После боя вернусь...

В 1980-х годах издательством "ДОСААФ" было выпущено в свет сразу 2 книги посвящённые Р. Е. Шаниной: В. Е. Медведева - "Чтобы ветер в лицо" и Н. А. Журавлёва - "После боя вернусь..."   Некоторые отрывки из этих изданий и предлагаются Вашему вниманию.

*     *     *

В снайперском учебном классе пахло морозной свежестью, ружейным маслом и ещё чем-то загадочно - тревожащим, как всегда бывает в начале весны, когда приход её лишь только угадывается...

Шанина зябко подтянула шинель, наброшенную на плечи, инстинктивно прислушалась к шороху снежной пороши, а мысли витали где-то далеко, перескакивая с одного события на другое, извлекая из памяти разрозненные эпизоды короткой прошлой жизни.

Свершилось наконец то, к чему она упрямо рвалась 2 этих года. Скоро на фронт. И, словно перед прыжком в неизвестность, перебирала Роза в уме своё прошлое, выискивая в нем то, что могло пригодиться в таинственном предстоящем.

В сущности, она ничего не знала о войне. Да, там всё - риск, кровь и смерть. Но это - умозрительное представление, с чужих слов. Практически она пока умеет одно - стрелять. Этому хорошо научили её в снайперской школе. Но одно дело стрелять по мишеням в идеальных условиях, когда тебе ничто не угрожает, другое дело там, где "мишени" сами отстреливаются, где рвутся снаряды и бомбы. Выдержит ли её душа это напряжение, не убоится ли ?

Вон как жутко было, когда фашисты бомбили Архангельск. Ни огонька вокруг - город затемнён, а над ним устрашающий вой самолётов и грохот зажигательных бомб.

Фашисты хотели сжечь деревянный Архангельск, но горожане отстояли его: дни и ночи несли бессонный караул на крышах домов, гасили зажигательные бомбы, тушили пожары. И Роза дежурила на крыше детского седа, в который направили её после окончания педучилища. Правда, самой ей не довелось иметь дело с зажигалками - не падали они на её посту, - но видела взрывы невдалеке, выбрасывавшиеся в темноту огненными фонтанами. Особенно той весенней ночью, при одном воспоминании о которой у Розы зябко передергивались плечи.

Налёты следовали один за другим с какой-то математической методичностью. Небо гудело и выло. Вздрагивала земля, и со стоном вскипала, бухая в берег, двинская вода. Сердитой скороговоркой отвечали на взрывы зенитки. То там, то тут вспыхивали пожары. Их гасили, и город опять погружался в полумрак напряжённого ожидания тревоги.

Последний налёт закончился на рассвете - самый длительный и самый пагубный. Пострадали немногочисленные в городе каменные здания, на трамвайных путях зияли воронки и высоко выплескивалось пламя пожара.

- Канатка горит ! - передавали с поста на пост.

Отходы пеньки в цехах канатной фабрики вспыхивали, словно порох, с треском разбрасывая в стороны горящие доски и головни. Люди метались с вёдрами, с баграми. Заливали огонь, растаскивали бревна. Но пламя буйствовало, замирая в одном месте и оживая в другом. Огонь переметнулся на склады, один из которых оказался кондитерским, и к нему ринулись вездесущие дети. Сладкое пепелище притягивало их к себе, и ничто не могло остановить голодной детской стихии.

Городской штаб по борьбе с пожарами решил экстренно вывезти на свалку остатки притягательного пепелища. По улицам загрохотали подводы, и худые детские ручонки потянулись к телегам, с которых капала не успевшая застыть грязная жижа расплавленного сахара.

- Ребятки !.. Милые мои, не надо !.. - металась между ними Роза и плакала от бессилия и жалости к этим несмышленым существам, обездоленным войной.

Теперь, когда всё позади: и курсы всевобуча, и женская снайперская школа при ЦК комсомола, куда Роза приехала с путёвкой райкома, - она по-иному глядела на мир: взрослее и ответственнее.

Вчера ей вручили именную винтовку ЦК ВЛКСМ с усовершенствованным оптическим устройством.

- Мы надеемся на вас, товарищ Шанина, - сказал заведующий отделом оборонно - массовой работы ЦК ВЛКСМ, - верим, что вы не забудете боевых комсомольских традиций, рождённых в боях Гражданской войны, на Халхин - Голе и на линии Маннергейма. Ждём о вас добрых вестей...

"Скорей бы уж туда, где предписано мне выполнять эти наказы, - размышляет Роза. - Ждать да догонять - хуже нет занятия".

*     *     *

С Валентиной Никоновой Роза сошлась как-то сразу, в первые же дни учёбы в снайперской школе. Может, потому, что Шанину назначили командиром отделения, а Никонов вскоре избрали комсоргом 1-го учебного взвода. Конечно, это сблизило девушек, но родство душ открыла общность их гражданской профессии. Валя тоже выросла в таёжном посёлке, работала в детском саду, а последнее время, перед уходом в армию, даже заведовала этим нелёгким воспитательным заведением. Отсюда и общность их интересов, перешедшая в дружескую привязанность, а дружба откровенна и доверчива. Именно ей, Розе, поверяла Валя свои сомненья и печали, а затем открыла такое, отчего Шанина прониклась к подруге особой теплотой и тревогой за неё.

- Знаешь, Роза, - сказала она, - только девочкам об этом ни слова !   У меня ведь не только детский сад был на руках, но и своих детей двое - Иринка и Алёшка... Я об этом не писала в анкетах: боялась, что не пустят на фронт.

Васильковые глаза её повлажнели, затуманились. И огорошенная Роза невольно подумала: "Вот откуда твоя житейская мудрость и озабоченная теплота к людям !"   Узнай она об этом не от самой Вали - не поверила бы. И потому спросила растерянно:

- А как же... они-то ?

- С отцом да с бабушкой остались, - выдохнула Валя. - Вася, муж-то мой, совсем отвоевался.

Роза округлившимися глазами глядела на подругу, и та, видимо, поняв её по-своему, решила упредить все вопросы:

- Вася ведь старше меня. Служил действительную, когда война началась. Он механик - водитель по специальности. В 1941 году был ранен и попал в плен. Из пересыльного лагеря бежал. Плутал по болотам, где и подобрали его партизаны, а потом на Большую землю переправили. После выздоровления, зимой сорок 1942 года, он снова на фронте оказался. Горел в танке. Руку и ногу потерял. Вот таким и вернулся домой уже в 1943-м.

Наревелись мы со свекровкой, слушая его рассказы, и задумала я тогда идти на смену мужу. Вася молчал сначала, потом согласился: "Кто-то отомстить им должен". А свекровь ни в какую. По-своему поняла она моё решение: мол, от калеки - мужа бежит невестка. Вася, конечно, занервничал. Благословила тогда. "Видно, уж на роду вам так написано", - сказала.

Восстанавливая памяти рассказ подруги, Роза с новой остротой переживала семейные злоключения Никоновых и мысленно сопротивлялась Валиному решению, и одновременно боялась, что подругу действительно возвратят домой.

Путаница противоречивых мыслей угнетала её. "От безделья, что ли, сегодня со мной такое творится ?   Ведь ещё вчера всё было ясно... Скорей бы на фронт, не то измучишься в ожидании неизвестности... Пойду сама в канцелярию - выясню про Валю..."

Она надела шинель и, застегивая на ходу ремень, чуть не столкнулась в дверях с подругами.

- Ура ! - сияла Валя. - Завтра едем на фронт !   Списки уже составляли. Всех по разным фронтам разбрасывают. А мы вместе поедем - вся наша гренадёрская компания. Тебя старшей группы назначили, Роза ! - Валя выпалила все новости на одном дыхании, словно ребёнок, дождавшийся наконец обещанной взрослыми поездки на ночную рыбалку.

Была середина Марта 1944 года...

*     *     *

После первого боя командир роты попросил парторга занести в блокнот на заметку информацию о том, что Роза Шанина заменила раненого автоматчика и стреляла с бруствера, пока бой не кончился. Товарищ Шанина заслуживает поощрения...

...Немного подавшись вперёд, Роза припадает к зрачку оптического прицела. Её напарница, Саша Екимова, не дыша, очень осторожно чтобы не задеть подругу, подносит к глазам бинокль !   За деревьями мелькают двое гитлеровцев. Вот один уже в просвете просеки. Остановился, оглядывается по cторонам. В руке свёрнутые носилки. Шагнул в сторону, потоптался на месте, снова шагнул. Вот он, на виду !   А выстрела нет. Саша удивлённо смотрит на подругу, потом на воронёное кольцо мушки. Будто каменное изваяние рядом, а не живой человек. Ну глазом моргнула хоть бы. Снова к биноклю. Затаила дыхание, даже зубы стиснула до боли. Почему молчит, почему тянет, почему нет выстрела ?   Уйдут, уйдут ведь за деревья, и пропала цель.

Глухой хлопок выстрела. Задний качнулся, но носилки не выпустил из руки. Стремительный бросок затвора - и следом вторая пуля. Теперь на белорусской земле лежат 4 убитых врагов. Первый, убитый на заре, коновод и эти двое, пришедшие за трупами своих соотечественников. Четырьмя оккупантами стало меньше в это солнечное, апрельское утро.

О шанинских дуплетах по движущимся целям сногие знали ещё по снайперской школе. Но то школа. И фашисты там были фанерные, на проволочках, безобидные. Об этих удивительных дуплетах знала и Саша, да только не привелось ей видеть, как это получается. Теперь увидела. Два выстрела с одного дыхания !

...12 часов в глиняном мешке, 12 часов без движения, не отводя глаз от лесной просеки. Жгучая боль в глазах, нестерпимая. А глазам ещё смотреть да смотреть. До захода солнца смотреть. Саша подымает голову и, легонько толкнув подругу, показывает взглядом на небо. Первая живая птица на этой земле !   Роза следит за полётом голубя пo всей трассе, до леса.

- Не заметила, откуда шёл ?

Саша кивает головой в сторону своих траншей. Вечером, докладывая командиру батальона о результатах охоты, Роза рассказала и о полёте голубя. И пошло по ступеням. Из батальона - в полк, в дивизию, оттуда к начальнику армейской разведки. Команда пришла немедленно: птицу не трогать, птица связная, наша.

А вскоре командир снайперского отделения Р. Шанина представила командиру батальона свой первый рапорт:

"Докладываю, что женское снайперское отделение за 6 дней вывело из строя 30 фашистов. Все снайперы открыли счета мести немецким оккупантам. Уничтожили фашистов: Екимова Саша - 4, Котелкина Таисия - 2, Кузнецова Анна - 2, Мокшина Ольга - 2, Петрова Калерия - 3, Никонова Валентина - 4, Новикова Ева - 2, Томарова Мария - 3, Рожкова Мария - 2, Шанина Роза - 6."

- Хорошо !   Но, по-моему, не всё отделение в списке обозначено, - пристально поглядел на Шанину парторг роты, вызвавший её для разговора. Комбат ознакомил его с рапортом Шаниной.

- Клишова Маша не значится, - смутилась Роза. - На её счету нет пока ни одного уничтоженного фашиста... Но будут, товарищ старший сержант, - поспешно добавила Роза. - Пока у неё не получается...

- Не у всех получается, - развёл руками парторг. - Снайперское дело тонкое. У меня, наверно, тоже не получилось бы...

*     *     *

19 Мая 1944 года сводка Совинформбюро содержала такие данные:

"...Юго - восточнее Витебска, в частях Н-ского соединения успешно действует группа девушек, окончивших школу снайперов. За время с 5 Апреля по 14 Мая они истребили более 300 гитлеровцев. Ефрейтор Р. Шанина уничтожила 15 фашистов".

Комсорг батальона, прочитав в своей армейской газете сообщение Совинформбюро о действиях девушек - снайперов, в первую очередь разыскал Шанину. Прочитала сводку, она покраснела, а потом вдруг свистнула по-мальчишечьи.

- Так у меня уже 18 убитых, а тут пишут 15...

Комсорг рассмеялся:

- Разве за тобой угонишься !..

*     *     *

...Была отбита уже 3-я попытка немцев вернуть Козьи горы. Живые откатились за лес, на исходные, мёртвые остались на заболоченных подступах к высоте. Их было не меньше сотни, безмолвных свидетелей бессмысленной затеё немецкого командования. Прочно закрепившись на Козьих горах, две роты капитана Снегова держали теперь под огнем всё земное пространство от гребня высоты до дальнего леса. Справа от Козьих гор в немецких траншеях обосновались солдаты 3-й роты, слева начинались владения соседнего батальона. Огненное кольцо окружения медленно, но верно сжималось вокруг Витебской группировки немцев.

Ночь была на исходе, утро наступало хмурое, над землёй висели тёмные, грузные тучи. В ротах никто не сомкнул глаз, ждали 4-й утренней атаки обалдевших, вконец утративших чувство реальности гитлеровцев. Последний приказ ставки Гитлера сулил генералам самые страшные кары за сдачу стратегически важных позиций.

- Ну, чего лезут, куда лезут, сучьи отпрыски, - ворчал капитан Снегов, разглаживая ладонями карту - километровку.

Снегов ещё ничего не слышал о самом последнем, секретнейшем приказе ставки Гитлера. Его узнали в разведотделе армии, утром, на допросе пленного обер-лейтенанта, прихваченного танкистами вместе со штабной машиной. Какое-то острое, шестое чувство опытного офицера подсказывало Снегову, что Козьи горы сегодня для немцев ни к чему, что от Козьих гор им ничуть не болльше пользы, чем мёртвому от согревающего компресса. Снегов был твёрдо убеждён, что на этот раз немцы в лобовую не полезут, не пойдут на Козьи горы. Трижды обожглись, в 4-й раз не рискнут, какая бы их сила не толкала на это. Скорее всего, размышлял Снегов, полезут на крыло, вот только на какое крыло ?

Вошёл начальник штаба и с ходу:

- Посмотрите, товарищ капитан, - подавая Снегову свежий номер армейской газеты.

Снегов пробежал глазами несколько подчёркнутых карандашом строчек. В них сообщалось о новых успехах снайпера Шаниной: "Вчера она уничтожила 3-х фашистов".

Снегов вспомнил, как было вчера, перед боем. Шанина появилась на Козьей горе в тот момент, когда от леса уже отделились цепи идущих в атаку гитлеровцев. Он крикнул: "Уходи, Шанина !" - но его голос заглушил грохот боя.

По отзывам командования Центральной школы снайперов, Шанина заметно выделялась в ряду других девушек высоким мастерством снайпера. И пользовалась среди них большим авторитетом. В дивизии Шанина с первых выходов на передовую как-то сразу прочно и властно определилась в среде бывалых, хлебнувших войны солдат. После 4-го выхода на охоту в снайперской книжке ефрейтора Шаниной цифра истреблённых оккупантов была уже двухзначной, а в графе, где в метрах отмечают расстояние от засады снайпера до цели, было дважды рукой наблюдателя выведено "200". Вот почему, когда Шанина появилась в боевых порядках пехоты, было тревожно: там её мог заменить любой боец, а в снайперской засаде равных ей было мало.

...Только к ночи выдалось свободное время у командира дивизии, чтобы можно было в тишине, обстоятельно, от строки до строки перечитать все 12 наградных листов. И не за рабочим столом, - в постели, при слабом свете аккумуляторной лампочки вглядывался комдив в каждую строчку наградного листа, и тогда перед его глазами возникали живые люди. Совсем ещё молодые и такие, перевалило за 40. Разные. К тексту реляции комдив относился придирчиво, дотошно, строго. Не выносил розовой водички и не прощал, как говорил, "щенячьей слепоты" при описании подвига солдата. Возвращал командирам полков многословные реляции с неизменной надписью синим карандашом: "За дровами леса не видно".

Ну вот что пишет командир полка о мужестве и отваге, которую проявила старший сержант Шанина в двух боях за Козьи горы:

"Снайпер - стажёр тов. Шанина несмотря на артиллерийский и пулемётный огонь противника, настойчиво выслеживала врага и при появлении уничтожала его из своей снайперской винтовки. Таким образом, с 6.04.1944 г. по 11.04.1944 г. будучи в районе обороны 2-го стрелкового батальона 1138-й стрелковой дивизии она уничтожила 18 солдат противника. Достойна правительственной награды ордена Славы 3-й степени. Командир 1138-го стрелкового полка Гвардии майор Дегтярёв".

Генерал подписал этот наградной лист с большим удовлетворением...

Накануне Первомая 1944 года было объявлено общеполковое построение. Бойцам вручали награды. Сержант Роза Егоровна Шанина получила орден Славы 3-й степени. Ефрейторы Екимова Александра Максимовна и Никонова Валентина Петровна - медали "За отвагу"...

Жизнь на позициях, как и до праздника, текла своим чередом. Снайперы с утра выходили "на охоту", выслеживали зазевавшихся фашистов. Те, в свою очередь, держали под пристальным вниманием наши окопы и траншеи. Грохотали выстрелы, свистели пули. Всё вроде бы по-прежнему, но чувствовалось приближение перемен. В самом воздухе было нечто нетерпеливое, - сгущающееся. Это ощущали все, потому что хотели и ждали перемен. Позиционное противостояние опостылело и бойцам, и командирам. Все насторожились, подтянулись в ожидании активных действий. В каждом распоряжении старших начальников искали подспудную мысль о скором наступлении.

*     *     *

А вскоре ей пришлось вести дуэль с немецким снайпером. Все его выстрелы были зафиксированы во второй половине дня, когда в глаза слепило солнце. Стрелял он в бойцов, которые находились на командно - наблюдательном пункте. Его пришлось перенести в другое место. Началась охота...

Роза пришла к опрокинутому пню, где раньше был КНП. Долго разглядывала сквозь просветы в корневище оборону противника, мысленно рисуя поведение фашистского снайпера. Откуда он стрелял ?   Здесь откуда угодно в цель попадёшь - открытое поле до самых вражеских траншей. Розе сделалось жутко, и она покинула бывший КНП.

- Лобное место ! - проговорила, вернувшись к товарищам. - Самый начинающий снайпер не оставил бы без внимания этот пень.

Взводный, взглянув на озабоченную Розу, предложил:

- Пойдёмте в штаб. Осмыслите там, что увидели, и спланируйте, как надо действовать. Один знакомый снайпер сказывал мне, что вашему брату свою стратегию иметь надо.

- И кто же он - этот стратег ? - с улыбкой спросила Роза.

- Вы должны знать его, если всему фронту человек известен. Джуманом Есиркеевым зовут того снайпера.

- Наслышаны, - заинтересовалась Роза. - 90 фашистов на его боевом счету. Только снайперов немецких он уничтожил около десятка...

- Если точно, то 12, - уточнил взводный. - Теперь, может, уже и больше того. Герой из героев - Джуман !

Роза серьёзна. Очень серьёзна. Гибнут люди, не вступая в прямое соприкосновение с врагом, а она вот проходила полдня по позициям и не знает, с чего начать. Зацепиться не за что.

...Уже 4-й день снайпер не выказывает своего присутствия. Что это может значить ?

Роза отламывает веточку от пересохшего хвойного настила на земляном выступе и, присев, чертит на утрамбованном глинистом полу цифру "4".

- Почему же он молчит ?   Отдыхает, заболел, переведён в другое место ?   Что-то тут есть замысловатое !

- А может, наш новый КНП ищет ? - присела рядом Саша Якимова. - Теперь он удачно перенесён и замаскирован. У фашиста задача - отыскать.

Роза подняла на подругу вопрошающие глаза:

- Возможно... Но, судя по фактам, он не упускает случая взять на мушку кого - либо на наших позициях. Ребята, конечно, стали осторожнее, но...

- Гость тут к вам. - У входа в землянку остановился с охапкой свежей травы боец. Он пропустил вперёд себя сержанта - артиллериста.

Расторопные помощники успели разыскать этого сержанта, имевшего несчастье попасть на прицел фашистскому "охотнику". Разыскали и в штаб привели: рассказывай всё как было.

- А как было ?   Обыкновенно. Сидел я на снарядном ящике и вдруг слышу "вжи-и-ик !" - пуля. Невольно оглянулся - откуда взялась в траншее ?   А мне тем временем - клац по каске. Мигом в окопе скрылся. Снял каску, а на ней вмятина. Срикошетила пуля. Вот. - Он положил каску на стол.

- Давно это было ?

- Вчера. Мы как раз только пообедали.

- Жив курилка ! - Роза многозначительно поглядела на Сашу...

Девушки отправились на позицию артиллеристов, на то самое место, где чуть не погиб сержант. Устроили засаду. Но вскоре сами едва не попали врагу на прицел.

- Прытко пуляет ! - воскликнул взводный. - Неужто обнаружил наше присутствие и держит на прицеле ?

- Вполне даже возможно. И, наверно, вы правильно рассудили, что он знает о нашем присутствии, ищет нас.

Роза разговаривала не отрываясь от оптического прицела винтовки. Ей показалось, что стреляют из глубины леса.

Саша тоже считала, что снайпер окопался в лесу. Именно окопался, потому что Екимова была убеждена: пуля прошла низом.

"Автоматное прикрытие - хорошая маскировка для снайпера. Надо учесть", - подумала Шанина.

- Мне кажется, что фашист стреляет с возвышения. Но пусть Саша ищет нору.

Сама же занялась поисками гнезда "кукушки". Много разных историй слышала она о проделках этих лесных меткачей, но столкнулась с "кукушкой" впервые.

"Тем интереснее, - решила. - На каком же дереве устроено гнездо ?.."

На всякий случай пересчитала ели и сосны вдоль кромки леса. Цифра получилась солидная - 70 деревьев. Которое же из них таит опасность ?   Внимательно оглядывая каждую крону, начала сортировать: "Это не годится для гнезда - высоко оголён ствол. У этого крона просвечивает. А вот это - годится... Не годится... Не годится... Годится..."

Всего 20 деревьев из 70 оказались вполне пригодны для засады. Теперь всё внимание на них: надо найти то единственное, на котором прячется враг. Глазок прицела всё чаще останавливается напротив дремучей ели, взметнувшей пику тёмной вершины над широким куполом сосны.

"Я устроила бы засаду именно здесь: ель надёжно замаскирована сосновой кроной, беспросветна". Нацеливает оптическое устройство на другие деревья и опять возвращается сюда.

Безмолвствуют деревья. "Может, права Саша - в норе сидит фашист ?   Но боец в соседнем окопе был ранен через пробоину в бруствере. Из норы её не разглядишь..."

Она позвала помощника:

- Прогуляйте макет, где был ранен ваш стрелок. Только осторожно. Сами туда не заходите.

Внимание Розы приковано к дремучей ели. Напряжены все мышцы. Стоп !   Палец фиксирует стальной холодок курка. Чуть шелохнулись ветви. Показалось. Нет, сухо треснул выстрел, и залился скороговоркой автомат.

"Вот он !" - словно в трубе, затаился в глубине тёмных веток. Собственно, его как такового Роза не видит: только тёмное пятно. И палец медленно, чтобы не сбить наводку, прижимает курок. Выстрел. Шире, шире раздвигаются густые еловые лапы, и медленно скатывается по ним мёртвое тело.

- Готов ! - В окоп Шаниной вихрем влетела Саша.

- Готов,- спокойно ответила Роза, отодвигаясь от бойницы.

- Я после его выстрела случайно перевела прицел на деревья и увидела, когда он покатился по веткам. Молодец, Роза !   Поздравляю ! - Саша обняла подругу.

Через несколько дней Роза получила письмо от знакомого редактора дивизионной газеты:

"Приветствую Вас, землячка !   Сегодня ночью позвонил член Военного совета и говорит: "Немедленно и крупным планом покажите снайпера Шанину. Она выиграла поединок с фашистским асом снайперского дела". От этой команды даже у меня нос чуток вздёрнулся. Знай наших !

Поздравляю от всей души !   Думаю, что второй "Георгий", то бишь орден Славы 2-й степени, Вам обеспечен. Найду повод, чтобы лично приехать поздравить, когда это свершится. Надеюсь - скоро. Порадовали Вы меня. Ай да землячка !   Крепко жму руку.  П. Молчанов.  28 Мая 1944 года".

*     *     *

Снайперское отделение опять сошлось в одной землянке. По утрам пары уходили на "охоту", а вечерами Роза подводила итоги боевого дня. Счёт мести у девушек увеличивался, но всё медленнее. Случалось, когда и день, и другой, и третий Розе не о чем было докладывать в штаб батальона.

Притаились фашисты, замаскировались от снайперских пуль. Зато участили миномётные и артиллерийские обстрелы. Понимали гитлеровцы, что "окопная война" не может быть долгой здесь, на главном направлении к Берлину, когда советские войска на других фронтах успешно теснят их, выметая со своей территории. Потому таились и нервничали фашисты, прощупывали наши позиции.

А приближалось 22 Июня - 3-я годовщина войны. Блицкриг обернулся бесславными поражениями, и вот они, "покорители Европы", опять у исходной точки, откуда 3 года назад начинали многообещающее шествие на восток. Над юбилеем их кровавой славы - панихидные тучи. И с отчаянием обречённых злобствуют они, торопясь урвать ещё одну жертву.

То утро ничем от других не отличалось. Взлетали в небо осветительные ракеты, то тут, то там перекликались автоматные и пулемётные очереди - обычная жизнь переднего края. Но лишь снайперы разошлись по ходам сообщения - загрохотали артиллерийские орудия.

"Похоже, противник начал разведку боем, которую мы ранее отбивали во взводе Панарина. Так же начиналось..." - мелькнуло в сознании Розы. Дёрнув Сашу за полу маскхалата, она увлекла подругу в первый подвернувшийся окоп и крикнула:

- Приготовь гранаты !

- А что, атака ?

- Вполне возможно.

Торопливо воткнув ствол винтовки в бойницу, Роза оглядела передний край. Ничего подозрительного не зафиксировало её оптическое устройство. Никаких признаков движения, только разрывы грохотали, смещаясь куда-то влево, да слышался за спиной топот бегущих по траншее бойцов.

Кто-то заглянул в окоп:

- Вы здесь ?   Слава богу !   На позиции соседней роты гитлеровцы проникли, - выпалил боец. - Кутерьма сущая !

И - исчез.

- Девочки ! - всполошилась Роза. - Как там девочки ? - И, выдернув из бойницы винтовку, устремилась из окопа.

Саша поспешила следом. У ротного КНП их остановил командир:

- Это что за марафон ?

- Там же... девочки ! - растерянно моргала в темноте Роза.

- Вы что, на прогулке ?   Кто вам позволил покинуть боевые позиции ?

- Виновата, товарищ...

- Виноватых бьют, - сердито перебил её ротный. - Оправдываться потом будете, а сейчас - марш в блиндаж. И чтоб не высовываться оттуда... Тоже мне бойцы.

Сам он остался на месте. "Прислушивается к бою. Переживает", - сообразила Роза, наблюдая через проём распахнутой двери.

Под прикрытием артиллерийского огня фашисты цепью вышли на передний край. Наличные силы бойцов с трудом держали оборону, и в азарте перепалки проглядели, как в лабиринт ходов сообщения просочилась вражеская группа. На неё и наткнулась Валя Никонова со своей напарницей. Валя бежала первой, тут её и скрутили.

- Фрицы ! - только и успела крикнуть она. Испуганная напарница отвернула в боковой ход и открыла стрельбу. Когда подоспела помощь, Вали уже не было в траншее. Всего 2-х фашистов, вероятно прикрывавших охотников за "языком", успели скосить бойцы.

Вскоре отступили, рассеялись и остатки атакующей цепи. Над передним краем повисла настороженная, удручающая тишина.

В блиндаже командира роты было как-то по-особому глухо и неуютно. Розе хотелось скорее вырваться отсюда, отдышаться, но ротный ушёл куда-то, а без его разрешения она не могла покинуть блиндаж.

Сидевший в углу дежурный телефонист молча бросал на девушек сострадательные взгляды. Похоже, понимал их состояние. Но чем он мог помочь ?   Зазуммерил аппарат.

- "Подснежник" слушает, - бойко отозвался телефонист. - Так точно ! - И опять бросил взгляд на девушек, но уже другое выражение было в нём: просветлённое, тёплое.

- Вас разыскивают, - перебросил трубку из одной руки в другую. В штаб батальона зовут.

Комбат был не то что расстроен - удручён. Виновато обвёл взглядом снайперов, развёл руками:

- Утащили фашисты ефрейтора Никонову.

- Как утащили ?! - не поверила Роза.

- Обыкновенно... как берут "языка" на передовой... Наши ухари проморгали. Как могло такое случиться - мы ещё разберёмся. - Он метнул недобрый взгляд в сторону офицеров и в сердцах ударил кулаком по столу. - Но дивчины-то нет !..

Снайперы зашмыгали носами, завсхлипывали, словно разрешение на слёзы получили от непроизвольного жеста комбата. Тот как-то неестественно полуобернулся на мгновение  ( похоже, и у него нервы не выдерживали такого напряжения ), но, собрав в кулак волю, решительно выпрямился и гаркнул:

- Не разводить сырость !   Бойцы вы или похоронные плакальщицы ?

Грубым окриком офицер успокаивал прежде всего себя. Но это возымело действие и на снайперов. Только у Шаниной текли по щекам молчаливые горькие слёзы безысходного горя. Она-то глубже других чувствовала Валину трагедию, потому что знала о подруге то, чего не знали ни сослуживцы, ни командиры.

Батальонный покосился на неё, но не упрекнул, лишь торопливее обычного проговорил:

- Снайперы свободны... и сегодня, и завтра - до особого распоряжения командира полка. - И уточнил; - Нельзя вам в растрёпанных чувствах выходить на передовую. Всё !   Вопросов не жду, потому что к сказанному мне добавить нечего... Офицеров прошу остаться.

В обжитую землянку девушки возвращались словно в незнакомое разорённое жилье: настороженно, молчаливо. Сам воздух, настоянный на подсохших травах, исторгал чужие, сиротливые запахи.

Не глядя друг на друга, девушки сбрасывали маскхалаты, сапоги и прямо в гимнастёрках укладывались на нары. Невыносимо было это гнетущее оцепенение. И, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Саша Якимова промолвила:

- Может, ещё удастся спасти Валю...

- Это завиральная фантастика, - приподнялась на локте Роза. - Думаю, что фашистам был нужен не просто "язык", а именно снайпер. Комбат не случайно громыхнул кулаком по столу. Он наверняка знает больше, чем мог сказать нам.

В землянке воцарилась могильная тишина, и Роза пожалела о сказанном. Она интуитивно почувствовала: надо сказать подругам что-то такое, что должно перехлестнуть нервное напряжение. И открыла то, что хранила в тайне все эти месяцы:

- У Вали двое детей осталось...

- Как ? - недоумённо подскочила Калерия.

Роза сбросила босые ноги на земляной пол и, ощутив его прохладу, не то чтобы успокоилась, а как-то уравновесилась. И заговорила размереннее о Вале, о её муже Василии Никонове.

- Как бы поаккуратнее сообщить обо всём Валиному мужу ? - вздохнула Саша Екимова.

- Я вот тоже думаю - как ?.. Ведь из штаба пошлют обязательное извещение, что, мол, Никонова Валентина Петровна пропала без вести... Страшнее похоронки такая бумага. Тем более что свекровь-то расценила Валин уход в армию как бегство от калеки. Что угодно можно домысливать под туманной формулировкой "пропала без вести"...

Перебрав все возможные варианты, сошлись на том, что правильнее будет, если Роза сама напишет Василию Никонову. Он знает о ней по письмам жены. Легче от этого объяснения ему, конечно, не будет, но не будет и почвы для сомнений и домыслов.

Через 2 дня снайперы так и не вышли на передовую. Никакого "особого распоряжения командира полка" не последовало. Да в нём уже и не было надобности. Девушки сами видели, что их "сезон" отошёл. Окопы заполнила пехота, в тыловых перелесках сосредоточивались танки и орудия. Всё это вершилось с такой быстротой и скрытностью, что, казалось, из земли вырастают новые подразделения.

Через день снайперов вывели в тыл и приставили инструкторами по обучению стрельбе к молодым бойцам из пополнения. А передовая загрохотала. И этот грохот стремительно покатился на запад.

26 Июня Москва салютовала освободителям Витебска. Вместе со всеми бойцами Шанина радовалась этому салюту, но внутренний голос терзал её: "А каков твой вклад в эту победу ?.."

*     *     *

Штаб немецкого полка находился в ближайшей тыловой деревне за линией, фронта. Туда и притащили вражеские разведчики Валю Никонову. И тут же втолкнули в избу - на допрос. У крестьянского стола сидели 2 офицера.

- Развяжите, - приказал солдатом один.

Второй молча приглядывался к Никоновой. И едва её освободили от пут и выдернули кляп изо рта, спросил на чистом русском языке:

- Испугалась ?

"Переводчик", - догадалась Валя и резко ответила:

- Тебя, что ли ?   Или его ? - кивнула на второго офицера.

- Строптивая, - заметил переводчик и пролепетал, что-то своему начальнику. Тот только мотнул головой - продолжай, мол.

- К какому полку приписана ваша снайперская группа ? - начал переводчик.

- К хорошему полку, - ответила Валя.

- Я спрашиваю номер.

- На такие вопросы я не отвечаю.

- Заставим. - Переводчик говорил спокойно, и в этом чувствовалась особо зловещая угроза.

Валя внутренне сжалась, но держалась уверенно.

- Не заставите. Пули я не боюсь. Сама пуляла по вашим рожам.

Переводчик покачал головой и опять проговорил:

- Строптивая !.. А, кстати, не ты ли выследила нашего лучшего снайпера ?

- К сожалению, не я. У нас хватает мастериц тонкой строчки. Доберутся и до тебя - пришьют за милую душу.

- Ты разговорчива не по существу, - начал взвинчиваться переводчик.

- По-моему, как раз по самой сути.

Валя держалась избранной тактики. Это было единственное её оружие, с помощью которого она могла досадить фашистам.

Офицер, молчавший всё это время, вдруг спросил что-то у переводчика и, выслушав его ответ, недоуменно поглядел на Валю: что, мол, ещё за фокусы такие в его присутствии ?   И, будто забыв обо всём, достал портсигар, хлопнул крышкой. Поднялся, покрутил сигарету между пальцами, чиркнул зажигалку и... поднёс огонь к Валиному лицу.

- Говори ! - заорал. - Всё говори: как тебя звать ?   какой полк перед нами ?   его состав ?   кто командир ?   прибывают ли резервы на передовую ?   какой техникой оснащён полк ?   Всё говори...

Переводчик не успевал за своим начальником и после каждой фразы требовал:

- Говори же !   Иначе и мама твоего лица не узнает.

Валя молчала. Острый колеблющийся язычок пламени скользнул по её подбородку, вспузыривая обожжённую кожу.

- Говори !   Говори ! - повторял переводчик.

В округлившихся от ужаса и боли Валиных глазах были слёзы, но ни слова, ни стона не услышали от неё фашисты.

- Гут ! - зловеще произнёс офицер и прикурил сигарету, пыхнув в лицо Никоновой густым дымом. Движения его были размеренны. - Гут !

Дошёл до двери, крикнул охранника.

- Пленную в сарай, к разведчикам. Раздеть донага ! - И захохотал: - Там у неё язык развяжется !..

Солдаты провели Валю вдоль села и у предпоследнего дома свернули на задворки. У ворот небольшого рубленого сарая остановились. Грубо стащили маскхалат, гимнастёрку. Сопротивляясь, Никонова укусила солдата за руку. Взвыв от боли, он придавил её к земле вниз лицом, командуя напарнику:

- Снимай с неё сапоги и рви одежду.

Нательная рубаха не поддавалась силе, тогда фашист разрезал её тесаком и с треском разорвал пополам. Потом её поволокли к сараю.

Там было полно фашистов. Одни спали, другие сидели вокруг ящика из-под снарядов - пили шнапс.

- О-о, фроляйн ! - поднялся, покачиваясь, один из участников попойки.

Валя узнала в нём своего пленителя. И опять сознательно зафиксировала мысль: "Празднуют удачную вылазку на нашу передовую".

Солдат был без мундира, в одной майке.

- Комае, фроляйн !   Ком, - сверля масляными глазами, приближался он к Вале.

Она попятилась в угол и, оглянувшись, чуть не вскрикнула: там ровной шеренгой стояли автоматы, спавших фашистов. И прежде чем вожделенный "кавалер" успел что - либо сообразить, Валя схватила первый попавшийся под руку автомат, заученным движением; сняла предохранитель и начала косить гуляющих и спящих, приговаривая:

- Вот вам за мой стыд, за всё, гады вонючие !   Вот !   Вот !

Крики панического страха потрясли сарай. Доставившие Валю охранники сразу поняли, в чём дело, но сунуться в, дверь не решились. Один из них заскочил по приставной лестнице на крышу и сверху расстрелял отчаянную пленницу...

Обо всём этом в полку узнали через несколько дней, когда с началом наступления заняли село, где размещался штаб фашистского полка. Захваченные в плен гитлеровцы с ужасом рассказывали об этой истории. Называли покойную ведьмой, колдуньей, потому как, мол, обыкновенной смертной женщине в таких обстоятельствах не пришла бы в голову мысль хвататься за оружие.

Как героиню поминали Никонову местные жители, кому довелось быть невольными свидетелями разыгравшихся событий.

- Одна ведь, пристыженная и униженная, ласточка наша, а вон сколько их, хряков, на тот свет спровадила, - приговаривала со слезами старушка, когда однополчане отдавали Никоновой последние солдатские почести.

В церемонии участвовало и снайперское отделение Шаниной. Девушки засыпали могилу подруги цветами, всплакнули не раз, воспаляясь гневом к фашистским палачам.

"Разве это люди ? - кипело в Розиной душе. - Садисты !.."

Командир полка будто читал мысли Шаниной, исподлобья бросая короткие взгляды. И не рассчитал - встретился с ней глазами. А она вроде только и ждала этого мига, сказала с упрёком:

- Теперь вы понимаете, товарищ подполковник, как важно мне быть в боевых порядках атакующих ?   Я должна отомстить за подругу.

- Горячая голова - плохой советчик, - задумчиво ответил офицер. - Нельзя вам, товарищ Шанина, в атаку. Запрещено !

- Что же, я так и буду до лучших времён сидеть в тылу ?

- Почему сидеть ?   Мы поручили вам обучать стрельбе молодых солдат - вот и выполняйте приказ.

[ Следует отметить, что во всех других изданиях, например бывшего командующего 5-й армией Маршала Н. И. Крылова - "Навстречу победе", письмах самой Р. Шаниной, фамилия Валентины Петровны указывается как "Николаева"  ( вместо "Никонова" у Н. А. Журавлёва - автора повести о Розе Шаниной ). Скорее всего, автор слегка изменил фамилию героини. Да и сам факт её трагической гибелью остаётся под вопросом. Так, Роза Шанина в своём дневнике пишет о 2-х пленённых девушках в Мае 1944 года: Ане Нестеровой и Любе Танайловой.

Известно, что Валентина Петровна Николаева является кавалером ордена Славы 3-й степени. Согласно письму Розы Шаниной, к П. Молчанову от 31 Августа 1944 года: "...наконец мы снова в бою. Все ходили на передовую. Счёт увеличивается. У меня самый большой - 42 убитых гитлеровца, у Екимовой - 28, у Николаевой - 24", на счету В. П. Николаевой не менее 24 убитых фашистов и к концу Августа она была жива и продолжала сражаться... ]

*     *     *

Наступающие войска двигались на запад с такой, стремительностью, что тылы с трудом поспевали за ними. Бойцы будто навёрстывали время, потерянное за долгие месяцы окопного сидения. Бои грохотали и днём и ночью: воздушные, танковые, артиллерийские, рукопашные. Однако и в этой неразберихе невидимым чередом шла организованная жизнь. Ежедневно подводятся итоги боевых действий, составляются сводки, пишутся приказы о назначениях и перемещениях, вручаются ордена и медали отличившимся бойцам и командирам.

В одно из коротких затиший на командный пункт полка пригласили и Шанину. Награды вручал начальник политотдела дивизии. Объявив, что сержант Шанина Роза Егоровна отмечена орденом Славы 2-й степени, он добавил:

- Этот снайперский подвиг имеет прямое отношение к нынешним славным боевым делам воинов. Он, как говорят музыканты, был прелюдией к основной теме, предварил её настрой и содержание. Уничтожив опытного фашистского снайпера, товарищ Шанина спасла, быть может, десятки бойцов, так необходимых нам сегодня в решающих боях за освобождение Белоруссии и Литвы. Я вручаю эту награду Розе Егоровне с особым чувством почтения и признательности за весомый вклад в наши общие победы над фашистскими извергами. Спасибо, товарищ Шанина ! - Он крепко пожал Розе руку.

И не успела она ответить на поздравление, как полковник сделал предупредительный жест:

- Это ещё не всё, товарищи. Вместе с наградой я должен вручить товарищу Шаниной и вот этот номер журнала "Огонёк". - Он открыл страницу, на которой были напечатаны фотографии снайперской группы, охотившейся за немецкой "кукушкой". Портрет Розы был выделен крупным планом.

- Видите, товарищи, - показал полковник фотоснимки. - Вся страна знает сегодня о славном подвиге комсомолки Шаниной. Вот с какими замечательными людьми служим мы бок о бок. От имени однополчан и сам лично желаю вам, Роза Егоровна, заслужить полный бант орденов солдатской Славы и невредимой вернуться домой после войны.

Она понимала, куда клонил полковник. На просьбу Шаниной об участии в боях комдив ответил категорическим отказом. Теперь начальник политотдела подводил под строгий отказ смягчающее обоснование. Но ей, только больнее от этого. И не радуют снимки, напечатайные в "Огоньке", и поздравления подруг как-то не так воспринимаются. Одна мысль будоражит Розу - добиться равного с мужчинами права на участие в наступлении.

29 Июня 1944 года Роза написала рапорт командующему 5-й армией о своём желании участвовать в боях. Но ответа так и не получила.

*     *     *

Сопротивление фашистов возрастало пропорционально стремительности движения советских войск. На территории Литвы, куда вышли с боями войска 5-й армии, яростному сопротивлению фашистов способствовали природные условия края - многочисленные реки, болотные топи, леса и озера. И всё-таки наши войска стремительно продвигались вперёд.

Тылы шли следом за наступающими частями. На одной из переправ через реку Роза была в охранении, а когда войска ушли вперёд, она в поисках своих зашла далеко в полосу наступления и вышла в первый эшелон своего полка. А там, как раз, завязался бой. И Роза приняла участие в отражении вражеской атаки вместе с другими бойцами.

Видимо именно тогда и родилась в голове Розы мысль о том, что на передовую можно выходить и тайком, без разрешения вышестоящего командования...

После боя Роза отправилась с передовой назад, в расположение своей части. Тропинка, нахоженная по обочине дороги, у оврага повернула в сторону, через кусты. Роза остановилась - не сбиться бы с пути. Вглядываясь в заросли тальника, куда нырнула тропинка, она вдруг напружинилась. За кустами стоял немец. "Неужели пересекла передовую ?" - мелькнула тревожная мысль. Но пятиться уже некуда - нужно принимать мгновенное решение. И, нацелив на немца винтовку, крикнула:

- Хенде хох !

Взметнулось сразу 6 рук - немцев оказалось трое. Один лопочет растерянно: "Битте... Айн момент..."   Не понять - чего хочет. Да и некогда разбираться, если враг перед тобой. Что у него на уме ?   Мотнула стволом винтовки: ползите, мол, ко мне.

- Быстрее !   Шнель !   Шнель ! - вспомнила, как по-немецки команда звучит.

Три огромных детины вышли к тропинке ошалело: женщина. В маскировочном халате и с гранатами на поясе. Полное смешение чувств прочитала в их глазах Роза, и не по себе ей сделалось. Но нельзя выпускать инициативу из рук. Властным движеним приказала положить оружие.

Немцы бросили к ногам автоматы и опять торопливо подняли руки - признают себя сдавшимися.

- Вперёд ! - махнула рукой в сторону села. Пошли неторопливо. Шанина вскинула на плечо их автоматы - и следом. "Не перешла линию фронта, - успокоилась. - Эти после боёв в наших тылах остались. Спрятались. Здорово, видать, их трепанули !   Ишь какие смиренные..."   И тут Роза заметила, что один пленник без сапог топает. Поняла теперь, о чём он просил её. Ничего, пусть так погуляет. Босыми-то ногами лучше почувствуешь какая она, чужая земля.

На подходе к деревне встретилась штабная автомашина. Остановилась. Вышел офицер и, пряча улыбку, спросил:

- Это что за процессия ?

- Да вот пленных веду. В овраге у моста взяла.

Офицер смерил взглядом могучие фигуры немцев, перевёл глаза на Розу и улыбнулся откровенно, широко:

- С вашим видом, пожалуй, и полк пленить можно. Ведите в деревню. В третьем доме по левой стороне сдатите кому следует.

*     *     *

О самовольном уходе Шаниной на передовую командование всё же узнало. До военно - полевого суда дело, конечно, не дошло, но командир полка приказал обсудить поведение Шаниной на комсомольском собрании. Подполковник вызвался лично сделать сообщение о "самоволке" сержанта Шаниной. И едва выдалось затишье между боями, "суд" состоялся.

Роза понимала, что эта суровая настойчивость командира полка продиктована заботой о ней и её подругах. После гибели Никоновой подполковник был готов вообще отослать девушек в глубокий тыл. Невмоготу ему было от этой жертвы, когда война неудержимо катится на запад, когда ясен её исход. Но об этом подполковник ни словом не обмолвился на собрании. Он говорил об уставных требованиях службы, о беспрекословном выполнении приказов и распоряжений командиров, прямо и косвенно обвиняя и упрекая Шанину в несоблюдении этих главных требований воинской жизни.

Рассудком Роза соглашалась с каждым словом подполковника. Да и какие тут могли быть возражения, если устав - это закон. Но сердце её всё равно coпpoтивлялось: ведь не от трудностей уходит она, а рвётся навстречу им - так обострено её чувство долга.

Но никто не хочет понять этого, даже подруги. И неизвестно, к какому решению пришло бы собрание, если бы командир, выслушав всех выступающих, не попросил бы ещё раз слова.

- Мы все знаем и ценим храбрость товарища Шаниной, - сказал он. - Вот и в этой "самоволке" она успела отличиться. Как мне сообщили из штаба дивизии, командир батальона, с бойцами которого товарищ Шанина участвовала в отражении вражеской контратаки, капитан Лагутин просит командование своего полка представить её к награде за героические действия. Разведотдел дивизии присоединяется к этой просьбе, потому что товарищ Шанина, возвращаясь с передовой, взяла в плен 3-х немецких солдат и доставила их в штаб. Похвально всё это, товарищи, достойно отличия, и я первым поддержал бы такое предложение, если бы поступки товарища Шаниной не были связаны с самовольной отлучкой. Поэтому я не поддержал ни то, ни другое ходатайство перед командованием дивизии. И думаю, что вы правильно поймёте меня. И товарищ Шанина поймёт...

Комсомольское собрание поддержало подполковника и поставило Шаниной на вид за участие в боях без разрешения командования.

- Почётное взыскание, - сказала Саша Якимова, когда голосовали за предложение комсорга.

Боевые подруги: Саша Екимова, Роза Шанина, Лида Вдовина.  Май, 1944 г.

Подполковник ничего не ответил на эту реплику, только грустно взглянул на Розу: извини мол, но переступать через закон и героям непозволительно...

...Пауза между боями затянулась. После многодневных атак затишье кажется неправдоподобным. Да и в самом деле, спокойствие лишь кажущееся. Готовясь к новым схваткам, обе стороны подтягивают тылы, сосредоточивают технику, перегруппировывают силы, ведут тщательную разведку, ищут бреши в обороне друг друга. Идёт "тихая война", в которой опять активничают снайперы.

- "Все ходили на передовую, - помечает Роза в своём дневнике 31 Августа 1944 года. - Счёт увеличивается. У меня самый большой - 42, у Екимовой - 28..."

В эти дни она особенно часто обращается к своему дневнику. Накопилась в душе боль, которая требует осмысления. Записывать мысли в дневник стало для Розы привычным. Так она разговаривает сама с собой. Не всё можно сказать, подругам. А душе надо выговориться, облегчить себя.

*     *     *

В Сентябре 1944 года, перед самым выходом на границу Германии, Роза написала заявление в партийную организацию. Вскоре ей вручили кандидатскую карточку.

Вступив в Восточную Пруссию, войска продвигались вперед всё медленнее. Немецкое командование безжалостно бросало в пекло живую силу и огневые средства, чтобы хоть на день, на час оттянуть неизбежное. По стародавней юнкерской традиции каждый населённый пункт, каждый хутор были загодя приспособлены к войне. А сейчас враг оборудовал в подвалах жилых домов огневые точки. Гитлеровцы со всё большим остервенением цеплялись за каждую возможность удержаться.

Дважды переходил из рук в руки город Пилькаллен, за который дивизия вела ожесточённые бои. 707-й полк, в котором служила теперь Шанина, дрался в предместье, близ железной дороги. Перед началом боёв снайперов, как обычно, оставили во втором эшелоне. На этот раз они помогали медсанбату эвакуировать раненых. Потери были большие, и постепенно все боеспособные силы из тылов выдвинулись на огневой рубеж. Снарядилась для боя и Роза. Никто не удерживал её на этот раз, не требовал возвращения в тыл. Видимо, не до того было командованию полка в жаркой сумятице.

Через пшеничное поле, сквозь заросли над безымянной речушкой, Роза выбралась к железнодорожной насыпи - на передний край. Тотчас заняла позицию в редкой цепи бойцов и приложилась к окуляру прицела своей снайперской винтовки. Контратакующие цепи фашистов подбирались к железнодорожному полотну из недальнего орешника. И по тому, что они ползли, а не шли в полный рост, как обычно, Роза сообразила - не первую контратаку предпринимают они здесь в течение дня.

В оптическом прицеле Розиной винтовки фигуры гитлеровцев всё увеличивались. "Метров 200, - прикинула она. - Для моей винтовки выстрел вполне уверенный..."   Повернула голову налево, направо, разыскивая глазами того, у кого можно спросить разрешение на выстрел без команды. Но все сосредоточенно глядели туда, за насыпь, и она нажала на курок. Одна фашистская каска безжизненно ткнулась в траву - замерла, через секунду - другая.

- Молодец, снайпер ! - подбодрил её знакомый голос.

А расстояние всё сокращалось. Когда осталось метров 100, фашисты открыли отчаянную пулемётную пальбу и поднялись в полный рост.

"Вот уж не жалеют патронов ! - подумала почему-то Роза. - Палят вслепую, а эффект, видимо, есть. Смело встают в полный рост..."

Цепи поднимались одна за другой, и Роза без выбора, по порядку стреляла в идущих.

- Огонь ! - прозвучала наконец команда.

Стреляли дружно, наверняка, но противостоять такому напору свинца и сил было невозможно, и командир приказал отходить. Впервые пришлось Розе отступать. Горькое это дело. Ощущение бессилия мешает сосредоточению мысли: торопливо принимаемые решения скорее вносят путаницу, чем организуют бойцов.

С потерями попятились к ручью под прикрытие зарослей ивняка и ольховника, по которым ещё недавно Роза пробиралась на передовую. Немцы не осмелились двинуться дальше насыпи, залегли. Частный успех их роты не сулил надежд на прорыв. За ручьём тылы советских войск, и кто знает, как ещё может обернуться дело.

Между тем в ольховник выдвинулось подкрепление.

- Приготовиться к атаке ! - прозвучала команда.

Бой длился целый день. Только к вечеру, пошатываясь от усталости, добралась Шанина до командного пункта и впервые поела за этот день. Но и тут, не успев уйти на отдых, оказалась на линии огня. Под покровом темноты к КП подобрались фашистские разведчики. Завязалась перестрелка, которая стоила ещё нескольких жизней её однополчан.

"Запомнится война, - отметит потом Шанина в своём дневнике. - Три раза я уходила из-под носа фашистов. Вообще-то война на территории врага - дело серьёзное".

Вместе с другими бойцами и командирами полка Розу представили к награде. Командир отдельного взвода снайперов - девушек Гвардии младший лейтенант Кольсин был уверен, что составленный им проект наградного листа на старшего сержанта Шанину вполне отвечает требованиям командования дивизии. В наградном листе всё было точно и всё на месте:

"Год рождения 1925, номер ордена Славы 3-й степени "38018", номер кандидатской карточки "7521560", на фронте со 2 Апреля 1944 года. За короткий срок пребывания на фронте старший сержант Шанина показала себя мужественным, бесстрашным воином. Участвовала в ликвидации окружённой группировки противника в районе Витебска, лично взяла в плен 3-х солдат противника. У границ Восточной Пруссии Шанина уничтожила 26 солдат и офицеров противника.

26 Октября 1944 года на участке 707-го стрелкового полка под городом Пилькаллен тов. Шанина показала образцы мужества и отваги. Своим присутствием она воодушевляла бойцов и сама вела огонь по врагу, уничтожив несколько фашистов.

За мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецкими захватчикамиение, достойна правительственной награды - ордена Красной Звезды".

*     *     *

В начале Декабря бои на их участке фронта временно прекратились. Настала пора подтянуть отставшие тылы, дать передышку войскам, пополнить огневые запасы. У снайперов опять наступила страдная пора. И однажды Шанина не вернулась с передовой в свою землянку. Её отправили в медсанбат. Вроде бы естественное на фронте явление - пулевое ранение. А накануне выхода на передовую Розе приснилось, что она ранена, причём - именно в правое плечо.

- Мистика какая-то получается, - рассказывала она Калерии, прибежавшей через несколько дней в медсанбат навестить подругу. - Представь себе: со мной произошло всё именно так, как во сне привиделось. Причём за 2 - 3 минуты до того, как угодить под фашистскую пулю, я вспомнила про сон и тут же почувствовала - саднит плечо. Сбросила шинель, посмотрела - нет никакой раны, просто показалось. Но не успела надеть её, как получила пулю...

Впервые встречала Роза Новый год в госпитальной постели. Этот сказочный праздник был любимым у неё. Смутная таинственность ожиданий чего-то необыкновенного, шумные школьные торжества. По деревне ходят ряженые: шутят, проказят беззлобно. Всеобщее веселье - дань ушедшему и разрядка перед будущими трудами и хлопотами. Сама природа способствует этому и, кажется, активно участвует в торжествах людских.

Мысли её унеслись домой, на Север, в родную Едьму. Бескрайняя белизна снегов вокруг, словно намёк на то, что с чистой страницы начинается новый отсчёт времени. Пиши свою судьбу набело !   Звонкие детские голоса радостью жизни оглашают крутой берег речки Едьмы, вспахивают салазки снежную горку. Дух замирает, когда мчишься вниз, к замёрзшему руслу. Рядом, за рекой, - "берендеево царство". Заснеженная, задумчивая тайга. Бесконечная, загадочная и величавая.

Роза бросила взгляд за окно, на ридкое снежное крошево во дворе, и убежденно отметила, что только на Севере по-настоящему открывается сказочная красота новогодьй. Скрипнула дверь, оборвав Розины грезы.

- С Новым годом, товарищ Шанина ! - Главный врач госпиталя глядел на неё просветленно, торжественно. - Извольте прочесть. Сам писатель Эренбург шлёт вам свои поздравления.

Майор вынул из кармана халата свежий номер газеты:

"Я хочу поздравить Розу Шанину и 57 раз поблагодарить: от 57 гитлеровцев она спасла тысячи людей", - прочитала Роза подчёркнутые карандашом строчки.

*     *     *

После излечения в госпитале Шанина встретилась с командующим 5-й армией генералом Н. И. Крыловым и настойчиво стала упрашивать его отпустить её на передовую.

- Норму довольствия нам выдают фронтовую, товарищ командующий, а во время наступлений держат в тылу. Стыдно мне...

Никанор Иванович ответил ей так:

- Второй эшелон - ещё не тыл, товарищ Шанина. Вы-то хорошо знаете, как близка от него передовая !..

На Розиных щеках вспыхнул румянец. Упрёк генерала, хотя и мягкий, вроде бы косвенный, больно отозвался в её душе: "Значит, о моих "самоволках" он всё знает..."   Но, переборов душевное замешательство, с настойчивой твёрдостью попросила:

- Разрешите мне в бой, товарищ командующий. Я хочу настоящего дела, боевого !

Командующий чуть заметно шевельнул плечами, словно взвешивал тяжесть, которую взвалила на его плечи эта настойчивая девушка, но заметил спокойно: - На фронте все дела боевые, товарищ Шанина. Тылы обеспечивают успех наступления: питают атакующие цепи снаряжением, довольствием, резервами. Вам, насколько мне известно, было поручено обучать молодое пополнение. Стало быть, успех наступлений зависит и от вас. Связь прямая с боевыми действиями...

Роза, будто не слыша увещеваний генерала, как-то по-граждански отрешённо развела руками:

- Жаль, что я не мужчина. Ведь их никто не отговаривает от желания идти в бой...

Командарм не то понимающе, не то осуждающе неторопливо покачал головой.

- На преступление меня толкаете, товарищ Шанина. Перед собственной совестью переступить вынуждаете...

*     *     *

Январь 1945 год выдался ветреный, пуржистый, но земля не замерзала. Чёрные раскисшие дороги и поля, истоптанные тысячами ног, зияли враждебно среди грязного сырого снега. В этой чёрной сумятице маскхалат демаскировал Розу. Тошнотворные запахи пожарищ кружили голову.

- Вернись в свой снайперский взвод, передохни, - советовали Розе офицеры взводов и рот.

- Нет. Только вперёд. Так велит моё сердце. Я покорна ему !

Во второй половине Января в Восточной Пруссии развернулись упорные бои. Впервые оказалась Роза в эпицентре боевых действий. Санитарная служба не успевала обихаживать раненых. Периодически Роза подключалась к медикам: перевязывала раны, выносила покалеченных бойцов из чёрных дымных воронок, помогала сестрам милосердия отправлять в тыл санитарные машины и опять, подхватив автомат, догоняла атакующие цепи, шла дальше. На одной из страниц её дневника сохранилась торопливая карандашная запись:

"В этом пекле одно спасение - вперёд и вперёд ! - до самого Берлина, до полного уничтожения фашизма".

...Над рекой Шешупой звёзды, за рекой Шешупой алые строки трассирующих пуль, по низкому берегу огненные всплески мин, а дальше, за берегом, на той стороне разрывы снарядов.

3a рекой Шешупой, на той стороне идёт бой. Ожесточённый, незатухающий, за каждую пядь вражеской земли, за каждый дом, за каждое пулемётное гнездо. А здесь, на прусской земле, гнёзд этих и гнёздышек неисчислимое множество. Амбразуры под крестьянскими домами, добротные, стародавние, сработанные ещё перед Первой Мировой войной. Гнёзда в подвалах конюшен, сыроварен, каретников, под крышами свинарников, в глазницах старинных замков, на колокольнях. Попадаются доты с вращающимися бронеколпаками, попадаются доты в 2 - 3 этажа !   С колодцами для питьевой воды, с орудиями.

Там, на той стороне, из века в век кочевала, утверждалась, вколачивалась в горячие головы юнцов доктрина "вечного факела тевтонов" над землями Восточной Пруссии.

Роза пробивалась с группой автоматчиков к каменной конюшне. Стены огрызались дьявольски, автоматы строчили отовсюду, из всех окон, щелей, укрытий. Подползла к камню, залегла, приготовилась к выстрелу, вот - вот в проёме слухового окна снова появится пилотка врага, вдруг громкий окрик рядом:

- Куда лезешь !   Не видишь, что ли ?

Граната с треском и смрадом лопнула где-то впереди, неподалёку от камня. Щёлкнули близкие пистолетные выстрелы. Только теперь сообразила, как далеко забралась, да и каменная глыба не укрытие.

- Уходи, тебе говорят !

Не обласкала девушка солдата благодарным взглядом.

- Сам уходи !

Теперь они лежали рядом, плечо к плечу. Солдат пристраивая свой ручной пулёмет, шепнул ворчливо:

- Чёрт тебя занёс.

- А тебя ? - не взглянув на солдата, огрызнулась Роза. Всё её внимание было приковано к чердачному окну. Троих она сняла, там ещё несколько, о снайперской засаде не подозревают. Солдат не унимался.

- Тебя, дуру, приполз выручать, а ты...

Роза впилась в зрачок прицела. Сухой хлопок выстрела. Солдат приподнял каску.

- Ловко ты его !

- Отваливай подальше ! - резко крикнула Роза.

- Не ори, сама уползай, пока не накрыли !

- Отваливайся !   В последний раз говорю !

И солдат сдался. Пятясь назад, уволакивая за собой пулемет, он молча отполз от девушки. Отполз недалеко, к колодцу. Не мог он оставить её одну на этом прусском хуторе. Да и сам солдат умирать не собирался в такую пору. Просто обидно уходить из жизни, когда ноги стоят на земле врага, когда столько пройдено и выстрадано ради этого часа. Солдат оглянулся. Издалека докатывался рокоток моторов. Может быть, это, почудилось ему. Всё бывает, когда нервы на пределе. Видит солдат - девушка оглянулась. Значит, не почудилось. А вот и Т-34, с десантом !   Родненькие !   Не много солдат на бортах, так ведь это же танк !   Сила !

Ещё два выстрела щёлкнули впереди солдата. Это Роза послала две пули в слуховое окно, отползла к колодцу, поднялась и во весь рост бросилась навстречу танку. Подхватил солдат свой пулемёт и тоже следом за девушкой, к танку.

Танк подобрал обоих не останавливаясь, на малой скорости. Роза успела показать командиру место скопления гитлеровцев.

- Держись пехота ! - молодцевато крикнул лейтенант и машина плавно, чтобы не сбросить людей набирая скорость, ушла за хутор. Теперь-то гарнизону конюшни капут...

*     *     *

...Эта прусская усадьба, начинённая от подвалов до чердаков автоматчиками, не была обозначена на наших полевых картах - километровках. Не было этого чёртова логова и на самых подробнейших штабных немецких картах. Случались такие картографические "огрехи". Бой непредвиденный, внезапный. Каменные постройки оскалились вдруг ожесточённым огнём пулемётов, рвались мины, фаустпатроны. Солдаты батальона приняли тяжёлый, неравный бой.

К рассвету имение было в наших руках. Уцелевшие гитлеровцы под покровом ночи отошли к лесу, а те, раненые, которые остались на месте боя, в один голос твердили, что на имение наступало не меньше батальона русских.

...Над чёрными сводами сыроварни благодать !   Спят солдаты, прижавшись друг к другу, спят, без сновидений. Солдат с чёрными как смоль усами вытащил письмо из кармана полушубка, развернул листок, поднес к мерцающему огоньку плошки. Да разве разберёшь строчки при таком свете !

- Сестрёночка, ты молодая, прочитай-ка мне.

Роза читает письмо солдату от жены. Солдат слушает с закрытыми глазами, молча слушает, только изредка кивнет головой да скажет: "Так, так, это верно, это хорошо, когда в доме полный порядок". Письмо прочитано. Солдат молчит, думая о чём-то своём. Роза, прислонившись к стене, тут же задремала.

- Сестрёнка...

Подняла голову, взглянула на солдата. Нет, не почудилось, это он тихонько позвал её. Будто заговорщик. Приподнялся на локте, вздохнул и тихонько, будто оправдываясь, спросил:

- Вот, понимаешь, сестрёнка, всё думаю, как это ты в таком деле с мужиками рядом оказалась.

Чуть улыбнулась. Так вот что его тревожит. Сквозь сон еле слышно ответила:

- А ты не думай, дяденька, спи.

- Тоже мне нашла дяденьку, - обиделся солдат. - Гвардии старший сержант Родион Степанович Михно. Это к сведению вашему.

"Вот привязался. Сам не спит и людям не даёт", - подумала Роза и прошептала:

- Извините, товарищ Гвардии старший сержант.

- Извиняю, - угрюмо бросил через плечо солдат. - Девчонка, допустим, на КПП. Законно. Или к примеру девчонка в медсанбате. А как же !   Вполне годится. Ну там на ППС, во втором эшелоне, понятно. Работёнка по плечу вашему сословию. А чтоб девчонка в пешем боевом расчёте с мужиками бок о бок воевала, такого я ещё не видал.

- Я и не девчонка, а старший сержант Советской Армии. Понятно вам ?

Ничего не ответил солдат. Наконец-то угомонился. А её сон как рукой сняло. Достала из кармана полушубка свою спутницу - тонкую тетрадку в синей обложке. Повернулась к огню, и побежали торопливые, неровные строчки:

"Давно не писала, было некогда. Двое суток шли ужасные бои. Гитлеровцы заполнили траншеи и защищаются осатанело. Наши на танках проезжали траншеи и останавливались в имении. Немцы засыпали их огнем. Несколько раз на самоходки сажали десант. В имение самоходки приезжали без десантов. Я тоже ездила в самоходке, но стрелять не удалось. Нельзя было высунуться из люка.

Потом мы подошли к траншее по лощине. Я выползла наверх и стреляла по убегающим из траншеи врагам. К вечеру 22 Января мы выбили их из имения, перешли противотанковый ров. Мы продвинулись в азарте очень далеко, и так как мы не сообщили, что продвинулись далеко, по нам по ошибке ударила наша "катюша". Я теперь понимаю, почему их так боятся немцы. Вот это огонёк ! Я каким-то чудом осталась жива и невредима. Потом ходила в атаку вместе со "штрафниками". Потом я пошла вправо искать своих. Бегу и кричу солдатам, которые сзади: из какой вы дивизии ?   А слева, от меня поблизости, из-за куста идут к нашим 2 немца с поднятыми руками.

Встретила своих дивизионных разведчиков. Говорят: пойдём с нами. И я пошла. Забрали мы в плен 14 фашистов. Потом шли маршем, а гитлеровцы бежали без оглядки. Вдруг приказ: взять вправо. Поехали на машинах. Заняли город. Идём дальше. Техника у нас !   И вся армия движется. Хорошо !

Большой железный мост через речку. Шоссе красивое. Около моста срубленные деревья - немцы не успели сделать завал..."

Утонул фитилёк в воске, погас светильник.

Спят солдаты. Вот и она сейчас уснет. Только как это он сказал, солдат... "Это хорошо, когда в доме порядок"... Белый лунный свет за решёткой подвала. Белый свет на заснеженных тополях, на заснеженной земле... Вот и там, над её домом, над её берёзами лунный свет... Только её дом особенный, исторический, прямо - таки редкостный: 12 окон по фасаду, 4 трубы над крышей, общая столовая, общая комната отдыха. Один, её дом, такой в районе, нет других, на него похожих. И не по годам он исторический, не по возрасту своему.

В старенькой папке отца хранится вырезка из Вельской газеты "Пахарь". За 15 Сентября 1928 года. Вот что там было сказано: "Минуя деревню Едемскую, Никольской волости, бросается в глаза новый дом с большими окнами. Кругом, на несколько вёрст поля, а на них красиво зеленеют полевые культуры. Не видно убогих полосок, которыми всё ещё изобилует наша крестьянская земля. Это - Богдановская коммуна, так называют её крестьяне, Севооборот семипольный. Основное хозяйство - скотоводство. Коров 30, лошадей 4, овец 50, свиней 6, сортировка и сепаратор. Поля клеверные. Население следит за жизнью коммуны, почёсывает затылки. Прошло, видно, время злобы и насмешек, которые слышались во времена зарождения коммуны. Коммуне суждено сыграть важную роль в развитии глухого устьянского края".

Эту заметку отец приберёг для тех, кто сомневался в историческом значении дома. И для детей своих. Там дома у неё, в зелёном сундучке, под кроватью матери, хранится самое первое классное сочинение на свободную тему. За эту работу учитель поставил Шаниной "отлично", да ещё на уроке читать ребятам заставил Розу. "Мой дом" - так назвала она свою короткую повесть о детстве и юности. Там всё, что слышала она от отца о своём доме. Дважды загорался он от рук врагов колхозного строя, были пулевые пробоины в оконных стеклах, бандиты по ночам заглядывали в дом, огнём и смертью грозились, подбрасывали отраву в кормушки для скота, уводили лошадей. Не дрогнули коммунары. Выстояли на зло врагам Отчизны...

Отец появлялся дома редко. Леспромхозовские хлопоты не выпускали парторга с делянок. Заботы цепляются на каждом шагу, словно его покалеченная нога за сосновые корневища. Разорённым, выжженным войной городам и сёлам требуется лес. Много леса нужно стране, и парторг Егор Шанин агитирует, напоминает лесорубам: "Каждая дополнительная лесина - наш вклад в победу !"   А лесорубы - старики, калеки да женщины. И у каждого свои боли: то похоронка пришла, то дети не обихожены. Каждого успокоить надо, помочь в чём-то. Некогда Шанину домой заглядывать. Притих пятистенок над Богдановым ручьём. А ведь совсем недавно был многолюдным и шумным...

Роза зримо представила счастливое лето 1940 года, когда вдруг все одновременно собрались под отчим кровом. Три старших брата приехали в отпуск, у Розы - студенческие каникулы. Определился и её путь, приблизив на год к мечте. Ощущением полноты жизни ликуют молодые сердца и взрываются беспричинным смехом, весёлыми выдумками.

А разве забыть ей ночные рыбалки на озерах ?   Белая ночь, прозрачно - матовая с розовыми оттенками ещё не погасшей, но уже вновь просыпающейся зари, плывет над водой, как сама бесконечность красоты, загадочная и трепетная. А походы в Заручьевный бор ?   Мягко похрустывают под ногами белые мхи, и, глянь, то справа, то слева манят к себе шоколадные головы боровиков на светлых, под стать беломошнику, толстых ножках...

Обжигающе перехватывают горло эти воспоминания. Далёкими и сказочно нереальными кажутся они в содоме взбудораженного мира. Братьев уже нет. И никогда больше не увидит она ясноглазого весельчака и выдумщика Мишу. Погиб пулемётчик Шанин под Ленинградом ещё в 1941-м, в самом начале чёрной годины. И Фёдор, всегда сосредоточенный, немногословный политрук Чапаевской дивизии, тоже погиб. Он на другом конце фронта сложил голову - в боях за Крым. Потерялись на пепельных дорогах войны и следы Сергея...

*     *     *

Чем меньше оставалось подконтрольной фашистам территории, тем яростнее цеплялись они за неё. Опираясь на бетонированные укрепления хуторов, городков и железнодорожных станций, немецкое командование концентрировало вокруг них технику и живую силу, мобилизуя и гражданское население, способное держать оружие.

Такая укрепленная оборона оказалась на пути 5-й армии близ хутора Рихау. Фашисты сосредоточили здесь танки, миномёты, артиллерию и крупные силы пехоты. Уже 2 дня на подступах к Рихау шли кровопролитные бои. Тяжёлые балтийские ветры, сырой снег, грязь - всё, казалось, обращено против атакующих, и всё-таки на 3-й день несколько стрелковых батальонов прорвали первую линию траншей.

Дальше продвинуться не удалось. Под шквальным огнем миномётов батальоны залегли. По вражеским укреплениям ударили "катюши".

- После этих залпов пойдём в атаку, - предупредил взводный.

И в это время к Розе подполз посыльный комбата:

- Записка вам, товарищ Шанина.

"Немедленно возвратитесь в тыл. Приказано отозвать. Срочно", - прочла она и вопросительно поглядела на бойца.

- Комдив приказал. Я сам слышал, - уточнил посыльный.

- Ладно, после боя вернусь...

...Дважды переходило это имение из рук в руки, и дважды с рассвета начинался смертельный бой. Теперь эти холмы наши, а за каменными стенами главного дома, за стенами конюшни - гитлеровцы. Справа дорога, полудужьем убегающая к лесу, а там... Ктр знает, что там. Людей осталось мало, одна - единственная полевая пушечка, вот и вся огневая мощь дивизиона лейтенанта Ветошкина. Мало снарядов и мало людей осталось в дивизионе. А бой идёт, идёт перекатами, с края на край, от рощицы до холмов.

- Назад !   Ложись ! - истошно вскрикивает солдат, - размахивая над головой автоматом.

Роза не слышит, бежит к дороге, прижимается к стволу дерева, вскидывает винтовку. Перед лесом чёрная цепочка. Цепочка живая, цепочка змеится, то распадается на звенья, то снова чёрной строчкой обозначится на заснеженном поле. Всплеск огня, дыма, земли !

Цепочка разорвана. Ветошкин увидел немцев, только бы у него хватило снарядов, только бы из леса не вывалились другие. Одна пушка на прямой наводке. На самый крайний случай, потому, что снарядов в обрез. Роза опускает винтовку, последний патрон, последний выстрел по цепочке. И снова бежит через дорогу, не пригибаясь, во весь рост.

- Солдатики !   Патронов дайте !..

Нет патронов винтовочных у автоматчиков, нет патронов винтовочных и у артиллеристов. Диски да магазинные коробки. Подбежала к Ветошкину, протянула руку к брошенному автомату и только теперь увидела за тополями, совсем близко немцев...

Так что же он, ослеп, что ли, Ветошкин !   Прислонился к дереву и даже не взглянет на дорогу. Схватила за рукав, хотела сказать лейтенанту что-то злое, и голос сорвался... Оттащила Ветошкина за щиток орудия, а сама припав к колесу, выхлестнула всё содержимое диска в скопище немцев. Сколько их было за тополями, она не видела. Она теперь ничего не видела, что творилось на этой земле. Ничего. Перед её глазами было небо. Холодное, чужое, серое небо. И почему-то звёзды. Много, много звёзд.

Потом и звёзды погасли...

*     *     *

Навсегда осталась 20-летней девушка - снайпер Роза Шанина. Но не только послужной список остался после её гибели, не только награды и фотографии в газетах и журналах, не только письма и дневники девичьи. Живо самое главное - дух Розы Шаниной, боевой, темпераментный, неуспокаивающийся. Он в делах молодёжных бригад лесохимиков и строителей, зачисливших Розу Шанину в свои списки. Он в спортивном искусстве северян, ежегодно оспаривающих приз имени Розы Шаниной по пулевой стрельбе. Он в сердцах школьников, обдумывающих, делать жизнь с кого. Десятки пионерских дружин Архангельской области многие годы соревновались за право носить имя Розы Шаниной.

Земляки не забыли свою героиню. Алексей Торопов из посёлка Шангалы  ( Архангельская область ) прислал стихи, посвящённые памяти Розы. Автор других стихов - Александр Яковлевич Макарьин - первый учитель Розы и двух её братьев. Стихи были напечатаны в местной районной газете.

"Мой класс борется за присвоение имени Розы Шаниной. Сейчас мы готовимся к сбору, посвящённому памяти славной дочери нашей Родины. В этот день соберутся пионервожатые района, представители всех школ", - пишет В. Ф. Тищенко, классный руководитель 5-го класса Большеполянской средней школы Калининградской области".

"Учимся мы хорошо, неуспевающих в классе нет. Устроили концерт для малышей детского сада. Теперь готовимся к выступлению на сборе памяти Розы Шаниной. Мы во всём стараемся походить на нашу землячку". Эти строчки из большого письма учеников 4-го класса Юрятинской начальной школы. Пионеры дружины имени Розы Шаниной сообщают о большом сборе, посвящённом памяти героини, на котором Ольга Васильевна Филимонова - школьная подруга Розы - рассказала ребятам о последней встрече с ней в Шангалах.

Члены совета дружины пионерской организации имени Розы Шаниной - ученики 6-го класса Едемской школы имени Розы Шаниной сообщают, что в школе открылся в торжественной обстановке уголок боевой славы и оформлен альбом "Наша славная землячка".

Редактор Знаменской городской газеты Калининградской области М. Евсеев совсем недавно прислал весточку с земли, на которой сражалась и погибла Роза. Он сообщает, что 9 Мая у могилы Розы Шаниной был митинг, а 19 Мая, в день рождения пионерской организации проведён пионерский сбор. Могила Розы в 8 километрах от ближайшей школы, сообщает автор письма, в 25 километрах от районного центра, и всё - таки в дни сборов здесь всегда бывает многолюдно.

Мария Антоновна Кротова - ровесница Розы Шаниной - вспоминает о своей землячке и подруге с каким то особенным, чуть скрытым чувством грусти и гордости: "Ушла она от нас в город и вроде тихо стало в Богдановском. Правда, правда, так оно и было".

"Шанина была очень авторитетна среди своих подруг, - пишет Герой Советского Союза генерал - майор А. А. Казарян. - Она рвалась на передовую. Там она действовала отлично... Погибла, прикрывая командира артиллерийского дивизиона".

"Славные были девушки. Особенно Роза Шанина, - вспоминал Маршал Советского Союза Н. И. Крылов. - Я помню её в боевой обртановке. Шанина первой из девушек 3-го Белорусского фронта была удостоена ордена Славы 3-й и 2-й степеней".

В 5-й армии 3-го Белорусского фронта снайпер Шанина как-то сразу, как говорят, с ходу стала заметным, известным воином. В армейской газете, в боевых листках, на страницах "Огонька", фронтовой печати имя отважной девушки появлялось с очень небольшими интервалами. Вот коротко о Розе в печати.

"Честь и слава бесстрашному истребителю фашистов Розе Шаниной !", "На участке, где несёт боевую службу снайпер Роза Шанина, враг убирается в берлогу"  ( "Красноармейская правда", 11 Июля и 5 Октября 1944 года ).

"Пусть радуется русская мать, родившая и воспитавшая Родине славную, благородную дочь !", "Вчера снайпер Роза Шанина за один выход уничтожила 5 фашистов. С боевым успехом, товарищ Шанина !   Теперь на боевом счету бесстрашной девушки 51 убитый гитлеровец и 3 взятых лично ею в плен"  ( "Уничтожим врага", 17 и 24 Сентября 1944 года ).

Можно было бы продолжить выдержки из газет поенных лет, но и эти несколько - убедительное свидетельство признания мужества, отваги, воинского мастерства 20-летней девушки - воина.

Она так любила жизнь. Быть может, больше, во много раз больше тех, которые, как чёрт от ладана, бегали от войны. Она надеялась дойти до Берлина и после победы вернуться в Архангельск, к малышам детского садика.

Она вернулась. Она живёт в делах пионерских дружин и отрядов, в патриотических починах молодёжи, в торжественных обещаниях школьников быть первыми. На её родине есть просторные, светлые классы нового здания школы имени Розы Шаниной. Есть и пионерский отряд имени Розы Шаниной. В детском садике "Берёзка", где работала Роза, висит большой портрет, сделанный художником с натуры, когда Роза приезжала в Архангельск с фронта на побывку. Дети хорошо знают, кто такая Роза. Она очень любила малышей. В Архангельске ежегодно, вот уже более десятка лет, проводятся традиционные соревнования стрелков ДОСААФ на приз имени Розы Шаниной.

И всё это - через 30 с лишним лет после гибели человека. Это - бессмертие - удел сильных духом, до последней кровинки преданных своей Родине.