Прядехин Алексей Борисович

Он родился и вырос в Ленинграде. До войны окончил школу ФЗУ и работал карамельщиком на кондитерской фабрике.

С началом Великой Отечественной войны добровольцем отправился в военкомат и был зачислен в 1-ю дивизию Народного ополчения. До конца Августа 1941 года сражался на подступах в городу Луга.

Затем был отправлен в 1-й запасной учебный миномётный полк. Через 6 месяцев получил назначение в 486-й стрелковый полк 177-й стрелковой дивизии. Получив тяжёлую контузию, попал в госпиталь.

После излечения получил назначение уже в другую часть.

Вспоминает сам Алексей Борисович Прядехин:

"Через 10 дней я сменил госпитальное одеяние на солдатскую форму и с маршевой ротой прибыл в 891-й стрелковый полк 189-й стрелковой дивизии. В полку нас встретили хлебосольно: дали по котелку щей и каши с консервами. После тыловой нормы это угощение показалось нам райским. Затем началось распределение по должностям.

Меня назначили командиром расчёта в миномётную роту 3-го батальона. Уже под вечер нас отправили на передовую.

Сержант, с которым мы пришли в роту, велел нам подождать и скрылся в одной из землянок. Вскоре оттуда вышел подтянутый, средних лет Старший лейтенант.

- Давайте знакомиться !   Командир роты, фамилия - Феодосов...

Старший лейтенант расспросил каждого из нас, кто и где воевал, поинтересовался, хорошо ли мы знаем миномёт.

- Товарищ старший лейтенант !   Разрешите мне сержанта Прядехина к себе взять ? - обратился к ротному старший сержант Голубев, исполнявший обязанности командира взвода.

- Успел подобрать себе кадры ?   Бери...

В роте Феодосова прослужил я несколько фронтовых месяцев. Ныне мой бывший ротный живет на Украине. А командир взвода Голубев погиб под Красным Бором весной 1943 года.

Нашу дивизию после прорыва блокады перебросили под Колпино. К тому времени в стрелковых ротах были созданы миномётные взводы, вооружённые 50-мм миномётами. Мой товарищ Голубев стал командиром такого взвода. Ко всему тому он, так сказать по совместительству, был снайпером. Мин нам давали маловато, вот старший сержант и взялся за снайперскую винтовку. Сначала он, а за ним и другие миномётчики.

Со всеми подробностями запомнился мне один тяжелый бой... На нашу роту неожиданно нарвалась целая орава гитлеровцев в серо - зелёных шинелях. Некоторые уже спрыгивали в ход сообщения. Пришлось развернуть миномёт и дать им как следует прикурить. Но противнику удалось и справа вклиниться в наши боевые порядки. Поддержанные артиллерийским и минометным огнём, фашисты обтекали нас с флангов.

Нет ничего горше, чем сдавать занятые с боем позиции. Ругаясь на чём свет стоит, мы вместе со стрелками где по-пластунски, где броском проскочили шоссе и ввалились в свою траншею. Почерневший от усталости командир роты Платонов хриплым голосом выговаривал что-то одному из взводных. Мы постарались не задерживаться на глазах у начальства и пошли искать своих миномётчиков. Нашли их возле землянки. Похоже было на то, что ребята кого-то ждали.

- Ну, что узнал ? - спрашивал сержант Руденко у Васи Болашева, бойца своего расчёта.

- Ребята сказывали, что Голубев из "снайперки" прикрывал их отход...

- Что случилось ? - спросил я.

- Говорят, Голубева убило, - мрачно сказал Руденко...

Вскоре в нашу роту пришли командир полка подполковник Иванов, комбат и ещё несколько офицеров. Заметив нас, Иванов сказал:

- Покуриваете, миномётчики !   А ведь шоссе снова придётся брать. За нас это никто не сделает. Чуете ?..

Мы потупились. Не то что командиру, друг другу в глаза смотреть тошно было.

- Подойдёт подкрепление, будем контратаковать. Выбить их надо, пока не закрепились, - Подполковник кивнул в сторону противника. - Шоссе надо вернуть !..

Трудный был бой. Ожесточённо дрались пехотинцы. Смело вклинивались в позиции противника бойцы полковой роты автоматчиков. Не жалея сил, трудились наши ребята - миномётчики. Погода была холодная, а от солдатских полушубков, ватников, шинелей шёл пар. В конце концов фашисты дрогнули. Мы снова перемахнули через шоссе и продвинулись ещё метров на 300.

На земле, дымившейся от разрывов, нашли мы тела наших павших товарищей. Среди них оказался и старший сержант Голубев. На лице его были штыковые раны. Видно, гитлеровцы добивали Голубева. Чуть поодаль от него я нашёл знаменитую голубевскую "снайперку". На ней были следы крови. Рядом валялись пустые обоймы.

- Товарищ лейтенант, разрешите эту винтовку мне взять. Хочу за взводного с фашистами расквитаться, - обратился я к командиру роты Платонову.

- Прицелом умоешь пользоваться ?

- Умею !   Голубев обучил...

Лейтенант отдал мне снайперскую винтовку. Находясь в обороне я стал стрелять по врагу из снайперской винтовки. Обычно напарник оставался возле миномёта и в случае необходимости открывал огонь. Я же занимал полицию чуть впереди нашей первой траншеи и выслеживал фашистов. Сначала они ходили в полный рост. Видимо, у них не было ещё ходов сообщений. Мне удалось уложить 5-х. Затем гитлеровцы стали осторожней. Случалось, на мой выстрел отвечали миномётным огнём. Но все обходилось благополучно. Я успевал перейти на запасную позицию или в траншею.

Однажды, когда я занял свою ячейку, они выследили меня. Случилось это ранним утром. Мартовское солнце уже выкатилось из-за горизонта. День обещал быть ясным. Я лежал, вёл наблюдение за противником. Недалеко от меня разместился снайпер Николай Чуднов. В какой-то момент я хотел было перебежать к нему за махоркой, но едва сделал движение, как по моему котелку  ( он у меня в вещмешке лежал )  что-то звонко цокнуло. "Эге, кажется, испортил фриц котелок !" - подумал я и потянулся снять вещмешок. Но не тут-то было: стоило мне пошевелиться, как сейчас же вжикнула ещё одна пуля.

Решил я отлежаться, а потом сменить позицию. И вот лежу, помнится, никаких признаков жизни не подаю. Чувствую, как Мартовский холодок начинает пробирать. Затылок и спину солнце греет, а колени мёрзнут. Осторожно пытаюсь отползти назад. И снова - вжик. Ну, а "своей" пули я не слышал. Почувствовал только, как стало жечь кисть левой руки. Чем-то тёплым наполнилась рукавица. В сумерках я кое-как добрался до своей траншеи. Командир роты отправил меня на пункт медицинской помощи. Там меня решили эвакуировать. Рана была, не опасная, но пуля задела кость. Я надеялся вскоре возвратиться на передний край и потому снял с винтовки оптический прицел и сунул его в вещмешок. Не разрешалось это делать, но что было, то было...

Выписали меня из госпиталя в Июне 1943 года. И стал я миномётчиком 133-го стрелкового полка 72-й стрелковой дивизии. Появились у меня новые друзья, новые боевые товарищи. А места были прежние, знакомые: Колпино, Красный Бор, Поповка...

Сначала меня зачислили командиром расчёта в батарею 120-мм миномётов. Но тут на мне остановил почему-то свой выбор заместитель командира полка майор Коновалов:

- Будешь у меня ординарцем...

- Для тебя, Алёха, считай, война уже кончилась - шутили приятели.

Впрочем, мне с Коноваловым доводилось бывать на переднем крае не меньше любого из них. И всё же меня брала тоска. Как-то неловко было, в то время как другие воюют, печку в штабной землянке подтапливать, подворотнички пришивать, с котелками на кухню бегать. Возьмёшь солдатскую газету, а на тебя с первой страницы смотрит такой же, как ты, солдат. И на счету у него 30 - 50 уничтоженных гитлеровцев. А у тебя ?..

Словом, вскоре стал я Майора просить, чтобы он отпустил меня в батарею. Коновалов обещал подумать, а пока разрешил мне выходить со снайперской винтовкой "на охоту". Однажды он направил меня по каким-то делам в соседний 187-й стрелковый полк, а попутно разрешил встретиться с Фёдором Дьяченко. В то время это был уже известный снайпер.

Найти роту, в которой служил Дьяченко, оказалось не просто. Я долго кружил по траншеям и ходам сообщения, но наконец нашёл и роту, и знатного снайпера. Фёдор Дьяченко был шустрым, веселым пареньком невысокого роста. В глазах его без конца мелькали озорные искорки, особенно когда он рассказывал, как выслеживает гитлеровцев. Говорил Фёдор сочно, с юморком, часто переходил на родной украинский язык.

- Главное, Алексей, хитрость, - посматривая на меня снизу вверх, рассказывал Дьяченко. - Фашист не дурак. На простого червяка не клюнет. Так ты его на мясцо подмани...

И Фёдор рассказывал, как он и его товарищи подкарауливали опытного фашистского снайпера. Это был серьёзный поединок с хитрой тактикой, с точным расчётом. Наши снайперы долго изучали повадки врага. Когда наступил подходящий момент, фашист был уничтожен с первого выстрела.

С некоторыми из снайперов нашего полка я вместе выходил "на охоту". Особенно крепко подружились мы с ленинградцем Сашей Горбуновым. Он был мой ровесник. Саша до войны увлекался музыкой, фотографией. Вообще это была тонкая, нежная натура. К сожалению, он погиб.

Осенью 1943 года мне, как говорят, повезло на чужой беде. У майора Коновалова открылись старые раны. Он лёг в госпиталь, а я вернулся в батарею 120-мм миномётов. Но на передовой мне довелось пробыть недолго: в конце Сентября нашу дивизию отвели в район Лисьего Носа. Началась напряжённая учёба.

Занимались мы, что называется, до седьмого пота. Учились атаковать, форсировать водные преграды, наступать за огневым валом, искать и обезвреживать мины. Солдаты поговаривали, что нас готовят к большому наступлению. Так оно и было. Не только мы, но и многие другие дивизии Ленинградского фронта готовились к решающим боям. Начались эти бои в начале 1944 года.

В конце Января 1944 года я был ранен осколком в ногу. Лечение моё затянулось. Лишь летом 1944 года меня выписали из госпиталя с условием, что я буду долечиваться в санитарной "летучке". Наш поезд вывозил раненых из фронтовых госпиталей в Ленинград. Вскоре я уговорил начальника "летучки" отпустить меня в действующую часть. Но в свою 72-ю дивизию мне попасть не удалось. С пересыльного пункта меня направили автоматчиком в 27-ю Гвардейскую мотострелковую бригаду 1-й Гвардейской танковой армии. В составе этой бригады я дошёл до Берлина..."

После войны Алексей Борисович Прядехин проживал в родном городе, на проспекте Маршала Жукова. После выхода на заслуженный отдых, работал в Ленинградской секции Советского комитета ветеранов войны.