Барон Манфред фон Рихтгофен родился в Бреслау 2 Мая 1892 года. Начал свою военную карьеру кадетом в 1909 году и после окончания курса был выпущен в 1-й Уланский полк для производства в офицеры. Получил звание Лейтенант осенью 1912 года, после чего стал слушателем Военной академии. Сам он пишет о детских годах следующее:
"До этой войны члены моей семьи фон Рихтгофен не играли никакой особой роли в военных действиях. Они всегда жили за городом - у редкого из Рихтгофенов не было своего поместья - и только совсем немногие находились на государственной службе. Мой дед и все его предки владели поместьями под Бреслау и Штригау. И только во времена моего отца один из Рихтгофенов - его кузен - стал Генералом.
Моя мать принадлежит к роду фон Шикфуссов и Нойдорфов, но и они близки по своему складу к Рихтгофенам - солдат было мало и в этой семье; большинство было аграриями. Брат моего прадеда Шикфусса погиб в 1806-м, а во время революции 1848-го сгорел один из красивейших замков нашей семьи. Самое большее, чего достигли в военном отношении Шикфуссы - это звание капитана запаса.
В роду Шикфуссов и Фалькенхаузенов - моя бабушка в девичестве была Фалькенхауз - имелось лишь два основных увлечения: верховая езда и спортивная стрельба. Брат моей матери, Александр Шикфусс широко прославился своими результатами в стрельбе по всей Африке, Цейлону, Норвегии и Венгрии.
Отец мой практически первым из обеих семей избрал поприще профессионального военного. В самом раннем возрасте он поступил в кадетский корпус, а потом служил в 12-м Уланском полку. Он был, на удивление, добросовестным солдатом, но потом у него начались проблемы со слухом, и он вынужден был уйти в отставку. Слух у него испортился из - за того, что спасая одного из своих подчинённых, который тонул, отец вымок совершенно, но не хотел уйти с поста, несмотря на мороз и мокрую одежду...
В самом начале войны я уже потерял 6-х кузенов, и все они служили в кавалерии.
Меня самого назвали Манфредом в честь моего дяди, служившего в мирное время адъютантом Его Величества и командиром Гвардейского корпуса. Во время войны он стал командующим кавалерийским корпусом.
Когда я родился, 2 Мая 1892 года, отец мой служил в 1-м Кирасирском полку в Бреслау. Потом мы переехали жить в Клейнбург, и первые 9 лет я получал домашнее воспитание. Потом на год меня отправили в школу в Швайднице, а уж после определили кадетом в Вальштатт. В Швайднице все относились ко мне, как к родному, и, став кадетом, я вступил в 1-й Уланский полк.
Мой брат, Лотар [ Лотар фон Рихтгофен ( 1894 - 1922 ) - воевал вместе со старшим братом. Сбил 40 самолётов ], тоже один из летающих Рихтгофенов, удостоенный "Ordre pour le Merite". Младший же мой брат всё ещё находится в кадетском корпусе и с нетерпением ждёт, когда сможет приступить к настоящей военной службе. Сестра моя, как и все женщины нашей семьи, ухаживает за ранеными.
Маленьким мальчиком 11-ти лет попал я в кадетский корпус. Конечно, это было немного рано, но так решил мой отец. Моего желания никто не спрашивал.
Для меня оказалось очень тяжёлым переносить всю строгую дисциплину училища и в точности исполнять приказы. Получаемым наставлениям я тоже не очень - то внимал. Учиться мне не нравилось, и я делал только минимум, чтобы как - нибудь отделаться. На мой взгляд, неправильно было делать больше, чем просто достаточно, и потому я трудился как можно меньше. Последствием этого стало то, что мнение учителей обо мне было очень невысоким. Но с другой стороны мне очень нравился спорт; особенно я любил гимнастику, футбол, и прочие подвижные игры. Я прекрасно выполнял все упражнения на брусьях и получал за это немало разнообразных призов от командования.
А особенно имел я склонность ко всякого рода опасным шалостям. Например, в один прекрасный день мы с приятелем Франкенбергом взобрались на знаменитую Вальштаттскую колокольню и привязали к концу шпиля мой носовой платок. Я до сих пор прекрасно помню, как трудно было отрицать свою причастность к этому. Спустя 10 лет, приехав к моему младшему брату в тот же Вальштатт, я увидел, что злополучный платок так и развевается высоко в небе.
А Франкенберг, насколько я знаю, стал первой жертвой этой войны...
Гораздо больше мне нравился институт в Лихтерфельде. Там я не чувствовал себя настолько изолированным от мира и понемногу начал жить более человеческой жизнью. Мои самые счастливые воспоминания о Лихтерфельде связаны со спортивным соперничеством с принцем Фредериком Чарльзом. Чарльз выиграл у меня много призов в беге и футболе, поскольку тело моё ещё не было столь совершенно натренировано, как у него...
Разумеется, мне очень хотелось попасть как можно скорее в армию. Сразу же по сдаче экзаменов ( после Пасхи 1911 г. ) я был начислен в 1-й Уланский полк императора Александра III. Я сам выбрал этот полк, квартировавший в моей любимой Силезии, где им уже имел некоторые знакомства и связи...
Мне очень нравилось служить в моём полку: что может быть лучше для молодого человека, чем кавалерия !..
О времени моей учёбы в Военной Академии скажу лишь вкратце. Это время очень напоминает мне времена кадетского корпуса, и воспоминания эти не самые приятные...
Осенью 1912 года я получил эполеты. И когда меня стали называть Лейтенантом, чувство было удивительное.
Мой брат Лотар является Лейтенантом 4-го драгунского полка, перед войной он закончил Военную Академию, получил офицерское звание при самом начале войны и начал её кавалеристом, так же, как и я. О его службе в то время я ничего не знаю, поскольку сам он никогда о ней не рассказывал...
Зимой 1915-го он внял моим советам и перешёл служить в воздушные силы. Сначала он стал наблюдателем, а спустя год и пилотом. Работа наблюдателем является отличной тренировкой и опытом, особенно для истребителя. В Марте 1917-го он сдал третий экзамен и влился в мою эскадрилью..."
Когда началась Первая Мировая война, его полк был направлен на Восточный фронт, и там Манфред фон Рихтгофен был прикомандирован к 155-му пехотному полку. Когда он вернулся на Западный фронт, то был определён в 6-й армейский корпус и награждён за боевые заслуги Железным крестом 2-го класса.
В конце Мая 1915 года произошло одно незначительное, но имевшее большие последствия событие - измученный бездельем под Верденом, Рихтгофен, тогда Лейтенант кавалерии, написал рапорт командующему:
"Ваше превосходительство ! Я отправился на войну вовсе не для того, чтобы реквизировать сыр и яйца, а совершенно для иных целей !"
Поначалу над ним посмеялись, но потом вняли желанию молодого Лейтенанта, и он был зачислен в авиацию. Точно так же поступил впоследствии и младший брат Манфреда фон Рихтгофена - Лотар.
Принятый в авиацию в Мае 1915 года, Рихтгофен прошёл подготовку на наблюдателя в FEA 7, в Кёльне, а затем в FEA 6, в Гроссенхайне. Как полностью подготовленный наблюдатель, он вернулся на Восточный фронт, поступив в FA 69. Сам он вспоминает об этом так:
"...Я прибыл в Гроссенхайн, откуда отправился на фронт. Я торопился, чтобы прибыть туда как можно скорее, и всё время боялся опоздать из - за какого - нибудь внезапного окончания Мировой войны. На 3 месяца меня должны были направить на курсы пилотов, а за эти 3 месяца могут заключить мир ! И мне никогда не придётся повоевать лётчиком ! А уж в своих способностях наблюдателя, я, отслуживший в кавалерийской разведке, совершенно не сомневался. И посему я был очень счастлив, когда узнал, что меня посылают в единственное место, где сейчас шла настоящая война - меня послали в Россию.
А про Маккензена говорили с восторгом, что он прорвал русские позиции под Горлице, и я присоединился к его армии как раз в то время, когда она брала Раву Русскую. Проведя день на авиабазе, я отправился в знаменитую 69-ю эскадрилью. Поначалу я, конечно, был совсем дурачком, даже при том, что пилотом у меня был такой ас, как лейтенант Цоймер".
Книга Рихтгофена написана в конце 1917 года, когда понятие "ас", впервые появившееся в боях под Верденом, уже было широко в ходу. А в описываемые дни не только не существовало понятия "ас", но ещё и не было лётчиков, сбивших не менее 5 самолётов.
|
В России Рихтгофен был определён в 69-ю эскадрилью, базировавшуюся в Галиции. Он летал в качестве наблюдателя на двухместном "Альбатросе".
В первых числах Августа 1915 года русскими войсками была оставлена Варшава, 19 Августа сдалась крепость Новогеоргиевск, 22 Августа - крепость Ковно. К 30 Августа русские войска отходят на линию Гродно - Свислочь - Пружаны - верховье реки Ясельда.
1 Августа - 51-й пехотный прусский полк прорывает предмостные укрепления Ивангорода; штурм предмостных укреплений был произведён согласно плану, разработанному на основании данных фотосъёмок разведки, произведённой 64-м авиаотрядом. Вслед за этим была произведена интенсивная бомбардировка с воздуха русских штабов, вокзалов, аэродромов и артиллерийских батарей для взятия Брест - Литовска. В эти дни здесь летал на разведку в качестве наблюдателя и Манфред фон Рихтгофен. В своих воспоминаниях он пишет:
"Мы решили поменять место посадки и искали, на какой луг сядем. Отыскивая поляну получше, чтобы не травмировать машину, полетели в направлении Брест - Литовска. Русские повсюду отступали. Вся местность горела. Это была захватывающая дух прекрасная картина ! Мы решили проследить направление вражеских колонн и для этого полетели над горящим городом Вишнице. Гигантское облако дыма на высоте примерно 2000 метров позволяло нам всё же продолжать полёт, поскольку для того, чтобы лучше видеть, мы летели на высоте всего 1500 метров. На секунду Хольк заколебался. Я посоветовал ему облететь облако, что заняло бы не больше 5 минут. Но Хольк решил поступить совершенно по - иному, ведь опасность всегда привлекала его больше всего на свете. Он решил прорваться через облако !
Я тоже пришёл в восторг от этой идеи, особенно интересно её осуществление с таким храбрецом, как Хольк ! Но наша любовь к приключениям стоила нам дорого. Как только аэроплан полностью втянулся в дымовое облако, нас закачало. От дыма, выжимавшего из глаз слёзы, я ничего не видел. Воздух становился всё горячее и горячее, а под нами бушевало только море огня. Неожиданно аэроплан потерял равновесие и стал падать, беспрерывно крутясь. Мне пришлось изо всех сил уцепиться за борта, иначе я просто выпал бы в этот ад. Но в тот же момент я взглянул на Холька и вернул своё мужество, поскольку прочитал на его лице железную уверенность. Правда, я успел ещё подумать о том, как глупо будет умереть смертью героя столь бессмысленно.
Потом я спросил Холька, что он думал в тот страшный момент, и он ответил просто - никогда не испытывал более неприятных ощущений.
Мы были приблизительно уже в 500 метрах над горящим городком, но то ли благодаря уменью пилота, то ли благодаря Высшей Воле, то ли и тому и другому вместе взятым, аэроплан внезапно вынырнул из дымного облака. Наш славный "Альбатрос" выправился и снова потянул вперёд, как ни в чём не бывало. Но с нас уже хватило приключений, и мы решили не искать новое место посадки, а вернуться на старую и притом как можно быстрее. Мы всё ещё находились над русской территорией и всего лишь на высоте 500 метроы, как через 5 минут я услышал, что Хольк за моей спиной чертыхнулся: "Мотор сдает". А надо сказать, что Хольк понимал в моторах не больше, чем в котлетах из конины, а я и того меньше. Знал я только одно - если мотор заглохнет, нам придётся приземлиться у русских. Итак, одна неприятность сменилась другой.
Нет ничего хуже, как совершить вынужденную посадку на чужой территории, особенно в России. Русские ненавидили лётчиков, и если они их ловили, то убивали. Это был единственный риск войны в России, поскольку своих лётчиков там не было... ну, скажем, почти не было.
Я убеждал себя, что русские под нами уходят, но поглядев вниз, обнаружил, что они стреляют по нам из пулемётов; выстрелы раздавались, как лопающиеся в огне орехи.
Внезапно мотор заглох вообще - очевидно, в него попали. Мы спускались всё ниже и ниже, кое - как протянули над лесом и приземлились на брошенной артиллерийской позиции, которая ещё вчера вечером принадлежала русским, как я рапортовал в штаб.
Я сказал об этом Хольку, мы выпрыгнули из аэроплана и попытались скрыться в близлежащем леске, где могли хотя бы как - то защищаться. У меня был пистолет с 6 обоймами, у Холька - ничего.
Остановившись в леске, я вытащил бинокль, увидел бегущего к аэроплану солдата и пришёл в ужас от того, что на нём было кепи, а отнюдь не остроконечный шлем. Я был уверен, что это русский. Но когда он подбежал поближе, Хольк закричал от радости, поскольку солдат оказался гренадером прусской Гвардии. Оказывается, наши войска снова штурмовали эту позицию на рассвете и смяли сопротивление русских.
Всё лето 1915 года я оставался в эскадрилье, участвовавшей в прорыве Маккензена от Горлице к Брест - Литовску. Я был очень юным наблюдателем и практически ни о чём не имел никакого представления.
Как в кавалерии военная жизнь состоит из разведки и рекогносцировок, так и в авиации приходится делать то же самое, только на гораздо больших территориях..."
Немецкое наступление в России постепенно выдохлось. 21 Августа Рихтгофен вновь был возвращён во Францию и направлен в Brieftauben Abteilung Metz под в Остенде - под этим кодовым названием скрывалась дальнебомбардировочная авиачасть. Там он встретил своего старого знакомого - Цоймера.
В начале Сентября он отправляется в испытательный полёт на новом двухмоторном самолёте, который поначалу все называют просто "Grossflugzeuge" - большой самолёт [ Примечание: В германские авиачасти поступили первые пробные тяжёлые двухмоторные самолёты, построенные немецкой фирмой AEG ( Allgcmcinc Elcktrizitacts Gcscllschaft, Berlin - Всеобщая Электрическая Компания ) - AEG G.I. ]. Сам он пишет об этом так:
"В одном из полётов мы оказались далеко над морем. Наш аэроплан имел теперь два мотора, и мы экспериментировали с новым рулевым механизмом, который, как все утверждали, может позволить лететь по прямой даже при одном работающем моторе.
И вот тогда - то я вдруг увидел внизу, но не на воде, а под водой, судно. Это было забавно. Когда море спокойно, то действительно можно видеть почти до дна. Конечно, не на глубину в 25 миль, но на несколько сотен ярдов [ 1 ярд равен 3 футам или 0,9144 м, 1 миля равна 1,852 км ] - точно. И моё предположение о том, что корабль плывет не по воде, а под водой, оказалось истинным, хотя поначалу мы очень сильно в этом сомневались. Я сказал о моём открытии Цоймеру и мы спустились ниже, чтобы окончательно удостовериться. Я, конечно, не великий знаток морского дела, но всё же смею утверждать, что это была субмарина. Но какого государства ? Этот сложный вопрос мог быть разрешён только специалистом, да и то не всегда. Различить под водой цвета - дело нелёгкое, а флага на судне не было. Кроме того, подводные лодки вообще ходят без опознавательных знаков. У нас была с собой пара бомб, и я долго думал, бросать их или нет. Нас с лодки, конечно, не видели. Мы могли летать прямо над ней без всякого для себя риска и дожидаться, пока она не всплывёт на поверхность. Тогда можно было бы и уронить наши яйца.
|
AEG G.II из состава Brieftauben Abteilung Ostende, на котором в Сентябре 1915 года
Рихтгофен летал с пилотом оберлейтенантом Георгом Цоймером [ Georg Zeumer ].
Самолёт показан выкрашенным в Field Grau, но он вполне мог быть и жёлтым.
Так мы летали до тех пор, пока я неожиданно не заметил, что вода из аппарата охлаждения постепенно испаряется. Мне это не понравилось, и я сообщил об этом напарнику. Лицо у него вытянулось, и мы поспешили домой. Тем не мене мы находились в 12 милях от берега и могли бы залететь ещё дальше. Мотор начал работать медленнее, и я уже приготовился к непредвиденному холодному купанию. Но ура, гип - гип ура, мы дотянули до берега ! Наш огромный круглобокий, как яблоко, аэроплан дотянул на одном моторе и новом рулевом механизме. Мы достигли берега и умудрились приземлиться в гавани без особых трудностей".
25 Сентября 1915 года после артподготовки, начавшеймя 22 Сентября, французские войска атаковали германские позиции в Шампани и Артуа и за 2 дня продвинулись на несколько километров.
10 Октября 1915 года Манфреду предложили вылететь самостоятельно и он согласился, повредив на посадке аэроплан. А через 2 дня, несмотря на насмешки коллег, но благодаря страсти и усердию он научился управлять крылатой машиной. Его заметили, и после формальной подготовки ( взлёт, посадка, элементарные маневры ) юный барон к концу года сдал 3-й и последний экзамен на звание пилота.
Бои в Шампани продолжались до 20 Октября, в Артуа до 13 Октября. Вспоминает Манфред фон Рихтгофен:
"Приятные дни в Остенде скоро миновали, поскольку разгорелась битва за Шампань, и мы вылетели на фронт, чтобы помочь нашим войскам своими огромными аэропланами...
Однажды я летел с Остеротом, у которого аэроплан был много меньше моего. Мили за 3 перед фронтом мы столкнулись с двухместным "Фарманом". Он позволил нам приблизиться, и первый раз в жизни я увидел своего воздушного противника буквально лицом к лицу. Остерот умело летел прямо бок о бок с ним, давая мне прекрасную возможность стрелять. Может быть, поначалу он нас просто не заметил и начал стрелять только тогда, когда у меня заело винтовку. Выпустив весь запас пуль ( около 100 ), я не поверил своим глазам, вдруг обнаружив, что мой враг круто уходит вниз нелепыми спиралями. Я проводил его глазами и постучал по шлему Остерота, чтобы привлечь и его внимание. А враг всё падал и падал и, наконец, рухнул в огромную воронку. Аэроплан воткнулся носом в землю, а хвост указывал прямо в небеса.
Судя по карте, он упал в 3-х милях от линии фронта - значит, мы посадили его на вражеской территории. А жаль, так бы я официально записал себе одну победу. Но как бы то ни было, я был горд своим успехом - ведь я его всё - таки подбил ! И мне было всё равно, поверят мне или нет".
Победой, или, точнее, "засчитанной победой", являлась "заявленная победа", которая получила официальное подтверждение. Для подтверждения требовалось свидетельство других лётчиков, наземных наблюдателей, разведки, либо "вещественное доказательство" в виде куска сбитого самолёта или фотографии места падения. Во всех странах требования для подтверждения побед были в общем одинаковы, хотя встречались и некоторые отклонения от "генеральной линии" ( например, совсем не доверять лётчикам ).
В Первой Мировой войне самую "разветвлённую" систему учёта побед разработали англичане. Их лётчики, в зависимости от результата боя, могли заявить о победе одной из нескольких категорий: Destroyed ( "уничтожен" ), в случае, если наблюдался удар самолёта о землю ( Crash ) или он разрушался в воздухе ( Broken Up ); Destroyed in Flames ( "уничтожен в огне" ), если противник загорался; Out Of Control ( "потерял управление" ), то есть "вроде бы сбит, но падения никто не видел", в эту категорию включались не только беспорядочно падающие самолёты, но и те, что отвесно пикировали на небольшой высоте; Drived Down ( "ушёл со снижением" ); Forced To Land ( "принуждён к посадке" ). Если последнее случалось на своей территории, то самолёт указывался как Captured ( "захваченый" ). В Палестине экипажи двухместных истребителей "Бристоль F2B Файтер" нередко добивали бомбами или пулемётным огнём самолёт противника, совершивший вынужденную посадку. В этом случае победа значилась как Forced To Land & Destroyed, что являлось полным аналогом термина Destroyed.
Официальными сокращениями для побед были ( в том же порядке, что и в предыдущем абзаце ): Des, Des ( Fla ), ООС, DD, FTL, Capt и FTL ( Des ). Из них собственно победой считались Des, Des ( Fla ), ООС и Capt. "Ушедшие со снижением" в качестве победы не засчитывались, а "принуждённые к посадке" шли в зачет только в случае пленения или последующего уничтожения самолёта наземными войсками.
Часто случалось так, что победу одерживали в группе, в таком случае записывали каждому из участников по одной победе. Но этому правилу следовали не всегда. В некоторых случаях победы записывали не всем участникам боя, а одному или нескольким лётчикам, внесшим максимальный вклад. Подобная практика существовала не только в британской авиации.
Победы, одержанные экипажами разведчиков и бомбардировщиков, записывались следующим образом: лётчик получал все победы, а летнаб только те, что сбил сам. Но это было исключительной особенностью Королевской авиации, во всех остальных странах и лётчику и стрелку засчитывали одни и те же победы.
Во Франции использовалась более строгая система учёта побед: таковыми считались самолёты, упавшие на территории победителя, либо за линией фронта, но лишь в том случае, если их падение подтверждалось "независимыми свидетелями". Принуждённые к посадке засчитывались только в случае пленения ( уничтожения ). Самолёты, чьё падение не подтверждалось, считались "правдоподобно сбитыми" и учитывались отдельно, хотя обычно о них упоминали только как о "множестве правдоподобно сбитых" в дополнение к "достоверно сбитым".
Французская система была самой распространённой на фронтах Первой Мировой войны, безо всякого изменения её использовали бельгийские и румынские лётчики. В России, Италии и Австро - Венгрии использовались её слегка модифицированные варианты. В этих странах победы не делили на достоверные и правдоподобные, они либо были, либо нет. Ещё одним отличием было то, что австрийцы всегда засчитывали как победы "принуждённые к посадке", вне зависимости от того, на чьей стороне фронта приземлилась подбитая машина.
Позже всех вступили в войну Соединенные Штаты, которые при создании своих ВВС пользовались в основном французским опытом, более того, первая американская боевая эскадрилья была переведена из состава французской армии. Поэтому и в деле подтверждения побед они следовали тем же стандартам.
В полном объёме все вышеизложенные правила действовали не с самого начала воздушной войны, а только после введения соответствующих стандартов, в некоторых странах - неписаных. В Великобритании это произошло весной 1916 года, во Франции и Германии - в конце 1915 года, а в остальных странах - летом 1916 года. До того англичане и французы засчитывали все победы, включая FTL, DD и "правдоподобные", а в Германии и России, в противоположность этому, не засчитывали самолёты, упавшие за линией фронта, даже если их падение отлично наблюдалось.
К началу Октября 1915 года на Восточноевропейском театре фронт стабилизировался; русские войска занимали фронт в 1300 км. Германский стратегический план - разгром и выведение из войны России, не был ими выполнен. Русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении. В этом месяце для поддержки Сербии союзниками был создан Салоникский фронт.
Вспоминая о тех днях Рихтгофен пишет:
"Дружище Цоймер раздобыл себе моноплан "Фоккер", и мне снова пришлось плыть одному в волнах житейского моря. Битва в Шампани разгоралась всё сильнее. Французы стали опережать нас, и мы были вынуждены создать истребительную эскадрилью. 1 Октября 1915 года мы выехали для её создания".
Далее Рихтгофен рассказывает о своей первой встрече с лучшим на тот момент германским военным лётчиком Освальдом Бёльке:
|
"Сидя в вагоне - ресторане, за соседним столиком я увидел молодого и незначительно выглядевшего Лейтенантика. И не было бы смысла о нём упоминать, если бы не тот факт, что он тогда был единственным лётчиком, сбившим не один, а целых 4 вражеских аэроплана. Имя его упоминалось во всех донесениях. И я имел на него большие виды именно в связи с его опытом. Мне - то в этом решительно не везло, как я ни старался.
И потому мне ужасно хотелось узнать, как Лейтенант О. Бёльке добивается своих побед.
- Скажите, как вам это удаётся ? - наконец спросил я.
Кажется, он очень удивился и рассмеялся, хотя спрашивал я его совершенно серьёзно.
- Да это просто, - в конце концов, ответил он. - Я подлетаю совсем близко, хорошенько прицеливаюсь, и он, естественно, падает..."
Заметим, что на этот момент 4 сбитых самолёта противника - абсолютный рекорд на всех фронтах. На втором месте, в тот момент, были французы Гарро и Жильбер - по 3 самолёта. На третьем - француз Брокар, имевший 2 победы. По одному самолёту сбили русские пилоты Нестеров, Казаков, Ткачёв, а также француз Гийнемер и сам Манфред фон Рихтгофен. Борьба за первенство ещё только разгорается, и она вся впереди.
В Марте 1916 года Рихтгофен прибыл в KG 2, находившуюся на участке фронта под Верденом. Хотя Рихтгофен был пилотом двухместных машин, он иногда делал вылеты на одноместном "Фоккере", но его первая победа, которую ему не засчитали, поскольку жертва упала на французской территории, была одержана им ( как указывалось выше ) на двухместном разведчике. Там он стал учиться воздушному бою уже как пилот.
|
Fokker E.III разбитый Рихтгофеном весной 1916 года.
К Апрелю 1916 года истребительная авиация противоборствующих сторон вела активные воздушные бои. Новые немецкие истребители "Фоккер Е-III" превосходили по боевым качествам самолёты союзников.
|
Однако французская и английская промышленность не заставили себя ждать и весной этого года на фронт стали поступать новые улучшенные "Ньюпоры-11" с пулемётом над верхним крылом биплана и "Де Хевиленды". Лёгкий британский биплан DH.2 стал достойным соперником немецкому истребителю и 25 Апреля записал на свой счёт первую победу над "Фоккером".
Вспоминая о тех днях Рихтгофен пишет:
"Первый раз в официальном коммюнике я был упомянут 26 Апреля 1916 года, хотя и без фамилии - просто полёт. Я установил на своём аэроплане [ Примечание: Рихтгофен летал в это время на "Альбатросе С.III" ] пулемёт таким же образом, как они стояли на "Ньюпорах", и был весьма горд такой идеей. Народ вокруг смеялся, поскольку сооружение выглядело, конечно, примитивным, но я не обращал внимания, и очень скоро получил возможность доказать практическую пользу своего приспособления.
Я столкнулся в небе с "Ньюпором", который вёл явно такой же новичок, как и я, судя по его идиотским действиям. Когда я ринулся ему навстречу, он стал удирать да ещё и отстреливаться. Я вовсе не собирался ввязываться в бой, но подумал, что интересно будет посмотреть на последствия, если я тоже начну сейчас стрелять. Я полетел за ним, приблизился на максимально близкое расстояние и начал стрелять из своего пулемёта короткими очередями и прицельно. "Ньюпор" взмыл вверх и пошёл кругами.
Поначалу мы оба с наблюдателем думали, то это один из тех трюков, которыми всегда пользуются французы, но трюки всё не прекращались. Кружась, вражеский аэроплан стал опускаться всё ниже, и, наконец, мой наблюдатель заколотил меня по шлему и заорал:
- Поздравляю ! Он падает !
Аэроплан этот упал в лес за фортом Дуомон и скрылся среди деревьев. Стало ясно, что я его подстрелил, но снова на другой стороне фронта. Тогда я вернулся и честно доложил:
- У меня была стычка, и я подбил "Ньюпор".
На следующий день я прочитал о своих действиях в коммюнике. Конечно, я ужасно возгордился...
Коммюнике от 26 Апреля 1916 года гласило: "Две летающие машины противника были сбиты в воздушном бою над Флери, к югу и к западу от Дуомона".
Следует отметить, что Рихтгофен описывает здесь свою 2-ю воздушную победу, которая также как и первая не вошла в окончательный счёт его подтверждённых побед.
В Августе 1916 года благодаря усилиям Освальда Бёльке, национального героя Германии и её лучшего лётчика на тот момент ( 19 побед ), были сформированы первые 7 боевых эскадрилий истребителей из одноместных машин. Когда Освальд Бёлке отбирал пилотов в свою истребительную эскадрилью ( Jasta 2 ), он добился перевода в неё и Рихтгофена.
"Ясту 2" - охотничью команду из 12 самолётов - сформировали 10-го числа, а 17 Сентября её пилоты проивели первый боевой вылет. Открыл свой счёт и Рихтгофен, за что получил "Кубок победы", который вручался немецкому пилоту за первую официальную победу. В боевом донесении он указал:
"Виккерс № 7018. Двигатель № 701. Пулемёты № 17 314, 10 372.
Возле Виллер Плауш, 11:00, осуществляя боевое патрулирование, я обнаружил в направлении Камбрэ шрапнельные разрывы. Поспешив туда, я встретил группу вражеских самолётов, которую и атаковал сразу же после 11:00. Выбрав в качестве цели последнюю машину, я выстрелил несколько раз с близкого расстояния ( 10 метров ). Внезапно винт вражеского аппарата остановился. Машина стала планировать вниз, и я преследовал её, пока не убил стрелка, который не переставал стрелять до последнего момента. После этого противник начал снижаться по крутой дуге. На высоте около 1200 метров его стал сопровождать второй немецкий самолёт, который атаковал мою жертву до тex пор, пока она не достигла земли, a затем произвёл посадку возле английского самолёта.
Погодные условия: Ясное утро. К середине дня появились отдельные облака.
Барон фон Рихтгофен".
Здесь следует отметить, что германская система подсчёта побед составляла строгие правила. По ним было невозможно разделить победу на двоих пилотов, но любые претензии на неё рассматривались "вышестоящей инстанцией" и победа присуждалась кому-то одному из них.
В своей книге воспоминаний он более подробно описал этот поединок:
"Во всех битвах мы испытывали свои пулемёты. Незадолго до этого мы получили новые аэропланы ( "Альбатрос" D.II ), и на следующий же день Бёльке стал летать с нами. Все мы были, в общем, новички, успехов у каждого мало, и всё, что вещал нам Бельке являлось для нас прямо - таки божественным откровением. А сам Бёльке каждый день за эту последнюю неделю "подстреливал на завтрак", как он говорил, одного - двух англичан.
|
Истребитель Albatros D.II ( сер.№, возможно, D481/16 ), Jasta 2, осень 1916 г.
17 Сентября стоял с самого утра прекрасный сияющий день, и ожидалось, что англичане проявят достаточно сильную активность. Перед вылетом Бёльке повторил свои инструкции, и мы в первый раз полетели эскадрильей под предводительством великого лётчика, за которым были готовы слепо пойти куда угодно. Оказавшись над линией фронта, мы сразу увидели вражескую эскадрилью, летевшую в направлении Камбрэ. Конечно, первым её заметил Бёльке, поскольку он даже видел лучше, чем простые смертные. Скоро мы поняли его маневр и стали стараться действовать буквально след в след Бельке. Всем было ясно, что первый экзамен нам предстоит сдать перед ясными очами любимого учителя.
Мы неуклонно сближались с противником. Избежать нас он не мог, мы просто перехватили его, находясь между ним и фронтом. То есть, если они захотели бы вернуться, то им всё равно пришлось бы прорываться сквозь нас. Мы посчитали машины противника - их оказалось 7. Нас же только 5. Все англичане летели на крупных двухместных бомбардировщиках, и, спустя несколько секунд, начался наш воздушный танец. Бёльке приблизился к первому англичанину, всё ещё не стреляя. Я последовал его примеру, а за мной и остальные. Самый ближний ко мне англичанин летел на большом аэроплане, раскрашенном тёмными пятнами, и не сомневаясь больше, я прицелился и выстрелил. Он тоже, я - в ответ, и оба промазали. Борьба началась, и мне приходилось всё время заходить сзади, поскольку пулемёт мой мог стрелять только вперёд, его же пулемёт мог разворачиваться и стрелять по всем направлениям.
К тому же англичанин был явно не новичок, поскольку он сразу почувствовал, что настал его последний час, как только я зашёл к нему сзади, но я - то ещё не знал, что в такой позиции я подстрелю его совершенно точно ! Тогда же я мог только гадать, собью или нет ? Между этими двумя чувствами - большая разница. Только когда сбит один, другой, третий противник, появляется, наконец, уверенность.
Но мой англичанин завертелся, затрясся и пошёл писать вензеля. Мне тогда и в голову не приходило, что остальные английские лётчики могут сейчас броситься на помощь товарищу, я думал только о том, что противник должен рухнуть. Должен - и всё, что бы ни произошло дальше. И этот желанный момент настал. Противник потерял меня из виду и полетел вниз почти отвесно, я же через секунду уже висел у него на хвосте и давал короткие точные очереди из пулемёта. Я подлетел настолько близко, что стал уже опасаться, как бы не врезаться в англичанина, но тут его пропеллер вообще остановился; я разнёс его мотор в клочья. Противник неминуемо должен был сесть, будучи не в силах дотянуть до своих. Его раскачивало во все стороны, и тут же что - то случилось с лётчиком. Наблюдателя вообще не было видно, и пулемёт молчал. Вероятно, я убил наблюдателя, и он рухнул со своего сиденья.
Англичанин опустился неподалёку от расположения нашей эскадрильи. Я сделал то же самое, но был так возбуждён, что чуть не размазал свой аэроплан о землю. Оба наши аэроплана стояли рядом. Я ринулся к англичанину, краем глаза заметив, что к нам бегут наши солдаты. Подойдя поближе, я убедился, что мои предположения оказались верными: я разнёс ему мотор в клочья, а пилот и наблюдатель получили множественные ранения. Наблюдатель умер тут же, а лётчика отправили в ближайший лазарет. Я уважил память павшего врага, водрузив камень на его красивой могиле.
Когда я вернулся, Бёльке и компания уже завтракали и весьма удивлялись тому, что я пропал. Тогда я с гордостью доложил, что сбил англичанина, и все закричали от радости, тем более, что я был не единственным победителем в тот день. Как обычно, Бёльке тоже подстрелил себе на завтрак очередного англичанина, и все остальные тоже.
Замечу, кстати, что с тех пор ни одна английская эскадрилья не залетала так далеко под Камбрэ, пока там находилась эскадрилья Бёльке".
23 Ноября 1916 года Рихтгофен одержал свою 11 победу, сбив самолёт DH.2 английского майора Леноя Хаукера, лучшего на тот момент пилота Великобритании ( подробная статья о нём, написанная Алексеем Сергиенко, помещена в виде отдельного приложения; оригинал статьи находится на сайте - "http://www.aviahobby.ru" ).
|
"23 Ноября 1916 года я сбил ещё одного англичанина, и ужасно возгордился, когда узнал, что сбитый мной противник прямо - таки настоящий английский Иммельман.
Ещё судя по характеру нашего боя, я сразу понял, что мне попался настоящий ас. В тот день я просто полетел на охоту и скоро заметил трёх англичан, которые явно занимались тем же. Я видел, что замечен, и поскольку имел в тот день сильное желание подраться, решил не лишать и их подобного удовольствия. Летел я низко и стал потихоньку ждать, пока какой - нибудь из моих английских дружков ринется на меня сверху. Действительно, спустя какое -то время один из них так и сделал, зайдя мне в хвост. Сделав несколько выстрелов, он прекратил это занятие, потому что я дал резкий крен вправо.
Он всё пытался зайти мне в хвост, а я соответственно ему, и так мы кружили друг за другом, как сумасшедшие на высоте около 3000 метров.
Сначала мы раз 20 провертелись влево, потом раз 30 вправо, каждый хотел оказаться сзади, и скоро я понял, что на этот раз мне достался далеко не новичок. Он и не собирался покидать поле боя и управлял своей машине легко и блестяще. Однако мой аэроплан оказался более лёгким на подъём, и мне, наконец, удалось зайти выше и сзади моего вальсирующего партнёра.
Тем не менее, спустившись на высоту 2000 метров, я ничего толком не добился, но тут мой противник раскрыл свои карты - ему надо было уходить. А ветер благоприятствовал мне, поскольку он относил нас всё ближе и ближе к нашим позициям. Наконец, мы очутились над Бапомом, в полумиле от наших окопов. Мой нахальный визави был полон оптимизма и, спустившись на высоту 1000 метров, весело помахал мне крылом, словно говоря: "Ну, как поживаешь, дружище ?"
Круги, которые мы описывали, становились всё уже и под конец сузились чуть ли не до 50 метров, и я мог как следует рассмотреть своего врага, следя за каждым движением его тела. Если бы не его шлем, то мне было бы прекрасно видно даже выражение его лица.
О, мой англичанин оказался отличным спортсменом, но и его постепенно начинало припекать. Теперь ему уже приходилось выбирать только между двумя возможностями: приземлиться на немецкой территории или улететь за линию фронта. Конечно, он попытался проделать последнее, потратив немало времени на то, чтобы обмануть меня всяческими петлями и прочими трюками. Засвистели вокруг моей головы и первые пули, хотя до этого мы оба воздерживались от выстрелов.
Спустившись ниже метров на 50, он попытался уйти от меня резким зигзагом, при котором, как известно, стрелять наблюдателю очень неудобно. Это и был мой самый любимый момент. Я погнался за ним, варьируя свою высоту от 50 до 30 метров и беспрерывно стреляя. Англичанин неизбежно должен был рухнуть, но мой заевший пулемёт едва не лишил меня моего успеха.
Англичанин всё - таки грохнулся в 100 метрах от наших окопов, и выстрелил себе в голову. Его пулемёт вырыли из земли, и теперь он украшает моё жилище".
|
Манфред фон Рихтгофен у своего истребителя "Альбатроc D.II", осень 1916 года.
Находясь в составе эскадрильи Jasta 2, барон одержал 16 побед, за что 12 Января 1917 года был награждён высшей немецкой наградой - орденом за храбрость "Pour le Merite" ( "За заслуги перед Отечеством" ).
Назначенный 2-мя днями позже командиром Jasta 11, Рихтгофен 23 Марта был повышен в звании до Обер - лейтенанта, а уже 6 Апреля стал Риттмайстером ( соответствует Капитану ). С этого времени самолёты аса были окрашены ( целиком или частично ) в ярко - красный цвет. Вот что пишет об этом сам Рихтгофен:
"Случилось так, что я взял да и покрасил свой аэроплан в удивительный ярко - красный цвет, в результате скоро все сходу узнавали мою красную птицу. Услышал о ней и противник.
Сражаясь как - то на совсем другом участке фронта, я сумел подстрелить двухместный "Виккерс", который мирно фотографировал наши артиллерийские позиции и потому у моего друга - фотографа, увы, не осталось времени на защиту. Ему осталось только поспешить посадить свою машину на твёрдую землю, поскольку она проявляла все признаки близкого пожара, и мы даже хором закричали: "Он смердит !"
По - человечески я даже испытывал к своему противнику жалость - я вовсе не хотел, чтобы он разбился. К тому же, он, наверное, был ранен, поскольку ни разу по нам не выстрелил.
На высоте около 4000 метров, неполадки в моторе вынудили приземлиться и меня, причём, весьма резко - в результате чего получилось, что мой противник приземлился гораздо мягче, чем я, его победитель; я умудрился врезаться в траншею и перевернуть машину.
Англичане, крайне изумлённые моим падением, приветствовали меня как настоящего спортсмена, но всё ещё недоумевали, почему я упал, поскольку ни одного выстрела по мне они действительно не сделали. Это были первые англичане, которых я посадил на землю живыми, и поэтому мне даже доставило удовольствие поговорить с ними. Я спросил их, видели ли они мой аэроплан в воздухе раньше, на что один из них ответил:
- О, да ! Я отлично знаю вашу машину ! Мы называем её "Красненький".
|
Истребитель Albatros D.III Манфреда фон Рихтгофена, весна 1917 года.
В это время Рихтгофен летал на "Альбатросе D.III". В Сентябре 1917 года он пересел на новый "Фоккер Dr.I", сразу, как только эта машина прибыла на фронт. Впоследствии за окраску своей машины он получил прозвище "Красный барон", к которому почти неизменно прибавлялось "непобедимый". К 1918 году для немцев он был национальным героем, а для союзников - самой большой проблемой в воздухе. Кайзер наградил его крестом за храбрость с персональной дарственной надписью и австрийским военным крестом от императора Франца - Иосифа. Его эскадрилья "Летающий цирк", прозванная так англичанами за пёструю раскраску истребителей, наводила на союзников ужас.
Вот что пишется в предисловии к английскому изданию книги Рихтгофена - "Der Rote Kampfflieger" ( "Красный военный летчик" ), 1917 года:
"Истребительная эскадрилья Рихтгофена, называемая у немцев "Ягдштаффель", поначалу была известна как "Летающий цирк", ибо даже удивительный отряд знаменитого Бёльке не мог достигнуть в своих действиях такой сплочённости, как подразделение Рихтгофена.
Члены "Яшты" порой пускались в авантюрные операции в количестве от 12 до 15 машин во главе с маленьким "Альбатросом" своего командира, окрашенным в пронзительно - яркий красный цвет. Остальные тоже разрисовывали свои самолёты, как кому захочется. Была машина с жёлтым носом, синим корпусом и зелёными крыльями, была бледно - голубая снизу и чёрная сверху, была в полоску, была в пятнышко.
И в бою они вытворяли такое, что действительно было под силу лишь совершенным акробатам. Кроме того, эскадрилья передвигалась по фронту как самостоятельное подразделение, появляясь в самой гуще боёв, или нападая на наших разведчиков. Одну неделю они летали над Верденом, на следующей уже воевали на севере Арраса, ещё через несколько дней - на Сомме. Но, как правило, они работали на Британском фронте. Видя эти арлекинские цвета, курбеты и представления по два раза на дню, мы прозвали их "Бродячим цирком Рихтгофена" ( von Richt-hofen's Traveling Circus )".
Конечно, Рихтгофен уделял внимание только раскраске своих машин. Он придавал большое значение техническим данным истребителей и в первую очередь скороподъёмности и вертикальной маневренности. "Главное в воздушном бою - вертикальная скорость". В этой формулировке Рихтгофена заключён смысл активной наступательной тактики. Захват высоты, атака с пикирования и снова уход на вертикаль. Так Рихтгофен одержал большинство своих блестящих побед. Только за Апрель 1917 года он сбил над Аррасом 21 самолёт противника, а пилоты его эскадры - ещё 68. Недаром англичане называли этот месяц "кровавым Апрелем".
|
Бой английского экипажа с Манфредом фон Рихтгофеном.
В Марте 1917 года в истребительную эскадрилью Рихтгофена "влился" его младший брат Лотар. В этом месяце братья одержали несколько блестящих побед, но были и не очень удачные вылеты. Об одном из них вспоминает сам Рихтгофен:
"Летя с эскадрильей, я вдруг заметил противника, который теперь тоже летал только эскадрильями. Это все произошло над нашими артиллерийскими позициями по близости от Линса, то есть достаточно далеко, а нет ничего более возбуждающего, чем видеть противника, когда до сражения остаются считанные минуты. Я даже думаю, что в такие мгновения лицо моё немного бледнело, но сказать это с точностью не могу - зеркала с собой у меня никогда не было. Мне нравится это чувство опасности, поскольку оно сильно стимулирует поведение. Итак, ты видишь врага. Ты видишь целую эскадрилью. Ты считаешь вражеские машины и быстро рассчитываешь условия боя. Очень многое зависит в этом случае от направления ветра, куда он тянет машину - к фронту или от фронта. Например, однажды я подстрелил англичанина и сделал этот фатальный выстрел над английскими позициями, но ветер был настолько силён, что английский аэроплан приземлился не у своих, а как раз рядом с нашим наблюдательным воздушным шаром, так что мне повезло...
|
Нас было пятеро, англичан в 3 раза больше. Они летели, как мошкара. Расстроить такой порядок в таком скоплении машин - дело непростое, и одному аэроплану это не под силу. Это тяжело даже для нескольких, особенно, если имеется такое численное превосходство, как было в тот раз. Но, тем не менее, мы чувствовали такое воодушевление, что совершенно не сомневались в победе. На войне всегда главное высокий боевой дух, нападение, порыв, и бой в воздухе - не исключение. Правда, наши противники, наверное, думали точно так же, что я сразу и отметил про себя. Заметив нас, они построились кругом и атаковали, теперь нам пятерым надо было глядеть в оба. Мы сбились в тесный кружок и приготовились к приближению английских джентльменов.
Я внимательно смотрел, не поспешит ли какой - нибудь из них и не оторвётся ли от компании. Ага ! Вот и нашёлся дурачок, который так и сделал. Теперь добраться до него было легко, и я сказал себе: "Этот пропал". Громко закричав, я ринулся на него и подлетел совсем близко. Он в ответ тут же открыл беспорядочную стрельбу, что говорило только о том, что господин нервничает. Тогда я снова сказал себе: "Давай, голубчик, стреляй ! Всё равно промахнёшься". Он стрелял из какого - то неизвестного мне оружия, но всё равно мазал. Мне казалось, что я сижу перед гигантским кипящим котлом, и в этом было мало приятного. Правда, англичане всегда стреляют много из своих дьявольски отличных пулемётов, и мы более или менее привыкли к ним. Привыкнуть ведь можно решительно ко всему. Кажется, в тот момент я даже громко рассмеялся, но скоро получил за это хороший урок. Приблизившись к англичанину почти вплотную, то есть на 100 метров, я приготовился стрелять, прицелился и дал несколько пробных очередей. Пулемёт был в порядке и мысленно я уже видел своего противника падающим.
Возбуждение несколько улеглось. В таком положении надо оставаться очень спокойным, собранным и постоянно иметь в виду, что и тебя тоже смогут сбить. Однако воздушного боя без возбуждения всё - таки не бывает - просто ему должна быть мера, ибо без меры ты непременно совершишь ошибку или, хуже того, ошибки, и никогда никого не собьёшь. Но спокойствие - дело привычки. Во всяком случае, в тот раз ошибки я не сделал. Я приблизился к англичанину и стал стрелять прицельно, будучи полностью уверенным в своём успехе. Я просто верил в него.
Но едва расстреляв 10 лент, я неожиданно услышал чудовищный грохот, что - то ударило в мою машину. Затем мне стало ясно, что меня подбили. В тот же момент я почувствовал опасный запах бензина и увидел, что повреждён мотор. Это, конечно, заметил и англичанин, поскольку начал стрелять с удвоенной силой. Мне пришлось оставить его, уйдя резко вниз. Инстинктивно я выключил мотор и, надо сказать, весьма вовремя. Когда пробит бензобак, и дьявольская жидкость уже струиться по ногам, существует весьма реальная опасность пожара. А там и взрыв мотора в 150 лошадиных сил, и так уже горячего до красноты. Если хотя бы одна капля бензина попадет туда - аэроплан вспыхнет.
Машина моя оставляла в воздухе тонкое светлое облачко, а я уже хорошо знал, что это значит на примере моих противников. Появление такого облачка - первый знак приближающегося взрыва. Я же находился на высоте 3000 метров и до приземления мне оставалось ещё ого - го ! Но заботою Провидения, мотор вдруг заглох, и теперь я даже не понимал, с какой скоростью опускаюсь вниз. Однако скорость была очень приличной, поскольку я даже не мог высунуть головы без того, чтобы меня не отшвырнуло обратно плотной струёй воздуха.
|
Вскоре я потерял своего врага из виду - единственное, что я успел заметить, были мои оставшиеся 4 товарищей, которые продолжали бой. Слышна была оживлённая перестрелка. Неожиданно я заметил вспышку ракеты. Было ли это вражеским сигналом ? Такое вряд ли могло случиться, да и свет был слишком ярок для простой ракеты. Должно быть, это вспыхнул какой - то аэроплан, но чей ?! Кажется, наш... но нет, слава Господу, горит аэроплан врага ! Кто же подбил его ? Не успел я ответить на этот вопрос, как увидел ещё одну машину, падающую прямо перпендикулярно земле, и вращающуюся точно так же, как и я сам, но затем неожиданно вернувшую равновесие. Аэроплан летел теперь прямо за мной. Вероятно, у такого же "Альбатроса" были и такие же повреждения.
Я уже находился на высоте около 300 метров и должен был высматривать место для посадки. Теперь такие непредвиденные посадки обычно заканчиваются аварией, но тогда дела обстояли проще [ Примечание: Эта фраза свидетельствует о том, как существенно изменялись самолёты в это время всего за пару месяцев. Книга написана Рихтгофеном во время летнего отпуска в 1917 году ]. Я нашёл луг, не очень большой, но всё же достаточный для моих целей. К тому же, он был очень удачно расположен неподалеку от дороги Хенин - Литар. Там я и собирался сесть.
Всё пока шло нормально, и меня терзала только одна мысль, что же произошло с моим товарищем ?
Как оказалось, он приземлился в нескольких километрах от моего луга.
У меня было достаточно времени, чтобы изучить повреждения; аэроплан оказался пробит в нескольких местах, а выстрел, заставивший меня выйти из боя, пробил бензобак. Теперь у меня не было ни капли бензина, да и сам мотор был прилично попорчен пулями. Жаль, это был очень хороший мотор !"
В середине Марта 1917 года Германское командование начинает отвод войск на предварительно подготовленные позиции Зигфрида. Этот неожиданный отход германских войск нарушил планы союзников, заставив их произвести перегруппировку армий. Однако общая идея наступательной операции Нивеля осталась в силе. Главному удару должен был предшествовать удар англичан у Арраса. Обратимся вновь к записям Рихтгофена:
"Название "позиция Зигфрида" известна в Германии каждому юноше. К тому времени, когда мы выдвинулись на эту позицию, активность в воздухе возросла до немыслимых пределов. Мы позволяли противнику оккупировать наши территории, которые были уже полностью эвакуированы, но не отдавали ему ни пяди наших воздушных пространств. Истребительная эскадрилья, натасканная Бёльке, гонялась за англичанами, которые тоже отчаянно бились за воздушное пространство, и нам удавалось удерживать их в рамках только ценой чудовищных усилий. Это было время, когда свою жизнь отдал за родину даже принц Фредерик Чарльз".
К тому времени, когда Рихтгофен писал эти строки он сам уже стал, согласно его же определению, "мясником". А ещё в начале этого года он думал немного иначе:
"Я никогда не стремился сбить сразу двоих; когда один падал, я был вполне удовлетворён, и только много, много позже я превратился действительно в мясника".
Тем временем, на Западноевропейском театре войны продолжалась трагическая гонка технических достижений авиапромышленников. Если в 1916 году техническое совершенство самолётов только ещё начало играть решающее значение, чему свидетельством гибель замечательного британского пилота Л. Хоукера, то в этом году оно начинает принимать воистину угрожающие размеры. На "Альбатросе D.II", появившемся в конце 1916 года, улучшили обзор, а D.III, появившийся в начале 1917 года, был ещё быстрее и скороподъемнее. Преимущества одной стороны вылились в трагедию для другой - Апрель 1917 года именовался союзниками не иначе, как "кровавый". Средняя продолжительность жизни пилота союзников не превышала тогда трёх недель. Вот что пишет о тех днях сам Рихтгофен:
"2 Апреля 1917 года был жарким днём для моей эскадрильи. Гром и лай пулемётов слышен был даже в моей квартире и становился всё сильнее.
Я ещё валялся в постели, когда в комнату ворвался ординарец и крикнул: "Англичане !" Совершенно сонный, я выглянул в окно и увидел, что мои товарищи окружили аэродром плотным кольцом и стоят задрав головы. Выскочив из постели и кое - как натянув форму, я бросился к своему "Красненькому", который был уже выведен из ангара и готов к старту. Мой механик знал, что я не упущу такой замечательный случай, и поэтому всё было уже готово. Я натянул унты и залез в машину.
Я вылетал последним, товарищи мои были гораздо ближе к неприятелю, и я очень боялся, что добыча ускользнёт у меня из рук и мне останется только смотреть на битву со стороны.
Неожиданно один из наглецов попытался спикировать на меня. Я позволил ему подойти поближе, и тут началась превесёлая кадриль. Мой противник, двухместный истребитель, то ложился на спину, то кувыркался, но я быстро почувствовал своё превосходство и понял, что он от меня не уйдёт.
Среди какой - то секундной передышки я обнаружил, что дерёмся мы с ним вдвоём и, следовательно, победа достанется тому, кто спокойней, кто лучше стреляет и кто сохраняет более ясный ум в момент опасности. Скоро я загнал его под себя, практически не пользуясь пулемётом. Мы находились примерно в 2-х километрах от линии фронта, и я думал, что он хочет сесть. Но ошибся. Неожиданно, когда англичанин был всего в нескольких десятках метров от земли, он снова почти отвесно взмыл вверх и попытался таким образом уйти от меня. Это не входило в мои планы, я бросался в атаку на такой небольшой высоте, что боялся задеть колёсами за деревья и крыши домов лежащей внизу деревеньки. Англичанин защищался до последнего, и в самый последний момент я ощутил, что мотор мой пробит. Но упустить врага ! Он должен упасть !
Англичанин стал резко уходить вправо, прямо к домам, но шансов у него было уже мало, и это был, скорее, шаг отчаянного мужества, чем реальной защиты. Он дрался, как лев, хотя, на мой взгляд, вся эта храбрость смахивала больше на глупость. Это был именно тот случай, когда надо понимать различие между энергичностью и идиотизмом. Он всё равно должен был сесть, но предпочёл почему - то расплатиться за свою тупость жизнью.
В воздушном бою главное заключается вовсе не в умении владеть всевозможными трюками, а только в личных способностях и энергии лётчика. Он, конечно, должен знать, как крутить все эти петли, но это умение ещё никоим образом не гарантирует ему сбитых аэропланов врага. Я считаю, всё заключается именно в агрессивном духе, а дух этот сильнее всего именно у нас, немцев. И потому мы всегда имеем превосходство в воздухе.
У французов характер иной. Они любят устраивать ловушки и атаковать врага исподтишка. Это в воздухе, разумеется, делать трудно, ловятся на такую удочку только новички - ведь аэроплан в воздухе не спрячешь. Невидимых аэропланов до сих пор не придумали. Но порой, галльская кровь, естественно, всё равно проявляет себя, и французы яростно атакуют. Увы, боевой дух французов - всего лишь лимонад, в нём нет крепости.
Англичане же, наоборот, как заметил кто - то, всё - таки ближе нам по крови. Они спортсмены по природе, и в полётах тоже видят лишь спорт. Они получают наслаждение от идеально выполненной петли, переворотов на спину и выполнения прочих трюков на радость наблюдающих из окопов солдат. Все эти упражнения могут произвести впечатление на публику стадионов, но на войне, к счастью, цениться совсем другое. Война требует высочайшей подготовки, а не курбетов в воздухе. И потому кровь английских лётчиков так часто капает прямо с неба.
|
Bristol F2A сбитый Манфредом 5 Апреля 1917 года.
Мне очень понравилась работа моего "Красненького" этим утром и, довольный, я вернулся домой. Товарищи ещё не вернулись, но потом были очень удивлены, когда за завтраком я рассказал им о моём 32-м трофее. В этом бою один молоденький Лейтенант также сбил свою жертву, и потому мы все были особенно веселы и стали готовиться к новым сражениям с удвоенным энтузиазмом. Только потом я пошёл и привёл себя в порядок, а до этого не было даже времени. Тут же ко мне пришёл Лейтенант Вернер Фосс из эскадрильи Бёльке и мы много болтали. Фосс перед этим сбил свой 23-й аэроплан, и стоял теперь в списке сразу за мной. Он и по сей день один из самых серьёзных моих конкурентов.
Когда он стал уходить, я предложил полететь вместе с ним на какое - то расстояние, и мы отправились кружным путём через фронты. Погода портилась, и найти ещё какую - нибудь забаву мы даже не рассчитывали.
Под нами стояли плотные облака, местности Фосс не знал и стал потихоньку нервничать. Над Аррасом мы встретились с моим братом, который тоже служил в моей эскадрилье и тоже потерял дорогу домой. Он присоединился к нам, тотчас узнав меня по цвету моей машины.
Неожиданно мы увидели приближающуюся к нам эскадрилью, и мне сразу пришла в голову мысль - вот летит мой 33-й голубчик. Но несмотря на то, что англичан было в 3 раза больше и находились они над своей территорией, они предпочли не ввязываться в бой. Тогда - то я в первый раз подумал, что, может быть, мне всё - таки лучше перекрасить свою птичку. Однако мы их всё - таки догнали - хорошо, что наши аэропланы могут развивать такую скорость !
Я оказался к противнику ближе всех и тут же атаковал его в хвост. С удовольствием видя, что он принимает сражение, я увидел ещё с большим удовольствием и то, что товарищи его бросили, а значит, мне предстояла новая дуэль. Этот бой очень напомнил тот, что произошёл утром, противник ловко выкручивался, демонстрировал прекрасное знание приёмов и, к моей досаде, отлично стрелял. Всё это стало мне ясно очень скоро.
Но мне на помощь пришёл удачный ветер, который потащил нас обоих к нашим позициям, и мой противник смекнул, что всё не так просто, как ему казалось. Он нырнул и скрылся в облаке, считая себя практически спасённым.
Но я нырнул за ним и, к своему счастью, обнаружил, что попал прямо к нему и, что ещё лучше, чуть сзади. Я открыл огонь, правда, без особого толку, хотя, в конце концов, мне удалось попасть, судя по замеченному мною беловатому облачку бензина. Враг должен был сесть из - за полной остановки мотора.
Но он оказался упрямым парнем и не хотел признать, что игра проиграна. Если бы он продолжал стрелять, то я просто убил бы его, поскольку тем временем мы уже опустились на высоту в 300 метров. Однако англичанин продолжал защищаться точно также как его соплеменник сегодня утром. Он боролся до самого приземления, а когда он уже почти сел, я пролетел над ним в нескольких метрах, чтобы проверить убил я его или нет. И что же, вы думаете, сделал этот подлец ?! Он схватился за пулемёт и пробил дырку в моей птичке !
Потом Фосс говорил мне, что если бы подобное произошло с ним, то он непременно убил бы лётчика прямо на земле, да и я действительно должен был так сделать, поскольку официально англичанин не сдался. Но он оказался одним из немногих счастливчиков, спасших свою жизнь".
29 Апреля 1917 года Манфред фон Рихтгофен сбил 4 вражеских самолёта, ещё 2 - его брат Лотар.
"29 Апреля к нам должен был приехать отец, о чём он объявил нам с братом заранее. Отец тогда служил комендантом в одном маленьком городке в окрестностях Лилля, и таким образом, жил не очень далеко от нас. Я даже иногда встречался с ним во время своих полётов.
|
Он хотел приехать на 9-часовом поезде, но прибыл на аэродром уже в 8:30 - мы только что успели вернуться с задания. Брат первым вылез из машины и приветствовал старика словами: "Доброе утро, отец. Я только что сбил очередного англичанина". Сразу после него я повторил в точности все движения и слова брата. Было видно, что отец очень доволен и счастлив. Наш отец не из тех, кто трясётся за своих сыновей, наоборот, он скорее захотел бы залезть в аэроплан да помочь нам пострелять. Мы позавтракали вместе и снова вылетели.
Тем временем воздушное сражение разыгралось прямо над аэродромом. Отец следил за боем с начала до конца с большим интересом. К сожалению, мы не принимали в нём участия.
К аэродрому прорвалась английская эскадрилья, которая была встречена нашими аэропланами - разведчиками. Вдруг одна машина закувыркалась, но потом выправилась и заскользила вниз уже в нормальном положении. Увы, это оказался наш аэроплан.
Англичане улетели. Наша машина явно имела повреждения, но приземлилась почти правильно, пытаясь сделать это непосредственно на аэродроме, хотя свободного места было слишком мало для такого гиганта, и, кроме того, поверхность была пилоту незнакома. А земля, надо сказать, была у нас не совсем ровная. Все бросились к самолёту и с сожалением обнаружили, что один из лётчиков, стрелок, убит. Такой спектакль был для отца внове и очень его расстроил.
Но для нас день обещал быть замечательным. Погода по - прежнему оставалась ясной, а зенитки отовсюду продолжали стрелять, что говорило о множестве находящихся в воздухе вражеских аэропланов.
Ближе к полудню мы вылетели ещё раз. И мне опять повезло, я подстрелил второго англичанина за день. Наш комендант вновь обрел хорошее расположение духа.
После я немного поспал и снова стал свеж и бодр. Тем временем Вольф умудрился посадить ещё аэропланы и с эскадрильей, и в одиночку. Ещё одного скушал и Шэфер. После полудня мы с братом, Шэфером, Фестнером и Альменрёдером полетели опять.
|
Первый послеполуденный полёт оказался неудачным. Второй - лучше. Мы очень быстро встретили вражескую эскадрилью, но, к несчастью, они летели гораздо выше нас, так что мы ничего не могли сделать. Мы, правда, попытались подняться до них, но неуспешно, и вынуждены были отпустить их нетронутыми. Тогда мы полетели вдоль линии фронта, брат рядом со мной и впереди остальных. Неожиданно я заметил 2 вражеских артиллерийских аэроплана, приближающихся прямо к нам самым наглым и провокационным манером. Я махнул брату, и он тут же понял мои намерения. Мы шли бок о бок, набирая скорость, и каждый из нас знал, что он сильнее врага. Было здорово, что мы могли полностью полагаться друг на друга - это вещь в бою принципиальная. Ты должен верить в своего партнёра по сражению.
Брат первым добрался до врага и первым атаковал, а я занялся вторым. В последний момент я быстро оглянулся, чтобы проверить, нет ли поблизости третей машины - нет, мы были одни и могли сражаться с врагом с глазу на глаз. Скоро я вышел к своему с удобной стороны, дал несколько точных коротких очередей и машина англичанина развалилась на куски. Никогда не выпадало мне столь быстрого успеха !
Наблюдая за падающими обломками, я, однако, не упускал из виду и брата. Он чуть ниже меня всё ещё вел бой.
У меня образовалось время посмотреть на сражение, и должен признаться, что я и сам не смог бы вести его лучше, чем брат. Он стремился за противником, как волк и они хищно кружили вокруг друг друга. Неожиданно вражеский аэроплан стал опускаться, что является явным признаком попадания. Вероятно, лётчик был ранен в голову. Машина стала падать, а крылья её разламываться в воздухе. И этот аэроплан упал почти рядом с моим. Я подлетел к брату, мы поздравили друг друга, махнув рукой, и улетели, весьма довольные своим делом. Здорово, когда ты можешь летать вместе с родным братом и, кроме того, воевать столь удачно !
Тем временем остальные машины эскадрильи наблюдали за нашим спектаклем, но, конечно, не могли нам помочь, поскольку бороться в воздухе приходится один на один. Если лётчик наметил себе цель, то другим незачем ему помогать. Они могут только смотреть и защищать его спину, иначе его могут атаковать сзади.
Мы полетели дальше и поднялись на приличную высоту, поскольку и там можно было встретиться с членами антирихтгофенского клуба. Нас, то есть наши алые прекрасные машины было видно издалека, а тем более в мощном солнечном свете. Мы летели близко друг к другу, поскольку знали, что наши английские друзья никогда не прочь подкараулить нас. И точно, они появились, но к несчастью, опять гораздо выше, так что нам ничего не оставалось, как самим ждать их атаки. Знаменитые трипланы "СПАД" [ Примечание: на самом деле самолёты "СПАД" - бипланы ] были действительно отличными машинами, но, тем не менее, качество аэроплана значит ещё далеко не все. Все зависит от того, кто сидит в этом аэроплане. Англичане начали осторожную игру, но пока ещё не кусались. Мы решили атаковать их со своей стороны. В ответ мы увидели: нет, спасибо. Какого же чёрта было выставлять против нас эскадрилью, а потом просто взять и показать хвост ?!
Правда, один из них всё же сохранил лицо и обрушился на нашу последнюю машину. Сражение было принято, несмотря на невыгодность позиции. Если хочешь заниматься торговлей, то прежде всего надо готовить себя к желаниям покупателей. Словом, мы все выстроились в круг, но англичанин всё сразу же понял и улетел.
Другой попытался сыграть такую же штуку и со мной, но я тут же поприветствовал его плотным огнём двух моих пулемётов. Он попытался уйти, резко упав вниз, но это движение оказалось роковым для него; он оказался подо мной, а всё, что находится в воздухе подо мной, особенно, если это аэроплан одноместный и к тому же истребитель, можно считать потерянным. Он не может зайти мне в хвост - и дело кончено...
У моего противника на сей раз была отличная скоростная машина, но, увы, он не долетел до английских окопов. Оказавшись над Ленсом, я начал стрелять, но начал слишком рано. Таков был мой трюк: не попасть в него я хотел, а лишь напугать и заманить. Он купился и начал летать кругами, что позволило мне приблизиться. Я пустился в свой обман и во второй, и в третий раз, и каждый раз мой дурачок всё кружился, а я подбирался всё ближе.
Рихтгофены. 1917 год. |
Скоро я приблизился к нему почти вплотную и прицелился очень тщательно. Выждав момент, когда оказался всего в 50 ярдах, я нажал сразу обе гашетки. Послышался лёгкий шипящий звук, явно говорящий о том, что пробит бензобак. Потом я увидел яркое пламя, и мой милорд исчез где - то внизу.
Это была 4-я победа за день. У брата тоже оказалось двое. Оказывается, отец приехал на истинный пир. Радость его была неописуема.
Вечером я пригласил гостей, среди которых оказался и мой друг Ведель, служивший поблизости. Мы действительно устроили пир. Два брата сбили 6 англичан за один день ! Это же целая эскадрилья ! И я понял, что англичане окончательно лишили нас своих симпатий".
Вечером того же дня, имея на счету 50 сбитых самолётов, Манфред фон Рихтгофен был вызван в Главный штаб. Несмотря на запрет до прибытия в штаб участвовать в боевых действиях, он успевает до отъезда сбить ещё 2-х англичан за следующие 2 дня.
"В полдень мы прибыли в Главный штаб и были сердечно встречены товарищами, с которыми я когда - то был знаком и которые теперь работали в самой святая святых. Мне искренне жаль этих несчастных растратчиков чернил. В войне они не видят и половину её прелести. Первым делом я отправился к Эриху фон Гепнеру - командующему Воздушными Силами.
|
Наутро настал великий момент встречи с Гинденбургом и Людендорфом, правда, мне пришлось их немного дожидаться. Мне трудно описать свою встречу с этими Генералами, из которых сначала я разговаривал с Гинденбургом, а уж потом с Людендорфом. Чарующее чувство охватывает тебя в кабинете, где вершатся судьбы мира, но всё же я был очень рад, когда вырвался из святая святых и получил приглашение на завтрак к Его Величеству. Это был день моего рождения, и кто - то явно сообщил об этом ему. Он поздравил меня первым делом с моими успехами, а уж потом с 25-летием. Он вручил мне и маленький подарок по этому случаю.
До этого времени я, конечно, не мог и представить, что в свое 25-летие буду сидеть по правую руку от Генерала полевого маршала Гинденбурга и даже буду упомянут в его речи. А на следующий день я обедал уже с Её Величеством, для чего приехал в Гомбург. Её Величество тоже поднесла мне подарок, а я был счастлив показать ей, как взлетает аэроплан. Вечером я снова оказался у Гинденбурга".
Его счёт побед рос, и когда в Июне 1917 года был сформирован первый в Германии истребительный полк ( Jagdgeschwader I ) 4-эскадрильного состава ( Jasta 4, 6, 10 и 11 ), его командиром стал 25-летний Манфред фон Рихтгофен.
6 Июля он был ранен в голову в бою против 20-й эскадрильи ( 20 Sqdn ), но уже 25 Июля вернулся в строй. Манфред фон Рихтгофен получил практически все награды, которые мог получить лётчик, - их было слишком много, чтобы все здесь перечислить.
|
Истребитель Sopwith Pup из 46-й эскадрильи RFC -
61-я жертва Манфреда фон Рихтгофена, Сентябрь 1917 г.
В Сентябре на его счету было уже 60, а в Марте 1918 года - 70 сбитых самолётов. Имя Рихтгофена стало легендарным по обе стороны линии фронта.
|
Albatros D.V из состава Jasta 11, осень 1917 года.
В кабине - ротмистр Манфред фон Рихтгофен.
В середине Марта в эскадрилью Рихтгофена прибывает Эрнст Удет. Вот как он пишет о тех днях в своих воспоминаниях:
"Я прибываю в расположение группы в 10 часов и уже в 12 я вылетаю на свою первую вылазку с эскадрильей № 11. Кроме неё, в группе эскадрильи 4, 6 и 10. Рихтгофен сам ведёт в бой № 11. Он лично испытывает каждого нового человека. Нас пятеро, Капитан во главе. За ним Юст и Гуссман. Шольц и я замыкаем. Я в первый раз лечу на "Фоккере - триплане". Мы скользим над рябым ландшафтом на высоте 500 метров. Над развалинами Альбера, прямо под облаками висит RE.8, британский корректировщик артогня... Мы идём немного ниже, но он по всей очевидности нас не замечает, продолжая описывать круги. Я переглядываюсь с Шольцем. Он кивает. Я отделяюсь от эскадрильи и лечу к "Томми", захожу на него спереди снизу и стреляю с короткой дистанции. Его двигатель изрешечён пулями... Он тут же кренится и рассыпается на куски. Горящие обломки падают совсем недалеко от Альбера. Через минуту я возвращаюсь в строй и продолжаю полёт в сторону вражеских позиций. Шольц снова кивает мне, коротко и счастливо.
Но Капитан уже заметил моё отсутствие. Кажется, что он видит всё. Он оборачивается и машет мне. Ниже справа идёт древняя римская дорога. Деревья всё ещё голые и сквозь ветки мы видим колонны на марше. Они идут на запад. Англичане отступают под нашими ударами. Прямо над верхушками деревьев скользит группа "Сопвич Кемел". Возможно, они прикрывают эту старинную римскую дорогу, одну из главных артерий британского отступления. Я с трудом успеваю всё это рассмотреть когда красный "Фоккер" Рихтгофена ныряет вниз и мы следуем за ним. "Сопвичи" разлетаются в разные стороны как цыплята, завидевшие Ястреба. Только одному не уйти, тому самому, который попал в прицел Капитана. Всё это происходит так быстро, что никто потом не может точно вспомнить. Все думают на секунду, что Капитан собрался его протаранить, он так близко, я думаю, не дальше 10 метров. Затем "Кемел" вздрагивает от удара. Его нос опускается вниз, за ним тянется белый бензиновый хвост и он падает в поле рядом с дорогой, окутанный дымом и пламенем.
|
Рихтгофен, стальной центр нашего клиновидного строя, продолжает пологое снижение к римской дороге. На высоте 10 метров он несётся над землей, стреляет из обоих пулемётов по марширующим колоннам. Мы держимся следом за ним и добавляем ещё больше огня. Кажется, что войска охватил парализующий ужас. Только немногие укрываются в канавах. Большинство падает там, где шли или стояли. В конце дороги Капитан закладывает правый вираж и заходит ещё раз, оставаясь на одной высоте с верхушками деревьев. Сейчас мы можем ясно видеть результат нашей штурмовки: бьющиеся лошадиные упряжки, брошенные пушки, которые как волноломы раскалывают несущийся через них человеческий поток. На этот раз по нам стреляют с земли. Вот стоит пехота, приклады прижаты к щеке, из канавы лает пулемёт. Но Капитан не поднимается ни на метр, хотя в его крыльях появляются пулевые отверстия. Мы летим следом за ним и стреляем. Вся эскадрилья подчинена его воле. Так и должно быть. Он оставляет дорогу и начинает подниматься вверх. Мы идем за ним. На высоте 500 метров мы направляемся домой и приземляемся в час дня. Это 3-й вылет Рихтгофена в это утро. Когда моя машина касается земли, он уж стоит на лётном поле. Он идёт ко мне, и улыбка играет на его губах.
- С завтрашнего дня можешь вступать в командование эскадрильей № 11 !
...На фронте много хороших эскадрилий, но группа Рихтгофена только одна. И сейчас я вижу, в чём секрет его успехов. Другие эскадрильи живут в замках или маленьких городках, в 20 - 30 км от линии фронта. Группа Рихтгофена обитает в гофрированных железных лачугах, которые могут быть собраны и разобраны в считанные часы. Они редко базируются дальше, чем 20 км от передовых постов. Другие эскадрильи поднимаются в воздух по 2 - 3 раза в день. Рихтгофен и его люди взлетают 5 раз в день. Другие сворачивают операции при плохой погоде, здесь летают почти при любых погодных условиях. Тем не менее, самая большая неожиданность для меня - аэродромы подскока. Это изобретение Бёльке, учителя немецкой военно - воздушной службы. Рихтгофен, его самый одарённый ученик, следует этой практике. Всего лишь в нескольких километрах за линией фронта, часто в пределах досягаемости вражеской артиллерии, мы, в полной боевой готовности, сидим в открытом поле на раскладных стульях. Наши самолёты, заправленные и готовые к взлёту, стоят рядом. Как только на горизонте появляется противник, мы поднимаемся в воздух - по одному, по двое, или целой эскадрильей. Немедленно после боя мы приземляемся, усаживаемся в наши кресла, вытягиваем ноги и обшариваем небо в бинокли, ожидая новых противников. Обычных патрульных полётов нет. Рихтгофен разрешает лишь полёты в тыл противника.
- Эти сторожевые посты в воздухе расслабляют пилотов, - утверждает он.
Так что мы поднимаемся в воздух только для боя.
...Нужно привыкнуть к тому факту, что его одобрение всегда происходит в сухой манере, без малейшего следа сантиментов. Он служит отечеству всеми фибрами своей души и ожидает того же самого от своих лётчиков. Он судит людей по тому, что им удается достичь и также, возможно, по их товарищеским качествам. Того, кто оправдывает его надежды, он всячески поддерживает. Того, кто не может их оправдать, он отчисляет, не моргнув глазом. Тот, кто демонстрирует во время вылазки равнодушие, должен покинуть группу в тот же самый день.
Конечно, Рихтгофен ест, пьёт и спит, как любой из нас. Но он делает это только для того, чтобы сражаться. Когда есть опасность, что запасы еды подойдут к концу, он посылает Боденшатца, своего образцового адъютанта в тыл... чтобы тот реквизировал всё, что требуется. Для этого случая Боденшатц берёт с собой коллекцию фотографий Рихтгофена с его автографом: "На память моему уважаемому боевому товарищу..." Эти фотографии чрезвычайно высоко ценятся у тыловых снабженцев. Дома, в какой - нибудь пивной, они способны вызвать почтительную тишину у всех сидящих за столом. А в группе Рихтгофена никогда не кончаются запасы сосисок и ветчины".
|
20 Апреля 1918 года Рихтгофен он сбил 2 "Сопвича", доведя число своих побед до 80. Но это были последние строки легенды. На следующий день красный Fokker Dr.1 "Красного барона" рухнул на английские окопы. Медицинское освидетельствование показало: единственная пуля попала точно в сердце. Тело Рихтгофена было предано земле со всеми воинскими почестями. Французские и английские лётчики в день похорон Рихтгофена пролетели над его могилой и сбросили венки.
|
Последний бой "Красного барона". 21 Апреля 1918 года.
|
Фюзеляжный крест с самолёта Манфреда фон Рихтгофена.
За 1,5 года ( Сентябрь 1916 г. - Март 1918 г. ) этот выдающийся лётчик одержал по меньшей мере 80 побед, в которых установлены точные данные о типах сбитых им самолётов, фамилии членов экипажа, их звания, биографии и судьбы. Он и его коллеги специально тренировались уничтожить максимум самолётов противника при минимальном риске для себя, прежде всего рассчитывая на занятие выгодной позиции, точной и стремительной атаки. Сам Рихтгофен безукоризненно впитал уроки своего учителя Освальда Бёльке: занять хорошую позицию для атаки; выбрать место и позволить британскому пилоту сделать первый шаг, чтобы ввязаться в бой или уйти от него, в зависимости от того, чего мог достичь его противник в наиболее благоприятной позиции. При этом барон никогда не атаковал дирижаблей наблюдения союзников - наиболее опасную цель.
|
Истребитель Fokker Dr.I ( № 425/17), на котором 21 Апреля 1918 года
погиб командир JG I - "Красный барон" - Манфред фон Рихтгофен.
|
Fokker Dr.I ( № 425/17 ) в первоначальной окраске.
Ас № 1 германской авиации, как правило, предпочитал не ввязываться в бой, а нападать на отставший аэроплан или, по его мнению, на самого сильного противника. Перед атакой барон всегда старался занять выгодную высоту и, с предельно минимальной дистанции, открывал прицельный огонь на поражение. При этом он мастерски владел искусством пилотажа и умело сочетал своё лётное мастерство с умением снайпера. В своей автобиографии барон достаточно смело поделился некоторым боевым опытом:
"В воздушном бою всё решает вовсе не трюкачество, но единственно личные достоинства и энергия лётчика. Он может лихо выписывать "мёртвые петли" и выполнять другие всевозможные фокусы, и всё - таки не сбить ни одного врага. По моему мнению, наступательный дух - это всё, а этот дух очень силён в нас, немцах. Поэтому мы всегда сохраним преимущество в воздухе. У французов совсем другой характер. Им нравится устраивать ловушки и атаковать своих противников, застав их врасплох. В воздухе это сделать очень нелегко. Застать врасплох можно только новичка, а ловушки не поставишь, потому что самолёт нельзя спрятать. Невидимых самолётов ещё не изобрели. Иногда, однако, галльская кровь проявляет себя с наилучшей стороны - а именно в атаке. Но французский атакующий дух - как лимонад в бутылке. Он лишён крепости. В англичанах, с другой стороны, можно заметить германскую кровь. Хорошему спортсмену легче стать хорошим лётчиком, но англичане не видят в полётах ничего, кроме спорта. Они с особым удовольствием делают "мёртвые петли", летают вниз головой и проделывают другие фокусы, но воздушный бой требует более высокой квалификации, чем воздушные трюки".
До сих пор неизвестно точно, кто стал виновником гибели "Красного барона". Честь победы над первым асом Германии оспаривали молодой канадский пилот Артур Рой Браун ( Arthur Roy Brown ), имевший к концу войны 10 официально подтверждённых побед, и австралийский расчёт зенитного пулемёта.
До сих пор сталкиваются различные версии о том, кто же его сбил, что становится темой многочисленных книг и статей. Он остался тем не менее величайшим из германских асов и самым результативным пилотом Первой Мировой войны по обеим сторонам фронта ( по числу официальных побед ).
* * *
|
Список всех известных побед Манфреда фон Рихтгофена:
|
№ п/п |
Дата победы |
Сбитый самолёт |
№ самолёта и в / части |
Район боя ( падения ) |
Время победы |
Своя часть |
| - | Сентябрь - Октябрь 1915 года |
н / п | - | В период боёв за Шампань |
- | BAO |
| - | 26.04.1916 | н / п | - | Над Флери | - | |
| 1 | 17.09.1916 | FE.2b | 7018, 11 Sqdn | Виллер - Плуиш | 10:40 | Jasta 2 |
| 2 | 23.09.1916 | Martinside G.100 | 7481, 27 Sqdn | Ю. Бёньи | 9:50 | |
| 3 | 30.09.1916 | FE.2b | 6973, 11 Sqdn | Фремикур | 11:50 | |
| 4 | 7.10.1916 | BE.12 | 6618, 21 Sqdn | Эканкур | 10:10 | |
| 5 | 16.10.1916 | BE.12 | 6580, 19 Sqdn | Итр | 5:00 | |
| 6 | 25.10.1916 | BE.12 | 6654, 21 Sqdn | Ю-3. Бапома | 9:35 | |
| 7 | 3.11.1916 | FE.2b | 7010, 18 Sqdn | С-В. Гревиллера | 14:10 | |
| 8 | 9.11.1916 | BE.2с | 2506, 12 Sqdn | Бёньи | 10:30 | |
| 9 | 20.11.1916 | - | - | Гранкур | 9:40 | |
| 10 | FE.2b | 4848, 18 Sqdn | Ю. Гранкура | 16:15 | ||
| 11 | 23.11.1916 | DH.2 | 5964, 24 Sqdn | Ю. Линьи | 15:00 | |
| 12 | 11.12.1916 | DH.2 | 5986, 32 Sqdn | Меркатель | 11:55 | |
| 13 | 20.12.1916 | DH.2 | 7927, 29 Sqdn | Мёши | 11:30 | |
| 14 | FE.2b | А5446, 18 Sqdn | Норёй | 13:45 | ||
| 15 | 27.12.1916 | FE.2b | ? Sqdn | Фишё | 16:25 | |
| 16 | 4.01.1917 | Pup | N5193, 8 Sqdn | Мес-о-Кутюр | 16:15 | |
| 17 | 23.01.1917 | FE.8 | 6388, 40 Sqdn | Ю-3. Ланса | 16:15 | Jasta 11 |
| 18 | 24.01.1917 | FE.2b | 6997, 25 Sqdn | Вими | 12:15 | |
| 19 | 1.02.1917 | BE.2d | 6742, 16 Sqdn | Ю-3. Телюса | 16:00 | |
| 20 | 14.02.1917 | BE.2d | 6231, 2 Sqdn | В. Лооса | 12:00 | |
| 21 | BE.2с | 2543, 2 Sqdn | Ю-3. Мазенгарба | 16:45 | ||
| 22 | 4.03.1917 | Sop 1/2 Strutter | А1108, 43 Sqdn | Ашвиль | 16:20 | |
| 23 | BE.2d | 5785, 2 Sqdn | С. Лооса | 12:50 | ||
| 24 | 6.03.1917 | BE.2c | А2785, 16 Sqdn | Суше | 17:00 | |
| 25 | 9.03.1917 | DH.2 | А2571, 29 Sqdn | Ю-3. Байёля | 11:55 | |
| 26 | 11.03.1917 | BE.2d | 6232, 2 Sqdn | Ю. Ла - Фоли | 12:00 | |
| 27 | 17.03.1917 | FE.2b | А5439, 25 Sqdn | Ю-В. Оппи | 11:30 | |
| 28 | BE.2c | 2814, 16 Sqdn | З. Вими | 17:00 | ||
| 29 | 21.03.1917 | BE.2f | А3154, 16 Sqdn | Невиль-Сен-Вааст | 17:30 | |
| 30 | 24.03.1917 | Spad VII | А6706, 19 Sqdn | Живанши | 11:55 | |
| 31 | 25.03.1917 | Nieuport XVII | А6689, 29 Sqdn | Тийуа | 8:20 | |
| 32 | 2.04.1917 | BE.2d | 5841, 13 Sqdn | Фарбюс | 8:35 | |
| 33 | Sop 1/2 Strutter | А2401, 43 Sqdn | Живанши | 11:15 | ||
| 34 | 3.04.1917 | FE.2d | А6382, 25 Sqdn | Ситэ-Сен-Пьер | 16:15 | |
| 35 | 5.04.1917 | Bristol F2a | А3340, 48 Sqdn | Леварде | 11:15 | |
| 36 | Bristol F2a | А3343, 48 Sqdn | Кинси | 11:28 | ||
| 37 | 7.04.1917 | Nieuport XVII | А6645, 60 Sqdn | Ю-В. Меркателя | 17:45 | |
| 38 | 8.04.1917 | Sop 1/2 Strutter | А2406, 43 Sqdn | Фарбюс | 11:40 | |
| 39 | BE.2g | А2815, 16 Sqdn | З. Вими | 16:40 | ||
| 40 | 11.04.1917 | BE.2с | 2501, 13 Sqdn | Виллерваль | 9:25 | |
| 41 | 13.04.1917 | RE.8 | А3190, 59 Sqdn | В. Витри | 8:58 | |
| 42 | FE.2b | А831, 11 Sqdn | 3. Монши | 12:45 | ||
| 43 | FE.2b | 4997, 25 Sqdn | Нуайель - Годо | 7:35 | ||
| 44 | 14.04.1917 | Nieuport XVII | А6796, 60 Sqdn | Ю. Буа - Бернар | 9:15 | |
| 45 | 16.04.1917 | BE.2с | 3156, 13 Sqdn | С-3. Гаврелль | 17:30 | |
| 46 | 22.04.1917 | FE.2b | 11 Sqdn | Ланьикур | 17:10 | |
| 47 | 23.04.1917 | BE.2c | А3168, 4 Sqdn | Мерикур | 12:05 | |
| 48 | 28.04.1917 | BE.2c | 7221, 13 Sqdn | Ю-В. Пельва | 9:30 | |
| 49 | 29.04.1917 | Spad VII | В1573, 19 Sqdn | В. Леклюза | 12:05 | |
| 50 | FE.2b | 4898, 18 Sqdn | Ю-3. Инши | 16:55 | ||
| 51 | BE.2c | 2738, 12 Sqdn | Ю. Рё | 19:25 | ||
| 52 | Sopwith Triplane | N5463, 8N Sqdn | Ю. Энен - Льетар | 19:40 | ||
| 53 | 18.06.1917 | RE.8 | А4290, 9 Sqdn | С-В. Ипра | 13:13 | JG I |
| 54 | 23.06.1917 | Spad | - | С. Ипра | 9:30 | |
| 55 | 24.06.1917 | DH.4 | А7473, 57 Sqdn | Беселаре | 9:30 | |
| 56 | 25.06.1917 | RE.8 | А3847, 53 Sqdn | Ле - Бизе | 18:40 | |
| 57 | 2.07.1917 | RE.8 | 53 Sqdn | Дёльмон | 10:20 | |
| 58 | 16.08.1917 | Nieuport XXIII | А6611, 29 Sqdn | Ю-3. Хаутхюлста | 7:55 | |
| 59 | 26.08.1917 | Spad VII | В3492, 19 Sqdn | Пулкапелле | 7:30 | |
| 60 | 2.09.1917 | RE.8 | В782, 6 Sqdn | Зоннебеке | 7:50 | |
| 61 | 3.09.1917 | Pup | В1795, 46 Sqdn | Ю. Бусбека | 7:35 | |
| 62 | 23.11.1917 | DH.5 | А9299, 64 Sqdn | Бурлон | 14:00 | |
| 63 | 30.11.1917 | SE.5a | В644, 41 Sqdn | Мёвр | 14:30 | |
| 64 | 12.03.1918 | Bristol F2b | В1251, 62 Sqdn | С-В. Норуа | 11:10 | |
| 65 | 13.03.1918 | Camel | В2523, 73 Sqdn | Банте | 10:35 | |
| 66 | 18.03.1918 | Camel | В5243, 54 Sqdn | Молен | 11:15 | |
| 67 | 24.03.1918 | SE.5a | 41 Sqdn | З. Комбля | 14:45 | |
| 68 | 25.03.1918 | Camel | С1562, 3 Sqdn | дор. Бапом - Альбер | 15:55 | |
| 69 | 26.03.1918 | Sopwith | - | Контальмезон | 16:45 | |
| 70 | RE.8 | В742, 15 Sqdn | С-В. Альбера | 17:00 | ||
| 71 | 27.03.1918 | Camel | С6733, 73 Sqdn | С-В. Авелюи | 9:00 | |
| 72 | DH.4 | D8379, 5N Sqdn | Фукокур | 16:30 | ||
| 73 | Dolphin | С4016, 79 Sqdn | С-В. Шюиньолля | 16:35 | ||
| 74 | 28.03.1918 | A-WFK8 | С8444, 82 Sqdn | В. Манкура | 12:30 | |
| 75 | 2.04.1918 | RE.8 | А3868, 52 Sqdn | С-В. Морей | 12:35 | |
| 76 | 6.04.1918 | Camel | D6491, 46 Sqdn | Буа-де-Амель | 15:45 | |
| 77 | 7.04.1918 | Camel | D6550, 73 Sqdn | З. Виллер - Бретонне | 11:30 | |
| 78 | Spad VII | - | С. Виллер - Бретонне | 12:05 | ||
| 79 | 20.04.1918 | Camel | D6459, 3 Sqdn | Ю-3. Буа-де-Амель | 18:40 | |
| 80 | Camel | В7393, 3 Sqdn | С-В. Виллер - Бретонне | 18:43 |
Поскольку о победах Манфреда фон Рихтгофена написано очень много, полный детальный лист побед помещён в виде отдельного приложения.
