Николаев Евгений Адрианович

Прославленный снайпер Ленинградского фронта Е. А. Николаев родился в 1920 году в городе Тамбове. До войны работал художником в театре.

С началом Великой Отечественной войны в действующей армии. В составе 154-го стрелкового полка войск НКВД сражался в Карелии. В ожесточённых боях прошёл путь от Выборга до Ленинграда.

Осенью 1941 года остатки полка влились в состав 14-го Краснознамённого стрелкового полка ( 21-я стрелковая дивизия войск НКВД, 42-я армия, Ленинградский фронт ). Был разведчиком, затем снайпером. На его личном счету 324 уничтоженных солдат и офицеров противника. Ордена Красного Знамени и Красной Звезды, несколько именных часов и именная снайперская винтовка - таковы награды отважного воина за его замечательное боевое мастерство.

Войну Гвардии капитан Е. А. Николаев закончил в контрразведке 96-й гаубичной артбригады 23-й артиллерийской дивизии. Дойдя до Берлина, расписался на стене Рейхстага.

После войны работал в редакции областной газеты "Тамбовская правда", вёл большую общественную работу. Был ответственным секретарём Тамбовской секции Советского комитета ветеранов войны, членом горкома ДОСААФ, лектором общества "Знание", председателем областного общества филателистов. Автор книги воспоминаний: "Звёзды на винтовке".

*     *     *

...Середина Сентября 1941 года. Части 21-й стрелковой дивизии войск НКВД получили задачу оборонять Ленинград с юга от Финского залива до Невы и далее на восток до Заневок, не допустить врага в город. 14-й Краснознамённый полк, только что занявший отведённый ему командиром дивизии участок обороны, яростно вгрызаясь в землю, спешно окапывался. Это был последний перед Ленинградом рубеж. Он проходил непосредственно под городом Урицком, стоявшим всего лишь в нескольких километрах от Кировского района Ленинграда. Из наших стрелковых траншей днём хорошо были видны трубы Кировского завода. А по вечерам огни ракет, не угасавшие над передним краем, отражались в окнах домов Автова. Вторые эшелоны полка и дивизии были расположены уже в самом Ленинграде.

Защитники Ленинграда жили одной мыслью: грудью своей прикрыть родной город, не дать противнику ворваться в него. Выстоять, только выстоять !

В эти самые дни в полку было принято решение о создании снайперских курсов. В числе других бойцов, был зачислен в группу и разведчик Е. А. Николаев.

До войны, ещё в школе, а потом и в Тамбовском вагонном техникуме, где ему довелось проучиться 2 года, Николаев увлекался стрелковым спортом. Приходилось участвовать и в стрелковых соревнованиях. Стрелковая команда в техникуме была сильная - 4 из неё взяли в состав сборной города. В то время иолодёжь увлекалась не только одним стрелковым спортом: задолго до призыва в армию на срочную службу Евгений носил на груди полный комплект оборонных значков. Причём высшей ступени: ГТО ( "Готов к труду и обороне" ), ГСО ( "Готов к санитарной обороне" ), ПВХО ( "Готов к противовоздушной и химической обороне" ) и "Ворошиловский стрелок".

И вот теперь, он был назначен старшим группы личного состава школы снайперов при 14-м Краснознамённом полку войск НКВД. Начались регулярные, с утра до ночи, занятия. Курсанты старались как можно скорее постичь все премудрости снайперского искусства, которыми охотно делился с нами учитель и наставник - Лейтенант Буторин.

А потом началась боевая работа. Причём, довольно успешная. Уже к начале Декабря 1941 года на личном счету сержанта Е. А. Николаева числилось 46 убитых солдат и офицеров противника. На цевье своей снайперской винтовки он вывел маслянной краской 4 средние и 6 маленьких звёздочек, обозначавших его лицевой счёт...

В один из дней, засев в полуразрушенном трамвае, он уничтожил за 2 часа "охоты" 11 фашистов ( среди них - 1 Генерал, 2 Полковника и несколько офицеров, приехавших на фронт из Берлина по заданию ставки ). Но вскоре его позицию засекли и накрыли огнём тяжёлой артиллерии. Разрыв снаряда завалил его землёй и только своевременная помощь товарищей спасла Николаеву жизнь.

Зимние месяцы 1941 - 1942 годов стали нелёгким испытанием для защитников Ленинграда и его жителей. Однако упорно сражались с врагом храбрые советские воины у стен города, крепко держались и мужественные ленинградцы. Каждый из них считал себя бойцом, а каждый боец в траншеях считал себя ленинградцем. И, несмотря ни на какие трудности, все верили, что победа придёт, что она будет за нами. И ещё твёрже сжимал в руках винтовку боец, полный решимости отстоять великий город на Неве.

Крепче стали бить фашистов и наши снайперы. По всему Ленинградскому фронту росло и ширилось, принимало массовый характер движение истребителей немецких захватчиков. В каждой дивизии фронта имелись теперь снайперы, на счету которых числилось по нескольку десятков уничтоженных ими гитлеровцев. Появились целые отделения, расчёты, даже роты, называвшиеся снайперскими.

И фашисты быстро почувствовали, что такое советские стрелки, от меткого огня которых они ежедневно теряли сотни своих солдат и офицеров. Теперь немцы уже не были такими беспечными и нахальными, как раньше. Они осторожней стали вести себя не только на переднем крае, но и в своем глубоком тылу, стали основательнее окапываться, ходили, низко пригнувшись к земле, а то и ползая по ней. Обеспокоенное огромными потерями в живой силе, немецкое командование вынуждено было срочно отозвать с других фронтов и бросить под Ленинград своих сверхметких стрелков. И вот такие асы, большие мастера своего дела, убийцы со стажем и огромным опытом, появились и на участке 21-й стрелковой дивизии. Бойцы быстро почувствовали присутствие фашистских снайперов: они попадали в смотровую щель бронеколпака, ловко уничтожали наших наблюдателей. Теперь нельзя было свободно ходить по своим траншеям, особенно на неудобно построенном участке обороны.

Похороны Ф. Смолячкова.

Трудней стало работать и снайперам. Некоторые сложили тогда свои головы от огня фашистских стрелков. Так, в Январе 1942 года трагически оборвалась жизнь знатного снайпера 13-й дивизии Феодосия Смолячкова.

На счету у Феодосия было 125 уничтоженных фашистов. На траурном митинге, прощаясь со Смолячковым, снайперы 21-й дивизии поклялись беспощадно уничтожать фашистских захватчиков, отомстить за смерть cвоего товарища.

Его похоронили неподалеку от тех мест, где он воевал, - на Чесменском кладбище. В Феврале 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Феодосию Смолячкову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. В Ленинграде на Выборгской стороне ему устаповлен памятник - на той самой улице, которая носит его имя.

С одним из фашистских асов - снайперов, появившихся на участке 21-й дивизии, Николаев решил помериться силой. Сам он довольно подробно описывает этот поединок в книге "Звёзды на винтовке":

"Три дня просидел я в тылу полка, проверяя готовность к предстоящей схватке. Снова и снова нанизывал пустые спичечные коробки на соломинки и, начав со 100 метров, всё увеличивая и увеличивая расстояние, сбивал соломинки. Почувствовав наконец, что вполне подготовлен к поединку, я отправился на КП батальона.

- Товарищ Майор, - обратился я к комбату Морозову, - разрешите поискать этого фашистского снайпера. Я готов ко всему: либо я его, либо он меня - третьего не дано !

- Что ж, Евгений, дуэль - так дуэль. Но запомни: нам надо, чтобы ты его !   Какая от нас помощь требуется ?

- Прикажите взводам чтобы 2 - 3 дня наши не ходили по траншеям, зря не высовывались. Но стрельбу не прекращать !   Пусть даже в небо бьют, лишь бы треск стоял. Хочу, чтобы фашист понервничал, поискал для себя цели.

- Это мы сделаем. Так когда идёшь ?

- Да сегодня в ночь и отправлюсь.

Путем вычисления "обратной вилки", получившейся от попаданий фашиста, я пришёл к выводу, что сидит он где - то недалеко от трамвайной линии, перед нашим 3-м взводом - правее его и ближе к Финскому заливу, на нейтральной полосе. Только оттуда и мог он бить поперёк нашей траншеи. Я предполагал, что у фашиста не одна, а, может быть, 2 - 3 запасные позиции, но и те должны были быть в той же стороне. "Ловко пристроился, сукин сын, - думал я. - Не видя целей, он бил "на ощупь", по входам наших землянок. И поражал бойцов, сидящих против входа, занавешенного простой плащ - палаткой. Бил наугад и попадал".

Вот в ту сторону, облачённый поверх одежды в белоснежный маскхалат, я и пополз морозной тёмной ночью. К рассвету я уже лежал на нейтральной полосе, хорошо замаскировавшись в глубоком снегу. За свою маскировку я не беспокоился. А вот удастся ли обнаружить врага ?   Он ведь тоже будет замаскирован тем же сногом, надо полагать, не хуже моего.

День прошёл в наблюдении за противником. Мне не везло: фашистский ас себя не обнаруживал. С его стороны не было сделано ни одного выстрела - то ли валивший снег мешал ему, то ли он не мог найти для себя цели. Мне оставалось только ждать. "Он либо сменит позицию, либо выйдет немного вперед, как сделал это я сам, - рассуждал я. - Но обнаружить себя он должен !"   Однако всё получилось иначе.

Давно прекратился снегопад, стал ощутимей мороз. Лежать в снегу в кирзовых сапогах, хотя и на пару портянок, в шапке - ушанке, но с открытыми для слышимости ушами и в перчатке только на одной руке было невыносимо. Так и хотелось встать во весь рост, разогреть окоченевшие ноги... И вдруг я заметил, как на чистом, до рези в глазах белом снегу, примерно в 40 - 50 метрах от меня, появилось какое - то подозрительное, небольшого размера пятно иного, чем снег, колора. Незаметным движением стряхнув постоянно набегавшие на глаза от мороза и ветра слёзы и присмотревшись внимательней, я увидел, что это немного сероватое пятно слегка заколебалось. "Что бы это могло значить ?" - подумал я. Это пятно не давало покоя, отвлекало от непрерывного наблюдения за обороной противника. Нет - нет да и косили мои глаза в том направлении. Всё хотелось посмотреть, не изменилось ли что на этом месте.

Так, размышляя и пытаясь выяснить происхождение этого пятна, я упустил самое главное - то, ради чего мёрз тут уже который час. А произошло всё очень просто: рядом с этим маленьким пятном на поверхности появилось вдруг большое - в белом маскхалате. Оно мгновенно проползло влево метра на 2 и как сквозь землю провалилось. От неожиданности и к тому же окоченевший, я не успел произвести выстрела !

Увидеть и упустить фашиста !   Делать теперь мне было нечего, и до наступления полной темноты оставалось только казнить себя за оплошность и рассуждать. А думал я так: "Немец, конечно, больше не вернётся до утра. Он или замёрз, или решил сменить позицию. Хотя нет, на сегодня это ни к чему - надвигалась ночь. Просто он замёрз. Завтра он опять придёт сюда, потому что ни одного выстрела с этого места не сделал".

Я начал действовать. Приготовленными заранее и прихваченными на всякий случай белыми прутиками ограничил "мёртвое пространство" - от места появления до места исчезновения фашиста. Разделив это расстояние пополам, получил центр, осевую линию, по которой установил три рогатульки, на который завтра ляжет моя винтовка, нацеленная в нужную точку. И завтра всё внимание сюда...

Пока я занимался этой работой, на землю спустилась ночь. "Ну, до завтра !   Сегодня тут мне делать нечего", - решил я и, зарываясь в глубокий снег, стал отползать к своим траншеям.

Движение меня немного согрело, но не настолько, чтобы самостоятельно спуститься в окоп. Пришлось воспользоваться помощью своих друзей, уже ожидавших меня в траншее. До землянки меня буквально несли на руках, так как ноги мои отказались передвигаться: они отекли и были, кажется, обморожены: прикосновение к твёрдой поверхности причиняло невыносимую боль. И опять выручили друзья: они разули меня в землянке и стали оттирать ноги снегом и шерстяными перчатками, пока не закололо. Консультировал военфельдшер батальона, наш Иван Михайлович Васильев.

- Эх, голова, - укоризненно говорил он. - Да разве так делают ?   Надо было перед выходом смазать ноги жиром, обернуть газетами и только потом заматывать портянки. А ещё лучше найти шерстяные носки.

- Вот завтра, Михалыч, я сделаю всё по науке. А сегодня три их, постарайся, будь другом !

Ночь давно вступила в свои права. В землянке стало тепло. Ярко горели дрова, уютно гудело в печурке. Тихо стало в опустевшей землянке - разошлись по постам мои боевыо друзья. Не дождавшись горячего супа, разогревавшегося в котелке, я, пригревшись, заснул как убитый...

Утром я был разбужен дежурным по роте:

- Пора, Николаев, вставай !   Фашиста проспишь !

Я моментально вскочил на ноги. Было около 4 часов утра. Выйдя из пропахшей дымом и горькой копотью землянки, я с удовольствием глотнул чистого зимнего утреннего воздуха. Раздевшись по пояс и прихватив за бруствером цинковой коробкой из - под патронов чистого снега, наскоро помылся. Окончательно проснувшись после этой процедуры, я совсем бодрым вернулся в землянку. Надо было торопиться и прийти на место раньше гитлеровца.

Подогрев на печурке вчерашний обед, я торопливо покончил с едой. Теперь можно было собираться и в дорогу. Я прежде всего заново перебинтовал чистой марлей свою винтовку. Потом, скинув сапоги, проделал всё, что говорил вчера Васильев: намазал жиром ноги, надел шерстяные носки, подаренные кем - то, обернул их газетой и намотал по паре портянок. Сапоги надел другие, специально принесённые Дудиным, - на два номера больше, чем мои. "Главное, чтобы ноги были в тепле", - всегда говорила мне мать. Так что за "главное" я теперь не беспокоился. Полушубков, как и валенок, у нас в то время ещё не было, поэтому оделся я, как обычно, в шинель поверх ватной куртки и таких же брюк. Завершил свою экипировку белым маскхалатом.

Выслушав кучу полезных советов от своих друзей, я торопливо попрощался с ними: "Пора, не опередил бы меня фашист !"

Ориентировался я на местности неплохо - привычка разведчика, а потому быстро нашёл свою "военную тропу". От боевого охранения до своего НП я полз буквально под снегом. Добравшись до моста, как можно удобнее устроился. Дослав в патронник патрон, положил винтовку на приготовленные с вечера рогатульки. Теперь у меня всё было готово для встречи с противником, оставалось терпеливо дождаться рассвета. Сегодня мне предстояло сделать один - единственный выстрел. Или совсем ни одного. Могло быть и так...

Скоро совсем развиднелось, стали хорошо просматриваться очертания обороны противника. Теперь я глаз не спускал с того места, откуда должен был появиться немецкий снайпер. Однако и вокруг приходилось смотреть в оба - не изменилось ли что со вчерашнего дня в обороне. "Пришёл в засаду - прежде всего осмотрись вокруг себя. Что заметил нового - всё внимание туда !" - постоянно напоминал я своим ученикам, так поступал и сам. Но сегодня не только за противником, за собой смотреть придётся строже: не кашлянуть бы ненароком, не чихнуть, не шмыгнуть носом. Даже дышать придётся аккуратней, "под себя", осторожно выдыхая воздух в снег: на таком морозе пар изо рта сразу же выдаст тебя противнику.

Снайпер Е. А. Николаев в засаде, зима 1941 - 1942 годов.

То, что передо мной опытный враг, можно было не сомневаться, как не надо было сомневаться в том, что он уже на месте. "Перехитрил - таки, подлец, пришёл раньше меня !" - подумал я, когда рассвет уже наступил.

Глаза мои от непрерывного наблюдения через оптический прицел в одну точку стали слезиться. Мешали ветер, дувший прямо в лицо, да мороз. Я непрерывно смахивал слезу, стараясь особенно не шевелиться. Уже окоченели пальцы правой руки, постоянно готовые к бою. И меня стало беспокоить, сумею ли я, когда будет нужно, произвести прицельный выстрел ?   Я понимал, что в подобных дуэлях раненых не бывает, - снайпер, как сапёр, ошибается только раз.

А время неумолимо текло. Прошло уже 3 часа, как я лежу тут, а с той стороны ни звука, ни движения. "Ну где же ты, чёртов фашист ?   Покажись хотя бы на мгновение !" - шептал я окоченевшими губами. Вчера по слишком пышной фигуре под маскхалатом я догадался, что немец мой экипирован отменно. И горб на спине - наверное, термос запрятан под халатом. "Эх, термос бы сюда с горячим чаем ! - подумалось мне. - И руки бы погрел, и душу. Нет, лучше бы кружечку домашнего, круто заваренного, душистого чайку, сладкого, да ещё бы с пирогом !.." - мечталось мне.

Я уже давно сжимаю и разжимаю пальцы правой руки: они замёрзли и не хотят гнуться. А тишина какая, будто вся оборона знает о нашем поединке и внимательно прислушивается: кто первый выстрелит ?   А немец, поди, сам меня ищет. Я почти неделю не стрелял, он заметил это и осторожничает. Не успел я так подумать, как будто что - то толкнуло меня в самое сердце: "Внимание !"   И точно: над снежным покровом из траншеи показалась голова фашиста. Мне сразу стало жарко.

Вот сейчас он, как и вчера, коротким броском перекинет своё крупное тело из траншеи на поверхность, быстро перемахнёт этот 3-метровый участок и был таков ?!   Нет, шалишь, гад, на этот раз у тебя не выйдет !   И я твёрдо сжал в руках винтовку.

Морда фашиста, так прочно сидевшая на пеньке прицела моей снайперки, была отчётливо видна через окуляр. Глаза гитлеровца воровато смотрели на наши траншеи, откуда он, естественно, мог ожидать любой неприятности. В мою сторону он даже не покосился. "Значит, не видит меня и не предполагает, что рядом кто - то может находиться. Это хорошо !" - подумал я.

Можно было бы нажать на спусковой крючок и выстрелить, но делать этого мне не хотелось: тогда фашист упал бы в свою траншею, а это не входило в мои планы. Мне нужно было его свалить и показать всем, как он лежит на нашей земле поверженным. А то, что он вот - вот выскочит, я был почти уверен. Он уже созрел для этого, и другого пути у него не было. Он должен будет повторить свой вчерашний маневр. Только теперь я об этом знал и ждал его.

Успокоенный тишиной вокруг, подгоняемый всё усиливавшимся морозом и спускавшейся на землю темнотой, фашист, как я и думал, - одним коротким прыжком очутился на поверхности. Низко пригнувшись, он успел сделать единственный и последний шаг. Долгожданный на нашем участке выстрел раздался. Он, как щелчок бича, прозвучавший в морозной тишине, повалил фашиста на снег. Снайперская винтовка, ставшая теперь безопасной для наших бойцов, выскользнула из рук и упала к ногам своего уже мёртвого хозяина.

"Ну вот, кажется, и всё..." - с облегчением подумал я. Мне хотелось встать во весь рост, выпрямиться и закричать на весь передний край: "Смотрите, ребята, какого матёрого зверя я уложил !"   Но ни встать, ни тем более закричать я пока не мог: уронив свою голову на руки, всё ещё сжимавшие холодную винтовку, я, кажется, впал в забытье. Сказалось часами длившееся нервное напряжение. Всё тело сковала какая - то необъяснимая усталость, почему - то захотелось есть и спать, долго, беспробудно спать с чувством исполненного долга.

Не знаю, сколько я так пролежал, только в какой - то момент очнулся и разомкнул веки.

"А ведь надо что - то делать. Сколько же прошло времени ? - спрашивал я себя. - Немцы каждую минуту могут хватиться своего снайпера, будут его искать. Нет, надо что - то делать !"

Я посмотрел в ту сторону, где лежал фашист. "Зря я думал, что могу промахнуться, этого не могло быть !" - с облегчением подумал я и стал заниматься собой. Сняв с левой руки шерстяную перчатку, начал осторожно растирать ею правую руку. Потом стал тереть снегом и опять перчаткой. Тёр, всё сильнее нажимая на пальцы, пока не почувствовал в них приятное покалывание. И снова снегом. Как только кровообращение в пальцах восстановилось и ноги, которыми я всё время шевелил, стали послушными, я, не дожидаясь наступления полной темноты, пополз к убитому. Я не боялся быть замеченным противником: от простого, невооружённого глаза меня спасали маскхалат и глубокий снег.

Эти 40 метров, что нас разделяли, я прополз за несколько минут, изрядно пропотев за это время. Преодолев подкатывавшуюся к горлу тошноту ( не каждый день приходится прикасаться к убитому тобой фашисту ! ), я подтянулся к его голове и сразу же увидел на виске входное отверстие от моей пули. На щеке запеклась застывшая на морозе кровь.

С минуту я раздумывал: что делать дальше ?   Тащить ли немца "целиком" в свои траншеи, как вещественное доказательство содеянного мной, или "разобрать его по частям" ?   "Нет, не дотащить мне этого замороженного чёрта. Да и нужен ли он ?   Возьму с собой что нужно, и - порядок !"

Финским ножом я распорол на нём маскхалат и сразу же увидел: на спине фашиста действительно был прилажен термос. Плоский, окрашенный в белый цвет, необычной формы. Я снял его и повернул хозяина на спину. Под новейшим белым полушубком я обнаружил полевую сумку и планшетку. На мундире - кучу орденов. Ножом срезал эти ордена, а из карманов забрал все документы, письма, фотоснимки. В полевой сумке я обнаружил голландский шоколад, турецкие сигареты, австрийскую зажигалку, немецкое печенье, итальянскую безопасную бритву и другое барахло. Часы на руке были шведские. "Смотри, какой международный !   Везде побывал и всюду грабил !"

Я решил захватить винтовку и бинокль фашиста. Теперь всё было готово и можно было отправляться в путь. Не стоило больше испытывать судьбу. Но в это время где - то глухо зазуммерил телефон. "Ты смотри, с каким комфортом жил, бандюга !" - подумал я и решил ознакомиться с логовом фашиста, а заодно, из озорства, ответить на звонок.

Прежде всего я обратил внимание на то, что, как я и думал, до стрелковой ячейки из траншеи не дорыли хода - 3 метра. Они - то и погубили гитлеровца. Его огневая точка была не чем иным, как просторным бронеколпаком, надетым на стрелковую ячейку. Смотровая щель занавешена двойным слоем марли, и всё это снаружи занесено снегом. Вот и попробуй обнаружь такое за две сотни метров !   Внутри, исключая телефонный аппарат да табуретку, стоявшую на деревянном ( ! ) полу, всё было как у нас. Только чуть просторней и вход занавешен тёплым одеялом.

Телефон всё зуммерил. Он настойчиво вызывал стрелка на переговоры. Я снял трубку.

- Вас воллен зи ?   ( Что вы хотите ? ) - спросил я вежливо.

- Во ист ду ?   ( Где ты ? )

- А... пошёл ты...

- Вас, вас ?!   ( Что, что ?! ) - раздалось в трубке.

- Да не нас, а вас ! - ответил я и бросил трубку. "Бежать пора", - решил я и, срезав ножом аппарат, забрал его с собой.

Вспотевшим, уставшим, но счастливым свалился я прямо на руки своих друзей. Эти руки бережно опустили меня на дно траншеи. Друзья, уже несколько часов наблюдавшие за поединком, тискали теперь меня, поздравляли с победой.

- Да тихо вы, черти, сейчас начнётся сабантуй, бежим скорее !

Предупреждение о "сабантуе" было своевременным, и ребята это быстро уяснили - народ опытный !   Все мы резво двинулись по ходу сообщения к штабной землянке, прихватив трофеи.

Оповещённые о моём возвращении по телефону, на КП роты собрались начальники: рядом с командиром роты Лейтенантом Буториным сидели комбат Морозов, политрук роты Попов, военфельдшер батальона Иван Васильев и улыбающийся Майор Ульянов - из политотдела дивизии.

- Товарищ Майор !   Ваше приказание выполнено: фашистский снайпер уничтожен ! - с радостью доложил я комбату Морозову.

- Ну молодец. Значит, одолел - таки ? - обнимая меня, произнёс комбат. - Благодарю от лица службы. Двое суток будешь отдыхать, заслужил !

- Служу Советскому Союзу ! - весело и громко ответил я. - Бил и буду бить эту пакость днём и ночью и обязательно обучу этому всю нашу роту !

Не беспокоили меня ровно 2 дня. Так на ротном КП, заботливо уложенный на что - то мягкое и прикрытый шубой, я это время и проспал. Не могли меня разбудить ни шквал артиллерийского огня, обрушившегося на наши траншеи в ту же ночь, ни крик старшины Дудина: "Подъём, Николаев, обёд ждёт !"   Я отсыпался, кажется, первый раз за всё то время, которое провели мы на этом участке..."

*     *     *

В Декабре 1941 года Евгений Николаев был назначен командиром стрелкового взвода 5-й роты. Но со снайперской винтовкой не расставался. Нет - нет и выходил на передний край. Его счёт медленно, но верно увеличивался. Соответственно, росло и количество звёздочек на ложе винтовки, которые он аккуратно выводил маслянной краской. Верховный совет 42-й армии наградил его именными часами с надписью: "Тов. Николаеву Е. А. за боевое отличие в борьбе с немецким фашизмом от Военного совета армии".

В конце Декабря он получил ранение в левую руку разрывной пулей, которая разворотила верхнюю треть предплечья. А осколок мины попал прямо в именные часы. Они, хотя и разлетелись на мелкие части, но спасли ему жизнь. Так старший сержант Е. А. Николаев оказался в госпитале.

22 Февраля 1942 года он участвовал в Первом слёте снайперов - истребителей Ленинградского фронта. К тому времени на его счету было уже 76 убитых врагов. На этом слёте ему был вручён орден Красного Знамени и именная снайперская винтовка с металлической табличкой на ложе, с выгравированной на ней надписью: "Истребителю фашистов снайперу Николаеву Е. А. от Политуправления Ленфронта. 22.02.1942 год".

После вручения наград, участники слёта отправились в Дом Красной Армии, где их ждали подарки, присланные с Большой земли. Проходя по широкому коридору, бойцы увидели несколько портретов, над которыми была надпись: "Лучшие снайперы Ленинградского фронта". Среди них оказалась и фотография Николаева, в период службы в разведке, на которой он был запечатлён с автоматом в руках. Под портретом надпись:

"Е. А. Николаев - старший сержант. Секретарь комитета ВЛКСМ, смелый, инициативный снайпер и разведчик. Неоднократно пробирался в расположение противника и выполнял сложные задания командования. Только за один день уничтожил 11 фашистских разбойников. Всего тов. Николаев истребил 76 немецких псов".

Вернувшись в полк после выздоровления, приступил к боевой работе. При этом, став снайпером, он иногда продолжал ходить на разведку, иногда и руководить группой.

1 Мая 1942 года два лучших снайпера полка Евгений Николев и Иван Добрик были отправлены представителями на подшефный Кировский завод, где готовились к торжественному Первомайскому собранию. К тому времени на счету Николаева числилось 124 уничтоженных фашиста.

22 Июля 1942 года немецкие войска предприняли очередную попытку любой ценой прорваться к Ленинграду. В течение трёх дней ожесточённых боёв Николаев уничтожил 104 врага. Этот факт был отмечен в сводке "Совинформбюро" и на страницах "Правды" за 6 Августа 1942 года:

За 3 дня снайпер Николаев уничтожил 104 фашиста. ЛЕНИНГРАДСКИЙ ФРОНТ. 5 Августа ( спец. воен. корр. "Правды" ). На боевом счету снайпера - заместителя политрука Николаева 187 уничтоженных фашистов. 104 из них он истребил за 3 дня. Вот некоторые подробности боевой работы мастера меткого огня. В первый день Николаев действовал в составе стрелкового взвода и лично уничтожил 17 гитлеровцев. На второй день снайпер засел в подбитом танке и в упор расстреливал немцев, накапливавшихся для контратаки. Итог этого дня - 58 истреблённых мерзавцев. Третий день вновь изменил обстановку боя. Ночью фашисты бросились в контратаку. Группа бойцов, в состав которой входил и Николаев, организовала круговую оборону и, несмотря на численное превосходство противника, нанесла ему крепкий удар. Счёт снайпера возрос ещё на 29 уничтоженных гитлеровцев. Н. Воронов.

Е. А. Николаев был не только блестящим снайпером, но и умелым наставником молодых стрелков. Всего он обучил снайперскому делу около 40 бойцов - Петра Деревянко, Василия Муштакова, Анатолия Виноградова, Соловьёва, Ряхина, Дьякова, Зосю Мицкевич, Марию Митрофанову, Марию Назарову, Маргариту Котиковскую и многих других. На их счету более 600 уничтоженных фашистов.

Е. А. Николаев со своим учеником рядовым Виноградовым.

В конце 1942 года Николаева перевели в контрразведку, и его снайперский счёт оборвался на цифре 324.

Винтовка Е. А. Николаева.

Освободив Ленинград от вражеской блокады, части 21-й дивизии вместе с другими частями Ленинградского фронта устремились вперёд, погнали фашистов и дошли до самого их логова. Вместе с Николаевым весь боевой путь проделала и его снайперская винтовка, на ствольной накладке которой до сих пор не стёрлись нанесённые в годы войны 3 большие, 2 средние и 4 маленькие звёздочки...

После перевода в контрразведку Старший лейтенант Е. А. Николаев был назначен опер - уполномоченным отдела "СМЕРШ" своей 21-й стрелковой дивизии. Позже его перевели в 96-ю гаубичную артбригаду 23-й артдивизии, которая стояла у Пулковских высот.

В Апреле 1944 года, где - то под Псковом или Островом, он был тяжело контужен взрывом тяжёлого снаряда.

Долгий боевой путь прошёл Евгений Адрианович. После освобождения Ленинграда от вражеской блокады, он участвовал в очищении от фашистов Ленинградской области, Прибалтики, Польши, Германии. Брал Ригу, Таллин, Данциг и другие города. Войну закончил в Берлине, расписавшись на стенах Рейхстага.

Е. А. Николаев со школьниками в пионерском лагере "Орлёнок".

После войны Гвардии капитан запаса Е. А. Николаев работал в редакции областной газеты "Тамбовская правда", вёл большую общественную работу. Был ответственным секретарём Тамбовской секции Советского комитета ветеранов войны, членом горкома ДОСААФ, лектором общества "Знание", председателем областного общества филателистов.

Часто встречаясь со школьниками, уделял много внимания военно - патриотическому воспитанию подрастающего поколения.

Его именная снайперская винтовка сейчас экспонируется в Тамбовском областном краеведческом музее.

( Из воспоминаний Евгения Адриановича Николаева )*     *     *

Нам, снайперам, приходилось работать полный световой день. Задолго до наступления рассвета мы были уже на местах - на своих НП. Стоя ли в своей траншее, оборудованной для ведения огня, или лёжа, искусно замаскировавшись в укрытии на нейтральной полосе, порой в 40 - 60 метрах от переднего края фашистов, вели мы ежедневное наблюдение за обороной противника. Знали мы её по всему участку нашей обороны как свои 5 пальцев... Да и как же можно иначе ?!   Каждое мельчайшее изменение в рельефе местности, в его очертаниях замечалось снайперами мгновенно. Каждая былинка, каждый предмет, попадающие в поле нашего зрения, были изучены нами досконально. И обнаружение чего-то нового, порой совсем незаметного в этом рельефе, настораживало сразу.

Вот там, например, появилась какая-то палка: ни вчера, ни раньше её тут не было. Что бы это значило ?.. Надо подумать. И уже за этим новым предметом ведётся неусыпное наблюдение: не вмонтирована ли в неё стереотруба, не скрывается ли за ней фашистский наблюдатель, корректировщик или снайпер ?.. И мы редко ошибались. Чаще ошибался тот, кто выставил эту палку: тогда-то он попадался на мушку снайперу и бесславно расставался не только с этой палкой - стереотрубой, но и со своей жизнью. Умели мы отличить и ложную цель от настоящей.

Такая вот ежедневная работа обостряла наше зрение и слух, делала нас ловкими и сильными, учила искусно маскироваться, вовремя разгадывать коварные замыслы врага и, в свою очередь, научила ловко обманывать его самого, ставить ловушки для фашистских наблюдателей и снайперов. Результаты своих наблюдений мы ежедневно докладывали командованию, и нашими сведениями пользовались так же, как и донесениями разведчиков.

Нет слов, работа снайпера опасная и очень трудная: пролежать сутки без движения, в любую погоду - и в дождь, и в метель, и под лучами палящего солнца - совсем нелегко, особенно, если вчера был бой и ты ещё не остыл от него, лежишь голодный, не выспавшийся, не отдохнувший. Такое напряжение было под силу не каждому !   И всё же мы упорно продолжали своё опасное, но благородное дело - уничтожали фашистскую нечисть, не обращая внимания ни на выстрелы автоматов, ни на близкие разрывы мин и снарядов. Без этого мы уже не могли, казалось, прожить и дня.

Снайперы пользовались большой самостоятельностью и свободой в передвижении, могли появляться на любом участке нашей обороны, в пределах своего полка, конечно. И нам всегда были рады, так как знали, что надёжней снайперского заслона ничего нет. На этих стрелков можно было положиться !   И хозяева обороны, прикомандировав к снайперу своего хорошо знающего участок человека, с удовольствием следили за нашей работой, фиксировали результаты стрельбы, а по вечерам сообщали в штаб: "Снайпер такой-то уничтожил сегодня на моём участке столько-то фашистов". Результат работы всех снайперов в полках к утру собирался в штабе дивизии, а оттуда передавался и выше.

С нами считались, к нашим словам прислушивались, шли нам всегда навстречу в случае необходимости...

Отдыхом для меня лично были вызовы в другие части, в штабы дивизии и армии - на сборы, совещания снайперов или просто для обмена опытом. Правда, задерживаться на таких мероприятиях больше суток - других не приходилось, да и то мы шли на них неохотно - боялись, что за это время что-то может измениться в обороне противника. И если ты, вернувшись, не заметишь этого сразу - можешь схлопотать от снайпера же пулю в лоб. Зато был и другой небезынтересный фактор: мы были уверены в том, что немцы наверняка заметят наше долгое отсутствие. Солдаты их расхолаживаются за это время, у них притупляется бдительность, они начинают ходить но траншеям, распрямив спины, выше положенного подняв свои головы. И, как правило, после долгого отсутствия нашего снайпера на участке он удачливей бьёт фашистов в последующие дни...

По ночам нам официально разрешалось отдыхать. Но приходилось ли нам спать так вот, по-человечески: лёжа, вытянув ноги, без сапог, раздевшись ?   Такого не бывало. Прикорнув в тесной землянке, сидя прямо на земляном полу и привалившись к стенке, поджав под себя ноги, мы дремали часа 2 или 3 - кемарили, как у нас говорили. В наших землянках не было даже нар. Мы могли спать в самых неудобных позах, в самых неподходящих местах, даже стоя. Но никогда - на работе: верная смерть !   Я, например, это прекрасно понимал, поэтому и дожил до полной победы над врагом.

Снайперское движение родилось у нас в полку одним из первых. Может быть, поэтому у нас всё было примитивно, мы доходили до всего своим умом, своими силами. Так, например, у нас не было специально изготовленных типографским способом индивидуальных снайперских книжек для ежедневного учёта уничтоженных фашистов, как это было позже в других частях Ленинградского фронта. Этот учёт у нас и за нас вели штабы. Однако каждый снайпер и сам где-то записывал свои ежедневные результаты стрельбы. Я, например, отмечал количество уничтоженных фашистов в своём комсомольском билете, а потом, как делали лётчики, танкисты и артиллеристы, наносил звёздочки на ложу своей винтовки. Они были 3-х размеров, эти звёздочки: для сотен - большие, средние - для десятков и маленькие - для единиц. Так, к концу 1942 года у меня на винтовке были нарисованы 3 большие, 2 средние и 4 маленькие звёздочки. Это обозначало, что я уничтожил 324 фашиста.

302 гитлеровца уничтожил мой друг и постоянный напарник Иван Добрик; на сотни вели счёт и другие наши снайперы - Иван Карпов, Загит Рахматуллин, Пугин и многие другие.

Мы никогда не имели при себе, уходя на работу, ни топографической карты участка с обозначением нашей обороны и обороны противника, ни продуктового НЗ - неприкосновенного запаса; не шили нам и специальных маскхалатов, как это делалось в соседних армиях. У нас всё было проще, примитивней, "не по-научному", - потому что нам не у кого было учиться. Мы начали, не имея ни настоящего опыта, ни уставов. Зато на нашем опыте и наших ошибках другие совершенствовались. Так что получалось там всё как-то иначе - организованней, лучше. Даже награждали у нас в дивизии совсем не так, как у других...

Мы же считали свой опасный труд обычной работой и не отличали себя от любого рядового бойца. Мы уничтожали фашистов по убеждению, по фронтовому закону: "надо" и ещё: "если не ты их, то они тебя", - и не рассчитывали на благодарности и награды. Видимо, так думало и наше командование. Однако было приятно сознавать, что в праздничном приказе от 22 Февраля 1942 года по Ленинградскому фронту на первом фронтовом слёте снайперов - истребителей из всех частей фронта наибольшее количество награждённых было в нашей дивизии...

Из всех снайперов дивизии вторично был награждён у нас только один человек - снайпер Иван Добрик, получивший орден Ленина, да и то после того, как, уничтожив 302 фашиста, убыл из части в госпиталь с тяжёлым ранением в голову в Августе 1942 года.

( Из материалов статьи - "История снайперского искусства" - на сайте "Братишка". )