михайловны по работе, но и соседи по дому ничего не знали о её воинских подвигах.

Однокомнатная квартирка Макаровых на улице КИМа полна цветов. На подоконниках и полках цветочные горшки, с этажерки свесились кудрявые побеги традесканции, в кадке благоухает жасмин. С фотографии на стене улыбается Саша Шляхова. Сын Любови Михайловны, недавно окончивший школу, увеличил маленькую фронтовую фотографию.

Пока мать Любы, Пелагея Михайловна, сухощавая, быстрая в движениях старушка, накрывает на стол, мы разглядываем реликвии военных лет, свежие снимки. Любовь Михайловна поддерживает переписку с большинством своих однополчанок, в курсе их жизни.

Она показывает мне семейный портрет Маринкиных - Федосеевых. Любина напарница вышла замуж за школьного друга, с которым переписывалась всю войну, живёт в Челябинске. Клавдия - заведующая магазином, её муж работает на заводе, дочь кончает школу.

Анна Носова - Подлазова работает в бытовом комбинате в Рязани. Лидия Ветрова - Середняк - заведующая сберкассой в станице Казанской Краснодарского края, не раз избиралась партийным вожаком станицы.

Бывший командир снайперской роты Нина Лобковская закончила исторический факультет МГУ, она лектор Центрального музея В. И. Ленина, депутат Свердловского райсовета столицы.

Ротный старшина Анна Вострухина живёт с матерью и сестрой под Пензой, ведает лабораторией Каменского крупокомбината.

По праздникам приходят весточки от Нины Обуховской, Полины Крестьянниковой, Руфы Оськиной и других. На частые письма нет времени, ведь все эти женщины не только матери, каждая занята своей работой - производственной и общественной...

Занимаясь книгой, я побывал не только в Перми. Прошлым летом я проехал по местам боёв от Великих Лук до Невеля, видел заново отстроенные города и сёла. Братские могилы воинов не забыты, местные жители, особенно школьники, ухаживают за ними, приносят цветы. В Невельском детском доме имени В. П. Ставского на стене фотография: писатель с группой девушек - снайперов. Большой портрет Саши Шляховой встречает читателей детской библиотеки города Запорожье, носящей имя героини.

Удалось разыскать и М. Г. Ганночку, бывшего наставника снайперов, "грозу фашистов", истребившего 138 гитлеровцев. Тяжело раненный в "Долине смерти", он вернулся из госпиталя на родину. За отличную работу в совхозе "Прогресс" Апостоловского района на Днепропетровщине Михаил Григорьевич награждён орденом Ленина.

На одно из моих выступлений в телевизионном альманахе "Подвиг", посвящённом боевым подругам, откликнулся инвалид Отечественной войны бухгалтер В. И. Маклаков из города Калинина. Бывший разведчик 21-й Гвардейской Невельской дивизии, исползавший, как говорится, на собственном животе всю передовую, прислал подробные схемы боёв за Невель, сражений у деревни Ведусово и Демешкино - они помогли уточнить кое - какие детали...

Торжественной и волнующей была встреча ветеранов войны в дни празднования 20-летия великой Победы. Душой сбора явилась неутомимая, несмотря на годы и недуги, полковник в отставке Е. Н. Никифорова. Приветствовать воспитанниц Центральной женской снайперской школы пришли их бывшие командиры. Фронтовички видели военный парад на Красной площади, были на приёме в ЦК ВЛКСМ, где славным дочерям комсомола вручили почётные грамоты.

Мне довелось в эти дни видеться с ними и на официальных приёмах и на неофициальных встречах в гостинице "Юность", занятой военной юностью комсомола. До глубокой ночи подруги вспоминали минувшие битвы, пели фронтовые песни, рассказывали о школьных успехах своих детей и сами смеялись, как дети, понятным им одним вещам. Здесь были педагоги и врачи, работницы и научные сотрудники, воспитатели и домашние хозяйки. Но было что-то общее, объединяющее их, помимо прежней армейской дружбы, - то, что они и сейчас на переднем крае жизни, не сложили оружия, хотя фронт стал совсем другим.

Не все ветераны могут похвастать здоровьем, тяготы войны и перенесённые лишения сказываются с годами. Но та же Л. М. Макарова, которой, как никому другому, нужен отдых, долгие вечера, многие воскресенья провела за письменным столом, чтобы лучше вспомнить фронт, полнее ответить на всё новые и новые мои вопросы, возникавшие в ходе работы над книгой. Если она чего-то не знала или сомневалась в своей памяти - запрос летел к подруге, нередко живущей в другом конце страны. Так, подробности гибели Кутломаметовой сообщила бывшая Сонина напарница Шура Виноградова, работающая в Донецкой области. О новичках второго пополнения написала Руфа Оськина из - под Ленинграда. А вот о дальнейшей судьбе Зои Бычковой, бывшей напарницы, Любови Михайловне ничего не известно. Если кто - либо из читателей знает о её послевоенной жизни - пусть сообщит нам.

В этой документальной повести о девушках с винтовками далеко не все фамилии героинь помянуты, не все подвиги описаны. Нет сомнения, что выйдут и другие сборники воспоминаний фронтовичек - снайперов, санитарок, лётчиц. Интерес нашей молодёжи к людям подвига велик, а боевая слава нестареющего Ленинского комсомола не померкнет никогда.

К. Лапин.  Март 1966 года.