"Вспоминая былые годы..."

Общий итог Великой Отечественной войны хорошо известен. Но что стоит за этой победой в нравственном, человеческом отношении ?

Отвечая на этот вопрос, я бы сказал так: тяжелейший труд, смертельная опасность, напряжение всех физических и моральных сил, горечь неудач и радость побед. Любой фронтовик, прошедший войну с первого до последнего дня, испытал всё это сполна. В начале войны против нас воевал не только хорошо обученный и вооружённый враг, но и наши собственные недостатки, ошибки... Об этой объективной реальности тоже нужно помнить. Прежде всего это относится к состоянию подготовки лётного состава. Она была во многом упрощена, подчинена соображениям безопасности, отставала от реальной жизни.

Запомнился мне такой случай. Как - то ещё в начале войны наше звено МиГ-3 сопровождало группу скоростных бомбардировщиков Пе-2. Отбомбились "Пешки" удачно, без потерь, но когда пошли домой, их группа снизилась до высоты 100 метров. На этой высоте Пе-2 чувствовал себя прекрасно, а наши МиГ-3 сразу потеряли скорость. Я передал по рации ведущему бомбардировщиков, чтобы они набрали высоту, иначе мы отстанем от них. Никакой реакции. Пока мы догоняли "Пешек", на них налетели Ме-109 и сбили 4 бомбардировщика.

За невыполнение задания по прикрытию Пе-2 мне грозил трибунал. Но когда уточнили все подробности, детали, выяснилось, что ведущий группы Пе-2 не знал тактико - технических характеристик наших истребителей. Такая безграмотность и обернулась трагедией...

Первые 2 года войны мы, как правило, вели бои с превосходящими силами противника. Противопоставляли ему внезапность, хитрость. Но главное - пилотаж. До войны нас учили, я бы сказал, парадному пилотажу. Он был красив, однако в бою нередко бесполезен. Поэтому обстановка заставила нас осваивать совсем другой пилотаж, продиктованный требованиями реального боя. Нужно было в любом положении самолёта уметь уходить из - под атаки, открывать огонь. Например, бочку положено было выполнять за 8 секунд. За это время лётчик, конечно, не успевал среагировать на какие - либо изменения обстановки. Мы делали бочку за 18 секунд, но в любой момент могли начать выполнять другой маневр, открыть огонь по неприятелю.

В общем, правильно говорится: хочешь жить, умей вертеться. Не раз испытал эту истину на себе. Как - то под Сталинградом я оказался один против 14 Ме-109. Вот тут уж я повертелся !   Причём, какую бы фигуру ни выполнял, каждое мгновение фиксировал положение всех 14 "Мессеров". Немцы же, вероятно, уверенные в своём превосходстве, не проявили боевой активности, мешали друг другу. Один из них "зевнул" и попал мне в прицел. Я промаха не дал. Потеряв самолёт, немецкие лётчики прекратили атаки и, видимо имея малый остаток горючего, ушли на свой аэродром.

Сталинград был для нас самой лучшей школой. Никогда не забуду летние и осенние дни 1942 года. В небе господствовали асы эскадр "Мельдерс" и "Удет". Они не прощали ни малейшей оплошности в бою. И снова жизнь продиктовала свои условия: досконально знать возможности самолётов противника и своих, уметь выжимать из машины всё, на что она способна. В то время мы уже освоили Ла-5, оценили его достоинства и недостатки. Кстати, мне довелось летать на "МиГах", "Яках", на Ме-109, "Аэрокобре". Но Ла-5 и Ла-7 считаю лучшими машинами. Так вот, на "Лавочкине" мы применяли новую тактику воздушного боя, успешно вели борьбу с противником на вертикалях.

Помню, рядом с нами посадили другой полк, укомплектованный в основном молодыми лётчиками, только что закончившими лётные школы. Они ещё не знали ни новой техники, ни новой тактики ведения воздушного боя. Через несколько дней боёв от этого полка почти ничего не осталось. Пришло пополнение, и снова началось буквально избиение новичков. Нельзя было спокойно смотреть на это. Пришлось нам взять "шефство" над молодёжью и восполнять то, чего не дали им лётные школы. Говорю это потому, что знаю: и сегодня в ВВС немало начальников, склонных к упрощениям боевой учёбы...

Победы к нам пришли тогда, когда лётчики стали знать тактико - технические данные своего самолёта и самолётов противника лучше, чем военно - политическую обстановку в мире.

Впервые я почувствовал некий перелом в борьбе во время Сталинградской битвы. Осенью 1942 года по решению командования в 9-м Гвардейском истребительном авиационном полку были собраны лётчики, имеющие богатый боевой опыт, сбитые самолёты врага. У меня к тому времени было 11 воздушных побед, и я тоже получил назначение туда. Цель - сформировать полк советских асов, способных разгромить вражеские эскадры и обеспечить господство в воздухе.

Конечно, нас могли собрать и сразу же бросить в бой. Но командующий 8-й Воздушной армией генерал Т. Т. Хрюкин дал время на подготовку. Почти 2 месяца продолжалась учёба - и это в тяжелейший период войны !   Но решение было верное. Перед тем, как лезть в драку, нам предложили осмотреться, проанализировать действия противника, обобщить имеющийся у нас опыт. Занятия проводил командир полка Герой Советского Союза Лев Львович Шестаков. Он прекрасно знал тактику немецких истребителей и раскрывал перед нами их приёмы: захват большого воздушного пространства, полёт на режимах повышенных скоростей, удар из засады и другие.

Мы изучали немецкий Ме-109 и наш Як-1, который был на вооружении полка, определяли достоинства и недостатки одного и другого, учились их учитывать и использовать, отрабатывали слетанность пар, действия в составе звена, эскадрильи. Задолго до Кубани, там под Сталинградом, мы оценили преимущества эшелонирования, высоты, скорости, маневра и огня. И командующий 8-й Воздушной армией, и командир нашего полка готовили всех нас психологически, возбуждая боевой настрой, уверенность в ссвоих силах. Шестаков любил повторять: "Истребитель - не просто лётчик, это лётчик с боевым настроем".

Многое зависило от первого вылета. Он просто обязан был быть удачным. Первую группу из 8 Як-1 повёл сам командир полка. В воздушном бою наши лётчики сбили тогда 8 вражеских самолётов. Сами потерь не имели.

9-й Гвардейский истребительный авиаполк воспитал много прекрасных лётчиков. Среди них 4 дважды Героя Советского Союза и 24 Героя Советского Союза. На их счету не один десяток сбитых вражеских самолётов. Сам же полк с декабря 1942 по декабрь 1944 года в боях потерял лишь 5 лётчиков.

Как - то мы сбили Ме-110 и в планшете лётчика нашли приказ фон Рихтгофена, который предписывал своим пилотам не вступать в бой с нами, если нет численного превосходства. И надо сказать, вражеские лётчики приказ выполняли: довольно часто мы у них на глазах сбивали бомбардировщики, транспортники, а они в бой не вступали, если не были уверены в своём превосходстве. Я не помню, чтобы у нас когда - либо был отдан приказ, подобный этому...

Летом 2005 года писателю О. С. Смыслову довелось встретиться с заслуженным генералом, выдающимся лётчиком - истребителем и замечательным человеком, Аркадием Фёдоровичем Ковачевичем. Встречу организовал бывший преподаватель Военно - Воздушной академии им. Ю. А. Гагарина полковник Греков Олег Альбертович. Отрывки из этой беседы, опубликованной в книге - "Асы против асов", предлагаются Вашему вниманию.

- Скажите, Аркадий Фёдорович, а каким был ваш первый воздушный бой ?   Как это было ?

- 31 августа 1941 года, с разведчиком под Москвой. Страшно, очень страшно. Боязно. Потому что "Хейнкель-111". Я к нему подходил со всех сторон.

- А на чём вы летали тогда ?

- На МиГ-3. "Хейнкель" со всех сторон лупит в меня. Было страшно, пулемёты заклинило. Но он мне помог. Он ударил и попал по масляному баку, и меня залило маслом. Но, к счастью, масло потекло на пулемёты. И когда я нажал в очередной раз, они заработали. Я был так счастлив, очки снял и всё, что мог, выпустил в него. Он загорелся и упал. Я его сопроводил.

- У вас фотокинопулемёты были ?

- Тогда нет. Потом, в 1943-м были.

- То есть до этого подтверждала только земля ?

- У меня неподтверждённых, наверно, штук 8, когда я был на Воронежском фронте. Почему ?   Потому что прибыли туда без штаба и никаких донесений, запросов не осуществлялось. Поэтому, когда я ушёл с Воронежского на Сталинградский, у меня было штук 8 этих самых "Юнкерсов" и "Хейнкелей". А где их найдёшь ?

- А когда вы в воздушном бою стали себя чувствовать уверенно ?

- С "Мессерами" я уверенно себя почувствовал, ну с превосходством даже, это здесь, под Москвой, когда немцы наступали. Я даже вам больше скажу. В конце ноября мы встретились над Кремлем. Кремль внизу. Идут 4 Ме-109, а мы тройкой на МиГ-3. Они один "МиГ" подбили, и подбили так, что Лёшка Аникин спланировал и сел в Подлипках. А мы парой дрались и одного завалили. В Чёрные Грязи ездили, смотрели "Мессера" этого. Я вам скажу, за время войны Ме-109 для меня был страшен, конечно, но я с ним мог справиться. Самое страшное было, когда атакуешь группу бомбардировщиков, плотную группу. Куда подойти ?   Они ощетинились. Знаете, особенно "Хейнкель-111". У него кормовая, бортовая, носовая. Никуда не подлезешь...

Над Сталинградом иду парой. Ходили на разведку я и Саша Чирикин. Он мне кричит по радио: "Правее "Мессера !"   Они его увидели, и он отвернулся им навстречу. Я посмотрел, а у меня слева 4 "Мессера". Я на них отвернулся. А Сашка ведёт бой - возню и, смотрю, штопорит, входит в дым сталинградский. Я один остаюсь. 4 "Мессера" здесь, 4 здесь... Я начинаю с ними бой. Подходит ещё четвёрка. И они меня гоняют. Ну я одного поджёг. Он упал. Остаётся 13, а я один. Командующий войсками фронта смотрит: "Ну вот, говорит, ещё один тебе попался. Значит, будет тебе потеря".

Командующий Воздушной армией смотрит тоже в бинокль и говорит: "Да. Ему будет трудно !"   Я выдержал этот бой. Я каждую секунду видел, где каждый немецкий самолёт. А их 13 !   Крутил, крутил и ушёл. А ко мне подходит немец, крыло в крыло, и показывает: во-о !   Большой палец вверх !   И ушёл...

- А когда вы попали под Сталинград ?

- В 1942-м, когда немцы на Брянском фронте начали наступление. Наш полк сняли из ПВО и отправили во фронтовую авиацию. Там я и остался. И я не жалею, потому что ПВО - это ждёшь, а потом опаздываешь. А там идёшь и начинается драка. Ведь лётчик - истребитель ищёт боя. Наш командующий Воздушной армией Хрюкин Тимофей Тимофеевич говорил: "Лётчик - это закатанные рукава по локоть в крови. Он ищет боя, увидел - трах, и в сумку". То есть он нас всегда учил наступательности. Постоянный поиск боя. Когда однажды журналистка спросила меня, есть ли отличие между лётчиком дальней авиации и лётчиком - истребителем, я ей ответил: "Конечно есть !   Я ищу врага, я ищу боя, я жажду боя, а он идёт защищаться и боится этого боя !"

Идти на самопожертвование у лётчика - истребителя было главным. По поводу дружбы... Лётчики - истребители были воспитаны на принципах не сдаваться. Обязательная поддержка в бою. Не будет поддержки в бою, не будет боя. Это не нестеровский бой, когда он встретил какого-то "Альбатроса" и по крылу, и всё. Здесь идёт борьба самая настоящая, открытая. Кто кого. Это вообще философский вопрос.

- Скажите, а товарищей вы много потеряли ?

- Под Москвой 27-й полк потерял одну эскадрилью, но чужую. А в 9-м Гвардейском мы потеряли 6 человек. Одного потеряли на свободной охоте. Он пошёл на свободную охоту, там увидел какую-то телегу и решил атаковать. Вмазал в провода. Ведомый приходит и говорит: "Висит на проводах !.."

- А как было с радиосвязью ?

- На "МиГах" в 1941 году радиостанции были у каждого 4-го, а под Сталинградом они уже были у каждого.

- В чём была проблема с использованием первых радиостанций, боялись ли лётчики ими пользоваться ?

- Не боялись. А не включали, потому что они были со страшным треском, шумом. Это хуже, чем радиоэлектронная борьба. Невозможно. Ничего не слышно. Шумит. Голова трещит, и мы её выключали.

- А когда нормально стало ?

- Когда на "Аэрокобру" пересели. Там было 3 станции. Одна связь со штабом, одна связь с наземными войсками, одна связь с лётчиками: управляю боем, боевым порядком. Тихо, спокойно. Кто-то нажмёт тангенту и дышит. Я нажимаю: "Ну, говори !.."   Очень удобно.

- Можете привести примеры об отсутствии боевого опыта, о медленном его внедрении в тылу ?

- У нас очень медленно внедрялся опыт боёв в училищах, ЗАПах, а потом в УТАПах. Приходит полк, он абсолютно не знает ничего, в том числе и по тактике воздушных боёв... Я помню, под Сталинградом вот такие полки приходили: 2 - 3 дня и их нет !   Мы командующему говорили: "Ну давайте мы их выведем. Мы уже здесь обстрелянные, слава богу". Вдруг звонок: "Давай, пришёл полк, выведи !"

День проводим с ними занятия по тактике ведения боя противником, свои приёмы и так далее. На следующий день по эскадрильям я их вывожу. Завязываем бой, как положено. Смотришь, 2 - 3 недели полк стоит. "А почему ж вы там это не делали, в тылу ?"

Я вам расскажу анекдотический случай. Вызывает меня командир полка Лев Шестаков. Я - заместитель командира 9-го Гвардейского полка. "Вот полковник и 3 подполковника. Командир дивизии Козлов и 3 командира полка прибыли на стажировку с Дальнего Востока. Ввести в строй, ввести в бой !"   "Есть !"   И вот мы начинаем вводить их в строй. У нас был Як-7, двухместный. Я говорю Козлову: "Ну пойдёмте в зону". И он пилотирует. Я ему: "Делайте то-то и то-то !"   Сижу и думаю: "Боже мой. Как же так. У нас уже давно от этого пилотажа отошли. У нас уже везде введён управляемый пилотаж". Тогда я ему по СПУ говорю: "Разрешите, я возьму". Начинаю и кручу ему такие боевые развороты, что в любом положении я могу вести огонь. Я бочку кручу. Он мне крутил её 7 минут, а я ему 18 секунд. То есть я в любой момент могу вести огонь. Сели. Он мне: "Мы так не пилотируем !"   Я ему: "Будете так пилотировать, убьют !"

В общем по 7 полётов провели. Потом повёл я их на линию фронта. Завязался бой. Я кричу: "Поддержи !"   Не поддержал !   Приходим, Козлов говорит: "А чего мы крутимся, там же свои ?"   "Как это свои ?   Вы разве не видели "Мессеров" ?..

В общем, 7 боёв, 7 вылетов, и на 7-м только вылете он всё понял. И сказал: "Когда я приеду к себе, мне не поверят. Это что-то из области фантастики !"

- Вам довелось видеть в бою Александра Покрышкина ?

- Да, было дело. У него была манера или стиль такой: он не ввязывался в бой, никогда не ввязывался в карусель. Он подходил к врагу, бил его и уходил. И больше его не видели. Я его как-то просил... Услышал его позывной и говорю: "Подойди, я веду бой. Нас 8, а их 30. Бомбардировщики, "Мессера". Он подошёл шестёркой. Подошёл, посмотрел, спикировал. Ж - жик !   Одного сбил - и ушёл. Я потом говорю: "Как же так ?"   "А больше, - говорит, - я не могу. Не буду". То есть у него была кинжальная атака. У нас немногие это умеют делать: ударил и ушёл, не связываясь ни с кем.

- Если верить источникам Германии, то немцы не делили свои победы на личные и групповые. "Один пилот - одна победа", - гласил их закон. Например, пилоты союзников делили победы так: если 2 пилота вели огонь по одному самолёту и он был сбит, каждый из них записывал но половинке. А как вы засчитывали сбитых в группе ?   Как это решалось ?

- Когда человек в бою именно проявил себя, то мы его поддерживали всегда. У немецких пилотов я не знаю, какие подтверждения есть. Не могу сказать. Единственный источник, какой я имею, это моя беседа с внуком Бисмарка, которого мы сбили под Сталинградом. Сбили так, что не смог перелететь через Волгу, а машина была подбита и он шлёпнулся около нашего аэродрома. Неделю он у нас был в полку. Мы его поили, кормили. Он всё время рвался в бой: давайте я тоже полечу. Ну а в беседах я его спросил: "Как у вас подсчитываются победы ?"

Он ответил: "Если я сбил, то я сбил. Если 2 сбили, то и я сбил, и он сбил. Если командир отряда находится в воздухе, то он считает всё то, что мы сбили".

Вы понимаете, это та система, которая у нас существовала до 1942 года, до Сталинграда. Групповые сбитые. У них всё это считалось.

В 1942 году мы отказались от групповых. Я сбил, я пишу на себя, но могу записать и на ведомого. Вы знаете, нехорошо говорить о покойниках плохо, но правду надо сказать. У Кутахова было сбито лично только 2 самолёта и 40 в группе !

Однажды, я возвращался с задания. У меня там Плотников был напарником. Мы сбили "Юнкерса". Пока нас никто не слышит. Идём докладывать. Я говорю: "Толя !   Этот самолёт пишешь себе. Он - твой !"   Он пишет рапорт. Я подтверждаю и прочее. То есть, короче говоря, я же его тоже должен поощрять. Он же меня прикрывает. Я зашёл на "Юнкерса", его зажёг. Он меня прикрывает, потому что сзади "Мессера"...

- Что вы думаете по поводу огромного количества сбитых самолётов немецкими асами ?

- Я думаю вот что... Мы, конечно, несли огромные потери. Даже об этом можно и не говорить. Один только Сталинград что показал. Приходит полк полного состава - 2 эскадрильи. Его хватает на 3 дня - и полка нет. Комиссар знамя на плечо, и поехали... В других районах, в других местах, в других операциях - такая же картина. Но если взять карандашик и посчитать...

1943 год. Первое. Советская авиация уже господствовала. И таких простых ударов, которые они наносили в 1941-м по Р-5, ТБ-3, И-15, И-16 и так далее, уже не было. Надо с этим считаться.

Второе. Хартману предписывают 1110 самолёто - вылетов. Ну простите пожалуйста. Я за всю войну произвёл 520 вылетов. Это учитывая московскую зону, когда тут каждую ночь 2 вылета, а днём 5 вылетов. Разве он мог с 1943 по 1945 год произвести 1110 вылетов ?

Когда мне задают вопрос насчёт Хартмана, я говорю: "Вы знаете, мы к этому времени ещё не научились врать". А что касается побед, мы победили. Мы столько сбили, сколько нам нужно было для победы. Кстати говоря, у меня книжка где-то есть. Один из германских Генералов, анализируя и войну вообще, и воздушную войну в частности, говорит, что "мы потерпели поражения из-за того, что русские завоевали господство в воздухе".

Тут понимаете, в чём дело. Когда смотришь на 9-й Гвардейский полк со стороны, кажется, полк как полк. Но когда нас собрали, вот этих ребят, которые посбивали 10 и больше самолётов, мы изучили тактику немцев, разработали свою тактику, отработали это всё и пришли на фронт другими. Мы были совершенно другие. Недаром же Рихтгофен издал приказ: "Появились на фронте истребители, с которыми вступать в бой запрещаю. Только при наличии количественного и тактического превосходства можете вступать в бой". И мы это подтверждение получили, когда немцы открыли воздушный мост, спасать эту окружённую группировку Паулюса. Сами истребители не лезли, никто не подходил. Мы бьём транспортные "Юнкерсы-52", ну хоть бы один подошёл. А они ходят, пара, четвёрки...

- То есть вы считаете, что все эти немецкие асы и их победы - это пропаганда чистой воды ?

- Конечно. В 1944 году мы сбили лётчика в Крыму, где была директива Геббельса: "Прекратить пропаганду и восхваление немецких лётчиков незаслуженно"...

- Скажите, Аркадий Фёдорович, а почему Покрышкин верил в немецкие победы ?   Этому есть подтверждение ?

- Видите ли, потери немецких ВВС и Советских ВВС почти равны. У нас только больше не боевых потерь. Почему ?   Я возмущаюсь этому. Были дивизии, группы РГВК - там держали лётчиков, которые должны были прийти на фронт и сделать голубое небо. Они приходили на формирование и так далее.

Но статистика, и германская, и наша, говорит о том, что мы потеряли столько-то самолётов в бою, немцы потеряли столько-то. Но тут вопрос вот в чём. У немцев было всегда меньше самолётов. У нас больше было. Хотя под Сталинградом к 30 сентября соотношение сил было 1 : 5. Я помню 18 сентября. Нас поднимал командующий Воздушной армией. Массовый вылет истребителей. Нас поднялось 18 самолётов, мы пришли на Сталинград, и, слава богу, там не было никого из немцев. А то там было бы... По статистическим данным, немцы потеряли столько же, но не столько, а меньше, чем мы.

- А какие еще критерии оценки можно использовать в данной тематике, чтобы можно было бы вполне точно говорить, могли немцы сбивать 200 и 300 или нет ?

- Здесь критерии могут быть такими: количество выпущенных самолётов промышленностью, их и нашей; количество потерь этих самолётов ими и нами, при этом надо смотреть - потери боевые или не боевые !   Потому что у них также много не боевых потерь. Вот эти показатели надо смотреть.

- Скажите, а какой, по вашему мнению, был лучший истребитель из тех, на которых вы летали ?

- Ла-7 !

- То есть, "Аэрокобра" была хуже ?

- В "Аэрокобре" много было недостатков. Я американцам говорил. Они обиделись и спросили: чем вам "Кобра" не нравится ?   Нет, она хорошая, она интеллигентная. Я год на "Аэрокобре" провоевал. Но, конечно, Ла-7 лучше. Какими недостатками обладала "Аэрокобра" ?

Во-первых, двигатель очень слабый, то есть энерговооружённость слабая. Во-вторых, у неё передовое колесо было сделано как-то по-деревенски. Фюзеляж... А вот тут торчит такая хреновина. Для нас вот это шасси - передняя нога - была боль. Сами американцы и англичане, когда приехали к нам в полк и увидели, как мы взлетаем с картофельного поля, пришли в ужас. Там провели железные рельсы, и нас посадили. Ну а там же ямы. Нам дают приказ взлетать на задание, а тут как раз французская делегация. Сели также. Когда зарулили, они говорят: "Им же нужны полосы". Полосы металлические, которые вы нам даёте, они уже у нас на 300 километров сзади. Их же надо разобрать, складировать и привезти. А нам вперёд и вперёд. Вот мы и садимся на "гуляй - поле".

Кстати сказать, в исследовании среднего срока службы советских самолётов, проведённом в послевоенное время почему-то без учёта Ла-7, отмечалось, что по сроку службы в днях ведущее место занимал ЛаГГ-3  (158 дней), второе - Як-1  (145 дней)  и третье - "Аэрокобра"  (139 дней). Зато по сроку службы в часах ведущее место занимала "Аэрокобра"  (78,2 часа), и по налёту в часах в день также она  (0,56). По этим критериям ЛаГГ-3 занимал второе место  (62 и 0,39), а Як-1 третье  (55,6 и 0,38).

- А вас сбивали хоть раз ?

- Истребители меня один раз сбили. Ну я сам виноват. Я прошляпил это дело.

- Сзади зашли ?

- Снизу сзади. У меня была группа - 16 "Аэрокобр". Вызвали срочно. Я видел, что по горизонту прошла пара "Мессеров". Они разгоняли скорость, выполняли разворот и опять скорость разгоняли и снова выполняли разворот. То есть "качалка" такая. У меня отказал передатчик. Пока он ещё работал, я передал заместителю: "Бери управление, я буду только на приёме". Всё как будто нормально. Нас 16 штук. И вот когда надо было уже разворачиваться, меня снизу: "Бух - бух !"   Я только глянул - он перевернулся подо мной. Смотрю, вот такие вот кресты. Но я сначала не понял, что там у меня. Радиостанция не работает. Ведомый качает: "Уходи !"   Мы были в глубине где-то 30 - 40 км. Я как глянул назад: чёрный дым. Я потихоньку пошёл домой. Где-то на половине отказало управление. Я начал триммерами удерживать машину. Подхожу, смотрю, большой Токмак, река Токмачка. Это как раз над линией фронта, а дальше уже можно прыгать. Высота 2500 метров. Я выпрыгнул, и меня понесло на завод. Думаю, если я туда сяду, я ноги поломаю. Но начал подтягивать и спасся. Сел за речушкой.

И вот я сел, а меня как начали обрабатывать солдаты. И по рёбрам, и прикладами. А я в кожаной курточке, кожаных брюках, а внутри гимнастёрочка. И тогда они мне сказали: "Снимай !"   Я говорю: "Что вы делаете ?"   Потом уже матом. А они мне: "Вы все умеете ругаться !"   И мне под рёбра. Когда куртку начали снимать, а у меня на гимнастёрке майорские погоны, Золотая Звезда, 3 ордена Красного Знамени. "Ой, товарищ майор, извините !" - "Как же я тебя могу извинить, когда ты мне все рёбра сломал".

- Они вас за немца приняли ?

- А они так всех. Ведь пехота била без разницы. Советский, немецкий... Я парашют потом собрал, подъехал "Виллис". "Товарищ майор, мы за вами !"   Я говорю: "Спасибо !"

Там аэродром засады был. Меня туда повезли. И командир полка говорит: "Ведь ты ас, а тебя сбили ?"   Я говорю: "А тебя что, не сбивали ?"

Покормили, хорошо встретили. Легли спать. А утром не могу надеть сапог на ногу. Ударился о стабилизатор. Утром рано прилетел По-2 за мной. Прилетаю на свой аэродром, распустили купол, а у меня там 64 пробоины. Это наши солдатики с земли тренировались. А я говорю: "А если б одна из них попала ?.."