Конец одной мортиры

Вторая схватка Мациевича с противником, но уже сухопутным, произошла в Декабре 1941 года. К тому времени 26-й ИАП для удобства ведения боевых действий был разделён на две группы. Первая осталась на прежнем месте - на аэродроме северо - восточнее Ленинграда, чтобы прикрывать ледовую трассу через Ладожское озеро.

В Декабре противник главные силы своей авиации, поддерживавшей группу армий "Север", бросил на срыв перевозок по Ладожской военно - автомобильной дороге. Мы выделили для её прикрытия всё, что могли, - 100 истребителей, то есть более половины всех исправных машин истребительной авиации фронта, ПВО и КБФ. Небо над Ладогой превратилось в арену жесточайших схваток. А над самим Ленинградом установилось долгое затишье: вражеские самолеты всё реже и реже появлялись над городом. У противника уже не хватало сил одновременно п с одинаковой интенсивностью действовать на всех важнейших участках фронта.

Вторую группу 26-го ИАП в составе 14 экипажей мы посадили на северном побережье Финского залива у железнодорожной станции Горской. Эта группа прикрывала Ленинград и Кронштадт. Возглавил её Василий Мациевич.

В ту памятную всем ночь лётчики, как обычно, собрались в домике, который служил им кают - компанией. Мациевич наигрывал на пианино какую - то мелодию. Иногда он поднимал голову и медленно обводил глазами боевых товарищей. До чего же они молоды - Щербина, Ищенко, Оскаленко, Максимов, Цыганенко, Аполлоний, Алексеев !   Он самый старший в группе, а ему только 27 лет. Даже 6 месяцев войны мало изменили ребят внешне, они только похудели да стали менее шумливыми, более сдержанными.

Но молодость отваге и мужеству не помеха. Играя, Мациеьич думал о том, какие это чудесные парни, что с такими, как сказывал вчера Оскаленко, хоть куда: и в бой, и на подвиг. Не подведут, грудью прикроют товарища, как недавно сделал сам Дима.

Это произошло над Урицком. Во время ночной охоты за вражеской батареей Мациевич попал под сильный огонь фашистских зенитчиков. Казалось, невозможно выбраться из неумолимо сжимавшегося смертельного кольца. Снаряды рвались всё ближе и ближе к машине, и иногда "Ишачка" сильно встряхивало.

Комэска настолько поглотили противозенитные маневры, что он не сразу заметил ослабление вражеского огня, часть которого почему - то сместилась куда - то в сторону. В направлении залива образовалась щель, и Мациевич, ещё не уяснив себе, что именно произошло, бросился в лазейку и выскочил из зоны обстрела.

Через несколько минут он был на аэродроме в Горской. Почти одновременно с ним приземлился ещё кто - то. Это был Оскаленко. С аэродрома он видел частые вспышки выстрелов над Урицком и понял, что Мациевич попал в трудное положение. Лётчик доложил о своих наблюдениях командиру полка Романову и попросил разрешения помочь комэску. Романов согласился. Оскаленко стремительно ворвался в зону зенитного огня, чтобы привлечь к себе внимание противника, ударил эресами по вспышкам орудий и на крутом вираже пошёл по кругу, подставляя себя под вражеские снаряды. План удался - противник часть своего огня перенёс на Оскаленко...

Мациевич посмотрел на часы.

- Ну, мне пора, - сказал комэск и стал собираться в полёт. Молча натянул на себя меховой комбинезон, унты, скользнул взглядом по притихшим товарищам, кивнул им головой и направился к выходу.

- Ни пуха, ни пера ! - в разнобой прозвучали за его спиной голоса.

Выйдя на улицу, Старший лейтенант постоял немного, привыкая к темноте, и по узенькой, сдавленной сугробами тропинке зашагал к капониру.

Мороз на ночь покрепчал, и снег не скрипел, как обычно, а хрустел под ногами, будто раздавленный сахар. С залива тянул ветер. Влажный, он обжигал лицо сильнее, чем самый лютый мороз в безветрие. Комэск прикрыл лицо рукой и глянул вверх. Кое - где проглядывали звёзды. Одни, где разрывы были чистыми, светились полно и ярко, блеск других был приглушен.

У капонира ровно и мощно гудело. Это техник Бирюков прогревал мотор истребителя. Увидев, комэска, техник стал вылезать из кабины.

- Погоняй ещё ! - крикнул Мациевич.

Послушав, как работает мотор, комэск по сугробу взобрался на крышу капонира и стал смотреть через залив в сторону Стрельны. Где - то там за железнодорожной станцией у дороги, подущей на Ропшу, была огневая позиция осадной мортиры, которая обстреливала по ночам блокадный Ленинград. Мациевич выслеживал её целый месяц. Сперва действовал без плана - летал наудачу. Но немцы вели себя очень осторожно: сделав 1 - 2 выстрела, прекращали огонь. Тогда стал хитрить и Мациевич. Он появлялся над Стрельной то с востока, то с запада, то с юга, то стремительно проносился над местом предполагаемого расположения мортиры на бреющем полёте, то убирал газ и планировал. Но ничего не помогало. Вражеские артиллеристы, когда он находился в воздухе, упорно молчали. Молчало и зенитное прикрытие мортиры.

Несколько раз Мациевич наугад посылал в землю эресы, надеясь хоть в отсвете их взрывов увидеть позицию осадного орудия. Но ничего подозрительного не замечал. Вокруг было голо, лишь неподалёку от дороги одиноко стояло какое - то кирпичное строение с полуобвалившимися стенами.

- В землю они мортиру что ли запрятали ? - однажды в сердцах сказал Мациевич и обернулся к Ищенко. - Может, ты что посоветуешь ?   А не поставили ли они мортиру на специальную платформу, как то орудие, которое ты уничтожил ?   Впрочем, нет, - тут же отверг своё предположение комэск. - Она всё время бьёт из одной точки.

- Поменяй тактику, - посоветовал Ищенко.

- Что же ещё можно придумать ?   По - разному пробовал, не получается. Молчат и всё. Радиолокатор у них там, что ли ?

- Я думаю, они тебя по шуму мотора засекают, ещё задолго до того, как ты сбавляешь обороты. Ты когда переходишь на планирование ?

- За километр, полтора, - ответил Мациевич.

- Ну, вот !   Чего же ты хочешь ?   Они же слышат тебя, следят за звуком. И вдруг он внезапно пропадает. Не удаляется, не приближается, а пропадает. Вывод один: ты планируешь. Они разгадали твою тактику. Нет, надо менять её. Ты попробуй спланировать издалека, километров за 10 от цели. Гул мотора должен оборваться где - то очень далеко, чтобы не вызвать у фрицев подозрения. Только сперва сделай прикидку. Тут расчёт должен быть точным.

Совет был дельный, и Мациевич решил воспользоваться им в ближайшем же поиске. Но с запада наползла низкая плотная облачность, видимость резко ухудшилась и даже вылеты на дежурство были отменены. Непогода держалась неделю. За это время комэск с помощью штурмана сделал необходимые для полёта расчёты и выбрал маршрут. Он решил зайти на цель со стороны Петергофа. Соображение было такое: немцам слышен взлёт самолётов в Горской и, естественно, они следят за машинами, пересекающими Финский залив по прямой, поэтому нужно усыпить их бдительность. Как ?   Выйти к Стрельне дальним круговым маршрутом. Лучше всего по плавной дуге от Сестрорецкого разлива, через остров Котлин до южного побережья и далее уже напрямик.

Одно их немецких осадных орудий, обстреливающих Ленинград...

Ещё раз мысленно проследив весь маршрут, Мациевич спустился с капонира на землю и похлопал рукой по фюзеляжу И-16.

- Вылезай ! - крикнул он технику.

Очутившись в кабине, проверил, как работают рули, окинул взглядом приборы и отпустил тормоза.

Взлетев, Мациевич по спирали набрал необходимую высоту и намеченным маршрутом вышел к южному побережью Финского залива между Ораниенбаумом и Петергофом. Там он развернулся, сбавил газ и, ориентируясь по тёмной нитке железной дороги, повёл И-16 на Стрельну.

В кабине сразу стихло, только посвистывал ветер. Стрелка на высотомере плавно побежала в обратном направлении. Комэск, весь подавшись вперёд, так, что натянулись привязные ремни, внимательно всматривался в землю. Она приближалась и светлела. Когда стрелка на приборе начала разменивать последнюю тысячу метров, Мациевич глянул на часы. До 8 вечера, когда немцы открывали огонь, оставалось чуть более минуты. Впереди слева тёмным размытым пятном фиксировалась Стрельна.

"Кажется, успею, - подумал Мациевич. - Только надо ниже". Он ещё отжал ручку управления: с увеличением угла планирования скорость возросла. Вот уже нос самолёта надвинулся на узенькую, едва различимую на фоне заваленных снегом полей ленту грунтовой дороги. Ещё несколько секунд и она пронесётся под крылом, тогда придётся прибавить обороты мотору и взмывать вверх. Шум мотора спугнёт врагов, и они не откроют огонь до тех пор, пока самолёт не скроется. Снова придётся набирать высоту и повторять маневр, но уже без всякой надежды на то, что немцы начнут стрельбу именно в тот момент, когда "Ишачок" снова окажется над ними.

Мациевич от ожидания весь напрягся, так что одеревенели руки и заломило в висках. Рванулось и, будто мотор, застучало в груди сердце. Машина уже пересекла дорогу, земля стремительно приближалась, и комэск непроизвольно слегка потянул на себя ручку управления. В этот момент земную тьму разорвала яркая вспышка, и тут же где - то внизу мощно рявкнула мортира. Чуть впереди себя Мациевич в багровом отсвете выстрела увидел изуродованный снарядами и пожарами остов ранее замеченного им одинокого кирпичного строения. Внутри здания на специальной платформе стояла мортира. Её тупорылое жерло было задрано кверху, и из него тянулся сизый дым. Вокруг мортиры суетились артиллеристы. Со стороны Стрельны к зданию тянулась узкоколейка, по которой к орудию подвозились боеприпасы. Сверху на здание была наброшена маскировочная сетка.

Славный ас ленинградского неба Мациевич заставил его замолчать.

Мациевич нажал на кнопку: последовал лёгкий толчок, и все 6 реактивных снарядов, соскользнув со своих направляющих, помчались на цель. Внутри кирпичной коробки грохнул взрыв: эресы угодили в пороховые заряды. Мациевич прибавил обороты мотору, круто развернул машину и снова устремился в атаку. Внутри здания начался пожар. Должно быть, горели пороховые заряды. В огне и дыму мелькали фигурки вражеских артиллеристов. Комэск дал длинную очередь из пушек, и тогда заговорили скорострельные зенитные установки противника. Трассирующие очереди, перехлестываясь друг с другом, хищно потянулись к краснозвёздному истребителю.

Мациевич сделал ещё два захода. На последней атаке внутри здания снова что - то взорвалось, вверх взметнулось густое облако дыма. Потом сквозь дым прорвались длинные огненные языки.

Выравнивая машину, комэск через плечо в последний раз глянул на результат своей боевой работы - он остался доволен. В эту ночь Мациевич не рассчитывал на победу. Но он ждал её и готовился к ней целый месяц. Целый месяц он засыпал и вставал с мыслью об этой мортире. И хотя каждый вылет заканчивался неудачей, он знал, что рано или поздно накроет вражеское орудие, как знал, что никогда не уступит фашистам в воздухе, сколько бы их ни было. Он дрался за Ленинград - и этим было сказано всё.

И всё же, докладывая командиру полка о результатах вылета, комэск уклонился от утвердительного ответа на вопрос: уничтожил ли он мортиру ?   Передал лишь то, что видел при штурмовке. Окончательный результат требовал проверки временем. Если мортира спустя какой - то срок снова заговорит, стало быть, он, Мациевич, не выполнил задания. Шли дни. Мортира молчала. И только тогда в личном журнале боевых действий Мациевича появилась фраза: "Цель уничтожена"...