Сотни огненных стрел

Утро казалось Ивану мрачным и неприветливым. Завтрак привезли прямо к самолётам. Командир эскадрильи истребителей Капитан Г. Конев ел с завидным аппетитом. Съев свою порцию и попросив у повара добавки, он уселся с тарелкой возле Ивана. Конев молча ел и поглядывал на Ивана, пальцы которого сжимали края тарелки. Он видел, что молодой пилот волнуется перед первым боевым вылетом, и, чтобы отвлечь его, сказал:

- Чего вертишь пустую тарелку, иди попроси вторую порцию.

- Понял, товарищ Капитан, только что - то не хочется, - тихо ответил тот.

Конев придвинулся ближе и внимательно поглядел в Ивановы глаза. В них было тоскливое отчаяние. И командир спросил уже прямо, без обиняков:

- Что, страшновато лететь ?

Тот ответил не сразу. Подумал, повертел тарелку, поглядел через плечо Конева куда - то вдаль и, понурившись, сказал:

- Да вроде и не того, а что - то...

- Понятно, - усмехнулся Конев. - Очень яркая речь. Ты не бойся. - Он положил руку на плечо лётчика. - Главное, при любых обстоятельствах держись хвоста моего "Яка", и всё будет в порядке. - И потрепав его по плечу, добавил: - А всё - таки ты рубай плотнее. В здоровом теле - здоровый дух.

- Да я уже наелся, - возразил Иван.

Вот и команда на вылет. Иван подбежал к самолёту, схватил парашют, лежавший на крыле, надел его, стал защёлкивать карабины, а они не слушаются. Еле справился. Сел в кабину. Пальцы бестолково мечутся по рычагам, по кнопкам, а мотор не запускается: забыл включить зажигание. Включил, и он заработал - отлегло.

Взлетел. Осмотрелся. Всё как обычно: и редкие кучи облаков, розовых снизу от солнца, и зелёные леса вокруг аэродрома, и серая речушка; рядком выстроились домики, похожие на спичечные коробки, - знакомая, милая сердцу картина. Однако чем дальше к западу летели они, тем явственнее вырисовывались плоды войны. Она узнавалась в скоплении людей и техники на переправах, в разрушенных бомбами городках и селах и, наконец, в линии фронта, полыхавшей огнём.

Больше Иван ничего не видел. Вокруг замелькали ризрывы зенитных снарядов. Он словно врос в бронеспинку и лишь старался не упустить из виду стремительно мелькавший впереди хвост командирского самолёта.

...Возвращались домой. Иван только сейчас почувствовал, как ему жарко, и открыл фонарь. Ветер с шумом ворвался в кабину, остудил разгоряченное лицо. И дышать стало легче. Настроение Ивана улучшилось. Он уже почти успокоился, представил, как прилетит на аэродром, как окружат его ребята, станут спрашивать: "Ну как, дали фашистам прикурить ?"  И тут Иван растерянно подумал, что он ничего не сможет рассказать. Он ничего, кроме хвоста коневского истребителя, не видел в этой стремительной карусели, когда они пытались уйти от вражеских зениток. "А почему Капитан Конев полез в это пекло ?  Ведь могли же мы миновать его ?" - подумал молодой лётчик.

И невдомёк ему было, что Конев сделал это с умыслом: "Не оторвётся Младший лейтенант от хвоста, - будет бойцом. Оторвётся, струсит..."  Но он не оторвался, и комэск был доволен. "Выйдет из него лётчик", - решил он про Ивана.

Вот и аэродром. Приземлившись, Конев поспешил на доклад. А Ивана окружили товарищи.

- Качнём Ваньку по случаю боевого крещения ! - И подкинули, как мячик, аж дух у него захватило. Потом поставили на ноги, спросили:

- Ну как слетали ?  Выкладывай всё по порядку. Иван почесал потный затылок и честно признался:

- Хотите верьте, хотите нет, ребята, но я ничего но видел.

Вот таким было у Ивана боевое крещение... А после этого - один за другим 23 дня жестоких боёв, первые крупицы опыта и первый сбитый вражеский самолёт...

Полк получил новые "Яки". Иван радовался. Он уже не был новичком. Почувствовал собственную cилу и силу своего самолёта. А "Як" давал ему в бою значительные преимущества над врагом. И хотя враг был по - прежнему нахален, наши лётчики теперь лучше знали его слабые стороны и часто одерживали над ним верх. Многие отличились в последних боях. Получил свою первую награду и Иван Мотуз. Он долго не мог справиться с охватившим eго волнением, всю ночь ворочался на своей койке. С речью вспоминал он погибших в этих схватках друзей чьи награды остались невручёнными.

К утру облака разогнало. В этот день Ивану предстояло сопровождать двухмоторный разведчик Пе-2 тыл врага. Он сидел в кабине своего "Яка" и, поглядывая в небо, ждал появления с другого аэродрома Пе-2. И вот разведчик показался. В небо взвилась зелёная ракета, и Иван стремительно пошёл на взлёт догоняя разведчика.

Над линией фронта шли на большой высоте. Без кислородного прибора дышалось трудно, пересыхало во рту, кровь стучала в висках. Позади остался Севск. Это уже территория, занятая врагом. Разведчику начинать работу, а Иван должен обеспечить ему можность провести её.

Вдруг вдали что - то засверкало - будто зеркалы поставленное косо к солнцу. Самолёты !  Свои или чужие ?  Если враги, нужно во что бы то ни стало отвлечь их от разведчика.

Иван, круто развернувшись, пошёл в другую сторону. Самолёты тоже изменили курс. "Решили догнать, - понял Иван. - Значит, это немцы". Через несколько секунд их уже было хорошо видно - это были двухмоторные Ме-110, многоцелевые истребители противника. Они мало уступали "Яку" по скорости, но имевшееся между ними и Иваном расстояние позволяло ему уйти от них. Он решил так сделать, но тут же подумал, что, если их не связать боем, они могут заметить разведчика. А этого допустить нельзя. Значит, придётся принимать бой. Хотя 6 Ме-110 против него одного, конечно, многовато, но будь что будет.

Вот враги уже разбились попарно. Одна пара заходит для атаки. Иван почувствовал, как всё его тело и нервы напряглись до предела. "Ну погоди, гад !" - и он кинулся в лобовую на ведущего первой пары. Он нервничал и огонь открыл с большой дистанции. Мимо !  Какая досада !  Но и враг промахнулся. Не успел Иван выйти из атаки, как попал под огонь второй пары, третьей... Окружённый, он вертелся, как волчок. Сотни огненных стрел, казалось, насквозь пронизывали его самолёт. Иван яростно отстреливался. Но вот боекомплект кончился. Немцы осмелели. Подойдя вплотную к "Яку", вражеская шестёрка стиснула его сверху, снизу и с боков. Она готова была изрешетить его при малейшей попытке вырваться.

Иван понял, что немцы задумали привести его на свой аэродром. Через стёкла кабин ему были хорошо видны самодовольные ухмылки на лицах врагов. "Ну уж нет, этого вы не дождётесь, - сжав зубы, - подумал Иван. - В плен - ни за что на свете !"

Вдруг нижняя пара чуть расступилась. Иван мгновенно отреагировал. Рука его толкнула ручку управления от себя. "Як" клюнул носом, устремляясь в крутое пикирование. Вокруг него замелькала густая сетка трассирующих снарядов и пуль, извергаемых всеми пушками и пулемётами "Мессеров". От напряжения в глазах Ивана заискрились десятки точек, тело вдавилось в бронеспинку. Он слышал, что по машине, как град, стучал вражеский смертоносный металл. О, как не хотелось Ивану умирать !  Он впервые так остро почувствовал цену жизни. А земля с шумом летела ему навстречу.

Иван не видел, что делается сзади и по сторонам. Но он всем своим существом чувствовал неотвязную погоню и направленные на него сотни огненных стрел. Хотелось скорее очутиться поближе к вершинам спасительного леса. "Мессеры", менее маневренные, чем "Як", не могут пикировать так низко, и Иван надеялся в этот момент оторваться от них.

Иван вырвал "Як" из пикирования почти над самыми вершинами сосен. Машина, точно в испуге, задрожала от перегрузки и, чиркнув по макушкам деревьев, со свистом понеслась над лесом. Иван сбросил с себя нечеловеческое напряжение последних минут и сквозь ещё мелькающие жёлтые круги в глазах огляделся.

Он увидел, как позади него взметнулось над лесом густое облако дыма. А дальше горкой взмыли в небе только 5 Ме-110... Облегчённо вздохнув, Иван вытер рукавом холодную испарину со лба и, прижимая самолёт поближе к земле, пошёл на свою базу.

- Как слетал, товарищ Младший лейтенант ? - первым встретил его на аэродроме начальник штаба полка.

Иван удручённо доложил, что и разведчика потерял, и сам едва вырвался... А тот рассмеялся и сказал:

- Не тужи: слетал ты хорошо, и благодарность уже тебе от разведчика передали... Отвлёк врага от него, молодец.

13 Августа 1942 года оказалось для Ивана Мотуза несчастливым днём. Поздним вечером его, чуть живого, доставил в батальонный лазарет какой - то старик. Весь забинтованный, Иван лeжaл на боку и громко стонал. И вдруг, очнувшись среди ночи, он потребовал: "Сестра, принеси мой пистолет !"

Ему принесли покорёженный "Браунинг". Иван внимательно посмотрел на пистолёт, повертел его в руках И сказал: "Так вот кому я обязан жизнью. Это в него попал снаряд в сегодняшнем бою".

Врач, услышав это, понял, отчего у раненого огромный кровоподтёк на правом бедре. Снаряд вражеской авиапушки ударился в это массивное оружие, и лётчик благодаря этому остался жив. Врач разрешил Ивану оставить у себя пистолёт, и тот положил его под подушку.

"Браунинг" этот когда - то принадлежал немецкому Капитану. Полк Ивана стоял тогда под Тулой, на Ефремовском аэродроме. Все лётчики были на задании, а Иван - в резерве. И тут посты ВНОС заметили вражеский бомбардировщик "Юнкерс-88". Он шёл на большой высоте в направлении Москвы. Гул его моторов был едва слышен. Иван вылетел на перехват. Атака оказалась удачной. Повреждённый "Юнкерс" приземлился недалеко от аэродрома. А через 3 часа помначштаба прибежал на стоянку и - к Ивану:

- Тебя вызывают в штаб.

- Твоя работа ? - спросил начштаба, указывая на 4-х пленных немцев, сидевших вдоль стены штабного помещения.

Иван пожал плечами:

- Может, и моя, - и посмотрел на пленных. - Москву бомбить летели ? - с негодованием спросил Иван.

- Ниц бомба. Фото... - торопливо ответил немец.

- Не удалась, значит, фрицам разведка. Твоя заслуга, - сказал Мотузу начштаба. - Молодец !   На вот, возьми на память - большое ты нынче дело сделал, - и он протянул Ивану "Браунинг" отобранный у командира вражеского экипажа. С тех пор Иван со своим "трофеем" не расставался. И вот в последнем бою он спас лётчику жизнь.

Первый раз так сильно ранило Ивана. Воздушный бой разгорелся уже под вечер. С обеих сторон в нем участвовало до 40 истребителей: одни падали сбитыми, другие уходили - либо получив повреждения, либо выработав горючее. На смену им прилетали новые, и бой не затихал.

Иван взлетел, когда солнце уже опускалось к горизонту. Не успел он дойти до района боя, как на него напали "Мессеры". Пара за парой атаковали его враги. Поток снарядов и пуль непрерывно летел к его "Яку". Иван то уходил в спасительные облака, то стремительно бросался на врага.

С земли тревожно следили за этой неравной схваткой. У командного пункта остановилась машина Генерала Ф. П. Полынина. Он вышел и напряжённым взглядом осмотрел небо. Один "Як" против четырёх "Мессеров". Генерал поднял к глазам бинокль.

- Ай да молодец ! - воскликнул Генерал, не отрывая бинокля от загоревшегося "Мессера", и спросил: - Кто из лётчиков дерётся на "25-м" ?

- Старший лейтенант Мотуз ! - ответил руководитель полётов.

Сразив один самолёт, Мотуз бросился в лобовую атаку на другого противника. Загрохотало оружие и... оба самолёта начали падать. Генерал опустил бинокль. Но "Як" вдруг снова взмыл вверх. На КП повеселели.

- А кто такой этот Старший лейтенант ? - переспросил Генерал.

- Иван Мотуз, командир эскадрильи 744-го полка, - ответил ему адъютант. - Да вы его знаете, товарищ Генерал. Помните, самый маленький из тех, кому вы недавно вручали ордена. Да вы ещё сказали тогда: "Мал золотник, да дорог".

- Ах это тот самый !   Ну и молодец !

Иван Мотуз отважно отбивался от наседавших с разных сторон двух оставшихся "Мессеров". И вдруг в кабину "Яка" угодил снаряд. Пробив борт, он ударился о "Браунинг"и разорвался. Брызнули горячие осколки: онемела пробитая навылет рука, обожгло нестерпимой болью правую ногу, бедро. Кровь намочила рукав, наполняла сапог. Загорелась подушка бронеспинки, прожгло осколком реглан и гимнастёрку. Дым ел глаза, затруднял дыхание.

Иван на миг потерял сознание, но быстро пришёл в себя, выровнял машину. Надо было идти на посадку, но в воздухе оставались ещё 2 Ме-109. Нельзя дать врагу безнаказанно уйти. Надо обязательно победить. И Иван, закусив губы, опять бросился в атаку.

Ему пришлось собрать в кулак все свои силы: от потери крови стучало в висках, кружилась голова, темнело в глазах. Но непримиримость к врагу, воля к победе придали ему сил. Схватка продолжалась. Третий "Мессер", неудачно обстреляв самолёт Ивана, измыл свечой, пытаясь уйти в облака. Но не успел. Длинной очередью Иван прошил насквозь сверкнувший в лучах заходящего солнца тонкий фюзеляж - и вражеский истребитель стал беспорядочно падать. Четвёртый "Мессер" решил не испытывать судьбу и скрылся.

Солнце уже коснулось земли, наступали вечерние сумерки. Будто сумраком заволокло и сознание Ивана Мотуза. Потеряв сознание, он падал вместе с машиной. Перед самой землей сознание на мгновение вернулось к раненому лётчику, и он выровнял машину. Проскрежетав по каменистой почве, самолёт остановился. К счастью, невдалеке от этого места несколько жителей из соседнего села косили осоку. Бегом они кинулись к самолёту...

Ивана положили на скошенную траву. Двое ребят расторопно сбегали к болотцу, набрали в картузы воды, залили тлевшую на спине лётчика кожанку и побежали в село за лошадью. Дед Пантелей  ( он был бригадиром ), разодрав рубаху, перетянул ею раны на теле Ивана. Тот лежал бледный и недвижимый. Женщины заплакали. Дед покосился, сказал с досадой: "Не плачьте, бабы !"

Было уже совсем темно, когда ребята вернулись с лошадью, запряжённой в сани. Повозки не оказалось под рукой.

- Ничего, - сказал дед Пантелей, - на санях меньше трясет, чем на телеге. Ну - ка, бабы, положите сенца, чтобы раненому поудобней было.

Дед вёз Ивана по ночному лесу. Деревья сонно шептались. Где - то кричала иволга. В траве громко стрекотали кузнечики. Всюду была жизнь. И так захотелось Ивану жить, что он поверил: он не умрёт, он обязательно вернётся в свой родной полк и будет бороться с врагом до самой победы.

Так оно и случилось. И спустя многие годы после окончания войны вспоминал Иван Мотуз, ставший Героем Советского Союза, Полковником, те сотни огненных стрел, летевших в его самолёт в жестоких боях с врагом, и ту опьяняющую радость победы, которую ему довелось испытать в прекрасный Майский день 1945 года.