Снайперы 326-го Гвардейского стрелкового полка

Если бы меня спросили, что, по-моему, самое главное в солдатском обмундировании, я бы, ни минуты не задумываясь, ответила: "Сапоги".

Учась в Центральной женской школе снайперской подготовки, мы наслушались множества весёлых историй о том, как на фронте девушкам приходится справляться с громадными солдатскими сапогами. Отыскать на складе в полку или в дивизии обувь 34 - 35 размеров считалось большой удачей.

...И вот наконец наступил день, когда старшина объявил нам: "Сегодня, товарищи курсанты, будете получать обмундирование, в котором на фронт поедете. - А после этого уже без уставной строгости добавил: - Смотрите, по сторонам не зевайте, чтобы как следует по размерам подходило, не то потом наплачетесь".

Правда, в этих предупреждениях особой нужды не было, мы и сами знали, что к обмундированию надо отнестись, серьёзно, и главное, конечно, к сапогам. Их собирались выбирать с полным пристрастием.

Но сапог я тогда так и не получила. К всеобщему удивлению, некоторым из нас, в том числе и мне, вместо них были выданы валенки. Это в конце-то Марта !   И в придачу к ним телогрейки, ушанки, ватные брюки.

Объяснилось всё, когда наш выпуск собрался на последнее построение. "Ваша команда, 14 человек, отправляется на Мурманское направление Карельского фронта, - объявил начальник школы. - Снайперы всюду нужны, так что придётся вам, девчата, приспосабливаться к полярным условиям".

Ну а нам тогда было всё равно, куда бы ни отправили, лишь бы скорее на фронт. Каждый день, потраченный на дорогу, на сборы, казался потерянным.

И всё-таки добираться пришлось довольно долго. Сначала ехали поездом, потом на машинах, потом по тундре - на оленьих упряжках. Тут впервые увидели мы, как полыхает невероятными цветами и оттенками северное сияние, о котором раньше только в книгах читали.

К месту назначения, в 155-й стрелковый полк 14-й дивизии  ( позднее ставший 326-м Гвардейским Киркинесским ордена Кутузова стрелковым полком 101-й Гвардейской Печенегской стрелковой дивизии ), прибыли ночью. Спать нас устроили в землянке, разделённой перегородкой на две части. Кто хозяева другой половины, мы узнали только утром. Вдруг раздался треск, из-за перегородки показалась кучерявая чёрная голова. Кто-то из девчат от неожиданности даже вскрикнул.

- Мишка Шлеминзон, - представилась голова, - разведчик. - Ещё секунда, и незваный гость уже стоял на нашей половине.

- Чего испугались ?   Землячки - сибирячки есть ?

Из многих краёв страны были у нас девчата. Соня Середенко, например, с Украины. До снайперской школы она строила противотанковые заграждения под Киевом, работала медсестрой в госпитале на Сталинградском фронте, была контужена, лечилась и уже после всего этого попала к нам. Из Белоруссии - Саша Семёнова. За помощь партизанам были расстреляны её мать, сестры и братья. Катя Корытова приехала в школу из Владимирской области. Там, в селе Бабаеве, работала прицепщицей, училась на трактористку - надо было заменить ушедших на фронт мужчин. Была среди нас и сибирячка - Маша Потеряева.

Маша Потеряева, она была из Новосибирска, робко отозвалась. Тут же начались вопросы, воспоминания о родных местах. Они оба оказались новосибирские, и воспоминаниям детства не было конца. А закончил свой визит Мишка такими словами:

- У меня к вам, девушки, деловое предложение имеется. Мы ваши ежедневные "100 граммов" получаем, а вам свой шоколад и конфеты отдаём.

Мы согласились.

- Вот и хорошо, - сказал гость, - будем считать, что высокие стороны договорились. И вообще я вам с разведчиками дружить советую, - закончил он и исчез так же неожиданно, как и появился.

По дороге в полк мы считали, что, как приедем, сразу же боевую работу начнём. Но прошёл день, другой, а дальше учебных стрельбищ нас не посылают. Мы к командиру полка - жаловаться. А он говорит: "В снайперской школе вас, конечно, многому научили, но опыта вам, товарищи бойцы, видимо, пока не хватает. А уж если торопитесь на противника взглянуть, то пусть наши бывалые снайперы вам его покажут..."   Тут же вызвал он сержанта Лавриненко и поручил ему нас. Бывалым снайпером оказался совсем молодой парень, немногим старше нас, очень смешной на вид, так что всерьёз его и не воспримешь...

Через несколько дней, когда мы освоились, нас в белых маскировочных костюмах вывели на передний край. По дороге объясняли, где можно идти в полный рост, а где надо пригнуться, где лучше двигаться перебежками, а где ползти по-пластунски. Места кругом были такие, что даже от одних названий становилось жутко: "Чёрный перевал", "Долина смерти"... Осторожно поднялись вверх по тропинке на высоту 314,9. Знакомимся с обороной противника, которая тоже расположена на сопке: где и какие у него огневые точки.

В школе многому научили, но боевой практики у нас, понятно, не было. Помогали полковые снайперы Ефимов, Кузьмин, Лавриненко и другие - они уже не первый день были на фронте. Вместе с ними мы выбирали места, удобные для "охоты", чтобы видны были вражеские дороги и подходы к опорному пункту противника. Свои позиции мы оборудовали как положено, приспособили, что называется, под себя, замаскировали бойницы.

Помню, окопалась я в своей ячейке, жду. Совсем немного времени прошло, тут вижу, как немцы в своих траншеях зашевелились. Одна фигура мелькнула, другая, третья.

"Ну, - думаю, - повезло, первый выход на задание, даже не боевой, а ознакомительный выход, а я уже могу проявить себя, показать в деле".

Только эти мысли у меня в голове в тот момент и были. А всё, чему в школе учили, и правила расчётов, и то, что целиться надо тщательно, не торопясь, всё, что, казалось, назубок знала, вдруг куда-то улетучилось. Прицелилась я наскоро и выстрелила. И конечно, промахнулась.

Что тут началось после моего выстрела !   Яростная стрельба со стороны вражеских окопов, заработали фашистские миномёты. Мины, вздымая к небу комья земли, ложились совсем близко от нас.

Боясь, что кто-нибудь не выдержит и в панике побежит назад, к своим окопам, Лавриненко, рискуя жизнью, приподнялся из укрытия и, пытаясь перекричать грохот разрывов мин и свист пуль, крикнул: "Лежать !"

На мгновение я увидела его лицо. Оно уже не показалось мне смешным, во взгляде сержанта я уловила решимость и отвагу.

Натерпелись мы, конечно, страха с непривычки. Помню, закрыла я уши ладонями, уткнулась головой в снег, а про себя "мамочка !" кричу. А я-то думала, что ко всему готова. Хорошо, из-за грохота никто меня слышать не мог.

Когда пальба кончилась, по условной команде собрались мы в безопасном месте. Обнимались, как после долгой разлуки. Все были целы и невредимы.

Неплохой урок задали нам тогда немцы, на всю жизнь я его запомнила. Тогда же поняла, что значит для солдата опыт 2-х лет войны. Когда вернулись к себе и немного передохнули, Лавриненко собрал всех нас, новичков. Прочитал целую "лекцию", объяснил с тактической и многих других точек зрения, кто как должен был себя в той ситуации повести, кому какая роль отводилась. Такие занятия он проводил ещё не раз, не раз отправлялся вместе с нами на задания. Снова и снова объяснял, показывал и, если у кого-нибудь что-то не получалось, старался подбодрить.

И вскоре мы уже сами могли безошибочно сказать, какова дистанция до фашистских дорог, траншей и огневых точек. Но не хватало всё же поначалу многим выдержки и умения стрелять не горячась, наверняка.

Правда, получилось так, что это-то как раз помогло Саше Семёновой открыть свой боевой счёт. Первой из всех нас уничтожила она фашиста.

Снайперы на "охоту" обычно отправлялись по двое. Саша действовала в паре со своим однофамильцем, опытным стрелком Семёновым. Из своей засады они увидели, как к переднему краю движется группа немецких солдат. Семёнов решил подождать, пока они подойдут поближе, ведь если уж сюда шли, деться им некуда. И тут хлопнул выстрел. Ещё не успев опустить винтовку, Саша начала ругать себя, что опять погорячилась, не выждала более удачного момента. А когда подняла глаза, увидела, что один немец неподвижно лежит на дороге, а остальные разбегаются в разные стороны.

В тот же день сразила вражеского солдата и Соня Середенко. Тот беззаботно шёл себе с вязанкой сучьев на плечах, и тут его и подкараулил меткий выстрел нашего снайпера.

А уже на следующий день увеличила общий счёт убитых оккупантов Нина Сипакова. "Выйдя на огневую позицию, первым делом я определила, что расстояние до вражеской траншеи около 600 метров, - рассказывала потом Нина. - Спряталась в своем укрытии и жду. От напряжения даже глаза заболели, всё-таки расстояние немаленькое. Наконец увидела, как по траншее прошмыгнул гитлеровец. Быстро - быстро так пробежал, как будто знал, что за ним наблюдают. Но я жду, не появится ли он снова. Наблюдаю ещё внимательнее... И действительно, прошло с полчаса, наверное, он обратно бежит. Ну тут я уже всё точно рассчитать сумела".

Не один раз выползали на передний край и мы с Леной Троцко. Впервые отправились самовольно: никому ничего на сказав, рано утром - сопка была в тумане - пробрались в старые траншеи. Нам было известно от "старичков", что фашисты смелеют, когда склоны сопок и лощины покрыты туманом. Вот и решили дождаться момента, когда ветерок сдёрнет эту завесу. Устроились, замаскировались и наблюдаем. Время идёт, начало светать, от долгой неподвижноести занемели руки, ноги, всё тело. Наконец туман местами проредился. Мы заметили, что прямо напротив нашей засады траншея противника спускается по склону и тут в ней образуется небольшой разрыв. Гитлеровцы быстро перебегали это пространство. Но вот один замешкался, и мы выстелили. Фашист упал. Сразу же противник открыл огонь. Наши ответили. К счастью, нас с Леной не обнаружили, и мы благополучно добрались к себе. Но встретили нас сурово, отругали за то, что без paзрешения выбрились за передний край: ведь могли обстрелять и свои.

За первый месяц пребывания на фронте мы уничтожили 19 гитлеровцев. В нас поверили и стали привлекать к участию в разных сложных операциях.

Снайперы Карельского фронта на огневой позиции.

Однажды Лену и маня вызвал к себе командир батальона майор В. П. Стрыгин, человек смелый, даже, можно сказать, отчаянный  ( позднее он получил звание Героя Советского Союза ). Стрыгин позвонил во 2-ю роту: "Посылаю вам двух фотографов. Подскажите, кого надо сфотографировать". Оказывается, на этом участке появился фашистский снайпер, который выводил из строя наших бойцов. Мы с Леной должны были выследить и ликвидировать его.

Как всегда, ещё до рассвета разместились в укрытии на нейтральной полосе, принялись вести наблюдение. Утром, когда наши солдаты начали передвижение, вражеский снайпер обнаружил себя. Находился он за большим валуном. Мы с Леной взяли это место на прицел. Стоило ему, готовясь к очередному выстрелу, показаться из-за валуна, как мы сняли его. Тут же противник обрушил на нас миномётный огонь. Мины рвались совсем близко от нас, одна упала рядом со входом в укрытие, но, к счастью, не взорвалась. Воспользовавшись тем, что немцы перенесли огонь на пулемётчиков, прикрывавших нас, мы по-пластунски перебрались в траншеи, доложили комбату, что выполнили задание.

У каждой снайперской пары есть свои воспоминания, как ими был открыт боевой счёт. Аня Тарелкина, например, рассказывала так:

"Выползли мы за передний край с Раей Кондрашовой, и командир взвода с нами. Лежим в засаде, наблюдаем. Вдруг видим: идёт фашист с дровами, а стрелять как раз выпало на мою долю. Хорошо прицелилась, и он рухнул на землю..."

Уходила весна, наступало полярное лето с его незаходящим солнцем, нескончаемо длинным днём. Обнажился от снега мох, в котором потом замелькали алеющие ягоды клюквы. Хорошее наступило время, но только по мирному счёту, а вот "охотиться" стало труднее: почти невозможно замаскироваться. А меж тем началась подготовка к наступлению. Нужны были "языки", и наши разведчики всё чаще проводили такие операции, в которых принимали участие и снайперы.

Брать "языка" обычным путем, когда день - круглые сутки, понятно, очень сложно, почти невозможно. Солнце не пряталось ни на минуту, так и стояло круглые сутки над головами, деться от него было некуда. Как тут подкрадёшься незаметно ?   Поэтому разведка проводилась боем, а мы прикрывали ребят. За каждым из нас закрепили огневые точки противника, которые надо было заставить замолчать. После артиллерийской подготовки разведчики преодолевали нейтральную полосу и врывались в траншеи противника, а в это время автоматчики, пулемётчики, все наши стрелки, в том числе и мы, держали под плотным огнём наблюдательные пункты и огневые точки врага. Разведка редко возвращалась с пустыми руками. Но подобные операции не обходились без потерь, иногда значительных. Тяжело было терять разведчиков, с которыми у нас завязалась боевая дружба. В одной из таких операций были ранены Рая Кондрашова и я.

Случилось это, когда разведчики, захватив "языка", уже начали отходить. В бинокль я наблюдала за их отходом. Мишка Шлеминзон, кстати, мы действительно очень подружились, тащил на себе вырывающегося фрица - офицера. Остальные отстреливались.

Рядом со мной находился пулемётчик - немолодой солдат. Я выполняла своё задание, он - своё. Таканье пулемёта как-то даже успокаивало.И тут противник обрушил на нашу линию обороны буквально шквал огня. Пулемёт замолчал. Я оторвалась от прицела, чтобы взглянуть, что же произошло ?   Пулемётчик был жив и не ранен, но кончилась лента с патронами, а у него дрожали руки, возможно, от напряжения, и он никак не мог вставить новую ленту. Я помогла заправить ленту. Вообще-то следовало бы в данной ситуации сменить позицию, но отойти было некуда. Когда готовилась сделать очередной выстрел, раздался треск, в лицо и в правый глаз брызнули колючие обжигающие осколки: разрывная пуля. Она ударила в ложу винтовки.

Резкая боль. Я поняла, что ничего не вижу, растерялась. И тут чьи-то руки меня подхватили.

- Голову, голову ниже к земле держи, - услышала знакомый голос. Это был все тот же вездесущий Мишка. Лена, моя снайперский пара, и ещё кто-то перевязали меня. Бой меж тем продолжался.

Позже я узнала, что "языка" притащили, но погибли 2 наших разведчика. А меня вместе с другими ранеными отправили в медсанбат, но ранение было непростым, а извлечь из глаза несколько осколков в полевых условиях невозможно. Поэтому оттуда направили дальше - в Мурманск. В пути я потеряла сознание, очнулась только в госпитале. Мне сделали операцию, а один осколочек так до сих пор и остался в глазу, но смотреть он не мешает. Иногда я горько шучу: память, мол, о боевой юности.

Когда вспоминаю погибших в тех разведывательных операциях товарищей, становится нестерпимо обидно и больно за молодые жизни. Погиб весёлый и храбрый Мишка Шлеминзон, смертью героя пал командир полковой разведки Николай Родионов... Уже в конце войны не стало командира дивизионной разведки Дмитрия Покрамовича, Героя Советского Союза. И многим другим нашим фронтовым товарищам не суждено было увидеть Победу.

Когда вернулась из госпиталя, было такое состояние, что не могла глядеть в амбразуру. Казалось, стоит только взглянуть, как тут же буду поражена вражеским выстрелом. Надо было преодолеть это тяжёлое психологическое состояние. К счастью, в это время проходила дивизионная олимпиада, и когда встал вопрос, кого же послать защищать честь полка, то все единодушно назвали нашу снайперскою пару и Машу Потеряеву с Валей Белкиной. Думается, мы не подвели однополчан, так как нас похвалили в дивизионной газете, а вскоре направили на армейскую спартакиаду. Вот так я снова вошла в снайперскую колею.

Пока я участвовала в разных соревнованиях, вернулась из госпиталя Рая Кондрашова. Маша Корзинкина, её напарница, потом рассказывала, как они взяли под наблюдение находившийся в 400 метрах опорный пункт врага, который накануне разведчики и артиллеристы частично разрешили. Девушки предполагали, что фашисты попытаются восстановить разрушенное. Внимание привлекли птицы, которые то садились на бруствер траншеи противника, то вдруг вспархивали и отлетали в сторону. Значит, предположение оправдывается: птиц спугивают работающие в траншее. Вскоре на стене опорного пункта стали появляться новые камни. Гитлеровцы их укладывали не показываясь... И вот девчата вели наблюдение с 3-х часов утра до 5-ти часов вечера. Конечно, безмерно устали, но проявили снайперский характер. И добились своего - уничтожили нескольких фашистов.

Случались у меня и другие неприятности. Не такие серьёзные, конечно, как ранение, но всё-таки. Я уже писала, что самым главным в солдатской одежде сапоги считаю. Как-то раз я с ними столько натерпелась, что даже баня - одно из самых больших удовольствий на фронте, хоть под артиллерийским обстрелом готовы были в тёплой воде плескаться, - не в радость мне из-за них стала. Помылись мы, одеваться начали, а моих сапог на месте нет. Может, подшутил кто, но я босиком стою, не знаю, что делать.

Подруги достали где-то сапоги, правда, мужские. Но ничего не поделаешь, пришлось надеть их, подвернув несколько пар портянок. А вскоре во время перехода по болотистой местности мне с ними чуть было расстаться не пришлось. Сапоги мои так увязли в трясине, что я не могла их вытянуть. Шли мы тогда гуськом. Из-за меня все остановились, а немец, как назло, ведёт стрельбу из миномётов. Хорошо, солдаты подоспели и вытянули сначала меня, а потом и злополучные сапоги.

В другой раз поставила я их на ночь возле печи, чтобы просохли, и крепко заснула. А утром слышу:

- Вставай, Лида !   В штаб тебя вызывают.

Вызову не удивилась. Меня как комсорга часто вызывали в штаб и политотдел. Быстро вскочила, натянула один сапог, а второго не вижу, шарю глазами по блиндажу.

Вдруг громкий хохот. Кто-то, не помню кто, мне мой сапог протягивает. Вернее, это уже был не сапог, а непонятная туфля. Голенище всё ночью сгорело. Делать нечего, быстро натянула что есть и в штаб.

Прибежала, вижу, все присутствующие переглядываются и с трудом улыбки сдерживают. Командир полка строгим голосом меня спрашивает:

- Почему одеты не по форме ? - а сам того и гляди рассмеётся. Тут я не выдержала и о своих мытарствах поведала. Насмеялись все вволю, но новые сапоги я всё-таки получила. Правда, опять на вырост.

В Октябре 1944 года наши части перешли в наступление. Это была знаменитая Петсамо - Киркенесская операция. Три года обороняли советские воины Заполярье, прекрасный край северного сияния, так и не позволив гитлеровцам захватить Мурманск, на который напирали 2-я и 3-я горно - егерские дивизии под командованием опытного генерала Дитла. Своим егерям Дитл пообещал по 1000 марок, месячный отпуск и в качестве "особой премии" 3-дневный грабёж жителей города Мурманска. Не вышло !

7 Октября наши части, расположенные северо - западнее Мурманска, ударили по врагу. В 8 часов утра тысячи орудий всех калибров обрушили свой огонь на немецкие укрепления. Артподготовка огромной силы длилась более 2,5 часов. Помню, вдруг в заполярном небе замелькали огненные стрелы, раздался лавинообразный гул. Сопки, где засел враг, покрылись густыми клубами дыма. Это заработали наши знаменитые русские "катюши". Как заворожённые не могли мы отвести глаз от этого фейерверка, несущего врагу смерть.

На нашем участке фронта после мощной артиллерийской подготовки части устремились в атаку. Казалось, что противник должен быть просто сметён, такой силы был этот удар, но заработала вражеская дальнобойная артиллерия, и наши атаки стали захлебываться одна за другой. Этот бой запомнился мне как один из самых кровопролитных. Казалось, что нет ни одного клочка земли, на котором не разорвался бы немецкий снаряд, ни одного мгновения, в которое не просвистела вражеская пуля...

Очень скоро стало не хватать санитаров, чтобы выносить раненых. Пришлось подключиться к этому делу и нам, снайперам. Мы помогали санитарам, отложив снайперские винтовки, - в данный момент они были не нужны. После одного из разрывов вражеского снаряда осколками была тяжело ранена - они поразили ей позвоночник - Рая Кондрашова. Когда я нашла её, Рая лежала на спине без движения. Была жива, но идти не могла. Начала я её перевязывать, и тут она потеряла сознание. Хорошо, что подоспел вовремя майор Горлов, начальник медпункта. Он помог мне закончить перевязку. Рана оказалась тяжёлой. К счастью, подруга осталась жива. А Машу Корзинкину ранило в ногу.

Мне на этот раз, как говорится, повезло. Я была в бушлате, доставшемся от разведчиков: они брали у нас телогрейки, в которых легче действовать во время добывания "языка", и оставляли нам бушлаты. Вот рукав бушлата и порвали осколки.

В этот же день нас поджидало ещё одно большое несчастье - тяжело ранило Сашу Семёнову и Нину Елизарову. По пути в медсанбат они скончались. После войны Саша мечтала поехать на Украину вместе со своей напарницей Соней Середенко, так как на родине, в Белоруссии, близких у Саши не осталось - всех уничтожили фашисты за участие в партизанском движении. И Саша и Нина, любившая шутку, часто исполнявшая песни, подыгрывая себе на гитаре, остались в нашей памяти молодыми. Девушки не дожили до Победы. Но благодаря стойкости, самоотверженности сотен таких, как они, исход боя был решён в нашу пользу. Фашисты не выдержали натиска и поспешно отступили к реке Титовке, новому, тоже хорошо укреплённому плацдарму.

Уже после войны я прочитала, что Генерал - лейтенант Дитл, командир 2-й горно - егерской дивизии, противостоявшей нам в тех боях, заявил незадолго до нашего наступления: "Мы должны именно здесь доказать русским, что есть ещё фронт, прорвать который они не в состоянии". Для такого заявления у немецкого Генерала, надо сказать, были основания. Система обороны на этом участке была разработана до мельчайших деталей в соответствии со всеми правилами военного искусства. Но противник не удержал и этого рубежа.

Фашисты, не выдержав натиска советских бойцов, отступили. Они сдавали один за другим рубежи обороты, которые считали неприступными: труднопроходимая местность, множество высот, рек, озёр, отвесных скал. Бои принимали всё более ожесточённый характер.

Однажды Кате Корытовой пришлось остаться с группой тяжело раненных бойцов у норвежской границы и ждать гидросамолёта. Как томительно тянулись часы !   Вокруг бродили группы недобитых фашистов, а раненые владеть оружием не могли, и Катя всю ночь сидела с гранатой и винтовкой в руках, охраняя их.

Отступая, фашисты разрушили Петсамо, подожгли Киркенес. Первыми в этот город ворвались бойцы нашего полка, не дав гитлеровцам уничтожить рудники и угнать население. Жители спрятались в штольню, которую фашисты собирались взорвать. Эта трагедия была предотвращена.

За участие в Петсамо - Киркенесской операции наша часть, которой командовал Полковник И. Г. Чернецкий, получила звание Гвардейской. Дивизия стала называться Печенгской, а полк - Киркенесским. Тысячи воинов были награждены орденами и медалями, а вся наша снайперская команда - медалями "За отвагу" и "За оборону Советского Заполярья".

Вскоре мы перешли границу Норвегии, и Петсамо - Киркинесская операция была завершена. Нашу части перебросили на 2-й Белорусский фронт, мы принимали участие в освобождении Польши, в боях на немецкой земле. Встретили мы Победу на острове Рюген в Балтийском море.

Советское Заполярье не забывает своих защитников. Имена погибших увековечены на памятниких и обелисках. С теми, кто освободил от фашистов край северного сияния, местные жители устраивают торжественные встречи. На одной из них, через десятилетия, побывала и я. "Здравствуйте, Лидия Дмитриевна, мы за вами", - так обратились ко мне в аэропорту незнакомые юноша и девушка. И, увидев моё удивление, объяснили: "Мы вас сразу узнали по фотографии". Это были ученики 8-го класса школы № 27 имени дважды Героя Советского Союза Б. Ф. Сафонова, в которой благодаря активной поисковой работе под руководством Веры Афанасьевны Оксовой создан музей боевой славы защитников Мурманска.

На встрече ветеранов я повидалась с однополчанами - девчатами из нашей снайперской команды: Катей Корытовой, Наташей Гуковой, Валей Белкиной и Машей Потеряевой, с командиром полка и его заместителями Полковниками А. Г. Закутным и Д. Ф. Шашиловым, Подполковником И. Н. Кошелевым и с некоторыми разведчиками - Зайцевым, почётным гражданином города Мурманска, Примаковым, Героем Советского Союза. Побывали мы в долине Славы, где проходила линия нашей обороны. И вот снова высота 314,9. Здесь мы получили боевое крещение. Отсюда много лет спустя обратились к молодым заполярникам: "Берегите мир !   Непоколебимо стойте на стпаже северных границ нашей Родины !"

Закончить свои воспоминания я хочу словами поэта: