Голубничий Семён Григорьевич

Снайпер Семён Григорьевич Голубничий был на передовой, защищал Сталинград и блокадный Ленинград, не раз встречался со смертью, но судьба хранила его.

В довоенном Талдысае Хобдинского района жизнь была размеренной и обыденной. Большинство парней, закончив семилетку, шли учиться на трактористов и комбайнёров. Семён Голубничий освоил профессию механизатора, и стал работать на колхозных полях. Весь день 22 Июня 17-летний Сёма трудился.

- Пошёл сменяться вечером, встретил почтальона из Хобды, тот и сообщил, что Германия объявила войну, - вспоминает ветеран.

Началась мобилизация. Взрослые мужчины ушли на фронт. Те, кому не исполнилось 18 лет, работали с раннего утра до поздней ночи.

- Меня призвали в Марте 1942 года, - рассказывает Семён Григорьевич. - Наша 196-я стрелковая дивизия формировалась в Соль - Илецке. Провожали всем селом: женщины, младшие братья и сестры, старики. Я, как и многие пацаны, понятия не имел, на что иду, казалось, что это всё сказка или игра такая. Некоторые ребята не сдерживали слёз. Кстати, я потом заметил, что те мальчишки, которые долго прощались, оставались на полях битв, как будто чувствовали тогда, что видят родных в последний раз.

В Соль - Илецке новобранцы проходили курс молодого бойца. В конце Июня 196-я стрелковая дивизия была отправлена в самое жерло войны - в Сталинград.

- Добирались долго, бросили нас сначала под Ростов, - вспоминает Голубничий. - 17 Июля мы приняли первое боевое крещение. Немец прижимал нас к Дону, палил нещадно. Но мы заняли линию обороны и до самого Сталинграда сдерживали натиск.

Город был разрушен, всё горело. Казалось, что полыхала даже вода в Волге.

200 дней и ночей длилась битва за Сталинград. На передовой было жарко: бои велись прямо в центре города. Там Семён Голубничий потерял своего друга Яковлева, они вместе призывались, учились стрелять и делили хлеб. Многие однополчане Семёна Григорьевича полегли в Сталинграде. Оставшихся воинов из стрелковой дивизии формировали и отправили в Верхнюю Ахтубу, что в Уральской области. Перевозили людей в вагонах. Многие, так и не доехав до следующего поля сражения, погибли в пути. Железную дорогу разбомбили немцы. Из 70 вагонов были разбиты 40.

- Со мной в вагоне ехал земляк, - рассказывает ветеран. - Помню, как он крикнул: "Самолёты", и его глаза потухли.

Семёна Голубничего от взрыва выбросило на землю. Контузило. 10 дней пролежал боец в медсанбате. Потом снова формирование и уже новое направление - Ленинград.

Путь в блокадный Ленинград шёл по Дороге жизни.

- По Ладожскому озеру шли машины с продовольствием, оружием, солдатами, - показывает фотографию ветеран. - Машины двигались с открытыми кабинами, чтобы водитель мог выскочить в случае бомбёжки. А бомбы, снаряды сыпались почти всегда.

В Ленинграде был страшный голод. Солдатам выдавали по 400 граммов чёрного хлеба, немного супа горохового и ложку каши. Кушать хотелось постоянно, вспоминает боец. Чтобы наесться, маленькую порцию каши разбавляли кипятком.

- Однажды и вовсе пришлось голодать. Немцы разбомбили склад продовольствия. Мы ходили туда, ковыряли землю и кипятили её в котелках. Потом процеживали и пили. Сладкая чёрная вода напоминала вкус чая.

Дивизия, в которой воевал Семён Григорьевич, отбила у врага Синявино, Ропшу и Гатчину. Потери были большие. Голубничий был ранен в ногу. Осколок прошёл навылет, не задев кости, и через 1,5 месяца снайпер снова был на передовой. Но ненадолго.

- В Апреле 1944 года мы освобождали Нарву, - продолжает вспоминать ветеран. - Наш расчёт уничтожил 2 танка, приостановили наступление. В этом бою я был тяжело ранен. Шрапнель попала в сосну и разорвалась. Осколок резанул по спине и плечу и застрял в грудной клетке.

Дальше был госпиталь, операции и долгое выздоровление. Из госпиталя Семёна Григорьевича демобилизовали в конце Февраля 1945 года. Молодой человек вернулся домой инвалидом 2-й группы.

Солдаты радовались редким письмам, приходившим на передовую. Но часто в треугольниках сообщались печальные новости: кто-то погиб, кто-то умер от голода. Писали и солдаты. О том, как в бой ходили и потеряли добрую половину друзей, о том, что ботинки выдали английские, уж больно тесные, мозоли натирающие. О том, как с жизнью прощались, попадая под пули и осколки, предпочитали молчать.

- Были и радостные минуты на фронте, - говорит Голубничий. - Артисты приезжали, грели душу. Любил я, когда кино нам показывали.

В госпитале Иваново, где Семён Григорьевич провёл почти полгода, его, лежащего на носилках, приносили к импровизированной сцене, где больных развлекали местные студенты.

- Вы знаете, у меня даже фотокарточки военной нет, - огорчается ветеран. - Негде было фотографироваться, всё время на передовой, потом в госпитале. И памяти солдатской не сохранилось.

В Талдысай возвратились совсем немногие. Те, кто ушёл первым, попали под Москву - никто в живых не остался. Из тех, кто призывался вместе с Голубничим, вернулись только Алмат Бергазин и Иван Твердохлеб. Погибшим ребятам было не больше 25-ти...

- День, когда объявили о победе, я помню хорошо, - говорит ветеран. - Пришёл сосед Иван Федорец, тоже раненый и сообщил, что война кончилась, а Сталину присвоили Генералиссимуса. А мне было так плохо. Лежал с осложнениями после очередной операции, с температурой под 40...

Только к лету Семён Григорьевич выздоровел. На комбайне работать уже не мог. Пошёл счетоводом, потом уже окончил курсы бухгалтеров. Всю жизнь проработал в Хобдинском райфинотделе. Оттуда Голубничего проводили на пенсию.

- Рассказывал ли внукам о войне ?   Редко. Им больше интересно было на ранения посмотреть. Рубец полумесяцем на плече хорошо виден.

Ольга Данилевская.