Самый долгий поединок

К Петру Андреевичу Пилютову я испытывал личную и глубокую симпатию. Мне нравилось в нём всё: и весёлый, общительный характер, открытый, истинно русский, и внешность, особенно когда он улыбался, широко показывая ровные, крепкие, очень белые зубы, и манера держаться - просто, но с большим достоинством. При среднем, но плотном телосложении - Пилютов до армии был молотобойцем и кузнецом на заводе - он производил впечатление богатыря. Да он и был таким в своих ратных делах. Пётр Андреевич, говоря словами Суворова, действительно был смел без опрометчивости, деятелен без легкомыслия, твёрд без упрямства, осторожен без притворства.

Когда началась война с фашистской Германией, Пилютов был уже сложившимся военным лётчиком. Но помимо отличных боевых качеств, он обладал и незаурядными способностями воспитателя. Из его эскадрильи вышло впоследствии несколько асов. И когда осенью 1940 года в округ прибыли выпускники лётных училищ, из которых формировался новый авиаполк, Петра Андреевича перевели в эту часть обучать молодое пополнение.

Весной следующего года командование поручило ему осваивать только что поступившие на вооружение скоростные истребители МиГ-3. В 154-м ИАП он возглавил 4-ю эскадрилью, летавшую на новой боевой технике. В этой должности и застала его война.

Пётр Андреевич слыл поборником нового и, если верил во что - то, отдавался ему со всей страстностью своей неуёмной натуры. Так, ещё перед самой войной он, по существу, первым в округе начал по - настоящему внедрять в практику воздушного боя радиосвязь.

- Какой же прок от новой техники, - однажды сказал он, имея в виду МиГ-3 и его бортовую приёмно - передающую радиостанцию, - если будем и её использовать по старинке !   Радио на истребителе, товарищ командующий, это второе зрение и слух лётчика. Пусть пока эта аппаратура несовершенна и отвлекает лётчика в полёте, но без неё нам всё равно не обойтись.

И уже в Июле 1941 года, когда немцы рвались к Пскову, он на аэродроме в Торошковичах под Лугой провёл несколько учебно - показательных боёв с применением системы управления действиями истребителей по радио, а затем испытал её в настоящем сражении.

Пилютов одним из первых вслед за Петром Покрышевым вместе со своим напарником, тоже будущим асом, Алексеем Сторожаковым начал практиковать ведение воздушного боя парой самолётов, состоящей из ведущего и ведомого.

Но все качества этого замечательного лётчика очень ярко проявились в его нашумевшем поединке с немецким асом, прозванным однополчанами Пилютова "19-м жёлтым". Наверное, этот поединок действительно самый длинный в истории не только отечественной, но и мировой авиации. Во всяком случае, тругой такой мне не известен.

О том, что Пилютов гоняется за каким - то немецким асом из 1-го Воздушного флота, а тот за ним, я впервые услышал в середине Декабря 1941 года. В это время 4-я армия К. А. Мерецкова уже овладела Тихвином, а 54-я армия И. И. Федюнинского выбивала противника из района железнодорожной станции Войбокало - той самой, под которой в Ноябре решалась судьба Ленинграда.

В конце Ноября передовые части ударной группировки противника прорвались к Войбокало и перерезали участок Северной железной дороги между Назия и Волховом. Ещё раньше пал Тихвин. Северная дорога, по которой из глубокого тыла поступали грузы на перевалочные ладожские базы, перестала действовать. Нам пришлось срочно строить специальную военно - автомобильную дорогу от перевалочных баз на Ладожском озере в глубь страны.

Установление глухой блокады вокруг Ленинграда и падение города обернулось бы огромной бедой для всей страны. Если бы противник захватил Ленинград и установил единый фронт с финской армией, у него высвободились бы для ведения боевых действий на центральном направлении мощные силы, и тогда опасность Москве возросла бы неизмеримо.

Ставка Верховного Главнокомандования отлично понимала это и, несмотря на очень тяжелое положение под Москвой, делала всё возможное, чтобы помочь нам сдержать натиск врага - не позволить ему вырваться через Войбокало к Кобоне - и спасти Ленинград от голода.

По решению Ставки началось строительство дороги через Ладожское озеро и далее по суше до Заборья. Ледовый участок, вошедший как часть в военно - автомобильную дорогу, стал наиважнейшим. Противник быстро понял это и, чтобы сорвать перевозки по льду озера, бросил сюда значительные силы авиации, а несколько позже начал регулярно обстреливать трассу из орудий, расположенных под Шлиссельбургом.

Бесперебойное движение по ледовой дороге стало для Ленинграда вопросом жизни и смерти. Нужно было как можно быстрее надежно защитить её с воздуха. Но на исходе 5-го месяца войны ВВС фронта имели всего 216 исправных самолётов, в том числе 143 истребителя, а к концу Декабря общее число исправных машин уменьшилось до 175. В это время наши лётчики интенсивно помогали войскам 4-й и 54-й армий, которые выбивали врага из Тихвина и Войбокало. И все же мы нашли возможность выделить для прикрытия трассы значительные, разумеется по нашим тогдашним возможностям, силы авиации. Для этой цели мы отобрали лучших лётчиков - истребителей ВВС фронта и КБФ. 154-й ИАП, в котором служил Пилютов, вошёл в группу авиационного прикрытия ледовой дороги целиком.

Ночью 22 Ноября по льду Ладоги на Большую землю за продовольствием для Ленинграда проследовала первая колонна грузовиков. "Дорога жизни", как очень скоро стали называть её в народе, заработала. С тех пор и до весны не прекращались над ней горячие воздушные схватки.

Во время одной из таких схваток и начался поединок Пилютова с неизвестным асом врагов, которого однополчане Пилютова прозвали "19-м жёлтым". В тот день не предполагались вылеты. Метеорологи не обещали лётной погоды. Декабрь начался обильными снегопадами и метелями. И вообще последний месяц 1941 года был очень неблагоприятен для авиации. Из 31 дня только 6 были лётными, 11 - ограниченно лётными, остальные 14 даже по военному времени считались совершенно непригодными для полётов. Все время преобладала мошная облачность от 8 до 10 баллов. И всё же авиация работала.

...Запищал зуммер телефона. Звонили из штаба дивизии. Посты ВНОС сообщили, что над Ладогой проясняется и даже появились кое - где в облаках разрывы.

- Пилютов, в воздух ! - приказал Матвеев.

Через несколько минут два "ястребка", ревя мощными моторами, неслись по взлётной полосе, оставляя за собой длинные шлейфы снежной пыли. Пилютов со взлёта лёг на прямой курс и знакомым маршрутом вышел к Кобоне. Комэск проводил краем глаза разбитый автомашинами съезд на ледовую трассу и окинул взглядом Шлиссельбургскую бухту. Далеко впереди что - то едва чернело.

Он поглядел на ведомого и тут вспомнил о вчерашнем разговоре с лётчиками 159-го ИАП, тоже базировавшегося на аэродроме в Плеханово. Они предупредили Петра Андреевича, что над трассой появилась новая четвёрка Ме-109.

- Водит её какой - то желтоносый "19-й", - сказали Капитану. - Опытный лётчик. Наверное, ас из 54-й эскадры, так что будьте осторожны.

Пилютов включил передатчик и предупредил об этом ведомого.

- Как понял ? - перешёл Пилютов на приём. Но ведомый никак не отреагировал на обращение командира, - видимо, отключился в полёте.

На всякий случай Пилютов ещё раз вызвал напарника, и опять никакого результата. Тогда Капитан просигналил движением самолёта: "Внимание !"   Оглянулся, и сердце у него оборвалось. Прямо над ними через узкий голубоватый просвет, слегка затянутый разрежённым облачным слоем, появилась четвёрка "Мессеров". Одна пара отвернула и пошла выше, а другая устремилась на "Киттихоки". Забыв, что ведомый отключил радио, Пилютон сорвавшимся голосом закричал в микрофон:

- Сзади "Мессера". Берегись !

Боковым зрением Пилютов увидел яркий пунктирный след вражеской пушечной очереди и, инстинктивно уловив, что след тянется к нему, резко свалил истребитель на крыло, да так, что от перегрузки заскрипели в фюзеляже шпангоуты. Потом взмыл вверх, оглянулся - на хвосте ведомого мёртвой хваткой висел тот самый, ас, о появлении которого предупреждали товарищи из 159-го ИАП. Пилютов узнал противника по ярко - жёлтому носу машины. С такой отчётливой приметой над трассой не появлялся ещё ни один враг.

Пилютов развернулся и бросился на Ме-109. Он видел, как его ведомый пытался уйти от противника. Но мастерства у него не хватало, да и высота для "Киттихока" была недостаточной, и "желтоносый" не отставал от краснозвёздного истребителя, неумолимо сокращая дистанцию для ведения огня.

И вот снова огненный след трассирующей очереди. Короткий, но разящий. Пилютов по этой детали тотчас понял, что в кабине "Мессера" мастер своего дела. Самолёт ведомого вдруг будто напоролся на что - то твёрдое, сбавил скорость, клюнул носом, соскользнул на левую плоскость, пролетел так несколько секунд и круто устремился к земле. Лишь когда и из - под его фюзеляжа вырвался густой чёрный дым, "желтоносый" отвалил в сторону.

Пилютов запоздал на какие - то секунды. Немец почти отвесно взмыл в небо перед самым его носом и скрылся в облаках. Пилютов тоже задрал нос своему "ястребку", но тяжёлой машине на малой высоте такой бросок оказался не под силу, она задрожала, и Капитан, чтобы не свалиться в штопор, вынужден был перевести истребитель в горизонтальное положение. В последний миг комэск на всякий случай нажал гашетку и полоснул по мелькнувшему в облаках хвосту Ме-109 сразу из всех пулемётов. И в тот же момент на советского лётчика насел ведомый "желтоносого". Сверху на помощь ему устремилась вторая пара "Мессеров". Она стала отсекать Пилютову путь в облака. Он проскользнул в них уже под вражеским огнём.

Драться с четвёркой Ме-109 да к тому же па невыгодной для "Киттихока" высоте было заведомо безнадёжным делом. Пилютов решил вернуться на аэродром за помощью, но, вспомнив, что по трассе движется автоколонна с грузами для Ленинграда и немцы непременно её разгромят, развернул самолёт и направил его под нижнюю кромку облачности. Он нашёл выход из положения. План был такой: короткими ударами непрерывно атаковать врага, отвлекая и сковывая его, а при ответных атаках тотчас прятаться в облака и всё время оттягивать "Мессеры" к Кобоне, где они попадут под огонь зенитных орудий. Наконец, по пути могут встретиться лётчики из 159-го авиаполка. Тогда врагам не сдобровать. Пилютов включил передатчик, передал свой позывной, район боя и попросил о помощи.

Спустившись под самую кромку облаков, Капитан осмотрелся. Немцы находились поблизости, но барражировали одной парой, вторая пряталась за облаками. Это был излюбленный приём вражеских лётчиков. Если облачность была многослойной, с достаточными просветами между слоями или не очень толстой, легко пробиваемой при уходе от атаки круто вверх, как было в данном случае, одна пара "Мессеров" загоняла противника в облака, и, если он выскакивал в просвет, там его добивала вторая пара. Пилютов сам не раз пользовался этим приёмом, на себе испытал его опасность и потому неустанно внушал молодым лётчикам, чтобы они, скрываясь в облака, держались осторожно.

Прижимаясь к кромке облаков, Пилютов догнал "Мессершмитты", летевшие вдоль трассы к мысу Осиновец. Ещё 2 - 3 минуты, и они заметили бы автоколонну. Разогнав по пологой нисходящей машину, Пилютов ударил по ведомому с дальней дистанции, не очень рассчитывая на меткость своего огня. Хотя он и слыл воздушным снайпером, но предпочитал разить врага с ближних дистанций, наверняка. Но в данной ситуации комэск не счёл нужным очень сближаться с противником, он просто хотел привлечь к себе внимание врагов. Но удар оказался точным - немецкий самолёт вспыхнул, как спичка. Пилютовские очереди угодили в бензобаки.

Ведущий противника скрылся в облаках. Он известил, видимо, своих по радио, и через минуту на Пилютова навалилась вся тройка. Впереди мчался "желтоносый". Капитан развернул машину и стал уходить в сторону Кобоны. Он мог оторваться от преследователей, но тогда задуманная им хитрость не удалась бы. Пилютов уменьшил скорость и, лишь когда враги вышли на дистанцию прямого выстрела, нырнул в облака.

Началась игра со смертью. Сперва Капитан держался хладнокровно, твёрдо выдерживая свою тактику: немцы атакуют - он создает видимость отступления и прячется в облака. Но постепенно эта опасная игра захватила Пилютова. Во время одной из вражеских атак он не выдержал, сделал маневр и оказался в хвосте замыкающего тройки. Но "желтоносый" внимательно следил за советским лётчиком и мгновенно сам очутился позади противника, Пилютов еле ушёл от вражеской очереди.

Уходя в облака, Пилютов заметил далеко впереди Кобону и решил, что сделает ещё один, последний маневр. Но когда он снова вышел из облачности, немцы вдруг круто взмыли вверх и скрылись из виду. Неподалёку Пилютов заметил тройку советских истребителей из 159-го ИАП. По бортовому номеру ведущего группы Пилютов узнал машину Георгия Петрова, бывшего однополчанина. Он немедленно связался с ведущим по радио и сообщил данные о противнике.

- Понял, Петя, - ответил Петров, - постараемся догнать.

- Я с вами, - сказал Пилютов.

Но обнаружить "Мессеры" не удалось. Вероятно, они или покинули трассу, или улетели на противоположный конец её, ближе к мысу Осиновец. Но там патрулировали лётчики Подполковника Бориса Романова из 26-го ИАП, и четвёрка советских истребителей не стала преследовать противника. Тройка из 159-го полка осталась над трассой, а Пилютов повернул на аэродром.

Возвращение, несмотря на сбитый вражеский самолёт, было невесёлым. Рванувшись на "желтоносого", он забыл о подбитом "ястребке" и не видел, оставил лётчик машину или нет. Не выходил из головы ведомый. Командир прлка, выслушав Пилютова, тотчас связался с Кобоной. Но ничего утешительного ему не сообщили, пообещали только немедленно начать поиски сбитого пилота.

Пилютов с нетерпением ждал следующего дня. Но вечером повалил снег, и рассвет занялся, как в самое глухое осеннее ненастье. И на другой день стояла непогода. На третьи сутки ударил мороз. Выглянуло солнце - и Пилютов взлетел в небо. В этот раз он взял себе в ведомые Георгия Глотова. Вылетели двумя парами. Обычным маршрутом вышли на Ладогу.

Пилютов оглянулся: как там ребята ?   Горбачевский и его ведомый держались чуть поодаль и выше, прикрывая Пилютова и Глотова от внезапной вражеской атаки. Ненадолго задержался глазами на своём ведомом и отсалютовал ему рукой. Георгий увидел, в ответ кивнул головой и тут же весь подался вперёд, потом резко выбросил вперёд руку и посмотрел на ведущего.

Пилютов мгновенно понял: опасность !   Он посмотрел вверх. За первым слоем облаков, разрезая острыми, хищными носами попадавшиеся на пути маленькие облачка, показались два Ме-109. Противников разделяло совсем небольшое расстояние, немцы наверняка тоже заметили наши истребители, но почему - то не перестраивались для атаки, хотя имели преимущество в высоте. Они твёрдо шли по прямому курсу, не проявляя агрессивности. Капитан включил передатчик, назвал свой позывной и дал установку:

- В бой не ввязываться, пусть проходят. Это уловка. Где - то поблизости наверняка ещё "Мессеры". Атакуем ударную группу. Ведомым смотреть в оба. Саша, - приказал он Горбачевскому, - забирай выше, как можно выше, но не теряй с нами связи. Как понял ?

Пилютов оглянулся. Горбачевский просигналил самолётом, что сообщение принял к исполнению. Прикрывающая двойка "Киттихоков" стала набирать высоту. В стороне от неё промелькнули Ме-109. Пилютов с сожалением проводил их взглядом. Совсем неплохо было бы ударить по этой парочке четвёркой. Но нельзя: враг на это и рассчитывает. Немедленно станет удирать, незаметно подводя своих преследователей под внезапную атаку где - то прячущихся "Мессеров" ударной группы. Старый приём. В первые недели войны немцы успешно пользовались им, наглели до того, что иногда в качестве приманки пускали одиночные бомбардировщики. Немало ленинградских лётчиков поплатилось тогда за свою неосмотрительность и легковерие. Увлекшись погоней за лёгкой добычей, пилоты теряли контроль за воздушной обстановкой, и тут - то на них коршунами набрасывались вражеские истребители, скрытно следовавшие за самолётом - приманкой.

Капитан потянул на себя ручку управления и стал набирать высоту. Стрелка на приборе перевалила через отметку 4000 метров и поползла дальше. Самолёты прошли первый слой облаков. Выше был ещё один, но совсем разрежённый, как утренняя дымка на земле. Здесь солнце светило ещё ярче.

Пилютов обернулся и тотчас на крутом вираже, увлекая за собой Глотова, ушёл вверх: сзади неслась четвёрка Ме-109. Капитан вовремя вывел и себя, и ведомого из - под прямого удара. Вражеские истребители, будто потревоженные злые осы, со звоном промчались мимо. На борту ведущего Пилютов успел разглядеть окаймлённую полосой цифру "19" и тут же по радио передал:

- В воздухе "желтоносый". Беру его на себя. Горбачевский, прикрой нас.

Описав полупетлю, Пилютов и Глотов повисли на хвостах замыкающих вражеской четвёрки, и верный конец был бы одному из них, не появись в это время третья пара Ме-109, та самая, что пыталась заманить советских лётчиков в ловушку. Немецкие самолёты с ходу набросились на "Киттихоки". На выручку товарищам поспешили Горбачевский и его ведомый. В свою очередь "желтоносый" успел завершить маневр и зайти в хвост второй паре советских лётчиков.

И началась "карусель". Свои и чужие перемешались. "Киттихоки" и "Мессера" то вдруг рассыпались в разные стороны, вновь соединяясь в пары, то, поливая друг друга свинцовым дождём из пулемётов и пушек, снова сплетались в один клубок, выделывая в воздухе головоломные фигуры. Пилютов уже потерял ощущение времени, и всё, что занимало его полчаса тому назад, заслонило собой одно - единственное желание: выстоять и победить.

Бой длился уже около 30 минут, и Пилютов всё чаще поглядывал на показатель горючего. Бензин кончался, и пора было возвращаться на аэродром, а Капитану всё никак не удавалось отколоть "желтоносого" от его ведомых. "Девятнадцатый" упорно держался в общем строю, цементируя и направляя его. Чувствовалась умелая, твёрдая рука аса. Противник ни на минуту не терял из поля зрения общей картины схватки. Чуть что не так с ведомыми, он тотчас выходил из боя и либо вытягивал из - под огня остальных, либо, пользуясь численным превосходством, вместе со своим напарником обрушивался с тыла на "Киттихоки".

С таким мастером Пилютов давно не дрался, и, хоть труден и очень опасен был бой, комэск был доволен. Он не любил скоротечных, пусть даже результативных схваток. Они всегда оставляли в его душе осадок какой - то неудовлетворённости. Подлинный мастер, он не терпел незаконченности, старался всё доводить до конца. Пилютов знал свою силу, не переоценивал, но и не преуменьшал её и всегда стремился к наиполнейшей самоотдаче в бою. Только такой бой, заставлявший лётчика выкладываться до конца, приносил Пилютову полное моральное удовлетворение.

Вот почему этот бой так сильно захватил Пилютова, взбудоражил и разжёг его, как давно с ним не бывало. Наконец, он снова встретил достойного по мастерству противника. Пилютов сразу почувствовал это по тому напору, твёрдости, выдумке и мастерству, с которыми дрались немецкие пилоты. Тон всему задавал "желтоносый".

Всё отвечало в бою желаниям Пилютова. Не было только завершающего штриха - личной схватки с фашистским асом. Немец тоже приметил своего противника и не то, чтобы избегал поединка, а держался иной тактики - предпочитал больше руководить группой, нежели ввязываться в поединок с ним. Несколько раз Пилютов встречался с "желтоносым" на пересекающихся курсах, но тот не принимал вызова. Пользуясь большей маневренностью своего "Мессера", он быстро уходил в сторону.

"Желтоносый", казалось, прощупывает Пилютова. И всё же на исходе боя Пилютов подловил его. В одной из атак комэск едва не снёс "желтоносому" фонарь. Очередь прошла вплотную с кабиной и, как показалось капитану, даже чиркнула по обшивке. Он мгновенно дал ещё очередь. Спасаясь от огня, немец ввёл машину в такой глубокий вираж, что истребитель чуть не свалился в штопор. Исправляя ошибку, "желтоносый" стремительно выкатился из "карусели". Ведомый его тотчас бросил Пилютова и устремился за своим командиром.

- Георгий ! - крикнул в микрофон комэск. - Держи ведомого.

Пилютов выжал до отказа сектор газа и ринулся за "желтоносым", отсекая ему путь к месту общей схватки. Он прижал немца так, что тому оставалось или посадить к себе на хвост Пилютова, или встретить его в лоб. Немец избрал последнее.

"Мессершмитт" и "Киттихок" сближались на предельной скорости. Расстояние стремительно сокращалось, но огонь никто не открывал. Пилютов был твёрдо уверен, что немец не отважится на таран, не вообще, а именно сейчас. Об этом говорило его поведение в бою. "Желтоносый" дрался смело, мужественно, но осторожно и расчётливо, ни на секунду не теряя контроля над своими чувствами. Пилютов интуитивно улавливал настроение врага. Он не раз замечал за собой эту обострённость восприятия. Но возникала она лишь при встрече с опытным, заставлявшим предельно мобилизоваться противником. Так было и в этот раз.

И Пилютов не ошибся. Немец первым открыл огонь. Тогда и он нажал на гашетку. Навстречу протянулась ответная очередь. Очереди на какое - то мгновение как бы соединили два самолёта светящимися нитями и погасли. Противник бил длинными, Пилютов - короткими очередями. Ни тот, ни другой не хотел первым подставить себя под удар, и они едва не столкнулись. Лишь в самое последнее мгновение оба истребителя взмыли вверх, описали полукруг и где - то в середине снова сошлись носами. И опять безрезультатно. Бой кончился вничью. Оборвался, как это случается очень часто, внезапно: иссякли боеприпасы, на исходе было горючее.

Схватка пилютовской четвёрки и шестёрки "желтоносого" вызвала среди лётчиков много разговоров. Бой обсуждался долго и тщательно. Он заинтересовал всех. Покрышев, имея в виду немецкого аса, сказал:

- Может, мне его уступишь, а ?

- Разве он моя собственность ? - ответил Пилютов. - Бей, кто хочет.

- Хочет каждый, да не всякий сможет. Пока не разделаемся с "желтоносым", молодых лучше одних в воздух не выпускать, только со "стариками".

Командир полка согласился и пообещал:

- Кто собьёт "желтоносого", тому в затишье неделя дополнительного отпуска.

- Я эту неделю заранее Петру отдаю, - сказал Чирков. - "Желтоносый" ему принадлежит. Конечно, встречу, сумею - собью. Но будем вместе с Петром, пусть бьёт он. Как ни как, он первым "застолбил" фрица.

Так с тех пор и повелось: без Пилютова схватывались с "желтоносым" и Покрышев, и Чирков, и Глотов, и другие опытные лётчики. Если же в воздухе находился Пилютов, все уступали ему право на этот поединок. Такого же правила вскоре стал придерживаться и противник, и обе стороны строго соблюдали его.

Все схватки кончались вничью. Правда, небольшое преимущество всё же было на стороне Пилютова. Он и атаковал чаще и острее, и бился злее, напористее. Но Капитан был недоволен собой, и однополчане почувствовали, что безрезультатность дуэлей с "желтоносым" глубоко задела комэска.

Шли дни. Советские войска ещё дальше отбросили противника от Тихвина, выбивали их из - под Волхова, и на Северной железной дороге уже велись восстановительные работы. Теперь автоколонны не плелись черепашьим шагом, а доставляли грузы на Ладогу непосредственно из Тихвина. Ленинград и фронт стали получать больше продуктов. Движение по ледовой трассе усилилось. Но участились и атаки на неё немецкой авиации.

17 Декабря 1941 года Пилютов во главе четвёрки "Киттихоков" сопровождал в Ленинград 9 транспортных самолётов. Обошлось без встреч с противником. В обратный рейс Ли-2 отправлялись с пассажирами, большинство из которых были дети. Их эвакуировали на Большую землю.

Пилютов и его товарищи помогали усаживать ребятишек в самолёты. Было морозно, и дети тесно прижимались друг к другу, пытаясь согреться. Лётчики роздали детям весь неприкосновенный запас сухарей, которые им выдали в полёт. У ребят не было сил даже разломать сухари, и лётчики сами делили еду, давая каждому ребёнку по малюсенькому кусочку.

Ли-2 взлетели первыми. Но едва они покинули аэродром, как в небе появились Ме-110. Осколками бомб и пулемётно - пушечным огнём немцы повредили 3 машины из группы Пилютова. Уцелел только истребитель Капитана. Других истребителей на аэродроме не оказалось, и Пилютов решил один сопровождать девятку транспортников. Он быстро догнал их и пристроился выше, под самой кромкой облаков.

Ли-2 летели, едва не притираясь к земле. Их серебристые корпуса отчётливо выделялись на тёмном фоне лесов. Но когда самолёты вышли на Ладогу, различать их стало труднее. День был пасмурный, и Пилютов надеялся, что транспортники проскочат не замеченные противником. Но надежда его не сбылась. Он приметил на горизонте несколько тёмных точек. Через минуту - две Пилютов определил: "Мессеры". Их было 6. Противник быстро нагонял "Киттихок", летевшего со скоростью пассажирского самолёта. Но девятку Ли-2 немцы пока не замечали, иначе тотчас перестроились бы для атаки.

Нужно было немедленно отвлечь внимание противника, и Пилютов решил дать бой. Но, ввязываясь в схватку с шестью врагами, Капитан не рассчитывал даже на то, что его просто собьют. Это был бы наилучший для него вариант. Он знал, что идёт на верную смерть. И всё же Капитан развернулся навстречу противнику. Он сделал бы это и в том случае, если бы немцев оказалось в десятеро больше. Число их в такой обстановке не имело никакого значения, ибо речь шла не о победе, которой и не могло быть в обычном понимании этого слова, а о спасении почти 300 голодных и измученных блокадой маленьких ленинградцев, находившихся на борту транспортных самолётов. И хоть ничтожно мал был шанс спасти их, но он всё же был, и это надо было сделать любой ценой, даже ценой собственной гибели. Путь к этому был один: атака противника в открытую, причём немедленная и решительная, чтобы вся шестёрка "Мессеров" тотчас вцепилась в одинокого "Киттихока".

Развернувшись, Капитан стал снижаться с таким расчётом, чтобы немцы как можно быстрее заметили его. Всё решали секунды. Пилютов оглянулся - Ли-2 в том же строю низко ползли над скованной льдом Ладогой.

Пилютов посмотрел на "Мессеров" - те сохраняли прежний порядок - растянутый пеленг: "Значит, ещё не увидели меня", - подумал он и нажал на гашетку. Длинная светящаяся нить трассирующих пуль протянулась в сторону врага. Это подействовало: одна пара немедленно стала набирать высоту, другая отвалила в сторону, имея намерение зайти в хвост "Киттихока", ведущая пара продолжала лететь по прямой. Отвлекающий маневр удался, и теперь можно было начинать бой.

Долго ли длился этот бой, Пилютов не помнил. Он не следил ни за временем, ни за показаниями приборов. Только одно занимало советского аса: не отпустить "Мессеров", дать возможность девятке Ли-2 улететь как можно дальше, скрыться из виду. Он даже не сразу заметил в воздухе "19-го жёлтого". Впрочем, теперь Капитану было не до "желтоносого", и он даже не искал с ним встречи. Пилютову было всё равно, кого атаковать, в кого вгонять пулемётные очереди. Главная цель была иной - накрепко держать около себя врагов, ни на секунду не выпускать их из боя, не позволить им внимательно наблюдать за обстановкой в воздухе.

Немцы всё время старались загнать "Киттихок" в бой на вертикаль, где Ме-109 имели преимущество, а Пилютов тянул их на крутой вираж. Мотор истребителя временами захлебывался, а машину лихорадило от перегрузок. Несколько раз "Киттихок" был на грани штопора, но Пилютов каким - то чудом успевал выйти из него и снова атаковал.

Он ходил и в лобовые атаки, причём с такой яростью, что "Мессера" рассыпались в разные стороны, и сваливался на врага сверху, и бил снизу. Сперва он подловил ведомого "желтоносого". Короткой очередью из всех пулемётов он разнёс "Мессеру" фонарь и, видимо, наповал сразил пилота, так как истребитель свалился в крутое пике, из которого так и не вышел. Потом задымил второй "Мессер". Он тянул в сторону Шлиссельбурга с небольшим снижением, оставляя за собой густой шлейф чёрного дыма. Но в этот момент противнику удалось зажать Пилютова в "клещи". Его всё - таки загнали в бой на вертикальном маневре. Одна пара вцепилась в хвост "Киттихока", а вторая, в которой был "желтоносый", теснила сверху, мгновенно пресекая все попытки Капитана прорваться к облакам.

Пилютов понял - наступает развязка. Но не страшился её. Он сделал всё, что мог, не жалел себя. Наконец, Капитан предвидел наиболее вероятный исход этой схватки и внутренне подготовился к нему. Он знал, что скорее всего это будет последний и самый трудный экзамен из всех, которые выпали на его долю. Он немало сдал подобных экзаменов за минувшие полгода, но этот, видимо, последний.

Но Пилютов был настоящим бойцом и сопротивлялся до конца. Даже когда исхлестанные пулями элероны превратились в мочало и машина стала плохо слушаться рулей, он умудрился сбросить с хвоста "Мессеры", развернулся и грудью встретил "желтоносого". Пилютов уже поймал противника в перекрестие прицела и готов был всадить в него весь оставшийся боезапас, как по "Киттихоку" словно ударило крупным градом - и тотчас под ногами пилота беспомощно заболтались педали: вражеская очередь перебила рулевые тяги. Нос "Киттихока" неудержимо потянуло книзу, и "желтоносый" выскочил из прицела. "Киттихок" стал совсем неуправляем, держался только на моторе, и Пилютов повёл машину к берегу.

Капитан уже различал вдали небольшой лесок и кусты перед ним. Дотяни он до берега - и снова жизнь, и снова в бой. И Пилютов не жалел стального сердца "Киттихока" - выжимал из него все силы. До спасительного берега оставалось совсем немного. И тут на Пилютова навалилась вся четвёрка "Мессеров". Впереди мчался "желтоносый", за ним чуть поодаль остальные.

Немецкие пилоты открыли огонь почти одновременно. Огненные трассы, скрестившись, ударили по истребителю, внутри под капотом что - то заскрежетало и звякнуло, и винт с характерным присвистом закрутился вхолостую. "Киттихок" сразу осел, будто провалился в яму. И снова за спиной Пилютова вспыхнули пулемётно - пушечные очереди. Одна из них вдребезги разнесла фонарь кабины, и Капитан почувствовал острую боль в плечах и руках. Промелькнули под плоскостями кусты. Заваленные до макушек снегом, они приняли на себя падающий самолёт и смягчили удар.

Пилютов выскочил из кабины и кинулся в лес, но немцы огнём прижали его к земле. Он вернулся к машине и спрятался под мотор. Немцы подожгли истребитель. Чтобы не взорваться вместе с ним, Пилютов вскочил и побежал. Над головой его снова зазвенело. Капитан оглянулся - на него пикировал "желтоносый". На плоскостях "Мессера" заискрились огоньки выстрелов, и тотчас что - то сильно толкнуло комэска в спину, он остановился, с секунду постоял, как - то неестественно вытянувшись во весь рост, и, запрокинув голову, рухнул лицом в снег.

Пилютов пролежал в беспамятстве на морозе несколько часов и замёрз бы, если бы не случай. Лётчика заметил проезжавший на санях местный колхозник. Он доставил Пилютова в ближайший медсанбат. Здесь Капитану оказали первую помощь и затем отправили в Старую Ладогу, где находился морской госпиталь. Лётчика сразу положили на операционный стол. Врачи извлекли из Капитана более 20 осколков. К тому же у Пилютова оказались обмороженными руки и лицо. Но крепкий организм выдюжил. Недели через три он вернулся в полк и прежде всего осведомился о "желтоносом".

- Летает, - услышал Пилютов.

- Что же так ! - Пилютов недовольно посмотрел на однополчан. Хотел добавить: "Или пороху у вас не хватает ?" - но промолчал. Понимал, что дело тут не в недостатке мужества и мастерства у боевых товарищей.

Вероятно, догадавшись о промелькнувшей у Пилютова мысли, Чирков, как бы оправдываясь, сказал, что "желтоносый" теперь ведёт себя очень осторожно и появляется над Ладогой только в сопровождении двух и даже более пар.

- Ты его крепко прижимал, да и мы без тебя ему спуску не давали. Не сбит, но бит, вот и держит нос по ветру: чуть что не по нему - вильнёт хвостом и в облака. Ищи его там...

Шли дни, Пилютов, ещё не совсем оправившийся после ранений - побаливали рука и плечо, летал уже наравне со всеми. Он упорно искал "желтоносого". Раза два встречал немца, но тот не принимал вызова. Чирков оказался прав: немецкий ас держался настороженно, без прежней уверенности и лихости и даже при равенстве в силах часто уводил свою группу в облака.

- Надо на живца поймать его, - однажды сказал Пилютов своему новому ведомому А. Горбачевскому. - Завтра летим парой. Одной. И бить будем внезапно, из - за облаков. Хватит с ним балет устраивать в небе. Он на "Мессере" поувертливей нас.

В день последней схватки Пилютова с "желтоносым" из - за Ладоги пришло радостное известие - ленинградцам вторично увеличили хлебный паёк. Новая надбавка, как и первая, Декабрьская, измерялась граммами. Но то были поистине золотые граммы. За эти граммы советские лётчики, прикрывавшие "Дорогу жизни", дрались с ожесточением небывалым, с мужеством неслыханным. Дрались уже два месяца. На ледовой трассе каждый из них уже назубок знал малейший поворот и изгиб, самую неприметную дорожную веху.

- Что же, такое событие отметить полагается, а, Пётр ? - провожая в полёт Пилютова, заметил Покрышев. - Встретишь "желтоносого", не сплошай.

Выйдя на трассу, Пилютов сразу же ушёл в облака, притерся к нижней кромке. На озере было неспокойно - дул сильный ветер. Он взвихривал сухой мелкий снег и будто туманной дымкой заволакивал ледовую дорогу. Солнце появлялось редко. Неспокойно было и вверху, когда машины входили в облака, вихревые потоки хлестали по самолётам.

Минут через 15 Пилютов заметил впереди 6 Ме-109. Они шли над самой трассой, высматривая добычу. Капитан пропустил их под собой. Из - за облаков очертания вражеских истребителей казались размытыми, но Пилютов всё же разглядел ярко - жёлтый нос ведущего. Он развернулся и вместе с ведомым стал пристраиваться в хвост "Мессерам".

Сперва Капитан хотел ударить по паре, замыкавшей "клин". Внезапная атака на "желтоносого" могла сорваться. Пока "Киттихоки" пикировали бы на ведущего, ведомые успели бы заметить опасность и предупредить о ней своего командира, а затем моментально вцепились бы в хвосты советских истребителей, проскочивших вперёд. Но "Мессеры" неожиданно стали набирать высоту и сближаться с "Киттихоками". Это было на руку Пилютову, так как сокращало расстояние для атаки, и он выбрал для первого удара "желтоносого".

Когда "Киттихоки" нависли над противником, Пилютов перевёл машину в пике и ринулся на ведущего. Он поймал в прицел кабину "желтоносого" и, не спуская пальцев с гашетки, ждал лишь момента, когда машины сблизятся ещё немного. Хотел ударить как можно точнее и наверняка. Но в самый последний миг "желтоносый" исчез в неожиданно попавшемся на его пути неплотном облаке.

Поняв, что атака всё равно сорвалась, Пилютов с досады дал по противнику длинную очередь. "Киттихоки" с разгона выскочили на открытое место, и почти тут же на советских лётчиков накинулась пара "Мессеров". Пилютов успел развернуться и изготовиться к бою. Впереди мчался "желтоносый". Вторая пара противника заходила с тыла. Третьей пока не было видно. "Желтоносый", как и во второй схватке, шёл в лобовую. Пилютов принял вызов. Раза два "желтоносый" рыскнул в сторону. Это не укрылось от Пилютова. Вероятно, немец хотел выйти из боя, но побоялся подставить себя под удар, и Пилютов окончательно утвердился в мысли, что выбранная им тактика оправдывает себя. И действительно, метров за 70 "желтоносый" отвалил вверх и в сторону. Пилютов на полупетле вцепился ему в хвост. Краем глаза он приметил, как на Горбачевского ринулась пара "Мессеров", а другая устремилась на помощь ведущему. В запасе у Пилютова оставались считанные секунды. По обстановке в воздухе он видел, что, если не уложится в эти секунды, "желтоносый" уйдёт.

Пилютов до предела форсировал работу мотора. Расстояние между истребителями сократилось ещё, и Капитан дал первую очередь. Огненная трасса пронеслась рядом с кабиной "Мессера". Немецкий ас сделал глубокий вираж со снижением. Пилютов следовал за ним, будто привязанный. Повторяя все эволюции "желтоносого", комэск ловил момент и нажимал на гашетку, поливая противника то короткими, то длинными очередями. Он видел, как очереди несколько раз угодили в плоскости "Мессера", но в кабину ему никак не удавалось попасть.

Чувствуя за спиной обжигающее дыхание смерти, немец вертелся юлой, во всём блеске демонстрируя своё действительно незаурядное пилотажное мастерство. Но сбросить с хвоста Пилютова он так и не смог. Тогда "желтоносый" прибегнул к хитрости: свалил машину в штопор и стал имитировать беспорядочное падение, надеясь, что Пилютов сочтет его подбитым и отстанет. Но комэск разгадал эту уловку и ринулся за "Мессером". На нисходящей прямой он быстро поймал в прицел кабину "желтоносого" и дал длинную очередь из всех пулемётов. "Мессер" задымил, потом вспыхнул и лишь тогда Пилютов оставил противника. И пора было - сверху на него неслись два вражеских истребителя. Пилютов ушёл от атаки и стал набирать высоту. Немцы не последовали за ним. Вероятно, неожиданная и скорая гибель командира, да ещё при тройном превосходстве в силах, ошеломила немецких лётчиков, и группа их, как цепь, лишившаяся одного звена, моментально распалась. "Мессеры" вдруг круто развернулись на юг и скрылись в облаках.

Пилютов окинул взглядом пустынную Ладогу - далеко внизу густо дымил "желтоносый". Порывы ветра рвали дым в клочья, но дым был так густ и тяжёл, что не поддавался ветру, а только вытягивался в ленту и стлался над самым льдом.

...Шли годы. Война всё дальше и дальше уходила в прошлое и становилась историей. После войны Пилютов долго служил в Группе советских войск в Германии. Однажды с несколькими сослуживцами в выходной день Пётр Андреевич зашёл в ресторан пообедать. За столом, как водится, возникла дружеская беседа. Все были лётчики, все прошли через войну, у всех она была ещё очень свежа в памяти. Каждому было чем поделиться. Пилютов рассказал о своём поединке с "19-м жёлтым".

За соседним столиком сидели немцы. Один из них всё время внимательно прислушивался к рассказу Пилютова.

- Вот и всё, - закончил свои воспоминания Пётр Андреевич. - Сгорел на земле. Так и не стало этого аса. Жаль, что не удалось взглянуть на него хоть на мёртвого. Не дёшево достался он нам.

Немец, сидевший за соседним столиком, вдруг быстро поднялся и подошёл к советским лётчикам.

- Прошу извинить меня. - обратился он по - русски к Пилютову. - Я слышал ваш рассказ. Всё в нём верно, кроме одной детали, быть может, теперь не столь существенной для вас, но весьма немаловажной для вашего противника.

Пилютов с удивлением посмотрел на незнакомца.

- Да, кроме одной, - повторил немец, внимательно рассматривая Пилютова, и добавил: - Так вот вы какой !

Пилютов, ничего не понимая, пожал плечами и спросил:

- Так что же неверно ?

- "Желтоносый" не сгорел, он жив.

- Вот как ! - смешался Пилютов. - Откуда это вам известно ?

- Кому же и знать, как не мне ! - Незнакомец вдруг щёлкнул каблуками, особенно чётко, как это умеют делать только кадровые военные, и, заранее наслаждаясь произведённым эффектом, медленно произнёс:

- Разрешите представиться: "19-й жёлтый".

Затем он рассказал, как, сбитый в последнем бою Пилютовым, всё же сумел приземлиться. На льду его подобрали советские солдаты. Лётчика доставили в госпиталь, а после лечения отправили в лагерь для военнопленных. В плену он научился довольно свободно разговаривать по - русски. После войны он в числе первых освобождённых военнопленных вернулся на родину и стал жить в ГДР. Видимо, пережитое на фронте и в плену оставило в бывшем асе глубокий след.