Буянов Виктор Николаевич

В характеристике на Героя Советского Союза В. Н. Буянова сказано:

"Майор Буянов являет собой блестящий пример личного героизма как заместитель командира 146-го истребительного авиационного полка по политической части. Летает на всех приданных полку самолётах У-2, И-5, И-153, МиГ-3, Як-1, Як-7Б, материальную часть которых знает хорошо и грамотно её эксплуатирует. Налёт - 805 часов, боевых вылетов - 265, с налётом 215 часов.

Волевой, инициативный командир. Дисциплинирован. К подчинённым требователен. Подготовлен как единоначальник".

Желание увидеть поверженный Берлин давно жило в душе каждого солдата, каждого лётчика, дошедшего, долетевшего до логова врага. Письменные и устные рапорты на имя Подполковника Виктора Николаевича Буянова с просьбой о поездке хлынули лавиной. Замполит дивизии понимал, что каждый имеет право на эту первую мирную экскурсию после 1416 дней войны. Но взятие Рейхстага - ещё не конец сражения. Ещё звучали среди развалин выстрелы, разбитые дороги переполнены беженцами, и в этой обстановке трудно быть уверенным, что всё обойдётся благополучно и можно обернуться за час - другой. До Рейхстага и обратно. Но, чуял он, нет выше желания у Гвардейцев, его боевых друзей - однополчан, чем ступить на мостовые Кайзерплац или расписаться на Рейхстаге. Большинство лётчиков дивизии уже видели его с высоты. И всё равно - не имеет он права отказать всем им, шедшим на смерть ради этого часа.

Доложив по инстанции о всеобщем желании участвовать в "мирном штурме Берлина" и получив в ответ "на ваше усмотрение", Буянов дал добро на экскурсию.

В ожидании машин лётчики, техники и штабные работники толпились у здания штаба. Виктор Николаевич постоял с минуту с ними и отошёл к березкам, что приютились на краю лётного поля. Аэродром был небольшой и захламлённый. Рота аэродромного обслуживания который день растаскивала с него исковерканные фюзеляжи так и не взлетевших "Юнкерсов", "Мессершмиттов", "Фоккеров" и первых немецких реактивных самолётов, удивлявших всех отсутствием винта. Среди кустов шиповника, расцветающих яблонь и вишен виднелись брошенные в спешке, распахнутые или туго набитые чемоданы, ящики, полные папок с документами, разная другая военная и цивильная рухлядь. "Не успели..." - в который раз подумал замполит о недавних хозяевах одного из вражеских аэродромов. А так бодро начинали когда-то. Мечтали о параде у Кремлёвских башен. Где-то маршируете сейчас, господа арийцы ?   Нет, всё правильно, - вернулся он к своим думам о предстоящей поездке. Пока стоим рядом с Берлином, надо съездить. Кто знает, где будем завтра !   А тут, можно сказать, рукой подать.

Еле различимые, выглядывали из зарослей истребители, готовые в любую минуту снова подняться в воздух. Буянов отметил мысленно, что среди аэродромного хаоса - обгорелых фюзеляжей, сейфов, исковерканных легковых автомашин, мотоциклов - только они, предназначенные для самой жестокой работы машины, теперь зачехлённые, да весенняя зелень напоминали о порядке, о пробуждении жизни на земле.

В непривычно влажном от частых Майских дождей воздухе, перебивая запах гари, витал почти забытый аромат цветущих яблонь и сирени. Виктор Николаевич поднял лицо навстречу дождинкам и прикрыл глаза. С густой тёмной шевелюрой, с фуражкой в руках, издали он походил на крестьянина - пахаря, завершившего трудное дело и прислушивающегося к тишине. Он так долго шёл к ней, к этой тишине...

Виктор Буянов родился в 1912 году на Саратовщине, в семье рабочего - железнодорожника. Отец, Николай Осипович, воспитывал сына настоящим мужчиной, учил любить труд и жизнь. Быть добрым к людям учила мать, Устинья Евдокимовна. Рос Виктор в шумные революционные годы, мужал в эпоху Стахановых, челюскинцев, Чкаловых. Мечтал о небе, как многие мальчишки.

Дорога к небу началась с Воронежского авиационного техникума. Потом будущий самолётостроитель был призван по специальному набору в 14-ю военную школу лётчиков в городе Энгельсе. Он упрямо шёл к своей заветной мечте, к небу. Его молодые годы были наполнены трудом, учёбой и спортом. Его окружали такие же целеустремленные ребята, которые любили "своего Чкалова", видели в нём не только "Витьку - заводилу", но и надёжного, настоящего друга "на все года". Его неукротимое желание летать, завидные сила и здоровье, умение находить с людьми общий язык определили будущего молодого пилота: адъютанту эскадрильи Буянову предложили стать политработником - военкомом в эскадрилье 146-го истребительного полка и вскоре вызвали на беседу к полковому комиссару А. Г. Рытову. В мире было уже неспокойно. Война катилась по дорогам Польши, Чехословакии, Франции...

Хриплый автомобильный гудок прервал воспоминания Виктора Николаевича. Дождь словно поджидал, когда машины тронутся. Крупные капли звонко ударили по кабине, по натянутому тенту. В кузове тесно, шумно. Всегда аккуратные, собранные, офицеры сегодня выглядели особенно празднично: по-парадному сияли начищенные пуговицы, ордена, медали. И не было в оживлённых разговорах привычных "А я его...", "Заходит в хвост...".

В глубине кузова, ближе к кабине, с лётчиками о чём-то беседовали Макар Васильевич - офицер политуправления, прекрасный лектор и "эрудит дивизии", в прошлом детдомовец, студент пединститута, и работник политотдела Майор Ворогдин - незаменимый помощник в комиссарских буднях Буянова. Рядом улыбался Павел Фомич Бураков - заместитель Буянова. Чуть поодаль, у борта, сидел молодой замполит из соседнего полка Коля Сивцов. Со свойственной ему горячностью он доказывал что-то соседу слева, аж щеки раскраснелись. "Нет, я, пожалуй, казался постарше этого юноши в первый год своего военкомства", - Буянов прикрыл глаза, высчитывая года...

Разговор у полкового комиссара Рытова был недолгим. Старший лейтенант Буянов понял, что вопрос о его назначении предрешён, и попытался отшутиться:

- Несерьёзный я человек, товарищ комиссар. Чего одна фамилия стоит !

Рытов улыбнулся. Полковой комиссар знал о неуёмности характера Буянова. Он привык к тому, что фамилии в народе даются "не от печки": если ты Огородников - предки твои, считай, первыми огородничать начали. Ну а ежели твоего деда Буяном прозвали - было за что. Но буйство буйству - рознь. Кто Россию от ворогов заслонял ?   Миколы Селяниновичи да Буяновичи. "В тебе, старшой, силе да талантам некуда деться, - подумал Рытов, - так вот и поделись ими с народом. Всё крепче будем".

- Фамилия, говорите ? - комиссар поднялся из-за стола и подошёл к окну, за которым открывалось лётное поле.

- Конечно, военком - это же !.. Оскандалюсь, что буду делать ? - продолжал отговариваться Буянов.

"Оскандалюсь" Рытов пропустил мимо ушей и ответил только на вопрос Старшего лейтенанта: что буду делать ?

- Служить. Точно так же, как служили до этого: безупречно. Любите жизнь, как и любили, радуйтесь, как радовались, в часы веселья будьте таким, как были: неистощимым на выдумки, азартным на пляску и песню. Будьте самим собой, но только летайте ещё лучше, если можно. И учите летать других.

Рытов повернулся к Буянову, в глазах - строгость, несоответствующая ни содержанию его наставления, ни задушевности голоса:

- Да, именно так: летать ещё лучше и других воспитывать в таком же духе.

Полковой комиссар не любил долгих разговоров. Подводя черту, он так же тихо добавил:

- Могу сказать, как коммунист коммунисту. У вас есть главное: чистота, любовь к людям, цельность и партийная принципиальность. Это те самые качества, которые дают нам право распорядиться вашей судьбой, а вам - стать во главе своих товарищей. Люди идут за вами. По земле. Сделайте так, чтобы они уверовали в вас и в небе. Я надеюсь, вы понимаете всю сложность международной обстановки ?   И что придётся готовить людей не для воздушных парадов ?

Буянов понимал это и с переходом на новую должность сразу как-то остепенился. Он понял и то, что юношеские игры в "пятый океан", в его героев - позади и что он, этот океан, становится трудовым, а может быть, и боевым полем. Надо было учиться воевать, учиться самому у тех, кто успел пройти Халхин-Гол и Финскую кампанию. Теперь он был в ответе за всю эскадрилью, за её боеготовность и высокий моральный дух.

...Машину тряхнуло. Дорога из Колохау - небольшого городка, что южнее Берлина и прозванного лётчиками коротко "Кола", - шла через Лукенвальд, Ловенбрук и Тельтов. Стоило выехать на трассу, как машина сразу же влилась в непрерывный поток беженцев. Они двигались в обоих направлениях, ехали на велосипедах, тянули за собой и подталкивали тележки со скарбом - совсем так, как это было на разбитых дорогах России в начале войны. Только у наших беженцев не было тележек на резиновом ходу. Буянов смотрел на вереницы людей, на строгие шеренги деревьев вдоль дороги. На глаза попалась беременная женщина с малышом на руках. Жизнь... Она и тут торжествовала - среди развалин, сброшенной с крыш красной черепицы, обломков труб, среди закопчённых стен со слепыми окнами.

Развалины - они всюду одинаковы. Только от русских изб оставались несгоревшими одни печи. Вдруг Буянов ясно увидел тот, первый день, положивший начало всем этим пожарам...

Шёл первый год их совместной жизни с женой. Фаина ждала сына. В ту ночь долго не могли заснуть, а утром до восхода солнца она с матерью ушла на рынок, закрыв двери на ключ. Они, конечно, думали о войне, но она была, казалось, ещё "за горами". Только что часть перебазировалась в Молдавию, на новый аэродром. Тогда верилось: нет сильнее нашей армии и никто не решится начать войну с могучим Советским Союзом. Хотя бы в тот год.

Тревога была неожиданной. Посыльный чуть не выбил дверь. Буянов вмиг оделся, на листке из блокнота черкнул жене: "Скоро буду" - и выпрыгнул на улицу через окно. А в 6 часов утра уже поднялся в воздух, ведя эскадрилью наперерез армаде "Юнкерсов". Они летели плотным, прямо - таки парадным строем. В сторону Одессы...

- Виктор Николаевич, - обратился к Буянову лейтенант Сивцов. - А правда, что вы в первом бою были сбиты ?   22 Июня 1941 года ?

"Странно, - промелькнула мысль. - Почему вдруг Сивцову пришёл на ум этот вопрос. И именно в эти минуты ? - Замполит взглянул на розовощёкого Лейтенанта. - Говорят, что мать связана с ребёнком невидимыми нитями чувств. Не так ли и между нами ?   Или просто победа, конец всему совершенно случайно навели его на этот вопрос ?"

- Правда, Коля...

Это была такая правда, которую знали немногие и не всю. И половины никто не знал. Он скрывал её даже от самого себя. Все эти годы. Стыдился тех чувств - растерянности, отчаяния. Ему было больно, как Витьке - заводиле, который вдруг оказался бессильным перед обстоятельствами. А в него люди верили больше, чем в себя.

...Увлечённые погоней за "Юнкерсами", они прозевали группу "Мессеров", зашедшую со стороны солнца. Вклинившись в строй истребителей, "Мессеры" разрушили все планы. Пришлось оставить "Юнкерсы" и обороняться. Первым запылал самолёт Василия Лаптева, пилот выпрыгнул из машины. И когда над ним раскрылся парашют, один из фашистов ринулся к беззащитному лётчику. Буянов словно забыл, что он ведущий и должен руководить боем, бросился на выручку Лаптеву, но в тот же миг ощутил, как "ястребок" под ним содрогнулся от удара и начал крениться. Он удержал его и увидел, что "Мессеры" навалились со всех сторон и трассы от пуль прошли перед носом подраненного "Ишачка" - это конец.

"Ястребок" круто рванулся вверх, едва не врезавшись в хвостовое оперение противника и успев выпустить остатки своего боезапаса. Камнем вниз... вверх, влево... Земля, небо, земля... Всё смешалось, как будто не он, а всё вокруг покинуло своё обычное место и закружилось в бешеной карусели.

Виктор продолжал бросать самолёт из стороны в сторону до тех пор, пока неясное, томительное ожидание не превратилось в догадку: они не хотят стрелять в него !   Что-то оборвалось внутри. Это было совсем необычное, ещё не испытанное чувство, так похожее на пустоту, о которой много читал и не мог понять.

Трассирующие очереди пересекали направление его полёта лишь тогда, когда он хотел отвернуть в сторону. Фашисты прижались почти вплотную, едва не касаясь крыльями. Они улыбались, приветливо помахивая руками и указывая путь следования. Буянов оглянулся. В пылу погони он оторвался от своих. К тому же машина слушалась плохо. Чтобы разобраться в чувствах, в обстановке, он приказал себе: "Не колыхаться !   Успеешь погибнуть". И сразу же отпала мысль о таране - слишком малая плата будет с их стороны. Он выровнял машину, улыбнулся "соседу" слева и, качнув крыльями, полетел за ведущим. В кабине пахло смесью бензина и гари - совсем так, как пахнет невидимый след автомобиля с плохо работающим двигателем. Он скинул шлем. Слишком мучительно было слышать голос руководителя полётов и не иметь возможности ответить ему: рация тоже вышла из строя. "Ястребок" вздрагивал, стрелки приборов играли в какую-то чехарду. Стало душно.

Только потом, через месяцы, он уяснил, что на войне, как на тяжёлой работе, люди забывают о холоде и жаре. И что эти два слова приобретают, в зависимости от обстоятельств, новый, ощутимый смысл. Минуту назад мороз пробежал по спине от сознания безвыходности, сейчас - жарко от усилий сдержать самолёт...

Да, то был первый бой, и каждый раз, мысленно возвращаясь к нему, Буянов благодарил ту вдруг нагрянувшую грозу за неожиданное спасение.

На другой день техники прибуксировали самолёт на стоянку. В нём оказалось 149 пробоин, но первый воздушный бой окончился для лётчиков 146-го истребительного полка со счетом 5 : 1. Погиб только Вася Лаптев. А мог не вернуться и он, Буянов. Потом ещё долго обмозговывая, разбирая бой "по косточкам", по деталям, понял: побеждает в небе тот, кто видит всё вокруг, кто умеет в воздухе вертеть головой.

- Буянов, Витя !   Перестань вертеться, - вспомнил он тихий, умоляющий голос преподавательницы литературы и улыбнулся: парадокс !

...Экскурсантов качнуло: грузовик резко сбавил ход. Слева и справа показались утопающие в садах абсолютно целые особняки. Из-за плотного потока беженцев дорога сузилась. Потом машина остановилась, пропуская колонну пленных. Многие из офицеров были при всех орденах. Так, говорят, выглядели перед последним боем самые фанатичные из фашистов. Так же нарядились они в первый день нападения на Советский Союз.

Буянов ясно видел перед собой немецкого Капитана, сбитого им на 2-й день войны, 23 Июня. Они снова поднялись в воздух по тревоге в 6 утра. Быстро набрали высоту в 3000 метров, на которой летели "Хейнкели". Теперь он знал, что надо делать. Истребители ушли в сторону солнца и чуть выше. Горизонт был чист, сопровождение вражеских бомбардировщиков где-то отстало.

- Иду на ведущего, прикрой, - приказал он ведомому и бросил самолёт резко вперёд и вниз.

Первой очередью был уничтожен стрелок, и, добавив обороты двигателю, Буянов почти сравнялся с кабиной "Хейнкеля". Лётчик почувствовал взгляд, обернулся. Виктор увидел белоснежный воротничок, галстук, чёрный мундир и ордена. От неожиданности фашист приоткрыл рот, отбросил штурвал от себя, но было поздно. Виктор довернул уже свой самолёт и нажал на гашетку. "Хейнкель" загорелся. На развороте Буянов увидел, как из него выпали 2 фигуры, распахнулись парашюты.

Вечером его вызвали в штаб. Допрашивали того самого лётчика. Он сидел нахмуренный. На тужурке виднелись отличительные знаки и среди них - одна из высших наград Рейха.

- Так вот, товарищ Старший лейтенант, - обратился к Буянову начальник штаба. - Этот ас, летавший над Францией, Грецией, Польшей и Югославией, заявляет, что его сбили по неосторожности их же зенитки. Хвастает, что Железный Крест с дубовыми листьями ему вручён лично Герингом.

- Сбил его я, товарищ Майор.

В комнате воцарилась тишина.

- Вы, похоже, смелый человек, Капитан, а вот признаться, что на 2-й день войны сбиты молодым лётчиком, у вас не хватает сил.

Немец опустил голову, потом поднял глаза на Буянова.

- Да, я видел его в кабине истребителя. Как говорят у вас, ваша взяла. Это - он, - и зло добавил: - Но всё равно Германия разобьёт большевиков и коммунистов !

- Что ж, цыплят по осени считают, как говорят у нас, у русских. А с политграмотой, Капитан, у вас не всё в порядке: большевики и коммунисты - это одно и то же.

Да, Капитан тот выглядел тогда как будто собрался не на бомбёжку Одессы, а на вечеринку в один из её ресторанов.

Вечером того же дня поздравить замполита эскадрильи, лётчиков Василия Сизова, Виталия Королёва, Ивана Кобыщана, Павла Леонтьева в полк прибыли командир дивизии Полковник Д. П. Галунов, полковой комиссар Горбунов и герой Испании Генерал - майор авиации Герой Советского Союза А. И. Гусев. Это была первая победа, которая вселила в души однополчан уверенность в боеспособности нашей техники.

За горячие часы, проведённые в воздухе 22 - 23 Июня, Буянов ощутил на себе, что теоретический бой в классах значительно отличается от настоящего сражения, где в полной мере выявляется твоё преимущество, если ты внезапен, смел, решителен, расчётлив и жесток. Да, жесток: если не собьёшь ты, собьют тебя. А ты должен жить, чтобы сражаться, уничтожить тех, кто пришёл в твой дом с мечом.

В промежутках между полётами комиссар эскадрильи изучал с лётчиками фашистскую боевую технику, анализировал каждый боевой вылет, учил выживать, уничтожая. Это был адский труд: после посадки порою лётчики не находили сил выбраться из кабин. Несмотря на усталость, учёбу не считали лишним делом. Комиссара в эскадрилье уважали, прислушивались к нему. Смело применяли эшелонирование по высоте, вертикальный маневр, стрельбу с коротких дистанций, другие приёмы воздушного боя. Был взят курс на изучение мастерства лучших.

В боях за Одессу лётчики 146-го полка уничтожили в небе и на земле до сотни фашистских самолётов. Все - командиры и политработники - по крупицам собирали боевой опыт первых недель и месяцев войны, изучали то, что прошло проверку боем, решительно отказывались от устаревших тактических разработок довоенной поры. С каждым днём рос в глазах товарищей по оружию авторитет командиров и комиссаров - новаторов.

В начале Сентября 1941 года Виктор Николаевич Буянов был назначен военкомом 146-го истребительного авиационного полка, а 9 Сентября его наградили орденом Ленина. Вступив в должность, комиссар с удвоенной энергией принялся за работу. Он изыскивал малейшие возможности, чтобы полностью раскрыть мощь истребителя. И само собой, много времени уделял воспитанию у людей мужества, изо дня в день совершенствовал собственное мастерство. В качестве ведущего группы Буянов совершал по 3 - 4 вылета в день.

...Колонна пленных кончилась, двинулись дальше. В кузове установилась тишина. Каждый думал свою думу, и от дождя, хлещущего по тенту, от разом наступившего молчания стало грустно. За воспоминаниями о прошлом Виктор Николаевич поздно уловил перемену настроения, но тут же под тентом взвился голос молодого политработника Сивцова:

Песню подхватили. Люди ожили. Они снова были вместе. "Хорош замполит, - тепло подумал о Сивцове Буянов. - Крепок, азартен, внимателен, воюет и словом, и песней, и делом. Как магнит притягивает к себе остальных. И это удача, если есть среди людей подобные Сивцову, в ком открываешь эти качества и потом вместе с подопечными "дорабатываешь" их. Как с Мишей Фарафонтовым".

Миша Фарафонтов был скромен, незаметен в эскадрилье. Но Виктор Николаевич увидел в молодом лётчике желание делать всё так, как командир. А его самостоятельнее решения в бою порой опережали мысль Буянова. Вот тогда-то и пришла идея попробовать Фарафонтова "на оселок". В один из дней он объявил перед строем, что ведомым на задании у него будет Фарафонтов. Неожиданное сообщение обескуражило многих, все уже отлично знали, что значит быть ведомым у замполита полка.

Это было на "Огненной дуге". Однополчане вспоминают: "Он прибыл в штаб дивизии перед Орловско - Курской битвой на своём боевом "ястребке". Гимнастёрку украшал орден Ленина. "Вот это комиссар ! - завидовали мы, тогда молодые лётчики..."   И вдруг какой-то новичок, ничем не проявивший себя в предыдущих боях, идёт ведомым у самого Буянова !

Случай попробовать Фарафонтова не замедлил представиться.

Служба наземного наблюдения обнаружила эшелон из 40 "Юнкерсов", 20 "Мессеров" и "Фоккеров". Эскадрилья взлетела на перехват. Выстраиваясь "этажеркой", резко отвернули в сторону, к солнцу, и взяли курс на линию фронта.

- Вижу 4 "Мессера". Справа 20 ! - доложил Фарафонтов.

- Вижу, - ответил Буянов. - Не отвлекаться. Уходим за линию фронта.

И только когда армада самолётов противника оказалась позади и ниже по высоте, они легли на обратный курс.

- Атакую ведущего !   Зри в оба !

- Есть !

Истребители свалились на строй фашистских самолётов как снег на голову. Расстрелянный в упор, загорелся один "Юнкерс", другой. Самолёты закружились в карусели схватки, поливая друг друга из пушек и пулемётов. Бомбардировщики, бесцельно опорожняя свои бомболкжи, поворачивали обратно. В разноголосице эфира трудно было разобраться. В тоне голосов, в коротких выразительных выкриках и командах угадывалось дыхание нелёгкого боя. Перед глазами мелькали то кресты, то красные звёзды на фюзеляжах. Буянов заметил, как ведомый, разгадав маневр "Мессера", пытавшегося зайти в хвост его самолёту, взмыл вверх, перевернулся и с ходу ударил по опрометчивому "охотнику". Разваливаясь от взрыва, тот рухнул на землю. Но теперь уже ведомый оказался на прицеле мстящего "Фоккера". "Повиснув" на хвосте у "ястребка", фашист старался догнать его и расстрелять. Миша ушёл в крутой вираж.

Теперь всё зависело от 3-х элементов: от техники пилотирования, от того, выдержит ли нагрузку мотор, который после вчерашнего боя техсостав восстанавливал ночью, и от его, буяновского, маневра - сумеет ли замполит в считанные секунды сблизиться с "Фоккером".

- Подтяни ! - крикнул он Фарафонтову и представил, как молодой лётчик осязаемо чувствует собственной спиной беззащитность: "Фоккер" настигал.

- Ребята !   Прикройте меня !

Замполит, и не оглядываясь, знал, что просьба будет выполнена немедленно. Он бросился наперерез "Фоккеру" и метнул из стволов, кажется, весь огонь. "Фоккер" вспыхнул и, оставляя шлейф дыма, начал падать.

В тот день Лейтенант Михаил Фарафонтов сбил 3 вражеских машины. Прибавилась победная звезда и на кабине Виталия Королёва. Когда приземлились, подсчитали, что фюзеляж самолёта Капитана Г. И. Филатова, где красовался древний воин, догоняющий дьявола, пробит в 7 местах. Киль оборван снарядом, левая консоль обрублена пулемётной очередью, бензобак продырявлен. Старший инженер Григорий Фоменко сетовал: "Совсем не бережёте технику..."

После того боя в полку был праздник. Долго звучали песни, не было конца разговорам. Кажется, и эту пели: "...За вечный мир, в последний бой !", - да только до мира было ещё далеко.

Ишь как заливается, улыбнулся Буянов, глядя на Сивцова. И в песне - мастак, и в небе - мастер. Только с такими и можно было дойти, долететь от Одессы до Берлина.

Как-то в Июне 1943 года Майор В. Н. Буянов вёл шестёрку на задание. Его прикрывал в полёте уже парторг эскадрильи, его воспитанник Старший лейтенант М. Фарафонтов. Подлетая к реке, Михаил увидел большую группу вражеских самолётов, шедших с востока. Несколько девяток бомбардировщиков "Юнкерс-87" в сопровождении "Мессеров" и "Фоккеров" направлялись к танковой переправе. От неожиданной встречи с многочисленной армадой молодой лётчик стушевался, однако тотчас доложил ведущему обстановку. Буянов занял исходное положение для атаки со стороны солнца. Ведомый не отставал. Командир решил расчленить девятку бомбардировщиков. Вместе с Фарафонтовым стремительно бросился в атаку. Стрелки "Юнкерсов" открыли сильный огонь из пулемётов. Отважная пара, пренебрегая опасностью, ворвалась в середину девятки, ударила по "Юнкерсам", и в следующие минуты, объятые пламенем, упали в лес 2 стервятника. Рассеяв боевой строй вражеской группы, наши лётчики вышли из боя. Фашисты, не дойдя до переправы, стали беспорядочно сбрасывать бомбы.

Не успев отдышаться от предыдущей атаки, Буянов заметил, что к переправе следует 2-й эшелон бомбардировщиков. Он отдал приказ патрулирующей в это время группе наших истребителей - связать немецкое прикрытие - и принял решение атаковать "Юнкерсы". Его ведомый держал нужную дистанцию, умело прикрывал. И тут же увидел: замполит длинной очередью уничтожил ещё один, 3-й в этом бою, вражеский бомбардировщик. Следуя примеру ведущего, Фарафонтов тоже метким огнём поджёг "Юнкерс". Но справа показались 2 "Фоккера", которые ринулись на самолёт Буянова. Набрав высоту, используя внезапность, Фарафонтов из пулемётов и пушки срезал один "Фоккер", после чего второй прекратил преследование командира и отвернул в сторону. Наша пара вновь заняла исходное положение для встречи следующих истребителей, но и те уклонились от схватки.

В том бою отважные соколы истребили 11 фашистских самолётов. И все увидели плоды буяновской работы, поняли, что такое взаимовыручка, слитность, безупречная слётанность каждой пары.

Перед заданием замполит полка предупреждал: в небе побеждает тот, кто увидел первым. И ещё учил лётчиков строго и точно выполнять только ту задачу, какая на тебя возложена. Буянов хотел, чтобы каждый лётчик не только хорошо дрался в воздухе, но и умел оставаться живым. И он учил пилотов - и лично, и через политработников в эскадрильях. Те внимали ему как наиболее опытному и в свою очередь "брали в работу" каждого лётчика. Вместе с командиром проводили детальный разбор. Занимались вопросами боевого порядка патруля - по высотам и в плоскости, по маршруту полёта и скорости патрулирования. Во главе групп ставили наиболее опытных лётчиков - Б. Хлуда, Г. Филатова и других асов. Уточнялись действия каждого лётчика при встрече с противником, возвращении групп на базу, очередность посадки. Предугадывалось даже коварство фашистов: нередко они подкарауливали неосторожных одиночек над нашими аэродромами и уничтожали самолёты, считавшие себя уже в безопасности, дома.

По мнению одного из гитлеровских Генералов, воевавшего под Орлом, единственной неиспользованной возможностью сорвать сосредоточение советских сил перед наступлением или существенно помешать этому было бы применение авиации. Генерал объяснил этот промах "ограниченностью и твердолобостью Геринга". Однако в действительности дело обстояло иначе: от фашистской авиации уже ускользало стратегическое господство. Перелом начался с Ноября 1942 года, и теперь в небе Орловщины накал борьбы за господство в воздухе дошёл до предела. Приведём такой общеизвестный теперь факт: ещё в оборонительный период великой этой битвы наши лётчики совершили более 28 000 самолёто - вылетов. Около 1500 схваток произошло в небе, из них 517 на Орловско - Курском и 899 на Белгородско - Курском направлениях...

Но вернёмся к однополчанам Виктора Николаевича Буянова.

Середина Июля 1943 года была, пожалуй, самой напряжённой для 146-го истребительного полка. Каждый делал по 3 - 4 боевых вылета ежедневно. Ходили восьмёрками на разных высотах, "этажерками", которые лётчики мастерски строили. За день сбили 22 фашистских самолёта. Потеряли - 2. Маршал Советского Союза И. X. Баграмян напишет потом в воспоминаниях именно об одном из этих Июльских боёв:

"Гитлеровское командование направляло к нашим позициям десятки, сотни бомбардировщиков в надежде, что хоть часть из них сумеет прорваться. Нашим истребителям и артиллеристам - зенитчикам работы хватало, тем более что линия фронта у нас растянулась, всю её надежно не прикрыть, да и от своих аэродромов мы изрядно удалились. И у нас бы неминуемо были серьёзные потери от вражеских бомбардировщиков, если бы не героизм советских лётчиков.

- Передайте им благодарность Военного совета армии и примите сердечную просьбу пехоты достойно наградить героев !"

Однако не всегда воздушные бои заканчивались победой для однополчан Виктора Николаевича. Были тяжёлые, невосполнимые потери, когда на глазах у лётчиков гибли их боевые друзья. Тогда Буянов делал всё, чтобы подвиг остался в сердцах однополчан и земляков героев, отдавших свою жизнь за Родину.

Да, победа досталась дорого. И самому замполиту пришлось трижды добираться на аэродром после боя совсем не по воздуху. В очередном бою он даже попрощался с жизнью, когда крупнокалиберный зенитный снаряд обрубил консоль стабилизатора. Машина круто и стремительно рванулась к земле, ввинчиваясь в предсмертный штопор. Что помогло ему удержать её на 3-м витке, Буянов не знает. Сила ?   Умение ?   Ненависть ?   Или желание дойти вот сюда, до этих развалин столицы Рейха ?

Грузовик притормозил, и разговоры и пение в кузове сразу стихли:

- Приехали, что ли ?

Лейтенант Н. Сивцов, как самый молодой из прибывшей мирной экскурсии в Берлин, протиснулся среди сидящих:

- Братцы !   Не пойму: что же смотреть-то будем ?

На временном КПП со шлагбаумом на куске фанеры крупными чёрными буквами было выведено - "Берлин". Вокруг лежали горы кирпича, торчали остовы разрушенных зданий, повсюду стлался дым, вырываясь из подвалов. Казалось, что ещё горит сама земля.

Пока проверяли документы, все высыпали из машины и с удивлением смотрели на город.

- Вот мы и дошли до тебя. - Начальник политотдела дивизии смотрел на торчащий из подвального окна ствол огнемёта. Буянов припомнил, как уже в бытность начальником политотдела дивизии, изыскивая вместе с подчинёнными новые средства логического и эмоционального воздействия на сознание и чувства авиаторов, он провёл анкетирование. Для повышения боевой активности лётчиков. Анкета, распространённая среди личного состава одного из истребительных полков, содержала один вопрос: какой у тебя личный счёт к врагу ?   Когда ответы были суммированы, то получилась потрясающая картина фашистских зверств, издевательств, грабежа... 62 воина, как оказалось, потеряли близких родственников, в 74 семьях лётчиков и техников были раненые и искалеченные войной, у 22 человек родных угнали в неволю, а 31 семья лишилась крова... Только в одном полку !

После сбора и обобщения анкет провели партийное и комсомольское собрания. Слова каждого из выступающих дышали гневом, возмущением. Лётчики клялись мстить, призывали боевых товарищей ускорить час победы над врагом, писали клятвенные письма жертвам фашизма, пострадавшим в период оккупации...

Они снова тряслись в машине. Старенький "ЗИС" подпрыгивал на колдобинах изрытой снарядами и бомбами дороги, объезжая глубокие воронки или завалы. Город ещё выглядел, как передовая линия фронта. Буянову вдруг стало больно и обидно за людей всего мира: строят, чтобы потом разрушить...

За тентом послышались голоса. Шофёр расспрашивал о дороге к Рейхстагу.

- Налево. Через Тиргартен. Только осторожно !   Там соловьи поют, - пошутил дежурный на КПП.

...Тиргартен - парк, Вильгельмштрассе, Сарландштрассе и Рейхстаг. Войска медленно продвигались к центру Берлина. Враг сопротивлялся, стоял насмерть. Каждый дом был превращён в крепость. На узких улицах нельзя маневрировать танкам. Бомбить ?   Кого ?   Своих ?   Нейтральная полоса порой составляла всего несколько метров. И попробуй высунуть голову !

У лётчиков, конечно, было страстное желание помочь наземным войскам выкурить фашистов из подвалов и полуразрушенных зданий. Военный совет фронта, зная настроение авиаторов, как и всех участников битвы за Берлин, принял решение сбросить на почти поверженное фашистское логово в день 1 Мая не бомбы, а алые знамёна. Это было всего несколько дней назад и потому свежо в памяти. Волнение лётчиков на митинге, где он выступал перед строем, подготовка к полёту и взлёт истребителей, ведомых самыми отчаянными храбрецами - дважды Героем Советского Союза А. Ворожейкиным, Героями Советского Союза И. Лавейкиным, П. Песковым, А. Ткаченко, П. Полозом, К. Трещёвым, А. Коссом - он шёл первым в прикрытии 2-х истребителей: Майора И. Малиновского и Капитана К. Новосёлова. Под взлётными щитками самолёта Косса было уложено знамя, на котором штурман полка Степан Фёдорович Тихонов нарисовал чётко и крупно "ПОБЕДА". Это было неожиданным зрелищем. Для всех.

Около 12 часов над Рейхстагом повисло огромное, горящее на солнце полотнище с таким знакомым и долгожданным для советских солдат словом. А рядом - другое: "Слава советским войскам, водрузившим Знамя Победы над Берлином !"

- Знамёна на парашютах спустились точно в заданном районе, - объявил по радио Генерал - полковник авиации С. А. Красовский.

Прилив сил у штурмующих был необыкновенным...

- Тиргартен !   Тиргартен ! - закричали сразу несколько экскурсантов. Машина встала, и сразу всё стихло. Откуда-то из кустов и в самом деле донеслась соловьиная трель.

Николай Цымбал.