Миронов Василий

Снайпер 35-го Гвардейского стрелкового полка 10-й Гвардейской стрелковой дивизии 14-й армии Карельского фронта Василий Миронов обладал огромной выдержкой и отличным боевым мастерством.

Однажды потребовалось найти и обезвредить вражеских корректировщиков артиллерийского огня. Двое суток боец не отрывался от бинокля - всё искал их на деревьях. И нашёл. Сразу 4-х. Уничтожить же их для снайпера не составило труда.

В первые месяцы войны снайперы "охотились" в одиночку. Но потом опыт подсказал, что лучший результат достигается тогда, когда выходят на передний край парами. У Миронова оказался очень хороший напарник - Назар Мидов. Они не походили друг на друга ни внешне, ни по характеру. Миронов - строг, нетороплив, точен. Мидов подвижен, нетерпелив, горяч и весел. Он, казалось, никогда не унывал, и улыбка не сходила с его лица. Сойдясь вместе, действуя в одной паре, эти мастера меткого выстрела дополняли друг друга.

В Марте 1942 года снайпер Миронов, на счету которого было уже 95 уничтоженных врагов, удостоился высшей награды Родины - ордена Ленина.

После окончания войны Миронов уехал к себе в Мордовию.

В своих фронтовых скитаниях я сталкивался с ними несколько раз. Судьба позаботилась о том, чтобы обстановка этих встреч менялась. Мало - помалу я прослеживал их жизненное движение, и у меня есть что рассказать о них. Речь идёт о Назире Мидове и его друге и напарнике - Василии Миронове.

Василий Миронов - это прирожденный снайпер. Весь он заострён, как пуля. У него острые, пристально - колючие, прищуренные глаза. Острые брови, острый нос, острый подбородок, тонкие плотные губы. Когда он смотрит на тебя, кажется, что он прицеливается не только глазами, но и всем лицом, всем существом. Он методичен, нетороплив и точен до чрезвычайности. На 95 убитых им врагов он истратил менее 100 пуль. Это был непогрешимый мастер выстрела.

Назир Мидов - иной. Он весел, круглоголов, белозуб. Он подвижен и в то же время как бы несколько неуклюж. Он горяч и, кажется, добродушен. И он артист. Снайперское дело для него творческий процесс. Он вкладывает в него страсть, трепетанье нервов, какое-то священное воодушевление. Оно горело в нём даже тогда, когда он часами лежал на морозе, неподвижный, как засыпанная снегом каменная глыба.

Рекордным был для Мидова один из морозных Январских дней 1942 года, день, в который Назир увеличил свой снайперский счёт ещё на 12 гитлеровцев.

У Миронова подобного рода бурных дней почти не бывало. Правда, и ему случилось как-то в течение 3-х дней уложить 11 врагов, а в канун 7 Ноября прибавить к ним ещё 4-х. Но всё же у Миронова были иные приёмы, чем у горячего, порывистого его напарника. Он был воином иной складки. Он двигался от успеха к успеху не скачками, а мерной железной поступью. Каждая выпущенная пуля имела предысторию, каждый выстрел тщательно подготовлен, в него вкладывалось всё, чем владел, что знал этот неторопливый, нечеловечески настойчивый человек. А знал Миронов о снайперском деле всё; об оружии своём - всё; о местности, в которой действовал, - всё. Мало того, он знал о себе всё, он знал, когда нужно не доверять себе, даже своим острым и всевидящим глазам.

Он лежал за камнем на дне лощины. Враг засел над его головой на скате высоты. Он измерял на глаз пространство, отделяющее его от цели, справлялся с показаниями оптики на своей винтовке. Дистанция определялась как будто с совершенной точностью. И вот, когда, казалось, что совершенная точность достигнута, Миронов вдруг увеличивал прицел. Потом он приподнимал голову и на виске его, обращённом на ветер, начинали пульсировать от напряжения голубые жилки. С минуту он ловил этот ветер, определял его силу, его направление, и висок - ветромер всё пульсировал. Потом Миронов спокойно опускал голову и отводил воронёный ствол винтовки вправо.

Теперь прицел был взят дальше цели и дуло смотрело правее цели. И всё-таки пуля ложилась точно в цель, в сердце врага. Почему ?   Потому что Миронов знал, что в горах глаз ошибается в определении дистанции, что при взгляде снизу вверх расстояние до предмета кажется меньшим, чем есть на самом деле, что дующий справа ветер снесёт пулю на этой дистанция влево сантиметров на 75. Вот почему он делал поправки на ветер и на оптический обман, и брал прицел мимо цели, и всё же попадал в цель.

Приметчив был Миронов чрезвычайно. Внимание его привлекали такие пустяковые перемены в окружающей обстановке, мимо которых всякий иной прошёл бы, не заметив. Среди нагромождения камней он открывал и новые камни, которых не было вчера, настолько точно он помнил чрезвычайно сложный рисунок этого каменного хаоса. Он сообщал об этом лежащему рядом с ним командиру роты. Они лежали часами, подстерегая, зная, что эта перемена в расположении камней говорит о присутствии врага. И враг появлялся.

- Миронов, - тихонько говорил командир, обращая внимание снайпера на появившуюся цель.

- Уже на мушке, - отвечал спокойно Миронов.

В то же мгновение раздавался выстрел, и враг падал.

Неторопливый Миронов обгонял, когда надо было, само время. Случилось однажды, что ему пришлось вести в горах поединок с вражеским снайпером. Поединок длился с самого раннего утра до 3-х часов дня. Около 7 часов подстерегали они друг друга, и подстерёг всё-таки Миронов. Он убил врага в тот момент, когда враг был уязвим, когда он открылся, чтобы произвести выстрел. Малейшая задержка - и враг снова юркнул бы в своё укрытие. Но этого Миронов не допустил. Выбрав единственную во всём дне секунду, он послал единственную пулю и уничтожил врага.

Это было искусство, большое искусство. Стреляла не винтовка. Стрелял весь человек. И Миронов потому был так точен и высок в своём искусстве, что весь он, до последней клеточки, вложен был в каждый выстрел. К моменту выстрела он был готов сам, готово было его оружие, ои знал всё о враге, о местности, о погоде. И всё это соединялось в одной точке, всё это пульсировало в указательном пальце, нажимающем спусковой крючок его снайперской винтовки.

Винтовку эту знали далеко за пределами части. Номер её записан был в политотделе дивизии. Эта цифра - "681" - стала политическим фактором, как сама винтовка Миронова стала агитатором за мощь советского оружия.

Когда в Марте 1942 года я встретился со славными напарниками, нa счету Миронова было уже 95 уничтоженных гитлеровцев, на счету Мидова - 83. И это только счёт их снайперских винтовок.

Во время Майского нашего наступления оба приятеля были ранены: Миронов - 16-го числа, Мидов - 19-го. Судьба развела их в разные стороны. Миронова положили в Мурманский госпиталь, Мидова увезли в Мончегорск. После госпиталя обоих назначили в разные части.

Но в Июле 1942 года командование армии организовало снайперский сбор, и дружки снова сошлись. И вот они стояли передо мной - спокойный, сосредоточенный Миронов и горячий, улыбчивый Мидов. Он уже, кстати, был не рядовым, как в начале войны, а Младшим лейтенантом.

Каждый раз я встречал Назира Мидова, как и его напарника Василия Миронова, иным, чем прежде, - более сложным, более богатым жизненным опытов, более зрелым.