Наумчик Николай Кузмич

Обращаясь ко мне, командир полка сказал:

- Считай, Исаев, что тебе повезло. Наумчик - отличный лётчик. И человек превосходный.

Курбатов позвонил в эскадрилью, распорядился найти Наумчика и передать ему приказание прибыть к командиру полка.

Из рассказа Курбатова я узнал, что Николай Кузьмич Наумчик сражается с фашистами с первого часа войны, в воздушных боях сбил 7 самолётов.

- Получив боевую задачу, - говорил Курбатов, - он спешит подробнее разузнать, где искать врага, но не всегда успевает поинтересоваться, насколько многочислен противник. Такой у него характер.

По заслугам оценив высокие боевые качества истребителя Як-1, Николай Наумчик первым среди лётчиков полка отказался от прежней пассивной тактики борьбы с вражескими самолётами на горизонтальном маневре, по методу так называемого "замкнутого круга".

Метод этот был оправдан в бою на маневренных, но сравнительно тихоходных И-16 и И-153, на которых наши лётчики принимали бои в начале войны со скоростными немецкими самолётами. Первый же опыт боевой работы на "Яке" убедил Наумчика в том, что "замкнутый круг" сковывает большие потенциальные возможности первоклассного истребителя, не позволяет использовать его в полную силу. Совершенная техника требовала новых, более эффективных методов её боевого применения, и Наумчик, действуя как настоящий новатор, смело отказался от прежней, устаревшей тактики воздушного боя и начал успешно атаковать фашистов на вертикальном маневре.

Командующий армией К. А. Вершинин высоко оценил инициативу лётчика и позаботился о том, чтобы наша армейская газета "Крылья Советов" раскрыла на своих страницах предложенную капитаном Наумчиком "технологию" борьбы с фашистскими самолётами, обязал командиров истребительных авиаполков досконально изучить и отработать с личным составом тактику боя "Яков" на вертикальном маневре.

Одарённый авиатор, мастер стремительных воздушных атак, Николай Кузьмич был одним из самых популярных лётчиков - истребителей в полку. Его советами дорожили и молодёжь, и бывалые воздушные воины, имевшие на своём счету, как и сам Наумчик, не один уничтоженый фашистский самолёт. Многие считали для себя большой честью служить в эскадрилье Наумчика, под его началом идти в бой. И я был глубоко признателен командиру полка Курбатову за то, что он дал мне возможность пройти школу Николая Наумчика.

Ожидая, пока мой комэск прибудет к Курбатову на командный пункт полка, я старался представить себе, каков же он, прославленный лётчик. Не без волнения думал я о предстоящем знакомстве с Наумчиком, о том, как встретит меня, молодого, необстрелянного лётчика, прославленный командир эскадрильи. В тылу не часто приходилось встречать героев боёв с немецко - фашистскими захватчиками, и моё представление о внешности, характере фронтового лётчика складывалось в основном под впечатлением киножурналов и газетных статей. Пусть не обижаются на меня авторы иных произведений, но фронтовики у них нередко выглядели на один манер, и, скорее всего, поэтому моё воображение рисовало Наумчика человеком с суровым, мужественным лицом, орлиным взглядом.

К Курбатову непрерывно приходили люди. У многих на просолённых потом, выгоревших гимнастёрках поблескивали ордена и медали - это были боевые лётчики. Я их сразу отличал от людей в замасленных комбинезонах, которые докладывали командиру полка о делах и нуждах инженерно - технической службы. Тучноватый капитан настойчиво просил у Курбатова грузовик, чтобы съездить за свежей рыбой для столовой. Немолодой уже человек с выпиравшим из-под кителя брюшком, видно, мобилизован был в армию из запаса и ведал в полку интендантской частью.

Разговор Подполковника с интендантом затягивался, и представители прочих служб, командиры подразделений, прибывшие на приём к Курбатову, нетерпеливо поглядывали на часы, ожидая, когда он, наконец, освободится.

И лишь только один светловолосый, голубоглазый лётчик лет 25-ти, не в пример другим, производил впечатление невозмутимо спокойного человека. Примостившись на ящике из-под боеприпасов, он углубился в тоненькую книжечку. Судя по улыбке, не покидавшей его простого, добродушного лица, там шла речь о какой-то смешной, забавной истории. Лётчик дочитал последнюю страницу и, всё ещё продолжая улыбаться, сунул книжицу в кожаный планшет. Вслед за этим он поднялся с ящика, одернул гимнастёрку, подошёл ко мне и сказал:

- Никак, вы новый человек в полку ?

Я подтвердил, что в полк прибыл лишь накануне.

- В таком случае рад поздравить с вступлением в нашу боевую семью. Может, и служить доведётся в одном подразделении.

- Подполковник Курбатов назначил меня в эскадрилью к капитану Наумчику.

- К Наумчику ?   Верно, есть у нас такой капитан.

Я поинтересовался, молод ли мой будущий командир.

- Как сказать, в общем не старый.

- В полку он, видно, первый лётчик. Имеет 7 сбитых самолётов на боевом счету.

- А кто из нас их не сбивает, - неопределённо заметил собеседник, и мне показалось, что моё восхищение капитаном Наумчиком уязвило его самолюбие.

Узнав, что в прошлом я инструктор авиационного училища, готовил кадры лётчиков - истребителей, он оживился:

- Побольше бы нам таких людей. Воюем, теряем славных ребят. А заменить их подчас некем. Личный состав пополняют не густо... Вы родом-то откуда ?

- Из Курской области. Работал на Украине, в Харькове. Там и был призван в армию.

- Значит, в мирной жизни были, считай, соседями. Жил я в Белоруссии. И по национальности белорус. Одним словом, сержант, связаны мы двойным братством: и по крови, и по полку.

Проводив, наконец, интенданта, Курбатов вышел к людям:

- Товарищ подполковник, - вытянулся говоривший со мной лётчик. - Капитан Наумчик явился по вашему приказанию.

- Оказывается, Николай Кузьмич, вы и без меня успели познакомиться с сержантом Исаевым. Короче говоря, принимайте боевое пополнение. Берите сержанта к себе ведомым. Летает исправно. Сам проверял.

Обращаясь ко мне, Курбатов сказал:

- Желаю, сержант Исаев, счастливой службы.

Моё знакомство с Николаем Кузьмичем Наумчиком состоялось утром. А в полдень мы вылетели в паре на разведку войск противника в районы Котельниково, Морозовской и Цымлянской. Это был первый мой боевой вылет.

Перед тем, как занять место в кабине, Николай Кузьмич сказал:

- После взлёта набираем высоту и - к линии фронта.

Я понял мысль командира эскадрильи: будет высота, - будет и скорость, а это и есть тактическое преимущество над противником в случае встречи с фашистскими истребителями. Такая встреча возможна в любую секунду, особенно во время разведывательного полёта во вражеском тылу, и она не должна застать нас врасплох. Бить "Мессеров", находясь над ними, не только вернее, надёжнее, но и безопаснее, поскольку решительная атака сверху в сочетании с повышенной скоростью позволяет предельно сократить время пребывания машины под огнём пулемётов и пушек врага. И, напротив, тот, кто атакует противника снизу, на малой скорости ставит себя в неравное, проигрышное положение перед неприятелем, совершает грубейшую, порой непоправимую ошибку, за которую молодые, неосмотрительные лётчики зачастую расплачиваются не только ценой своего самолёта, но и собственной жизнью.

Не теряя ни минуты, прямо из капониров, надёжно маскирующих наши самолёты от фашистских воздушных разведчиков, идём на взлёт. Подняв густую серую пыль, отрываемся от земли. Вслед за ведущим делаю доворот в левую сторону, поближе пристраиваюсь к его крылу. Стрелка на шкале высотомера быстро уходит вправо, словно и она торопится на боевое задание. Высота - около 2000 метров. Летим под густыми облаками. Сквозь назойливый писк морзянок, резкий треск электрических разрядов, обрывки симфонической и джазовой музыки, чьи-то хриплые команды, брань, гортанные выкрики на немецком языке слышу в наушниках шлемофона спокойный голос Наумчика:

- Держись поближе, не отрывайся.

Подходим к линии фронта. Её нетрудно обнаружить по частым огненным сполохам, вырывающимся из жерл артиллерийских орудий, по причудливо извивающимся линиям окопов, которые темнеют среди затянутой дымом, выгоревшей степи.

В воздухе, слева и справа, появляются безобидные на вид белесые облачка. Это открыла огонь по "Якам" расположенная у переднего края фашистская зенитная артиллерия. Снаряды ложатся кучно, любой из них может обернуться для нас смертельной бедой. Но я не думаю об опасности; все мои мысли направлены на то, чтобы успешно выполнить первое боевое задание, оправдать доверие Курбатова и Наумчика.

Уходя от зенитного огня, круто пикируем, бросаем машины влево и вверх, продолжаем полёт строго по заданному курсу. Линия фронта остаётся позади. Огонь зениток становится слабее, а затем полностью прекращается.

Под крылом самолёта чернеют выжженные до последней мазанки безлюдные деревни и хутора. Кажется, что мы пролетаем не над плодородной землёй - ещё недавно цветущим, обильным краем, а над пустыней.

Земля словно вымерла, движение заметно лишь на дорогах. В недавних боях фашисты понесли серьёзные потери в людях и технике, и теперь они подтягивают к фронту свежие танковые части и мотопехоту. Отмечаю на карте пути следования войск, делаю краткие заметки об их численности, одновременно слежу за воздухом. Надо мной голубеет знойное небо, солнце сзади, и всё у меня, как на ладони. Пока не видно никакой опасности.

И вдруг в наушниках слышится все тот же спокойный голос Николая Кузьмича:

- По курсу 90 вижу три девятки "Юнкерсов" и "Хейнкелей" под прикрытием 8 "Мессеров".

В первый момент я растерялся. Уж слишком неравными были силы. Да и встреча с врагом над территорией, временно оккупированной немецкими войсками, вдвойне усиливала опасность. Гитлеровцы шли примерно на одной с нами высоте. Если не разогнать, не разметать вражеские бомбардировщики, то на позиции наших войск, фронтовые тылы неминуемо обрушится мощный бомбовой удар.

Нас маскировало ослепительно яркое солнце. Этим не преминул воспользоваться мой ведущий, и я услышал его команду:

- Набираем высоту !

Несколько "Мессеров", отвалив от своих бомбардировщиков, на полном газу бросаются нам навстречу. Но фашисты заметили нас слишком поздно, когда мы находились уже над немецкими истребителями. Явное тактическое преимущество было на нашей стороне, хотя их в воздухе было вчетверо больше. К тому же "Мессеров" связывали собственные бомбардировщики, которые, лишившись прикрытия, немедленно превратились бы в верную мишень для наших пушек и пулемётов.

В эфире всё тот же хаос, всё то же столпотворение звуков. Я напрягаю слух, сквозь горячую словесную перепалку немцев улавливаю басок Николая Кузьмича. Оценив обстановку, он принимает смелое решение:

- Атакую головного "Мессера". Прикрывай.

"Як" моего ведущего на полном газу идет на сближение с фашистом, и я мысленно представляю, как сейчас, искусно действуя ручкой и педалями, Наумчик выносит перекрестье прицела в нужную точку и с короткой дистанции открывает огонь. Прикрывая ведущего, жму на гашетку и я. Гитлеровский лётчик, собравшийся, было, атаковать в хвост Наумчика, отворачивает в сторону. Завязывается жаркий бой. Атакованный моим командиром "Мессер" маневрирует, увёртывается от огня советского истребителя, и первая очередь, прошив небо, не причиняет вреда противнику. Мой ведущий снова ловит фашиста в прицел, но удержать его в перекрестье, взять упреждение не удаётся. Тем временем второй и третий "Мессеры" пытаются сзади атаковать Наумчика, всё ещё связанного боем с первым Ме-109. Я отгоняю их пулемётным огнём.

Эволюции немецкого истребителя однообразны, как движение маятника: "Мессер" маневрирует слева направо, затем справа налево и снова слева направо, однообразная тактика противника не остается не замеченной наблюдательным и хладнокровным Наумчиком. Бросив свой самолёт в очередной раз на фашиста, он не стал открывать огня, выжидал, пока тот, продолжая действовать по прежней системе, не отвернет вправо, а когда "Мессер" взял влево, стремительно его атаковал. Неожиданный маневр советского лётчика оказался роковым для фашиста. Сразу же потеряв скорость и управление, крутнувшись через крыло, в последний раз сверкнув чёрным крестом в белой окантовке, "Мессер" задымил и, объятый пламенем, камнем понёсся к земле.

Не испытывая желания разделить участь своего ведущего, остальные фашисты, несмотря на численное превосходство, не стали продолжать бой. Ободрённый маневром Наумчика, я бросил самолёт в сторону вражеских бомбардировщиков, и те, должно быть, не особенно надеясь на прикрывавших их "Мессеров", стали уходить кто куда. Трудно было устоять против соблазна атаковать "Юнкерсы", но нам предстояло ещё выполнить боевое задание. Командованию советских войск требовались уточненные, свежие данные о действиях противника в его прифронтовом тылу, и после того, как Наумчик, как бы между делом, сбил очередной "Мессер", мы продолжали разведывательный полёт.

Чем дальше "Яки" уходили в тыл противника, тем более интенсивным, насыщенным становилось движение гитлеровских войск. Окутанные пылью, словно в тумане, направлялись к фронту танковые колонны, артиллерийские части, автомашины с пехотой и грузами. В районе Цимлянской мы обнаружили несколько железнодорожных эшелонов, с небольшими интервалами проследовавшими на юго - восток.

Выполнив задание, мы благополучно пересекли линию фронта. Вот и наш аэродром. Приземлившись, зарулили к стоянке, укрыли машины в капонирах. Только теперь я увидел на своём истребителе следы фашистских пуль: в пылу воздушного боя я не заметил, что одному из "Мессеров", пытавшихся отсечь меня от ведущего, удалось всадить в мой "Як" пулемётную очередь.

Напряжение битвы, развернувшейся на юге, с каждым днём нарастало. Не останавливаясь ни перед какими потерями, немцы стремились форсировать Дон. Фашистские сапёры предпринимали попытки навести переправы то на одних, то на других участках западного берега реки.

Небо над переправами превратилось в арену ожесточённейших воздушных схваток. Выжженная дотла земля сотрясалась от взрывов фугасных бомб и артиллерийских снарядов. Свистели мины, трещали пулемёты и автоматы. Вода у переправ кипела и клокотала, словно в гигантском котле, и никак нельзя было назвать в то горькое трудное лето 1942 года величавую русскую реку, преграждавшую гитлеровцам путь в глубь нашей Родины, "тихим" Доном. За несколько дней боёв наша дивизия произвела сотни самолёто - вылетов. Мы неоднократно уничтожали подготовленные противником переправы, сожгли десятки немецких танков, вывели из строя немало живой силы противника.

В этих сражениях умножила свою боевую славу и эскадрилья капитана Наумчика. Прикрывая штурмовики и бомбардировщики, которые неустанно наносили удары по вражеским переправам, держа под беспощадным огнём фашистских сапёров, мы ежедневно совершали по 5 - 6 боевых вылетов. Лётчики нашей эскадрильи, как и других подразделений полка, не жалели ни сил, ни крови, ни самой жизни для того, чтобы задержать гитлеровцев, не дать им возможности форсировать Дон, прорваться в Сальские степи.

Однако наседающему противнику удалось расширить протяжённость фронта, по которому он вышел непосредственно к правому берегу реки, и форсировать её.

В середине Августа 1942 года фронт стабилизировался на берегах рек Терек и Баксан. Гитлеровцы стремились любой ценой прорваться к Грозному, Орджоникидзе, захватить Баку и Тбилиси, выйти в районе Сухуми на побережье Чёрного моря. Но все усилия фашистских войск неизменно разбивались о несокрушимую стойкость, отвагу, массовый героизм и самопожертвование советских солдат и офицеров.

Во взаимодействии с бомбардировщиками и штурмовиками мы не только наносили сокрушительные удары по противнику, но и держали под своим контролем важнейшие объекты в ближнем тылу врага.

Не проходило дня, чтобы на счету у каждого из нас не прибавлялось по 4 - 5 боевых вылетов. Каждый из них, какую бы задачу мы ни выполняли, не обходился без ожесточённых схваток с фашистскими самолётами.

Командир полка Курбатов, комэск Наумчик уделяли много внимания организации боевой учёбы, и прежде всего изучению лётным составом новых тактических приёмов воздушного боя. Но не только занятия, которые проводил с нами Наумчик на аэродроме, у капониров, но и каждое воздушное сражение с фашистскими асами, в котором мы участвовали под руководством комэска, служили для нас отличной школой боевого мастерства.

Немецкий самолёт FW-189, пресловутая "рама", как мы его прозвали, причинял нам вначале немало неприятностей. Объяснялось это отчасти тем, что в воздухе он появлялся сравнительно редко, и мы не сразу "освоили" этот фашистский самолёт.

Первые встречи с FW-189 не производили на наших лётчиков особого впечатления. Причиной скорее всего была его странная, непривычная форма, отдаленно напоминавшая судно катамаран. Как бы сбитый из двух фюзеляжей, соединённых воедино спереди крылом, а сзади хвостовым оперением, самолёт напоминал раму и выглядел настолько невнушительно, что иные наши лётчики откровенно посмеивались над этой, на первый взгляд, громоздкой, неповоротливой машиной. В бой с советскими самолётами по своей инициативе FW-189 вступали неохотно, чаще всего лишь тогда, когда у них не оставалось другого выхода, и трусливый "нрав" "рамы" служил почвой для всевозможных анекдотов. Но дальнейшие события показали, что мы имеем дело с серьёзным, опасным противником.

Несмотря на свой вид, не отличавшийся совершенством форм, особенно если смотреть на FW-189 сверху или снизу, "рама" имела сравнительно малый вес, обладала высокой скоростью, хорошей маневренностью. Пикируя, самолёт экономно терял высоту, и с этой точки зрения с ним, пожалуй, не могла сравниться никакая другая немецкая машина. Эта выигрышная особенность и лежала в основе излюбленного тактического приёма FW-189.

Уходя от преследования наших истребителей, "рамы" упорно прижимались к земле, чтобы отражать атаки наших самолётов на предельно малых высотах. Мы разгадали тактику немцев, поняли их расчёт на то, что сравнительно незначительная высота, на которой "раме" удаётся благополучно выйти из пикирования, для преследователя, увлечённого погоней за FW-189, может оказаться роковой. К сожалению, на первых порах так оно иногда и случалось. В критический момент боя, находясь низко над землёй, "рама" тем не менее преодолевала силу инерции, выходила из пике, поднималась в небо; атаковавшей же её более тяжёлой машине этот маневр удавался не всегда.

Среди тех, кто в нашем полку создавал надёжную "технологию" борьбы с "рамой", был и Н. К. Наумчик. Разработать её удалось не сразу. Даже в тех случаях, когда "Як" настигал "раму" на выигрышной для него высоте, она, пользуясь своей высокой маневренностью, уходила от его огня. Поймать и тем более удержать её в прицеле было нелёгкой задачей.

Спасаясь от пушек и пулемётов советских истребителей, "рама" неизменно придерживалась одного и того же правила - уходила то вправо, то влево и только вниз. Не кто иной, как сами гитлеровские лётчики невольно помогли нам найти верный способ борьбы и с этими фашистскими самолётами. Достаточно было кому - нибудь из нас атаковать "раму" слева, как она круто отворачивала вправо. Мы не спешили открывать огонь, а выжидали, пока "рама" возьмёт влево, тогда атакующий его советский лётчик, успев довернуть свой истребитель навстречу врагу, нажимал гашетки и, если не с первого, то с последующих заходов наносил "раме" смертельный удар.

Немало способных военных лётчиков выпестовал в послевоенное время Герой Советского Союза Николай Кузьмич Наумчик, мой верный друг и наставник, который вёл меня в первый воздушный бой.

После окончания Военно - Воздушной академии он командовал истребительными авиаполками, работал преподавателем в Военно - авиационном училище...

К сожалению, старый мой товарищ по оружию не мог похвастаться хорошим здоровьем. Долго болел, лечился, но в 1957 году пришлось-таки оставить военную службу. Теперь Николай Кузьмич живёт в Чернигове, часто мне пишет. Николай Кузьмич - активный лектор городского общества "Знание".

Его хорошо знают на заводах, фабриках, в рабочих общежитиях, учебных заведениях, в колхозных селах Черниговщины. Затаив дыхание, слушают молодые люди воспоминания Героя о былых сражениях, о ратном подвиге советских солдат в годы Великой Отечественной войны.