Клименко Виталий Иванович

Лётчик - истребитель. В Сентябре 1940 года окончил Чугуевское военное авиационное училище лётчиков, освоил 4 типа самолётов и имел налёт 40 - 45 часов.

С 22 Июня 1941 года на фронтах Отечественной войны. По Ноябрь 1941 года служил в составе 10-го ИАП, по Сентябрь 1943 года - 1-го Гвардейского ИАП.

Всего произвёл 335 боевых вылетов. Участвуя в 42 воздушных боях, сбил 13 самолётов противника лично и 6 - в составе группы. Дважды ранен. Осенью 1943 года переведён инструктором в Высшую школу воздушного боя в городе Люберцы.

Награждён орденами: Красного Знамени  (дважды), Отечественной войны 1-й степени; медалями: "За победу над Германией в 1941 - 1945 гг.", "За оборону Ленинграда", "Ветеран Волховского фронта" и ещё 17 другими. Участник воздушного парада над Москвой в День авиации в 1944 году и парада Победы 24 Июня 1945 года.

Вашему вниманию предлагается интервью, которое взял у ветерана автор сайта - "Я помню", Артём Драбкин.

Почему я пошёл в лётчики ?   Время такое было. Чкалов, Леваневский, Ляпидевский, Каманин, Водопьянов, Громов, - герои !   Хотелось быть похожим на них. Кроме того, из моей слободы Замостье города Суджа Курской области, где я родился и жил, ребята постарше уходили в лётные училища. Бывало, приедут в отпуск - в красивой форме, в таком, понимаешь, реглане: Завидно !   Я и решил, что пойду только в авиацию, чтобы получить реглан, форму и освоить современный истребитель !   Вот с этими мыслями по путёвке комсомола в 1937 году я поступил в Роганьское лётно - штурманское училище.

Там после бани нас, новобранцев, разбили по ротам, которые впоследствии были переименованы в учебные эскадрильи. Надо сказать, что в отдельной эскадрилье обучались испанские ребята, у которых переводчиком была Роза Ибаррури. Насколько я знаю, испанские лётчики проходили ускоренный курс обучения, который закончился буквально через несколько месяцев после нашего зачисления. Они получили новое офицерское обмундирование - костюмы, регланы, удостоверения об окончании училища, звание Лейтенантов и отправились нелегально через Францию в Испанию, имея русские фамилии, в качестве добровольцев из России. Нам же пришлось начинать учёбу с курса молодого красноармейца. Первую неделю мы жили в казарме, где каждый получил койку и тумбочку. В казарму 1-й роты нас привёл строем пехотный старшина. Первое, чему нас обучили в училище - это правильно заправлять койку. Командиром роты был у нас капитан Гусев, заместителем лейтенант Ломпакт, тоже пехотинец.

Через неделю на аэродроме мы разбили палаточный лагерь, в котором провели всё лето и осень, изучая уставы РККА, винтовку Мосина, пулемёт "Максим", пожарное дело. Занимались физкультурой и, самое главное, строевой подготовкой, стрельбой из винтовки и пулемёта по мишеням. Помню, за день так намотаешься, что ждёшь, когда же будет отбой ко сну. Перед сном выстраивали нас на линейку, делали перекличку, а командиры, Гусев и Ломпакт, делали нам замечания или давали задания на следующий день. После подъёма занимались по отделениям физзарядкой, потом строем шли на завтрак в гарнизонную столовую. До и после обеда - занятия, причём не в помещении, а на солнце, в лагере. Выходной был только в воскресенье; до тех пор, пока мы не закончили курс молодого красноармейца, нас из лагеря никуда не пускали. После домашней свободы это было непривычно и довольно трудно. Были случаи, когда отдельные курсанты не выдерживали такого напряжения и убегали из лагеря домой. Их потом этапом доставляли обратно, сажали на гауптвахту. Через несколько месяцев мы пообвыкли; зимой закончили курс молодого красноармейца, сдали экзамены, а уже весной принимали присягу перед знаменем училища.

Только после принятия присяги мы были зачислены курсантами.

Весной 1938 года Роганьское лётно - штурманское училище было разделено на Роганьское штурманское училище лётчиков - наблюдателей   (штурманов)  и Чугуевское военно - воздушное училище лётчиков - истребителей. Я всё переживал, что меня оставят учиться на штурмана, но нет, повезло, и меня зачислили в лётное училище, переведённое в город Чугуево. Ещё в посёлке Рогань после курса молодого красноармейца мы начали проходить так называемую "тёрку" - теорию полётов, штурманское дело, материальную часть самолётов, на которых нам предстоит летать в будущем, морзянку, топографию, физику, математику, медицину. Значительное место в обучении занимала физическая подготовка. На стадионе проходила специальная физподготовка, на нём же были установлены все снаряды - рейнские колёса, турник, брусья, козлы, канаты. Мы играли в футбол, баскетбол, теннис, волейбол, занимались лёгкой атлетикой и боксом. Один раз мой земляк, Иван Шумаев, хороший боксер, сильно мне попал, и я решил, что этот вид спорта не для меня. Я до сих пор его не признаю, считаю, что это просто избиение людей. Постоянно проводились какие-то соревнования, походы и переходы, ориентировка на местности по приборам с выходом на какую-то цель.

На аэродроме Кочетовка в Чугуевском училище   (1938 год)  рядом с другом и земляком Иваном Шумаевым. В училище мы занимались боксом и он, будучи хорошим боксёром, однажды так меня приложил, что после этого я решил, что это не мой вид спорта.

Курсантам выдавалась стипендия: 1-й курс - 80 рублей в месяц; 2-й курс - 100 рублей и 3-й курс - 120 рублей. Кроме того, нам давали 1 - 2 раза в месяц увольнительную до 24 часов. Все подлежащие по очереди увольнению после завтрака выстраивались в линейку, и лейтенант Ломпакт проверял форму одежды - подворотничок должен был быть белоснежным, сапоги должны блестеть, обмундирование должно быть чистым и выглаженным. Для того чтобы попасть в увольнение, у курсанта не должно было быть двоек по теории, в противном случае курсант должен заниматься в выходной под наблюдением офицера преподавателя или старшины. Особенно тяжело доставалось тем, у кого по физкультуре была двойка. Ну, например, на турнике не мог подтянуться на руках определённое количество раз или не сумел выполнить упражнение на каком-то снаряде, например, на брусьях или на кольцах. И тогда весь выходной - тренировка, пока не выполнишь норматив. Через год мы себя сами уже не узнавали, так изменились.

Мы были разбиты на отделения в составе 10 - 12 человек. Командиром отделения у нас стал Павел Кулик, паренёк из Донбасса, старательный и дисциплинированный. Сосед по койке у меня был Женя Жердий. Других я помню хуже.

Прежде чем приступить к учебным полётам, мы прошли медицинскую и мандатную комиссии. Часть курсантов, у кого родители были раскулачены или репрессированы, были отчислены из училища.

В Октябре 1938 года я получил месячный отпуск и поехал на побывку домой к своим родителям и братишке Николаю. Мы были ещё курсанты, и носить "курицу" на левом плече нам не позволяли, но, как правило, все курсанты перед отпуском ездили в Харьков и заказывали себе обмундирование по своему вкусу, чтобы было красиво. Я поступил также и домой приехал в военной форме, которая была смесью курсантской и командирской. На левом рукаве рубашки и шинели была пришита красивая "курица", шлем был уже не солдатский, а командирский, я был подпоясан широким командирским ремнём, бляха - со звездой и портупеей, что в училище категорически запрещалось носить. Кроме того, мне дали отпускные !   В то время это были приличные деньги, мы могли шикануть !

Прошёл всего год, как я покинул свой дом, так что и друзья, и знакомые девушки все были на месте. Прежде всего у меня в доме был устроен большой приём друзей с выпивкой и отличным столом. Потом были встречи с друзьями в единственном ресторане города Суджа. Вечерами ходили в кино, на танцы в Доме культуры, после которых мы провожали своих девушек домой. Дальше поцелуев дело не заходило. За этим родители как ребят, а также особенно девушек следили ревностно, и запреты строго соблюдались. Друзей очень интересовали вопросы о полётах на самолётах. Я честно рассказывал, как прошёл первый учебный год и что пока никаких полётов не было.

Только в Апреле - Мае 1939 года нас разбили на звенья по 7 - 8 человек, каждое из которых возглавлял лётчик - инструктор, и мы приступили к освоению самолёта У-2. Моё звено возглавлял Лейтенант Михаил Михайлович Караштин. В это же время нам ослабили режим и начали давать увольнительные в город Чугуево и Харьков. Первое, что каждый из нас сделал в городе, это сфотографировался и послал фотографии домой, родителям и знакомым.

И вот - мой первый полёт. В передней кабине мой инструктор, Лейтенант Караштин Михаил Михайлович . Я - в задней кабине, через резиновый шланг подключён шлемофоном к своему инструктору, так происходили переговоры между инструктором и курсантом. Как в песне:

Поступает команда заводить мотор, впереди перед самолётом стоят техник и кто либо из курсантов, они надевают на концы пропеллера "карманы" резинового жгута длиною метров 10 - 15. Конец жгута мои товарищи курсанты растягивают до тех пор, пока он не соскользнёт с пропеллера. Я в этот момент должен успеть ручкой крутануть в кабине магнето и запустить двигатель. Так происходит несколько раз, пока я не поймаю момент, когда надо крутануть это магнето, и мотор не заработает. Значительно позже, отказавшись от амортизационных резиновых жгутов, стали запускать моторы, дергая рукой за лопасть пропеллера.

После запуска инструктор скомандовал прогреть мотор. Тормозов на самолёте не было, и он удерживался на месте двумя колодками, поставленными под колёса. После прогрева инструктор дал команду убрать колодки. Курсант и техник убирали их. Мотор работает на малом газу. Следующая команда - вырулить на старт. Я выруливаю к стартеру и останавливаюсь, поднимаю руку, прошу у стартёра разрешить взлёт. Если нет помех, стартер отмашкой флажка разрешает взлёт. Помню, инструктор всё предупреждал, чтобы я не зажимал ручку управления, а то бывали случаи, когда курсанты так хватались за ручку, что мешали инструктору производить взлёт или посадку. Наконец взлетели, сделали полёт по коробочке - 4-м сторонам аэродрома на высоте 100 - 150 метров.

Инструктор спрашивает: "Ты видишь вон там трактор ?" - "Нет, не вижу. Где ?" - "Ты что ?   Слепой, что ли ?"   Присмотрелся - точно, трактор !   Кричу: "Вижу !" - "Ну, вот, молодец. Давай садиться". Он мне говорит: "У тебя осмотрительность неважная, надо тренироваться". Я расстроился. Думаю: "Не дай бог, отчислят". Но ничего, обошлось. Дали мне штук 20 провозных вместо положенных 30, и Михаил Михайлович сказал: "Виталий, давай попробуем тебя выпустить". Я говорю: "Может, ещё немножко с вами полетаем ?" - "Нет, ты уже всё правильно делаешь".

- А. Д. - Что самое главное в первых полётах ?

Самое главное - выровнять самолёт на посадке примерно в полуметре от земли. А то смотришь, а курсант выровнял метров на 10. Ему с посадочного "Т" кричат: "Эй !   Тебе лестницу подать ?!"   Слава богу, у меня хорошо получалось, а некоторых отчисляли - не могут определить высоту. Потом прошёл пилотаж в зоне - виражи, бочки, петля... Петлю сделать сложно поначалу, а если вдруг вверху завис - вся пыль и мусор из кабины на тебя сыплются. Программу У-2 мы продолжали учить и зимой 1938 - 1939 года, летая на лыжах. Началось обучение высшему пилотажу, полётам в звене из 3-х самолётов, это не так то просто - выдержать дистанцию и интервал между самолётами !   Кроме того, нам давали учебные полёты в строю по маршруту. Итак, за 1938 год нам удалось освоить взлёт - посадку на самолете У-2 и пилотаж - глубокие виражи, боевой разворот, штопор.

Декабрь 1938 год. В отпуске на родине. В училище курсантам не разрешали носить синюю пилотку и "курицу" на рукаве, только перед отпуском нам выдали эту форму.

Весной 1939 года перешли на изучение УТ-2. Эта машина более скоростная и строже, чем У-2. Я самолёты не ломал, а другие ломали, даже У-2. А как сломают его, звено сидит без полётов, пока сами же под руководством техников его не отремонтируем.

Когда закончили программу на УТ-2, пересели на И-16 - прекрасный истребитель, но очень строгий. В особенности на посадке и на взлёте. Сначала учились рулить на старых истребителях с ободранными плоскостями, чтобы не взлететь ненароком. И вот на такую машину, которая никогда в воздух не поднимется, садился очередной курсант, запускал мотор и давал газ почти полностью. Бежал по аэродрому, имитируя взлёт. Важно было разбежаться, поднять хвост машины, убрать газ и удержать истребитель на пробежке. Это довольно сложное упражнение, с которым не все справлялись. Бывали случаи, когда на пробежке кто-то не удерживал самолёт в прямолинейном направлении. Он резко разворачивался, иногда ломалось шасси. Ну и, конечно, тогда могли загнуться концы пропеллера, коснувшись земли. После такого случая вся группа курсантов отстранялась от пробежек вплоть до окончания ремонта самолёта. Всё делали сами курсанты под руководством техника звена. Все, конечно, расстраивались, особенно виновник аварии, так как он понимал, что лишил всю группу обучения пробежкам. Мы все старались как можно быстрее восстановить самолёт.

Обучение пробежкам продолжалось 1,5 - 2 месяца, после чего мы приступили к освоению самого современного истребителя И-16. Если пробежками мы занимались на аэродроме, расположенном рядом с училищем в городе Чугуево, то осваивать И-16 нас опять обязали на аэродроме у деревни Кочеток, потому что там кругом степь, строений почти нет. Если бывало, кому приходилось садиться на вынужденную посадку, то кругом ровные поля.

Итак, после подъёма - физзарядка по группам с пробежками, это ежедневно, потом - завтрак, строем в столовую, дальше - строем в казарму, переодевались в лётное обмундирование и строем на грузовые автомобили, на аэродром у деревни Кочеток.

С главного аэродрома, расположенного вблизи училища, учебные двухместные самолёты УТИ-4 инструкторы вместе с техниками перегоняли на аэродром, где мы их встречали и сопровождали на стоянку. Дальше инструктаж, что будет сегодня, кто когда полетит, и пошла учёба. И так целый лётный день стоит сплошной гул над аэродромом. Потом привозят всем так называемый полдник. Это, как правило, стакан какао плюс бутерброд с чем нибудь или булочка с маслом и чаем.

Чугуевское военно - воздушное училище я закончил в Сентябре 1940 года, освоив 4 типа самолётов и имея налёт 40 - 45 часов. По окончании училища нам было присвоено звание "Лейтенант", и меня откомандировали для прохождения службы в 10-й ИАП, находившийся в городе Шяуляй Прибалтийского военного округа. И самое главное !   Нам выдали форму офицера ВВС, о которой я мечтал, ещё учась в школе !   Правда, реглан не дали, сказав, что выдадут в частях, но и там не дали, что сильно расстроило.

После прибытия в полк нас, 6-х выпускников Чугуевского училища, распределили по авиаэскадрильям, разместили по квартирам в городе Шяуляй, зачислили в штат на должности лётчиков - истребителей с окладом 850 рублей в месяц и закрепили в столовую полка, расположенную здесь же, в гарнизоне, где мы завтракали и обедали. Ужинали мы в городе, в столовой гарнизона. Из 850 рублей нам платили лишь 1/4 зарплаты в литах, чего вполне хватало на жизнь. Остальные деньги перечислялись в рублях в пограничный таможенный банк, и, когда мы отправлялись домой в отпуск, мы их получали при пересечении границы на таможне. В то время как в России все товары, в том числе даже хлеб, отпускался только по карточкам и страна жила бедно, а в Литве в магазинах было изобилие еды и товаров. В одном обувном магазине мне понравились очень красивые, как я думал, заграничные туфли, а оказалось, они из России, фабрики "Парижская коммуна", но таких в России в то время нигде нельзя было купить. Купил я себе и швейцарские часы "Лонжин". Всё это осталось на квартире и пропало во время отступления.

Как я уже сказал, жили мы на частных квартирах. Я поселился у семьи офицера Литовской армии, который перешёл на службу в Красную Армию. Его пехотная часть базировалась в городе Вильно. Так что он домой приезжал по праздникам, иногда в выходной день. Кроме меня, здесь снимал отдельную комнату лётчик нашего полка Младший лейтенант Виктор Волков. Относились к нам хорошо - мы даже вместе собирались за столом на праздники и в выходные дни. Оплату за квартиру производили через наших снабженцев, так называемый БАО - батальон аэродромного обслуживания, который также размещался в гарнизоне около аэродрома.

В нашем истребительном полку было 3 эскадрильи, 2 - на истребителях И-16, 1 - на И-15. Меня зачислили в 1-ю эскадрилью на И-16, закрепив за мной самолёт. Правда, я уже думал, что я истребитель, но когда опытные лётчики начали проверять технику пилотирования, они сказали: "Ребята, вам ещё учиться надо", и мы фактически заново стали осваивать И-16. Кроме того, командиры звеньев проводили занятия по изучению района аэродрома. После провозных на УТИ-4 командир звена давал "добро" на самостоятельный вылет по "коробочке". Полёты были не ежедневно, так как обычно летала одна авиаэскадрилья, ибо аэродром был небольшой, с травяным покрытием, другие эскадрильи занимались или ремонтом авиатехники, или теоретической учёбой. Кроме того, необходимо было выделять 1 - 2 дня в неделю для полёта 46-го бомбардировочного авиаполка, который базировался на том же аэродроме и вёл боевую подготовку, выполняя различные учебные боевые здания, в том числе бомбометание на полигоне по мишеням, полёты по маршруту. По субботам обычно проходили командирские занятия, на которых лётчики изучали новые конструкции немецких самолётов и нового истребителя МиГ-1. В конце занятий приходил начальник особого отдела и отбирал у нас все конспекты по МиГ-1, считающиеся совершенно секретными. Но однажды, в газете "Каунасская правда", смотрю нарисован "МиГ". Как же так ?   Где же секрет - то ?

Но самым главным были полёты. Мы летали в зону на отработку фигур высшего пилотажа, вели учебные воздушные бои, стреляли по конусу и по наземным целям.

Рядом, в 100 - 125 км от Шяуляя, проходила граница с Германией. Близость её мы ощущали на своей шкуре. Во-первых, непрерывно шли военные учения Прибалтийского военного округа, во-вторых, на аэродроме дежурила в полной боевой готовности авиаэскадрилья или, в крайнем случае, звено истребителей. Встречались мы и с немецкими разведчиками, но приказа сбивать их у нас не было, и мы только сопровождали их до границы. Непонятно, зачем тогда поднимали нас в воздух, чтобы поздороваться, что ли ?!. Я помню, как во время выборов в Верховные Советы Эстонии, Латвии и Литвы мы барражировали на низкой высоте над городом Шяуляй. Непонятно, для чего это было необходимо - то ли для праздника, то ли для устрашения. Конечно, кроме боевой работы и учёбы, была и личная жизнь. Мы обзавелись знакомыми и ходили с ними в Дом культуры военного гарнизона города Шяуляй, где пели, смотрели кино или танцевали. Молодые же были - 20 лет !..

У меня была знакомая красивая девушка, парикмахер, литовка Валерия Бунита. В субботу 21 Июня 1941 года я встретился с ней и договорился в воскресенье поехать прогуляться на озеро Рикевоз. Мы в это время жили в летнем лагере - в палатках возле аэродрома. Как раз шли учения ПрибВО. Проснулся часов в 5, думаю, надо пораньше встать, чтобы успеть позавтракать, потом сходить к Валерии и ехать на это озеро. Слышу, гудят самолёты. На аэродроме дежурила 3-я эскадрилья, на И-15, прозванных гробами, поскольку на них постоянно были аварии. Вот, думаю, налёт с Паневежиса, а эти его небось прозевали. Открываю полу палатки, смотрю, над нами "кресты" хлещут из пулемётов по палаткам. Я кричу: "Ребята, война !" - "Да, пошёл ты, какая война !" - "Сами смотрите - налёт !"   Все выскочили - а уже в соседних палатках и убитые есть, и раненые.

Я натянул комбинезон, надел планшет и бегом к ангару. Технику говорю: "Давай, выкатывай самолёт". А дежурные самолёты, что были выстроены в линеечку, уже горят. Запустил двигатель, сел в самолёт, взлетел. Хожу вокруг аэродрома - я же не знаю, куда идти, что делать !   Вдруг ко мне подстраивается ещё один истребитель И-16. Покачал крыльями: "Внимание !   За мной !"   Я узнал Сашку Бокача, командира соседнего звена. И мы пошли на границу. Граница прорвана, смотрим, идут колонны, деревни горят. Сашка пикирует, смотрю, у него трасса пошла, он их штурмует. Я - за ним. Мы 2 захода сделали. Там промахнуться было невозможно - такие плотные были колонны. Они почему-то молчат, зенитки не стреляют. Я боюсь оторваться от ведущего - заблужусь же !

Прилетели на аэродром, зарулили в капонир. Пришла машина с командного пункта: "Вы вылетали ?" - "Мы вылетали". - "Давайте на командный пункт". Приезжаем на командный пункт. Командир полка говорит: "Арестовать. Посадить на гауптвахту. Отстранить от полётов. Кто вам разрешал штурмовать ?   Вы знаете, что это такое ?   Я тоже не знаю. Это может быть какая-то провокация, а вы стреляете. А может быть, это наши войска ?"   Я думаю: "Твою мать !   Два кубика-то слетят, разжалуют на фиг !   Я же только в отпуск домой съездил !   Лейтенант !   Девки все мои были !   А теперь рядовым !   Как я домой покажусь ?!"   Когда в 12 часов выступил Молотов, мы из арестованных превратились в героев. А переживали страшно !   Потери были большие, много самолётов сгорело, ангары сгорели. Из полка только мы вдвоём дали хоть какой-то отпор, не дожидаясь приказа.

Помню, после полудня на единственном бывшем в полку МиГ-1 вылетел кто-то из командиров эскадрилий, успевших его освоить. А тут как раз шёл немецкий самолёт - разведчик, он к нему пристроился и не стреляет. Я думаю: "Что же ты делаешь !?"   Он отвалил, ещё раз зашёл - опять не стреляет. Когда он приземлился, мы подошли выяснить, в чём дело. Говорит: "Гашетка не работает". А она была прикрыта предохранительной рамкой !   Её просто надо было откинуть !

К концу дня на аэродроме осталось около 12 целых самолётов, которые опытные лётчики перегнали в Ригу, через аэродром Митавы. Личный же состав полка отступал на грузовиках, бензо- и маслозаправщиках - на всём, что могло двигаться. Отступали вместе с пехотинцами, артиллеристами, танкистами. Приходилось вступать в бой с немецкими десантниками и какими-то бандитами. Поначалу у нас, кроме пистолетов, никакого оружия не было, но постепенно мы разжились у пехотинцев пулемётом и гранатами. В Елгаве нас встретили пулемётным огнём из окна 2-го этажа. Приблизившись к дому, мы в окно закинули несколько гранат. Пулемёт замолчал, а мы поехали дальше.

На аэродроме в городе Риге мы встретили своих. Здесь мне удалось сделать один вылет на разведку. На следующий день мы должны были сопровождать наши бомбардировщики, ходившие бомбить наступающие войска. Они должны были зайти за нами на аэродром, но вместо них с моря появилась группа немецких бомбардировщиков, которая хорошенько пробомбила аэродром. Мы попрятались в щели. Вдруг на нас кто-то навалился сверху и что-то начало капать. Бомбёжка закончилась, мы вылезаем и смотрим - это наш товарищ. Он сидел в туалете неподалёку, и взрывной волной его окатило содержимым выгребной ямы. Кровь кругом, убитые, а нас смех разбирает.

От полка осталось 5 - 7 истребителей, которые мы передали другим частям, а сами на попутках добрались до Смоленска, а оттуда на Ли-2 и - в Москву. Надо сказать, что во время этого отступления мы не задавались вопросом, почему мы отступаем. Считали это временным явлением, да и некогда было думать - надо было отступать.

Транспортный Ли-2 выгрузил нас на Центральном аэродроме в Москве. Здесь собирались остатки полков, разбитых в Прибалтике, Белоруссии, на Украине. Жили в общежитиях Академии им. Жуковского. Вот тут между нами пошли разговоры, как такое могло случиться, кто виноват. Но ответов не было.

Вскоре полк 2-эскадрильного состава был заново сформирован и отправлен за материальной частью на аэродром в Дягилеве под Рязанью. Мы получили самолёты МиГ-3. Ну, кто на И-16 летал, тот на любом истребителе сможет летать. И-16 - это такая юла. Чуть ногу на взлёте дал - он заворачивает, и можно подломать шасси. В полёте чуть ручку перетянул - "бочка". Самолёт маневренный, но скорость маловата. МиГ-3 по виду был внушительным, с мотором водяного охлаждения, вооружённый крупнокалиберным пулемётом УБС и двумя пулемётами ШКАС. Обучали нас ускоренными темпами, рассказали немного о конструкции, приборах в кабине, показали, где сектор газа, ручка управления самолётом и огнём, познакомили с инструкцией по технике пилотирования, дали несколько провозных на двухместном самолёте: "Ну а дальше, ребята, сами". В пилотировании самолёт был прост, например, достаточно подвести его поближе к земле, и дальше он почти сам садился. К сожалению, на малой высоте от 2000 до 5000, где в основном и шли воздушные бои, самолёт был утюг утюгом, но зато на высотах от 5 до 10 км - непревзойдённая машина. Хорошо если нам давали прикрывать войска на 5000 или сопровождать бомбардировщики Пе-2, которые всегда ходили на высоте от 4000 и выше, но ведь мы, бывало, прикрывали штурмовиков Ил-2, которые работали с 1000 - 1200. Это было тяжело.

В конце Августа полк вылетел на Калининский фронт, на аэродром у города Спас - Деменска. С этого аэродрома мы выполняли обычные боевые задания по разведке, прикрытию наземных войск, сопровождению штурмовиков И-15 или И-153, бомбардировщиков и даже по штурмовке войск противника, также выполняли корректировку артогня.

Надо сказать, что в первых воздушных боях в Прибалтике немцы заставили нас поменять тактику воздушного боя. Мы начинали воевать, придерживаясь строя звена, состоящего из 3 истребителей, в то время как у немцев звено состояло из 4 истребителей, то есть из 2 пар. При встрече с истребителями противника, как правило, наше 3-самолётное звено сразу же распадалось, так как при первом же развороте, например влево, левый ведомый должен был уменьшать скорость своего истребителя, что совершенно недопустимо в воздушном бою, особенно с истребителями. Таким образом, каждый атаковал и защищался самостоятельно, в то время как немцы, летая парами, представляли крепкую тактическую единицу. Мы сразу же оценили преимущество немецкого построения и быстро ввели его в нашу практику.

Вспоминается один из грамотно организованных налётов нашей авиации на аэродром города Сеща. По разведданным было установлено, что на нём сосредоточены крупные силы немецкой авиации. Зная, что немцы обязательно прикрывают аэродромы истребителями, наша группа вылетела первой. На высотах 4500 - 5000 метров наши МиГ-3 связали боем истребители противника, оттягивая их в сторону от аэродрома. Следом пришла группа Ил-2 под прикрытием второй группы истребителей. В задачу этой группы входило уничтожение зенитных батарей, охраняющих аэродром. За ними пришла группа бомбардировщиков Пе-2 в сопровождении наших же "МиГов". Эта группа, не встретив сопротивления, спокойно отбомбилась по аэродрому. Как нам после объяснили, этим налётом на аэродром Сеща была разгромлена большая авиагруппа. Действительно, после этого налёта на Ельнинском направлении немцы некоторое время в воздухе не показывались, и наши наземные войска успешно захватили город Ельню.

Однажды меня и капитана Рубцова послали на прикрытие наземных войск. Дело уже шло к концу нашего пребывания над линией фронта, когда Рубцов решил штурмовать немецкую передовую, хотя ему никто этого не приказывал. Я, как и положено ведомому, пошёл за ним. Сделали заход, зашли на второй, а тут из-за облаков вывалились "Мессера". Я бросился отбивать, но опоздал - Рубцова подбили, он горит. Высота маленькая - с парашютом не прыгнешь. По мне стреляют. Я вскочил в облака, но поскольку в них я ещё не умел летать, то тут же вывалился. Внизу меня уже поджидали 2 пары "Мессеров". Я опять в облака. Так крутился крутился, но всё же подбили они меня и легко ранили осколками снаряда. Я стал имитировать беспорядочное падение, и они меня бросили - видать, горючее у них кончилось. Кое - как выровнял самолёт, но тут мотор начал давать перебои, и через несколько секунд винт встал. Надо садиться, а куда ?   Кругом лес !   Заставил себя верхушки деревьев принять за землю. Помню, что видел, как одно крыло отлетело, за ним второе, а потом я сознание потерял.

Очнулся в кабине. К останкам самолёта подходит старик с пацанами. Помогли вылезти: "Ну, парень, давай иди вперёд. И не думай бежать". Как потом выяснилось, они так со мной обошлись, поскольку недавно в их районе сбили Пе-2, на котором немецкие лётчики на разведку летали. Привели в деревню Бабынино и заперли в сарай. Голова страшно шумит от удара при падении, думаю: "Ёлки палки, попал. Надо драпать, а то ещё немцев приведут". Я же не знаю, на чьей территории упал !   Так я довольно долго сидел, потом решил разгрести солому, которой была покрыта крыша сарая, и бежать. Только начал я её разгребать, как открывается дверь, заходит энкавэдэшник: "Парень, не торопись, тут все свои". Я говорю: "Ты извини, я же не знал, куда попал". На следующий день вернулся в полк. Правда, командование полка уже успело отправить на меня похоронку: "Погиб в воздушном бою смертью храбрых".

Поскольку я был контужен, то врач мне летать запретил и отправил в госпиталь, где я пролежал около месяца. Когда я вышел из него, наш 10-й ИАП уже остался без самолётов и был выведен на переформировку. По пути в ЗАП, находившийся в городе Молотов  (Пермь), я познакомился со свой будущей женой. Уже будучи на фронте, мы с ней переписывались, а 3 Ноября 1942 года поженились в один из моих приездов в Москву.

8 Декабря 1941 года мы оказались в запасном полку, где нас вооружили английскими истребителями "Харрикейн", которые мы принялись осваивать. "Харрикейн" - барахло, а не машина. "МиГ" он у земли - утюг утюгом, зато на высоте - король; а у этого - ни скорости, ни маневренности, крыло толстое. У наших - бронеспинка сферическая, а у него - плоская, легко пробивается. Вроде 8 пулемётов - хорошо, да боезапас к ним - крошечный. Моторы "Мерлин ХХ" - ни к чёрту не годные. На форсаже могли перегреться и заклинить. Надо сказать, что лётчики нашего полка вошли в состав 29-го ИАП, который 6 Декабря был преобразован в 1-й Гвардейский ИАП. Я попал во 2-ю эскадрилью в звено, которым командовал будущий Капитан, Герой Советского Союза, Иван Игнатьевич Забегайло.

Получили мы пополнение из училищ, и я стал старшим лётчиком.

В конце Декабря мы вылетели на фронт. Посадили нас на аэродром Чкаловское, и мы 2 месяца выполняли работу по ПВО Москвы. Работа была непыльная и неинтересная - мы рвались на свои родные фронтовые аэродромы. Вскоре нас с аэродрома Чкаловское перевели на аэродром Мигалово, на окраине Калинина, а затем - на аэродром Пречисто Каменка, вблизи города Кувшиново. Там располагался штаб 3-й воздушной армии Калининского фронта, которой командовал Генерал М. М. Громов. Надо сказать, что когда мы прибыли на Калининский фронт, то фактически были единственным полноценным полком, имевшим в своём составе 36 истребителей. В остальных полках было: в одном - 7 штук МиГ-3, а в другом - 8 штук ЛаГГ-3. Начиная с 12 Марта по 16 Апреля 1942 года приходилось выполнять 2 - 3 вылета в день. Это было тяжело, мы несли потери, и к З Апреля в полку осталось только 13 "Харрикейнов".

Весной началась распутица, и мы вернулись в Мигалово, где была бетонная ВПП. Где-то в это время мне и Семёну Рыбалко поручили прикрытие линии обороны 30-й армии, расположенной на левом берегу реки Волги в районе города Ржев. Время патрулирования уже к концу подходило, когда появились 4 Ме-109. Некоторое время мы ходили вдоль линии фронта параллельно - они на своей стороне, мы - на своей. Потом они решили нас атаковать. Мы отражали атаки, но всё же по мне несколько раз попали. Они ушли на свою территорию, а мы отправились домой. Не доходя до аэродрома, я обратил внимание, что температура масла растёт. По радио сообщил своему ведомому, а он мне говорит, что у меня за хвостом чёрный дым. Подлетаем. Я, дурак, решил пройти над аэродромом, мы же вроде раньше закончили, показать, что у меня мотор дымит, чтобы все видели, что я никого не обманываю. Я прошёл, отстегнул ремни, чтобы в случае чего выскочить из самолёта, начал выполнять разворот, заложил крутой вираж, и тут у меня мотор обрезало !

Самолёт, как мне потом рассказывали, левым крылом зацепился за землю и рухнул. Самолёт разбил, но сам остался жив, хотя и потерял сознание от удара. В госпитале я провалялся примерно 1,5 месяца.

В Мае 1942 года полк вылетел в Саратов, где получил истребители Як-1. Быстренько переучились и - обратно на фронт.

В 3-й раз меня сбили в летних боях под Ржевом. Там же я открыл счёт своим сбитым самолётам. Летали мы с аэродрома Сукромля под Торжком. Командир эскадрильи повёл 4 пары на прикрытие переднего края. Я со своим ведомым обеспечивал "шапку" примерно на 4500 - 5000. Что такое шапка ?   Ударная группа, располагающаяся выше основных сил истребителей. Этот термин от штурмовиков пошёл. Они нам кричали по радио: "Шапки", прикройте !"

Смотрю, идут Ju-88. Я предупредил по радио ведущего группы, что справа бомбардировщики противника, и пошёл пикированием в атаку. То ли ведущий меня не слышал, то ли ещё что, но факт, что атаковал я их парой, да и то мой ведомый куда то потерялся. С первой атаки я сбил "Юнкерс", но меня атаковала сначала одна пара истребителей прикрытия Ме-109 - промахнулись. А затем вторая пара Ме-109, один из самолётов которой попал в левый борт моего "Яка" осколочно - фугасным снарядом. Мотор встал. Я, имитируя хаотичное падение, попытался от них оторваться, но не тут то было. Они - за мной, добить хотят, но внизу на 2000 их встретили 2 "ишака" с соседнего аэродрома Климово, завязавшие с ними бой. Я кое - как машину выровнял и в районе города Старица плюхнулся на пузо на пшеничное поле.

В горячке боя я даже не почувствовал, что ранен. Подбежали наши пехотинцы, отправили меня в медсанбат. После перевязки говорят: "Скоро будет машина, с ней поедешь в госпиталь в Старицу", а на хрен мне туда ехать, если там бомбят всё время ?!   Вышел на дорогу, проголосовал и добрался до аэродрома, что возле этой Старицы. Там меня направили в санчасть. Вдруг вечером приходят лётчики, спрашивают: "Где тебя подбили ?" - "Под Старицей". - "А ты знаешь, мы сегодня там одного "Яка" спасли". - "Так это вы меня спасли". - "О !   Мать твою, давай бутылку !"   Медсестра говорит: "Ребята, нельзя". Какой там нельзя !   Выпили. Через несколько дней за мной из полка прилетел самолёт. Правда, за это время наш адъютант Никитин успел сообщить родным, что я погиб смертью храбрых. Опять я немного повалялся в госпитале и - к ребятам на фронт. Надо воевать. А как же ?!   Скучно без ребят.

Под Ржевом на станции Старица постоянно разгружались наши войска. Немцы регулярно ходили её бомбить, а мы, соответственно, их оттуда гоняли. Здесь мы впервые встретились с эскадрой JG 51 "Мёльдерс", "Весёлыми ребятами", как мы их называли. Как-то раз вылетел штурман полка, вернулся и говорит: "Ребята, прилетели какие-то другие лётчики. Это не фронтовая авиация, не "Мессера", а "Фокке - Вульфы". Надо сказать, что у FW-190 - мотор воздушного охлаждения. Он в лобовую ходит - легко !   А мне на черта в лоб ?!   Мне пулька в двигатель попала, и я готов. Ну, приспособился: когда в лобовую шёл, я "ногу давал" и скольжением уходил с прямой линии. Атака на бомбардировщика точно так же строилась - прямо идти нельзя, стрелок же огонь по тебе ведёт. Вот так, чуть боком, и идёшь в атаку.

Я на Як-1 вылетаю с аэродрома Сукромля на разведку станции выгрузки немецких войск Оленино, лето 1942 год.

С "Весёлыми ребятами" мы хорошо дрались. Во первых, мы делали "шапку". Если завязался воздушный бой, то по договоренности у нас одна пара выходила из боя и забиралась вверх, откуда наблюдала за происходящим. Как только видели, что на нашего заходит немец, они на них сразу сверху сваливались. Там даже не надо попадать, только перед носом у него показать трассу, и он уже выходит из атаки. Если можно сбить, так сбивали, но главное - выбить его с позиции для атаки. Во-вторых, мы всегда друг друга прикрывали. У немцев были слабые лётчики, но в основном это были очень опытные бойцы, правда, они надеялись только на себя. Конечно, сбить его было очень трудно, но у одного не получилось - второй поможет... Мы потом с "Весёлыми ребятами" на операции "Искра" встретились, но там они были более осторожными.

Вообще, после Ржева мы с немцами были уже на равных, лётчики уже чувствовали себя уверенно. Я лично, когда вылетал, никакого страха не ощущал. Морду они нам в начале войны хорошо набили, но научили нас воевать. Ещё раз повторю: морально и физически мы были сильнее. Что касается предвоенной подготовки, которую я прошёл, её было достаточно для ведения боя на равных, а вот наше пополнение было очень слабым и требовало длительного введения в боевую обстановку.

После удачного боя с группой из 13 Ju-88 и 6 Mе-109.  Август 1942 года, район Ржева.

- А. Д. - Как вводили ?

Приходит, допустим, молодой лётчик. Школу закончил. Ему дают немножко полетать вокруг аэродрома, потом - облёт района, потом в конце концов его можно брать в пару. Сразу в бой его не пускаешь. Постепенно... Постепенно... Потому что мишень за хвостом возить мне не нужно. Ведомый должен смотреть за мной, и когда я иду в атаку, должен меня прикрывать. А если он только следит, чтобы не заблудиться и от меня не оторваться, то и его сбить могут, и я атаковать не могу, поскольку за ним должен смотреть. Так что, если в группе молодой летит, то его вся группа охраняет, пока немного не освоится.

В один из дней к нам на аэродром прибыл Командующий 3-й Воздушной армией, Герой Советского Союза М. М. Громов. Он от имени Президиума Верховного Совета СССР награждал отличившихся лётчиков. В том числе и я получил первый орден Красного Знамени. В то время получить правительственную награду для нас было почётно, и мы носили их постоянно, даже в полётах.

В Сентябре мы передавали свои оставшиеся Як-1 соседнему полку. Я повёл 8 - 9 оставшихся у нас Як-1. Подошли к аэродрому. Детали роспуска мы проработали на земле у себя на аэродроме, решив выполнить красивую крутую горку с роспуском группы и последующим индивидуальным исполнением фигур высшего пилотажа. Стали в круг над аэродромом для захода на посадку. Сели и выстроились в линейку. Красиво !   Я пошёл на командный пункт докладывать о прибытии и передаче наших Як-1. На командном пункте меня встретил командир, который оказался бывшим начальником Чугуевского авиаучилища полковником Петровым. После недолгого разговора нас посадили в пассажирский Ли-2 и увезли на свой аэродром. На следующий день наш 1-й Гвардейский ИАП на Ли-2 был перебазирован на Воронежский фронт, на аэродром у город Усмань.

Прибыв на аэродром у города Усмань, мы расположились в ближайшей деревеньке в ожидании новых истребителей. Недели через 2 - 3 к нам стали прибывать с Новосибирского завода новые истребители Як-7Б, уже облётанные заводскими лётчиками - испытателями. Мы быстро их освоили, так как они практически не отличались от Як-1, и готовились в ближайшее время вступить в воздушные бои на Воронежском фронте, с тем чтобы обеспечить наше господство в воздухе и отбить немцев от Воронежа. Пока мы комплектовались новыми Як-7Б под Воронежем, наступление немцев было приостановлено. И мы, перелетев на аэродром у города Старый Оскол и сделав по нескольку боевых вылетов, получили приказ опять вернуться на Калининский фронт, так как в воздухе немцев мы стали встречать редко. Да и фронтовая авиация здесь неплохо работала.

- А. Д. - На каких типах "Яков" вы воевали ?

- На Як-7Б и Як-1. В Высшей школе воздушного боя освоил Як-9. Для меня все они были одинаковыми. Самый страшный истребитель - это И-16, а всё остальное - ерунда. "МиГ", так он сам садился, хоть ручку бросай. Что можно сказать о "Яках" ?   Кабина вполне удобная, остекление, качество плексигласа - нормальное и обзор хороший, поэтому летали с закрытым фонарем. Вообще, обзор во многом зависит от лётчика. Для обзора назад было установлено зеркало, но всё равно нужно слегка отворачивать самолёт, чтобы осматриваться, ну, и головой крутить. Ты должен видеть заднюю полусферу, иначе тебя убьют. Бывало, так головой накрутишься, что шея красная, а когда на И-16 летали, у нас целлулоидные воротнички были, так до крови шею натирали. Прицелы были нормальные, но в "собачьей свалке" некогда ими пользоваться - целишься по собственной трассе. Молодые лётчики, так те как на гашетку нажмут, так её и не отпускают, пока все патроны не кончатся. Прилетят - стволы синие, перегрелись - надо заменять. А когда опыт есть, трассу кинул, самолёт подвёл и бьёшь. В прицел можно смотреть, когда стреляешь по мишеням. А вот когда ты в уже воздухе, в бою, где всё решают мгновения, секунды, какой там прицел !

- А. Д. - Кого сложнее сбить ?

Комиссар полка Кузнецов, В. И. Клименко, И. И. Забегайло и Тихонов у самолёта Забегайло. Июль - Август 1942 года.

Истребитель. "Мессершмитт" - хорошая машина, "Фокке - Вульф" - очень хорошая машина с двигателем воздушного охлаждения, но маневренность у него похуже, чем у "Мессера". Вообще всё зависит от лётчика, который в немецком самолёте сидит. Чем пилот противника опытнее, тем сложнее. Надо сказать, что хотя сбить бомбардировщик проще, но подойти к их строю - непросто. Заходить надо от солнца или из облака, а ещё лучше, когда атака идёт одновременно с разных направлений, например, одни снизу, другие сверху. С первой атаки надо сбивать ведущего - все по нему ориентируются, да и бомбы часто "по нему" бросают. А если хочешь лично сбить, то надо ловить лётчиков, которые летят последними. Те ни хрена не соображают, там обычно - молодёжь. Если он отбился - ага, это мой. Считай, 2000 рублей в кармане   (за бомбардировщик давали 2000, за разведчика - 1500, а за истребитель - 1000). Ну, мы деньги все в кучу складывали, а если затишье, то посылали гонцов   (или самолёт в мастерскую отогнать, или ещё что)  за водкой. Я помню, 0,5 литра стоила тогда 700 - 800 рублей.

Так вот первой очередью стараешься попасть в кабину, потом можно перенести огонь на плоскости. Оставляешь боезапас на второй заход, а то некоторые расстреляют всё, а потом таранят. У нас в полку никто не таранил. Почему ?   Потому что был хороший лётный состав, с хорошей подготовкой. Правда, бывало так, что лётчик прилетает и говорит: "Сбил !" - "Как же ты сбил ?" - "Ну, я же видел, что трасса кончалась..."   А там так получается, что когда с большой дистанции стреляешь, то трасса загибается и теряется за самолётом, и кажется, что попал, а он летит и летит. Когда попадаешь в самолёт, то сразу видно что то вроде искр или молний.

- А. Д. - Как подтверждались сбитые самолёты ?

Пара "Яков" 1-го ГвИАП на взлёте, 1942 год.

В общем, так. Прилетаешь на аэродром и докладываешь командованию полка, что вели воздушный бой в таком-то районе, сбил один самолёт противника, который упал там-то. Если это на нашей территории, то от войск, расположенных в этом районе, должно прийти подтверждение, а если у немцев, то должны партизаны подтвердить или экипажи самолётов, которые мы сопровождали, или лётчики, с которыми делали вылет. Мне кажется, что приписок в боевых счетах не было. Это было не принято. Всё ж на виду !   Что значит сбил в группе ?   Поначалу было так: я атакую, сбиваю, но ведь ведомый меня прикрывает. Я пишу, что мы сбили в группе. Кто тогда считал ?   Всё равно, 1000 - 2000 в шапку кладут.

Так вот перебросили нас на Калининский фронт. Мы поначалу даже возмущались, просили, чтобы нас отправили в более жаркие места. Но Ставка лучше нас знала общую ситуацию на фронтах. Так что приземлились мы на аэродром Старая Торопа. Здесь нам предстояли встречи с нашими знакомыми "Весёлыми ребятами".

Потом нас опять перебазировали на аэродром Живодовка, откуда мы вели прикрытие и разведку сил противника в районах железнодорожных станций Вязьма - Брянск, у городов Люданово, Дятьково, Карачев, Брянск. В это время в стране проводилась кампания, когда трудящиеся, работающие в тылу на заводах, фабриках, в колхозах и совхозах, собирали добровольно средства, на которые покупались танки, самолеты, корабли для Красной Армии.

В один из дней меня и ещё 5 лётчиков нашего 1-го Гвардейского ИАП вызвали на командный пункт и вручили командировочные предписания, согласно которым мы должны срочно отбыть в Москву вместе с начальником штаба подполковником Киселёвым.

Мы прибыли на Тушинский аэродром, где устроились в общежитии при аэродроме. Здесь нам сказали, что через несколько дней мы должны получить персональные истребители от ЦК профсоюза торговых работников СССР. Но, пока суть да дело, я отпросился у начальника штаба на сутки, с тем чтобы встретиться со своей любимой Зиночкой и уговорить её выйти за меня замуж.

После воздушного боя с "Мессерами" с инженером полка Тимченко рассматриваем следы от пуль на правой ноге моего "Яка", 1942 год.

А вскоре нас перебросили на Волховский фронт. Прилетели на аэродром у города Будогощ. Надо сказать, что на Калининском фронте мы долго не имели возможности помыться, а тут взяли машину и всей эскадрильей поехали в баню. Но на следующий день лётчики не то что летать, сидеть в тёплой кабине самолёта не могли от зуда по всему телу - подхватили чесотку. В общем, вся эскадрилья вышла из строя. Полковой врач положил каждого на лавку, обмазал какой-то черной, пахнувшей нефтью мазью с ног до головы. Потом каждого обмотал простыней и - в кровать. В комнате стоял запах, как на нефтяном складе. Несколько дней мы лечились. Прежде чем помыть нас в другой бане, её продезинфицировали, и только тогда нас туда запустили. Надо сказать, врач порядком струхнул - это же его обязанность предотвращать эпидемии, а тут вся эскадрилья слегла.

Перед началом перебазирования я отправил аттестат своей жене на получение с моей зарплаты денег, так как знал, что Зине и её матери жилось в это время трудно. Нас же, лётчиков, и во время войны неплохо снабжали продуктами питания, одеждой. Мы ни в чём не нуждались. Лётчиков на сухарях нельзя держать. А мы, молодёжь, отсутствием аппетита не страдали. Не было проблем со снабжением бензином или патронами со снарядами. Да и одевали нас хорошо. Поэтому все фронтовики, как правило, посылали свои аттестаты своим жёнам, матерям, отцам или родственникам, так как в тылу было особенно тяжело с питанием.

После мы перебазировались на южную окраину Ладожского озера на аэродромы Валдома и Кипуя, откуда вели боевую работу по прикрытию Дороги жизни, сопровождению бомбардировщиков и штурмовиков. С этого аэродрома мы и работали, начиная с Января 1943 года вплоть до окончания прорыва блокады Ленинграда.

Нашей авиации было много, но поначалу истребителей противника мы не встречали. Только во второй половине Января 1943 года появились старые знакомые "Весёлые ребята" на FW-190. Помню, на фюзеляже у них был нарисован "Туз пик".

В первом же воздушном бою 23 Января, при сопровождении штурмовиков, 2-х мы сбили. Одного из них сбил я, второго - мои ребята. В конце Января 1943 года нас постигло несчастье. Стояла очень низкая облачность, но кому-то из командования захотелось послать группу наших бомбардировщиков Пе-2 на бомбёжку железнодорожной станции Любань или Тосно. Командир нашего полка Логвинов решил полететь в разведку вместе со штурманом полка Тормозовым. И оба не вернулись. Или их сбили, или в туман попали... Это были хорошие лётчики, о потере которых мы все очень переживали. К нам назначили ВРИО командира полка, Героя Советского Союза, тоже очень хорошего боевого лётчика, Дзюбу Ивана Михайловича.

Весной мы вернулись на Калининский фронт. Базировались на одном аэродроме с бомбардировщиками Пе-2. Конечно, прикрывать бомбардировщики легче, чем штурмовики. Они идут на высоте 2000 - 3000 метров, да и скорость у них выше, но тоже не сахар. Бывало, после бомбардировки лётчики на пикировании старались побыстрее уйти домой, группа рассыпается и кого прикрывать - непонятно.

На ночь мы располагались в деревне вблизи аэродрома. Вечера после ужина проводили с деревенскими девчонками в клубе, устраивали совместные танцы или самодеятельность, часа 2 - 3, а потом приходил кто - нибудь из штаба и разгонял всех по домам на отдых, так как на завтра опять летать.

В середине Апреля нас отправили в Кузнецк за самолётами. Получив истребители Як-7Б, мы вылетели на них на аэродром Выдропужск, а потом перелетели на Воронежский фронт. Опять базировались на аэродроме Усмань, у села Завальное, который располагался на клеверном поле, у колхозного яблоневого сада.

На Воронежском фронте было затишье, и нас перебросили на аэродром у города Старый Оскол, откуда мы летали на прикрытие наземных войск, железной дороги Старый Оскол - Новый Оскол, вели разведку войск противника. Фронт проходил западнее этих городов, и я всё мечтал попросить у командования У-2 и вывезти с немецкой территории моего брата Николая и маму, но этой мечте не суждено было сбыться, так как нас перебросили на северный участок Орловско - Курской дуги. Перелетели на аэродром Грабцево, где бригада рабочих с Саратовского завода занялась укреплением обшивки крыльев истребителей, потому что, когда мы разгоняли свои Як-7Б на пикировании, то обшивка на крыльях вспучивалась. Перед началом Курской битвы полк сосредоточился на аэродроме Живодовка.

Аэродром Сукромля. Сбит Ju-88 значит заработал ещё 2000 руб.

5 Июля 1943 года я с четвёркой истребителей вылетел утром на разведку железной дороги Людиново - Дятьково - Брянск. При подлёте к городу Людинов мы встретили 4 Ме-109. В ходе завязавшегося боя, 2-х я сбил, а остальные скрылись. После этого, мы провели фотосъёмку железной дороги и вернулись на аэродром.

Запомнился ещё день 31 Июля 1943 года. Дело шло к вечеру, мы уже выполнили 3 - 4 боевых вылета и сидели в самолётах в готовности № 1. Вдруг с командного пункта взлетела зелёная ракета. Запустили двигатели, вырулили на старт, получив по радио задание. Получилось так, что наша группа истребителей, находясь на разведке над территорией противника, заметила группу до 100 бомбардировщиков в сопровождении истребителей, которая направлялась к линии фронта. Нам было известно, что в лесу у деревни Лохня был сосредоточен танковый корпус.

Командование верно решило, что бомбардировщики направляются уничтожить этот корпус. Разведчики вели эту группу бомбардировщиков, не вступая в бой, что позволило ведущему нашей десятки командиру полка Каинову, у которого я был ведомым, занять выгодное положение для атаки. Мы встретили немцев прямо над линией фронта. Подошли к ним снизу, и командир полка с первой атаки сбивает ведущего Ju-88, я за ним сбиваю следующего. Истребители прикрытия прозевали нашу атаку и вступили в бой, только когда строй бомбардировщиков уже был разрушен, что не позволило им создать организованное сопротивление. Вскоре подоспела ещё одна группа наших истребителей, и началась "собачья свалка". Короче говоря, их налёт мы сорвали, да и посшибали их прилично, а своих ни одного не потеряли.

Всего за время участия в Орловско - Курской битве я сбил 6 самолётов противника лично и 3 в составе группы. После летних боёв я был переведён инструктором в Высшую школу воздушного боя в городе Люберцы. Обидно мне было. Ведь к этому времени у меня было 13 лично сбитых и 6 в группе, до "Героя" 2-х самолётов не хватило...

- А. Д. - Вы летали на сопровождение. Кого тяжелее сопровождать - Ил-2 или бомбардировщики ?

Перед отправкой в госпиталь после ранения в кабине У-2 меня принимают в партию.

- Прикрывать сложнее штурмовиков. Они очень низко ходят. Я же не могу рядом с ними идти - собьют. Забрался выше - их не видно на фоне леса или снега, очень легко потерять. Бывало, что "Мессера" к ним проскакивали. Слышишь по радио: "Шапки, нас атакуют !   Прикройте !"   Тогда ныряешь вниз, к группе. Наказывали ли за потерю в сопровождаемой группе ?   Нет, но были разборы полётов, на которых можно было схлопотать дисциплинарное взыскание. Война есть война. А с бомбардировщиками хорошо - они летят на 3000 - 4000. Мы идём чуть выше их, а то и рядом: "бочку" закрутишь перед ними, для поднятия бодрости духа. Конечно, если ввязался в бой, то они очень быстро уходят со снижением и догнать их почти невозможно, за что мы их потом ругали.

- А. Д. - Когда появилась устойчивая радиосвязь ?

- В 1941 году никакой радиосвязи, можно сказать, не было. Один треск в наушниках стоял, никто радио не пользовался. В 1942 году, когда пошли "Яки", "МиГи", мы уже начали радио использовать как между своими самолётами, так и для связи с сопровождаемой группой.

- А. Д. - Воздушные бои на какой высоте в основном шли ?

- В начале войны на малых высотах, до 1500 метров. Вот тут мы много теряли. Постепенно высоты поднялись до 3000 - 4000.

- А. Д. - Случаи трусости были ?

- Были. В особенности в начале войны. Даже, помню, в соседнем полку расстреляли лётчика перед строем за самострел.

- А. Д. - Бывали случаи, когда вы не ввязывались в бой, видя, что немецкая группа больше или она выше ?

Уйти до боя ?   Никогда !   Будь там хоть 100 самолётов, хоть 200, хоть 1000. Почему ?   Потому что тебя же все не будут атаковать одновременно.

- А. Д. - Как Вы оцениваете квалификацию немецких пилотов ?

Были среди них и сильные и слабые лётчики. Морально и физически мы были сильнее. Что касается предвоенной подготовки, которую я прошёл, её было достаточно для ведения боя на равных, а вот наше пополнение было очень слабым и требовало длительного введения в боевую обстановку.

- А. Д. - Приметы, предчувствия, суеверия были ?

Все боялись 13-е число, а наоборот стремился получить самолёт с номером "13". Мне иногда даже казалось, что немецкие истребители бывало отворачивали видя эту цифру. Может быть это мне и помогло, спасло. А вот не фотографироваться или не бриться перед вылетом - этого не было.

В Ноябре 1942 года группе лётчиков 1-го ГвИАП, отличившихся в боях, были вручены персонально председателем торговых работников истребители Як-7Б. Один такой самолёт с надписью на борту "Торговый работник", получил тогда и я.

- А. Д. - Каково значение физической силы и подготовки лётчика ?

Колоссально значение. Причём не только физическая, но и моральная подготовка. Лётчик - истребитель не только испытывает не только перегрузки во время боя, ему не только пилотировать на пределе возможного, на него так же ложится и груз ответственности за товарищей, за ведомых, на него влияют потери своих друзей. Ко всему этому он должен быть готов.

- А. Д. - Давали отдых лётчикам на фронте ?

В периоды затишья вблизи аэродромов организовывали какой - нибудь дом отдыха, туда отправляли на недельку. Там же отдыхали после ранения.

- А. Д. - Кормили Вас хорошо ?

Да. 5-я норма, лётная. Лётчиков на сухарях нельзя держать. А мы, молодёжь, отсутствием аппетита не страдали. Так же не было проблем со снабжением бензином или патронами со снарядами. Да и одевали нас хорошо.

- А. Д. - Чувство страха у Вас возникало ?

Перед вылетом или при получении задания - никогда. Бывало, что тебя наводит наземная станция, а я не вижу группу противника. Вот тут нервничаешь, вроде как слепой: где - то есть враг, может быть готовится меня атаковать, а я не вижу. Психуешь. Как только его увидел - всё в порядке. Тут уж кто кого. На Волховском фронте мы сопровождали "Пешки". На обратном пути один подбитый бомбардировщик стал отставать. Я ведомого послал с группой, а сам остался с бомбардировщиком. Однако защитить бомбардировщик мне не удалось. Откуда - то выскочил "Мессер" и сбил его. Зашёл мне в хвост, промазал и выскочил вперёд. Мы с ним встали в вираж. У меня уже темно в глазах от перегрузки, и круче вираж уже не заложишь и он не может этого сделать. Вот так мы наверное 2 минуты гудели на вираже. Наверное их подняли вдогон за нашей группой и у него кончался бензин, он выскочил из виража и ушёл. Я тоже пошёл домой. Вот тут такое ощущение возникает, что хочется сбить, а не хватает мощности техники.

- А. Д. - К потерям, как относились ?

Тяжело. Друзей терять тяжело. В моём звене был молодой лётчик, Валентин Соловьёв, с которым мы дружили. В одном из воздушных боёв на Калининском фронте я обернувшись назад увидел, что в хвост ему зашёл "Мессер", и он вспыхнул. Всё это заняло какие - то секунды, я даже крикнуть не успел. Помочь я ему ничем не мог и от этого очень переживал. Остался нехороший осадок от того, что потерял друга, и я не смог ему оказать помощь. Потом, конечно, свыкаешься с потерями - так должно быть. Кто - то будет жив, кто - то нет...

- А. Д. - Что делали с личными вещами погибших ?

Какие у нас личные вещи ?   Шинель. Регланов не было. Сапоги никуда не отправишь.

Список известных побед Гвардии лейтенанта В. И. Клименко:
(Из книги М. Ю. Быкова - "Победы сталинских соколов".  Издат. "ЯУЗА - ЭКСМО", 2008 год.)