В начале 1916 года в составе французских ВВС была сформирована отдельная истребительная эскадрилья из американских добровольцев. Она получила название "Лафайет" по фамилии французского героя войны за независимость Соединённых Штатов. За годы войны в составе этой эскадрильи сражалось около 180 американских волонтёров, которые сбили более 200 вражеских самолётов  ( свои потери составили 51 человек погибшими ).

Когда США официально вступили в войну, пилоты "Лафайета" вошли в состав американских воздушных сил в Европе. Самой известной американской частью стал 94-й истребительный дивизион, летающий на самолётах "Ньюпор-28", в составе которого сражался Эдуард Рикенбекер. О тех временах он написал воспоминания, отрывки которых приведены ниже.

"В начале марта 1918 года германские войска начали наступательную операцию в Пакардии. До нас стали доходить тревожные слухи о множестве пленных, захваченных "гансами", и о стремительном продвижении врага после каждой атаки.

В Эпье к 94-й эскадрилье присоединились капитан Джеймс Норман Холл, а также капитан Дэвид Мак Петерсон из Хонсдейла, штат Пенсильвания. Оба являлись опытными пилотами, известными ещё по работе в эскадрилье "Лафайет". Они не только поддерживали, но и обучали нас в то отчаянное время. Мы знали этих пилотов и преклонялись перед ними задолго до личного знакомства. Я не нахожу слов для того, чтобы описать то воодушевление, которое поселилось в нашем лагере вместе с этими ветеранами воздушных схваток.

За плечами британцев и французов было более 3 лет воздушной войны, и ветераны их эскадрилий посматривали на американских пилотов с недоумением и этаким вежливым пренебрежением. Они поверили в историю с 20 000 аэропланов, доставка которых была обещана из США к Апрелю. И вот он Апрель, а мы летаем на слабо оснащённых машинах, которые нам посчастливилось выклянчить у французов и англичан. Наши пилоты не проходили подготовку под началом ветеранов, как это происходило у британцев, а наши методы были новыми и неопробованными. Вероятно, союзники не ставили под сомнение нашу решительность и боевой дух, но каждый из нас чувствовал: нам необходимо показать этим опытным эскадрильям, что мы можем тягаться с ними в любой области авиации даже на таких плохоньких машинах - лишь бы была возможность летать. А дождь всё не прекращался !

К 3 апреля на фронте находилась только моя эскадрилья  ( 94-я, под командованием майора Джона Хаффера - одного из старых представителей эскадрильи "Лафайет" )  и 95-я эскадрилья капитана Джеймса Миллера. Оба соединения вместе базировались в Вильнёве и вместе перелетели в Эпье. Ни один из пилотов обеих эскадрилий не мог принять участия в боевых действиях из - за отсутствия пулемётов на аэропланах. Фактически, пилоты 95-й не были даже обучены обращению с самолётным вооружением, хотя и прибыли на фронт незадолго до нас. Что касается 94-й эскадрильи, то нас направили в воздушную стрелковую школу в Казо месяцем раньше, и мы были готовы попытать счастья в настоящем воздушном бою. Но на наших машинах не было пулемётов !"

10 апреля начала наступление в поддержку 6-й армии 4-я германская армия на 7-км участке фронта от Армантьера до Мессин. Германцам в отдельных местах в первые же дни наступления удается отбросить англичан на 10 км. На помощь англичанам спешно перебрасываются французские дивизии.

"Внезапно прибыло вооружение !   Всевозможное великолепное новенькое снаряжение буквально посыпалось на нас. Инструменты для аэропланов, тёплые костюмы для пилотов, дополнительные запчасти для машин. И в это же время глупых новичков из 95-й эскадрильи... отправили обратно в школу Казо, тогда как старой 94-й, избранной судьбой стать лучшей американской эскадрильей по числу побед, было приказано оставить аэродром в Эпье и переместиться на северо - восток к Тулю.

10 апреля 1918 года мы вылетели на наших "Ньюпорах-28" к старому аэродрому на восток от Туля, который уже был подготовлен французами. Амуниция, кровати, посуда, масло, бензин и все бесчисленные личные принадлежности авиационного лагеря следовали за нами на грузовиках.

Пару дней мы были заняты обустройством и изучением карты нашего сектора. Мы находились в 2-х милях к востоку от Туля - одного из наиболее важных транспортных узлов по эту сторону линии фронта, который враг практически ежедневно пытался сокрушить при помощи авиационных бомб. Мы располагались в неполных 18 милях от линии фронта посреди холмистой местности, покрытой густыми лесами.

Рикенбекер возле своего "Ньюпора-28".

Когда мы узнали, что нашей любимой эскадрилье предназначено стать первым формированием, сражающимся за Америку, вопрос о нашем обозначении и соответствующих опознавательных знаках приобрёл первостепенное значение. Во время пребывания в Туле, мы занимались покраской наших машин в красный, белый и синий цвета государственной принадлежности  ( наши самолёты носили французские опознавательные знаки )  и нанесением личных эмблем, чтобы наши "Ньюпоры" были полностью готовы к первому боевому вылету. И тут мы решили обзавестись отличительным знаком нашей эскадрильи !

- Майор Хаффер предложил изображение звёздно - полосатого цилиндра дядюшки Сэма. А наш офицер медицинской службы - лейтенант Уолтерс из Питтсбурга, штат Пенсильвания, поднял всем настроение, придумав "Цилиндр в кольце". Всё это было немедленно принято и на следующий день изображено лейтенантом Джоном Вентвортом из Чикаго, чтобы вскоре увенчать символы дерзкого вызова, нанесённые на бортах наших машин. Таким образом, Туль стал свидетелем рождения первой американской истребительной эскадрильи. Именно с этого аэродрома за последующие 30 дней я совершил вылеты, в которых одержал первые 5 побед.

Вечером 13 апреля мы были обрадованы появлением на новой доске оперативной информации первого боевого приказа от командира американской эскадрильи американским пилотам. Скупыми фразами он сообщал, что капитан Петерсон, лейтенант Рид Чемберс и лейтенант Рикенбекер вылетают на патрулирование над линией фронта в 6 часов утра следующего дня. Полёт должен происходить на высоте 16 000 футов, зона патрулирования от Понт-а-Муссона до Сен-Мийеля, возвращение в 8 часов. Возглавить патруль предстояло капитану Петерсону.

В 20-ти милях строго на север от Понт-а-Муссона расположен Мец. В окрестностях Меца находятся логова немецких бомбардировщиков и истребителей, откуда они и вылетают к позициям, которые нам приказано патрулировать. И когда погода позволяла поднимать в воздух аэропланы, в секторе между Понт-а-Муссоном и Сен-Мийелем разворачивалась бурная воздушная активность".

14 апреля, имея на вооружении аэропланы "Ньюпор-28", первая американская истребительная эскадрилья вступила в бой, и первый лейтенант Дуглас Кэмпбелл, а затем второй лейтенант Алан Винслоу сбили "Пфальц D.IIIa" и "Альбатрос D.Va".

"...Два аэроплана бошей замечены над Фугом. Поступил приказ выслать дежурное звено. Практически в то же мгновение стало слышно, как две машины покидают поле. Это были Кэмпбелл и Винслоу, целое утро ожидавшие шанса, который, казалось, им уже не выпадет. Я побежал к ангарам, но, прежде чем я оказался на поле, меня перехватил рядовой, сказав, что на наш аэродром только что упал горящий немецкий самолёт !

Это было правдой. С того места, где я стоял, виднелись языки пламени. Ещё не добравшись до места падения, я обратил внимание на пронзительные крики. Обернувшись, я увидел, как другая немецкая машина вонзилась носом в землю на расстоянии, не превышавшем 500 ярдов. Первый самолёт поджег Алан Винслоу через 3 минуты после того, как поднялся в воздух. Второго прижал к земле Дуглас Кэмпбелл; машина разбилась в дымке, прежде чем пилот заметил опасность. Это были первые немецкие аэропланы, сбитые американской эскадрильей буквально на пороге нашего аэродрома в день открытия боевых действий.

23 апреля я дежурил на аэродроме, когда около полудня по телефону пришло предупреждение о пролёте с запада на восток вражеского аэроплана, замеченного между Сен-Мийелем и Понт-а-Муссоном. Майор Хаффер приказал мне немедленно подняться в воздух и найти боша. Больше никто не был готов к вылету, и я вылетел самостоятельно.

Задрав нос машины и взяв курс прямо на Понт-а-Муссон, я тянул мой маленький "Ньюпор" вверх настолько круто, насколько это было возможно. День выдался пасмурный и дождливый, а с тех пор, как в воздухе наблюдалась активность, прошло несколько дней. Через 5 минут я достиг реки и маленького городка Понт-а-Муссон, расположившегося вдоль её берегов. К тому времени самолёт взобрался на 8000 футов.

Теперь городом владели французы. Вражеская артиллерия нанесла значительные повреждения мосту и зданиям - все это сейчас было перед моими глазами. Многие крыши сорваны, да и весь город имел жалкий вид. Я оторвал взгляд от земли и стал осматривать небо в поисках движущегося пятнышка.

Вдруг сердце забилось чаще, потому что, стоило мне бросить взгляд в сторону Германии, я действительно увидел точку. Там, на высоте приблизительно равной моей, висел осиный силуэт аэроплана. Мной овладело опасение, не заметил ли он меня первым, пока я прогуливался над Понт-а-Муссоном, и не замыслил ли какую ловушку, прежде, чем это сделаю я. Мы продолжали сближение лоб в лоб в течение 20 секунд, пока практически не вышли на дистанцию прицельного огня. И тут я с облегчением рассмотрел на машине перед собой французскую кокарду с синим центром; самолет оказался "СПАДом". К счастью, никто из нас не произвёл ни единого выстрела.

Внезапно француз взмыл вверх и попытался зайти мне в хвост. Делал он это в шутку или нет, но я не мог позволить подобного маневрирования, так что я быстро спикировал под него и в свою очередь занял выгодную позицию. "Ньюпор" маневреннее "СПАДа" и несколько быстрее в скороподьёмности; в общем, незнакомец быстро убедился в том, что встретил достойного противника. Но, к моему изумлению, парень продолжал кружить вокруг моей машины, пытаясь поймать меня в прицел пулемётов. Я заинтересовался: может это какой-то идиот, который не способен узнать союзника. Или это действительно бош, летающий над нашей территорией на захваченной французской машине ?   Последняя версия казалась наиболее правдоподобной, но когда я снова пролетал мимо, то развернул плоскости по направлению к нему, чтобы он смог увидеть американские кокарды с белым центром на моих крыльях. Это представление, очевидно, удовлетворило моего настойчивого друга, и он вскоре отвернул, что позволило мне продолжить выполнение задания. Я извлёк ещё один урок из этого маленького эпизода. С тех пор я не оставлял шансов на преимущество ни одному аэроплану в поле зрения - будь то друг или враг. Бывает, что друзья стреляют лучше случайного противника.

24 апреля, в полдень, когда я был на дежурстве, пришло тревожное сообщение о появлении боша над Сен-Мийелем. В тот день тучи висели низко над землёй. Самым решительным образом я был настроен сбить своего боша при любых обстоятельствах. Итак, вылет точно в направлении вражеских позиций, высота - около 3000 футов. На такой маленькой высоте моя машина представляла прекрасную мишень для "Арчи" ( так американские лётчики называли германскую зенитную артиллерию ), так как после первого выстрела по мне они смогли определить точную высоту облачности, и понять, что я находился сразу под ней. Соответственно и мне стало понятно, что наступила горячая пора, и я прибегнул к некоторым дополнительным уловкам, пролетая над двумя или тремя батареями.

Буквально через минуту после того, как я пролетел северную часть Сен-Мийеля и "Арчи" открыли огонь, я заметил впереди вражеский самолёт. Я стал заходить на него сзади, посчитав идеальным пересечь линию фронта на половине расстояния до Вердена и перехватить боша с такого ракурса, откуда он меньше всего ожидает нападения. Всё было разыграно, как по нотам: я даже недоумевал, как он умудрился не заметить чёрных разрывов зенитных снарядов вокруг меня. Но враг по-прежнему не показывал видимого намерения оторваться от преследования. Меня терзала мысль: все идёт слишком хорошо. Может, это не бош ?

Так как это была первая немецкая машина, которую я повстречал в воздухе, - а её принадлежность я установил лишь по очертаниям плоскостей и фюзеляжа, - то я решил получше рассмотреть опознавательные знаки, прежде чем открывать огонь, и убедиться, что на машину нанесены чёрные кресты. Поэтому я убрал палец с гашетки и нырнул поближе.

Да !   Это был бош. Но вместо чёрного креста, он нёс чёрную кокарду !   Чёрная кокарда с белым центром. Нечто новенькое, по крайней мере, такие опознавательные знаки не были известны в нашем штабе. Вобщем, он не был другом, и я мог сбивать его. Но почему он так любезно подставляется под мои пулемёты ?

И тут мне припомнились наставления относительно вражеских наблюдательных машин, которые часто повторял майор Лафбери: "Всегда помните - это может быть ловушкой !"   Я быстро оглянулся через плечо - очень своевременно !   Из облаков над моей головой вывалился прекрасный чёрный истребитель "Альбатрос", который прятался там, ожидая, пока я влезу в ловушку. Тяну за ручку и взмываю, вися "на винте" и не думая больше о лёгкой добыче, что осталась подо мной.

С удовольствием обнаруживаю, что я проворней соперника не только по скороподъёмности, но и по маневренности. Через несколько секунд я уже над ним и снова жму на гашетки, чтобы сделать свои первые выстрелы в большой войне, как вдруг решаю ещё раз взглянуть, не притаился ли сверху ещё кто-нибудь, наблюдающий за нашей вознёй и намеренный присоединиться, пока моё внимание отвлечено. Бросаю быстрый взгляд через плечо.

Моментально забываю о преследовании бошей - мной овладевает огромное желание добраться домой как можно быстрее. Два немецких аэроплана заходят на меня в атаку с расстояния в 500 ярдов. Я решил не выяснять, сколько ещё машин находится за ними. До меня дошло, в какую изумительную западню меня завели неопытность и глупость. Это были гонки на выживание.

По пути домой мне довелось пережить целую гамму чувств. Я верил в то, что немецкие самолёты не слишком хороши и что у нас есть возможность оторваться от них в любой момент. Когда я оглядывался назад и убеждался, что они настигают меня, несмотря на все мои маневры, то проникался своего рода восхищением перед их отточенным умением летать, смешанным с невыразимым презрением к суждениям инструкторов, якобы знавших всё о немецких аэропланах. Я кабрировал, пикировал, штопорил и маневрировал скоростью. Они разгадывали каждый маневр и продолжали настигать меня. На какое-то мгновение я оказался в выгодной позиции и решил выжать из неё всё. Резко изменив курс, стал карабкаться вверх. После 30 минут, полностью посвящённых попыткам стряхнуть с хвоста моих преследователей, я выполз из "укрытия" и с удовольствием направился домой. На поле два добрых старых друга ждали моего возвращения. Какую тревогу им довелось бы пережить, узнай они в какую передрягу я попал !

29 апреля от северной части Понт-а-Муссона в нашем направлении летел истребитель. Он находился на высоте, примерно равной нашей. В тот же миг, когда я увидел его, то узнал в нём ганса по знакомым очертаниям их нового "Пфальца". Более того, моя уверенность в Джеймсе Нормане Холле была такова, что я знал: он не мог допустить ошибки. А он по-прежнему набирал высоту, точно сохраняя позицию между сиянием солнца и приближающимся самолётом. Я же буквально вцепился в Холла. "Ганс" неуклонно сближался, не подозревая о грозящей опасности, так как мы полностью находились на фоне солнца.

С первым же пике машины Джимми, я оказался рядом. Мы располагали преимуществом по высоте над противником по крайней мере в 1000 футов, и нас было двое на одного. Он мог уйти от нас в пикировании, так как "Пфальц" превосходен в этом маневре, в то время как наши более скороподъёмные "Ньюпоры-28" обладали маленькой забавной привычкой избавляться от обшивки крыльев при слишком неистовом нырянии через воздух. Шансов удрать у боша не было. Его единственным спасением могло стать пикирование к своей территории.

Все эти мысли пронеслись в моём сознании подобно вспышке, и я мгновенно определил для себя тактику предстоящего боя. Пока Джимми заходит в атаку, я, сохраняя высоту, буду держаться с другой стороны "Пфальца", отрезая гансу путь к отступлению. Прежде, чем я изменил курс, германский пилот заметил, как я выхожу из лучей солнца. Холл находился почти в половине расстояния до него, когда тот задрал нос и стал бешено набирать высоту. Я пропустил его и оказался с другой стороны как раз в тот момент, когда Холл открыл огонь. Не думаю, что бош вообще заметил "Ньюпор" Холла.

Удивлённый появлением нового соперника прямо по курсу, пилот "Пфальца" мгновенно отказался от идеи ввязываться с ним в бой и, заложив правый вираж, направился домой, в точности как я и ожидал. В мгновение ока я повис у него на хвосте. Снижаемся на полном газу. Холл приближается где-то сзади меня. От страха бош даже не пытается маневрировать. Он убегает, как перепуганный кролик, подобно тому, как я убегал совсем недавно. С каждым мгновением я приближаюсь к нему, прочно удерживая прицелы на месте пилота.

На расстоянии 150-ти ярдов я нажимаю гашетки. Трассирующие пули протягивают огненную полосу к хвосту "Пфальца". Слегка поднимаю нос аэроплана, за которым, словно струя воды из садового шланга поднимается и огненный росчерк. Ещё немного - и он утыкается в кабину пилота. "Пфальц" резко меняет курс: его рули более не управляются рукой человека. С высоты 2000 футов над позициями противника я совершаю безрассудное пикирование, наблюдая за полётом вражеской машины. Слегка виражнув влево, "Пфальц" некоторое время разворачивается в южном направлении, а ещё через минуту врезается в землю прямо на окраине леса в миле от линии фронта на своей территории. Я сбил свой первый вражеский аэроплан, не будучи сам даже обстрелян !

...Каждый из нас был представлен к награждению Военным Крестом с пальмовой ветвью  ( Croix de Guerre ), что и было одобрено нашим правительством [ Значок пальмовой ветви не был неотъемлемым атрибутом французского "Военного Креста". Его прикрепляли к орденской ленте в знак повторного награждения этим орденом. Иногда количество "пальм" превышало десяток. Возможно, французское правительство, вручив Рикенбекеру Крест с "пальмой", хотело таким образом подчеркнуть, насколько оно ценит заслуги американских авиаторов. ]. Но в то время офицеры армии США не имели права принимать награды иностранных правительств, поэтому церемония награждения прошла без нас. Награды удостоились капитан Холл и я, в связи с тем, что, согласно французским правилам, отмечались оба пилота, одержавшие групповую победу".

30 апреля завершилась наступательная операция германских войск во Фландрии. После 14-дневной упорной борьбы германские войска стремительным штурмом овладели горой Кеммель. Действия штурмовой авиации при прорыве обороны противника становятся такой же естественной и необходимой вещью, как и артиллерийская подготовка. Однако проникнуть до более важных в стратегическом отношении Кессельских высот германцам не удалось. В результате наступления на реке Лис, германские войска попали в такое же тяжёлое положение, как и под Амьеном. Образовавшийся новый мешок на Хазебрук ничего кроме опасности для германских войск не представлял.

"В понедельник 6 мая 1918 года монотонность ещё одного "дрянного" дня была прервана прибытием на наш аэродром старых товарищей из 95-й эскадрильи, находившихся вместе с нами в Эпье. Они только что завершили стрелковое обучение в Казо и теперь были готовы к большой войне. С этого дня и до конца войны обе эскадрильи располагались на одном аэродроме. Никакая другая пара американских эскадрилий во Франции даже не сравнялась с ними по количеству воздушных побед и часов, проведённых над линией фронта.

95-я эскадрилья преимущественно состояла из такого же материала, что и моя. Джон Митчелл из Бостона, теперь капитан эскадрильи, окончил школу Фэй, Святого Марка и Гарвард. Квентин Рузвельт был одним из вновь назначенных пилотов 95-й. Как приписанный состав, так и друзья - пилоты нашли, что Квент полагался скорее на собственные навыки, чем на репутацию своего известного отца, и можно сказать, что Квент Рузвельт был обожаем эскадрильей. Чтобы показать стремление Квентина к честности и безукоризненности, я могу открыть маленькую тайну, которую - останься Квентин в живых - продолжал бы хранить.

Его командир - вероятно под впечатлением того, что Квентин был сыном Теодора Рузвельта - назначил новичка командиром полётов до того, как тот совершил хотя бы один вылет к линии фронта. Квентин прекрасно осознавал, что его руководство может поставить под угрозу жизни людей, следующих за ним. Соответственно, он отклонил лестное предложение. Но вышестоящее начальство заставило его подчиниться приказу и занять соответствующую должность. Под его начало было отдано трое пилотов, каждый из которых имел значительно больший опыт боевых вылетов, чем Квентин. Кроме того, был отдан приказ о вылете на первое патрулирование крыла лейтенанта Рузвельта сразу следующим утром. Квентин собрал пилотов вместе.

- Послушайте, ребята, кто из вас совершил наибольшее число вылетов к линии фронта ?   Ты, Кёртис ?

Кёртис покачал головой и ответил:

- Бакли или Буфорд - любой из них видел побольше, чем довелось мне.

Квентин оглядел всех и принял решение:

- Что ж, каждый из вас видел больше, чем я !   Завтра утром ты, Бакли, будешь коммандером вместо меня. Как только мы взлетим, командование возьмёшь ты. Я займу твоё место. Мы попробуем каждого по очереди. Формально они могут сделать меня командиром, но фактически лидировать группу будет лучший пилот.

Вплоть до того дня, когда он пал смертью храбрых, Квентин Рузвельт продолжал летать под командованием одного из его пилотов. Сам он никогда не лидировал крыло.

Самнер Сьюэлл из Гарварда, Билл Тэйлор, погибший позже в бою, старина Хейни Хендрикс, который позже попал в германский плен, получив в бою 10 ранений, и ещё добрая дюжина незаурядных личностей составляла 95-ю эскадрилью, - собрание, равного которому не было в мире - за исключением моей 94-й.

7 Мая, около 8 часов утра, телефонный звонок французов поднял нас по тревоге: 4 вражеских аэроплана летели над Понт-а-Муссоном в южном направлении. Джимми Холл, Эдди Грин и я запрыгнули в машины и с волнением наблюдали, как механики раскручивали пропеллеры...

Холёный мотор заходится рёвом с первого оборота... Мгновение спустя 3 машины отрывают вращающиеся колёса от земли и направляются к маленькому городу Понт-а-Муссон на Мозеле.

Когда я взглянул вниз и обнаружил под собой крыши Понт-а-Муссона, мой альтиметр показывал высоту 12 000 футов. В глубине германских позиций в небе никого не было, поэтому я обратил пристальный взгляд на восток по направлению к Сен-Мийелю. Извилистая река бежала расплывчатой линией вокруг холмов близ Сен-Мийеля и, наконец, исчезала вдали у Вердена. Я рассмотрел местность поближе и мгновенно различил движущуюся тень в двух или трех милях вглубь нашей территории в окрестностях Бомона, на половине расстояния до Сен-Мийеля. Вот и бош - это я увидел с первого взгляда; двухместник, явно корректирующий артиллерийский огонь "гансов" против каких-то американских позиций за Бомоном. Я покачал крыльями, чтобы проинформировать о моём открытии компаньонов, и как только сделал это, увидел, что "Ньюпор" Джимми Холла выполняет такой же маневр. Наша тройка вместе устремилась в атаку.

Как только мы приблизились к нашей беспечной жертве, я заметил взрыв снаряда немецкого "Арчи", но не возле себя, а поблизости от их машины. Снаряды "гансов" образовывали чёрный дым, что и отличало их от снарядов союзников, для которых был характерен белый дым. Двухместный "Альбатрос" мгновенно развернулся и стал снижаться в сторону Германии.

Через мгновение ещё 3 немецких снаряда разорвались перед отступающим двухместником. И эти 3 разрыва находились приблизительно на нашей высоте. Это был заранее условленный метод общения, которым артиллеристы на земле поддерживали связь с аэропланом высоко над ними. Они сообщали "Альбатросу", что 3 наших быстрых истребителя приближаются с востока, и дымами разрывов они указывали точную высоту, на которой мы летели. Много раз мне доводилось наблюдать эту удивительную сигнальную сработанность между зенитчиками и немецкими аэропланами...

Я повернул голову и огляделся в поисках вражеских аэропланов, привлечённых этими сигналами. Сзади по направлению к Понт-а-Муссону я заметил что-то в небе. Вглядевшись пристальнее, я понял, что мои подозрения подтвердились. Сразу 4 истребителя "Пфальц" гнались за нами, стремясь по диагонали пересечь нам курс и отрезать путь к отступлению...

По какой-то необъяснимой причине капитан Холл стал уходить всё дальше и дальше вглубь немецких позиций... он по-прежнему игнорировал близкое присутствие 4-х "Пфальцев". Секунду я колебался, а затем "подрезал" Джимми и вновь просигналил. Будучи в полной уверенности, что теперь он увидел группу бошей, которая находилась уже не более, чем в миле от нас, я вышел из виража и свалился в атаку. С таким человеком, как капитан Холл, меня не страшил исход схватки. Его машина следовала по пятам.

Воспользовавшись превышением по высоте, мы быстро набрали скорость, которая позволила занять очень выгодную позицию. Я выбрал задний "Пфальц", намертво загнал его в прицелы и приготовился открыть огонь. Моя цель даже не дрогнула, пока дистанция между нами сокращалась. На расстоянии 200 ярдов я нажал гашетки и увидел, как трассирующие пули устремились к крыльям "Пфальца". Мой пулемёт непрерывно стрелял, пока я не подобрался к "Пфальцу" на 50 ярдов. Затем вражеская машина перевернулась и упала в штопор. Я не решился следовать за ней, и начал набирать высоту, практически став на хвост; в таком положении я быстро осмотрелся.

Моей первой мыслью было то, что в горячке погони за жертвой один из её компаньонов мог зайти мне в хвост. С величайшим облегчением я увидел, что позади никого нет. Но не более, чем в 100 ярдов справа я заметил круто снижающийся "Ньюпор", а за его хвостом пикировал "Пфальц", поливая огнём фюзеляж и кабину американской машины. Пока я наблюдал за этим смертельным преследованием, расклад неожиданно изменился. Холл... казалось, устав от монотонности, быстро "выдернул" машину, и, описав полную петлю, вышел из неё в тот момент, когда "Пфальц" проходил под ним. Ситуация переменилась в мгновение ока, и теперь уже "Ньюпор" стал поливать летящую впереди машину боша.

Бош упал, и я, спикировав, пролетел мимо победоносного Джимми Холла. Представьте, каково было моё удивление, когда я обнаружил не Холла, а Грина, глядящего на меня из кабины !   И больше ни одной машины в небе. Что могло случиться с Джимми Холлом ?

Так я одержал вторую свою победу, но подтверждена она была лишь после войны, когда Холл, сбитый в том же бою и оказавшийся в плену, сообщил о смерти лейтенанта Вильгельма Шерера из захватившего его 64-го Королевского Вюртембургского штаффеля.

Я не в силах описать радость, которую испытала эскадрилья около месяца спустя, когда мы получили письмо от Джимми Холла лично. Он писал из госпиталя в Германии, где он лежал со сломанной лодыжкой. Он не был сбит в бою, как мы предполагали, а ввёл "Ньюпор" в слишком глубокое и быстрое пике, и слабая конструкция крыла разрушилась в полёте; и когда он почти достиг земли, ему удалось выровнять аэроплан. Аварию Джимми пережил, отделавшись поломанной лодыжкой. Он надеялся полностью выздороветь за последующие две недели".

17 мая Рикенбекеру едва удалось заставить свой "Ньюпор" совершить удачную посадку после того, как оторвалась обшивка верхнего крыла.

"Утром ординарец выгнал меня из постели ровно в 4 часа, в соответствии с приказаниями, которые я отдал ему прошлой ночью. Я послал ординарца в комнату Рида, чтобы он поднял и его.

Через 15 минут я и Рид обсуждали за чашкой кофе нашу маленькую схему утреннего рейда. Мы планировали подняться в воздух до рассвета и занять высоту вне видимости и слышимости "гансов" до того, как они выберутся из постелей. Околачиваясь вдоль их передовой, мы надеялись перехватить какую - нибудь отдельную машину, пересекающую линию фронта для фотосъёмки. Великолепный план. Непонятно, почему никто не додумался до этого раньше.

Я направился к Мецу. Там должен быть хороший клёв. В 25 милях от линии фронта, кроме знаменитой крепости, находился один из лучших немецких аэродромов...

Знаменитые укрепления вскоре лежали под крыльями моей машины... Хотя я и нашёл Мец очаровательным, но всё же на какое-то мгновение пожалел, что не управляю бомбардировщиком, с которого можно было бы сбросить в многолюдные лагеря внизу несколько сувениров. Вне всякого сомнения, в Меце расположились сотни тысяч солдат и множество высоких чинов, так как безопасный маленький город являлся воротами между Германией и линией фронта по Мезу. С такой высоты мой пулемёт не мог причинить никакого вреда. С сожалением я описал прощальный круг и взял курс домой, снизившись в долину Мозеля. Ни один аэроплан оттуда даже не собирался подниматься в воздух.

Но всё же в то утро у меня оставался ещё один шанс достать боша. Я знал, что можно обнаружить воздушную активность над одним аэродромом по эту сторону от Тьякура. Время патрулирования почти истекло, так как горючее было на исходе. Мысль о возможных проблемах с двигателем в 20-ти милях за линией фронта заставила меня немного ускорить шаг...

Я выполнил 2 - 3 круга над Тьякуром с замолкшим движком. В конце концов, мой взгляд отыскал вражеский аэродром, который занимал маленькое поле сразу за маленьким городком. Там явно происходило что-то, а когда я проплывал над этой площадкой, то заметил 3 грациозных "Альбатроса", поднимающихся в воздух один за другим. Судя по их курсу, они направлялись за линию фронта, набирая высоту по мере продвижения в южном направлении. Я постарался быть как можно более незаметным, пока последний из них не оказался далеко впереди меня. Затем я вернулся на прежний курс и стал постепенно сокращать дистанцию между нами.

К тому времени, когда мы достигли Монсека - этой знаменитой горы к северу от Сен-Мийеля - меня и мою неожиданную добычу разделяло около 3000 футов. Мне так хотелось, чтобы противник оказался над нашими позициями прежде, чем я атакую его, что я совсем позабыл о том, что теперь представляю прекрасную мишень для немецких "Арчи". Два внезапных разрыва прямо перед моей машиной указали мне на ошибку. Не тратя времени на выяснение того, попали в меня или нет, я, призвав всю свою дерзость, бросился в отвесное пике на замыкающий "Альбатрос". Одиночный чёрный разрыв, посланный батареей снизу, заставил германских авиаторов оглянуться. Из этого сектора они никак не ожидали нападения.

Когда их ведомый заложил первый вираж, я находился уже менее, чем в 200 ярдах от последнего "Альбатроса". Я нёсся вниз в бешенном темпе, не обращая внимания ни на что, кроме цели впереди. "Ньюпор" летел со скоростью не меньше 200 миль в час. Не обращая внимания на спидометр, я держал нос самолёта направленным в хвост "Альбатроса", который, в свою очередь, перешёл в резкое снижение, чтобы уйти из-под удара. С дистанции около 50 ярдов я мог видеть, как яркие трассы пуль прошивают спинку кресла пилота. Я вёл огонь, наверное, целых 10 секунд. Испуганный бош допустил ошибку тогда, когда решил спасаться пикированием, вместо того, чтобы использовать маневр. За эту оплошность он заплатил жизнью...

Я несколько увлёкся излишне скоростным спуском. Как только вражеский аэроплан потерял управление и перешёл в беспорядочное падение, я притянул ручку к креслу и начал стремительный подъём. Печально известная слабость конструкции "Ньюпора" быстро напомнила о себе. Жуткий треск, отозвавшийся в моих ушах, как звук трубы, возвещающей Страшный суд, означал, что внезапная перегрузка разрушила правое крыло. Обшивка верхнего крыла была целиком сорвана напором воздуха и исчезла позади. Лишённый поддержки с этой стороны, "Ньюпор" стал разворачиваться направо. Хвост задирался вверх, несмотря на все мои старания, - удержать его с помощью ручки управления и руля. Он стал вращаться поначалу медленно, а затем всё быстрее и быстрее. Всё больше и больше становилась скорость нашего падения. Я попал в штопор, а с такими повреждениями, как у моей машины, выйти из него не представлялось возможным...

И, хотя я постоянно экспериментировал с рулём, ручкой управления и даже перемещением веса собственного тела, мне совершенно не удавалось повлиять даже в малейшей мере на вращение аэроплана... Я мог разглядеть людей на дороге перед линией грузовиков. Побледневшие, они пристально глядели в мою сторону. Мысленно они уже подбирали сувениры из обломков машины и моего тела.

Была не была - я дал полный газ !   Дополнительное ускорение, которое дал вновь запущенный движок, оказалось достаточным для того, чтобы стоявший перпендикулярно хвост занял горизонтальное положение прежде, чем я смог осознать что-либо. Я мгновенно схватился за джойстик и переложил руль направления. Теперь пропеллер тянул машину вперёд. Только бы она смогла продержаться так 5 минут, тогда я смогу перетянуть через траншеи...

Над самой линией фронта я скользнул вниз и теперь находился на высоте 1000 футов. Избежав опасности приземления на немецкой территории и применив несколько маленьких хитростей, я выжал из повреждённого самолёта ещё одно усилие. Впереди виднелись крыши родных ангаров. С мотором, работающим на полных оборотах, машина скользнула по ангару старой 94-й и плюхнулась на поле".

Германская авиация часто прибегала к обеспечению действий своих разведчиков под прикрытием истребителей. Однако и это не всегда помогало им до конца выполнять свои задачи.

"Спустя приблизительно час после того, как мы с Кемпбеллом поднялись в воздух, я заметил, что из района Марс-ла-Тур к нам приближается группа самолётов... Я разглядел по курсу 2 двухместных самолёта "Альбатрос" на высоте около 16 000 футов, а над ними находились 4 одноместных истребителя "Пфальц" в качестве прикрытия. Несомненно, перед экспедицией стояла, задача проведения важной фотосъёмки...

Как только мы перешли в снижение, два "Альбатроса" незамедлительно развернули хвосты и устремились к фронту. Четыре истребителя сомкнули строй и тоже повернулись, держась между нами и аэропланами, которые они защищали. Хотя расстояние до них и было слишком велико, мы с Кэмпбеллом сыпанули вслед несколькими очередями, сохраняя преимущество по высоте и не давая возможности открыть огонь по нам. Так мы все пересекли линию фронта и вскоре оказались над Тьякуром...

Очевидно, "гансов" начала утомлять эта унизительная игра, потому что в этой точке мы заметили, как их строй распался: 2 "Альбатроса" развернулись над Тьякуром назад, в то время как 4 "Пфальца" отвалили на восток и стали подыматься в направлении долины Мозеля. Несколько минут мы наблюдали за этим маленьким хитрым маневром. Затем, чтобы проверить коварную ловушку, явно приготовленную для нас, наша пара резко снизилась или, скорее ложно, обозначила снижение к покинутым "Альбатросам". Кэмпбелл кинулся прямиком на ближайшего из них, в то время как я оставался над ним и присматривал за 4 истребителями.

Д. Кэмпбелл.

Моментально вся четвёрка легла на обратный курс и поспешила на выручку. Дуглас мастерски набрал вновь высоту и занял позицию прямо подо мной, и мы продолжили медленный отход к линии фронта. "Пфальцы" держались на безопасном расстоянии далеко позади.

Тогда хитрые "гансы" предприняли новый причудливый маневр. Мы заметили, как один "Альбатрос" внезапно направился на запад, прямиком к Сен-Мийелю, в то время как другой прекратил наматывать круги и поспешил нагнать 4 истребителя впереди. Они дождались его, а затем впятером повернули к Мозелю, оставив одинокий "Альбатрос" в 2-х милях позади себя в качестве лакомой наживки для нашей пары.

С максимальной точностью мы постарались определить расстояние до него. Прекрасно осознавая, какая ловушка перед нами расставлена, мы понимали, что успех предприятия будет зависеть от нашей способности снизиться к приманке, разделаться с ней, а затем вновь набрать высоту прежде, чем вражеская группа спикирует на нас. Наш замысел был таким же, как у них.

Однако наша позиция была несколько лучше, так как мы могли с большей точностью определить расстояние от нашей точки в небе до медленного "Альбатроса", оставленного на западе в качестве наживки. С другой стороны, мы знали возможности наших "Ньюпоров" до дюйма, а "гансы", возможно, недооценили нашу скорость. Им достаточно было ошибиться всего на долю секунды. И они допустили эту ошибку !

"Ньюпор-28" Дугласа Кэмпбелла.  март - май 1918 года.

Словно молнии, наши аэропланы развернулись и на полном газу стремительно бросились бок о бок на одинокий "Альбатрос". "Пфальцы" незамедлительно начали преследование. Но едва они поступили таким образом, как должны были понять тщетность погони - ведь между нами не только пролегла миля или больше, но это расстояние ещё и стремительно увеличивалось. По мере приближения к "Альбатросу" мы довернули машины таким образом, что прицелы оказались направлены точно на него. Каждый из нас сделал около 100 выстрелов, прежде чем мы отвернули машины и стали набирать высоту. Оглянувшись, мы убедились, что с "Альбатросом" полностью покончено. Он спикировал сначала в одну сторону, затем - в другую, перейдя в последний штопор, после чего мы видели, как аппарат разбился у окраины Флири в лесах Ратта.

Задолго до финального крушения последней жертвы мы с Кэмпбеллом заняли прежнюю высоту. И тут случился сюрприз дня !

Вместо нанесения сокрушительного удара в отместку, 4 истребителя "гансов" поспешно вернулись к оставшемуся "Альбатросу" и, окружив его, заботливо повели на север - ещё дальше вглубь собственной территории !   Позже я много раз сталкивался с этой малодушной чертой вражеских пилотов. Не имеет значения, насколько существенным преимуществом по количеству или расположению он обладает - если нам удавалось сбить одного из них, остальные почти всегда уклонялись от драки, оставляя за нами поле боя. Такое поведение, может быть, и оправдано с точки зрения боевой эффективности, но для меня это казалось банальной трусостью".

В конце мая 1918 года, на смену "Ньюпорам-28", в 94-ю эскадрилью начали поступать новые истребители типа SPAD S.XIII.

Чтобы обеспечить возможность разведки, германские авиаторы придумывают все новые и новые приёмы обороны. Например, они нашли оригинальный способ, позволивший ликвидировать уязвимое место "Румплера".

"Когда разведчик оставил Коммерси позади, я решил не медлить более. Я стремительно "вывалился" из солнца и набросился на него сзади, отрезая путь к отступлению. Это будет честный бой на равных. И пусть победит сильнейший !

Удача снова оказалась на моей стороне, так как я занял положение точно за ним и изготовился сделать первые выстрелы до того, как моё присутствие будет обнаружено. Тактика была уже продумана. При пикировании по диагонали, первые же очереди, несомненно, заставят противника бросить машину в штопор. Предвидя такой оборот, я намеревался взмыть вверх над ним и перехватить в следующей атаке с пикированием. Приближаясь к хвосту "Румплера" с ракурса в 3 / 4, я заметил, как наблюдатель внезапно выпрямился и посмотрел в мою сторону. Он находился внизу своей кабины, занимаясь, по-видимому, фотосъёмкой окрестностей под самолётом. Пилот увидел мою машину в зеркале и предупредил кормового стрелка. Как только он увидел меня, я открыл огонь.

Внезапно произошло два непредвиденных события. Вместо того, чтобы свалиться в штопор, как это, несомненно, сделал бы любой воспитанный немец, этот пилот резко взмыл вверх и пропустил меня под собой. По сути, в моём распоряжении была тысячная доля секунды, чтобы успеть проскочить под ним, чтобы не таранить монстра. Таким образом, все мои хитрые планы были расстроены из-за того, что мой антагонист отказался выполнить предусмотренный мной для него маневр. Мы поменялись местами; я хотел оказаться над ним и вести огонь, но вышло наоборот - он оказался надо мной и неким необъяснимым чудом стрелял в меня.

Заложив вираж, я ушёл из-под огня и оглянулся, чтобы распутать эту загадку. Решение было найдено быстро. Хищное жерло пулемёта с невиданной скоростью плевалось в меня трассирующими пулями из брюха "Румплера" !   Это был новый и доселе неслыханный способ защиты - стрельба через низ фюзеляжа. Не удивительно, что он набирал высоту вместо того, чтобы попытаться улизнуть.

...Снова подобравшись к нему снизу, я выпустил 2 - 3 хороших очереди, которые должны были произвести впечатление, но не тут то было !   С учётом люковых пулемётов, позиция снизу показалась мне чрезвычайно опасной для того, чтобы находиться там долго - поэтому я внезапно взмыл вверх и выполнил разворот, рассчитывая застать наблюдателя врасплох. Я проделывал этот трюк несколько раз, но лишь обнаружил, что на заднем сиденье в тот день находился самый расторопный акробат Германии. Вот он лежит лицом вниз в хвосте своей машины и ведёт по мне огонь, а уже через 2 секунды я, взлетев, проходил над ним и обнаруживал, что он стоит на ногах, готовый встретить меня...

Мы продолжали эту игру уже 40 минут, а пилот "Румплера" не сделал ни единого выстрела. Я давно распрощался с надеждой, что они когда - нибудь израсходуют боеприпасы. У них должен был быть небольшой комплект для кормовых пулемётов. К тому же, теперь мы снова здорово углубились в немецкую территорию. Я продолжал виражить и посылать короткие очереди, но нашёл невозможным прорваться сквозь их защиту на время, достаточное для уверенного прицеливания по какой - нибудь жизненно важной части машины.

Мы всё снижались и снижались. Они готовились к посадке. Я выпустил прощальную очередь, посреди которой мой пулемёт вновь заклинило. Пилот помахал мне на прощание, наблюдатель выпустил последнюю оживлённую очередь из турельного пулемёта, и шоу на тот день закончилось. Не судьба была желанному номеру "16" украсить стены моей спальни тем вечером..."

Последний бой пилот провёл в день капитуляции Германии 11 ноября 1918 года. Налёт Эдуарда составил 300 часов - больше, чем у кого-либо из американских пилотов; ему удалось пережить 134 воздушных поединка с врагом и добиться при этом 26 официально подтверждённых побед.

"Я так часто был на волосок от смерти, что это возродило мою признательность Силе Свыше, которая, судя по всему, оберегала меня.

К концу войны 94-я эскадрилья занимала 1-е место среди всех американских эскадрилий не только по длительности пребывания на фронте; нам также принадлежал рекорд по количеству сбитых самолётов противника и рекорд по количеству асов в наших рядах. Думаю, что ни одной эскадрилье в мире не удалось одержать столько побед, сколько записала на свой счёт 94-я американская эскадрилья "Цилиндр в кольце" в течение первых 6 месяцев своего существования. Количество наших подтверждённых побед равнялось 69, включая последнюю воздушную победу войны, которую одержал майор Керби, сбив свою первую и последнюю машину противника к юго - востоку от Вердена около полудня в воскресенье 10 ноября 1918 года.

Многие американцы - "ранние" асы, одержавшие 5 или более побед до того, как 94-я эскадрилья начала боевой путь - такие как Лафбери, Бейлис и Патнем из французских эскадрилий или Вормен, Либби и Мегун, воевавшие в рядах англичан, - тренировались по зарубежным методикам и пилотировали зарубежные машины. Таким образом, первый официальный американский ас "родом" из нашей эскадрильи. Настоящим американским лётчиком - истребителем, вступившим в войну вместе с американцами, прошедшим обучение вместе с американцами и проведшим все бои вместе с американцами, был лейтенант Дуглас Кэмпбелл из Сан-Хосе, штат Калифорния".