Дополнительная информация о А. П. Силантьеве

Осенью 1941 года упорные и кровопролитные бои переместились к юго - западным окраинам Ленинграда. И без того напряжённая обстановка усложнялась с каждым днём. Оставлены Луга и Чудово. Перерезана железная дорога Москва - Ленинград. Юго - восточнее города немецкие войска вышли к реке Неве и вели наступление на восток. Враг господствовал и в воздухе. Под Ленинград был переброшен 8-й авиационный корпус ближнего боя - одно из самых боеспособных соединений Люфтваффе.

В конце Августа 1941 года на помощь Ленинграду, в числе других частей, прибыл 160-й истребительный авиационный полк. Его местом базирования стал аэродром на востоке области.

- Этот участок фронта приятно поразил нас порядком, - вспоминает Маршал авиации А. П. Силантьев, который тогда молоденьким Младшим лейтенантом прилетел защищать ленинградское небо. - Как потом выяснилось, за сравнительно короткий срок здесь, в лесных малонаселенных местах, были подготовлены крупные авиационные базы. На аэродромах сделаны укрытия, произведена маскировка, решены вопросы заправки и снаряжения самолётов.

Войну я встретил под Минском. Ранним утром 22 Июня наш полк принял боевое крещение, и я тоже. На второй день войны при отражении налёта вражеской авиации на Минск мне удалось сбить "Юнкерс". Но и моя "Чайка" - самолёт И-153 - была подбита. За 1,5 месяца я совершил около 50 боевых вылетов. Сражался с "Мессерами" и "Юнкерсами", штурмовал вражеские танки и пехоту. После переформирования и получения новых истребителей ЛаГГ-3 полк вернулся на фронт, но уже под Ленинград. Только прилетели - и сразу в бой. Летали с рассвета до темноты. Прикрывали штурмовики, наносившие удары по врагам вдоль Невы, ходили с бомбардировщиками, которые бомбили места сосредоточения войск противника, их коммуникации, аэродромы.

Много было боевых вылетов, простых и сложных, затяжных и скоротечных, радостных и печальных. Но лёгких не было. Вот один из них. В первой половине Сентября 1941 года эскадрилью на рассвете подняли по тревоге и приказали перелететь на соседний аэродром. С нами отправились командир и штурман полка. Через полчаса после приземления неподалеку от нас сел "Дуглас". Из него вышла группа военных, в основном Генералы. Один из них, невысокий, плотный, в коричневом кожаном пальто, показался мне знакомым. Внимательно вглядевшись, я узнал в нём Георгия Константиновича Жукова, которого как - то видел на фотографии. К нам подошёл командир авиагруппы в сопровождении командира полка и предельно четко сформулировал задачу: "Этот "Дуглас" поведёте в Ленинград. Потеряете его - обратно не возвращайтесь". Сказано было жёстко, но мы и без того хорошо поняли всю ответственность задания.

Вылетели двумя группами. Первая, в которой находился и я, состояла из двух звеньев - впереди и сверху "Дугласа". Возглавлял её опытный боевой лётчик штурман полка Капитан Панюков. Вторая в количестве одного звена под руководством комиссара эскадрильи Николая Киянченко непосредственно прикрывала сопровождаемый самолёт. На всем пути к Ладожскому озеру было пасмурно, накрапывал дождик. Но над озером погода оказалась безоблачной. "Дуглас" перешёл на бреющий полёт, чтобы не привлечь к себе внимание постоянно шнырявших в этом районе вражеских истребителей. Минут через 5 полёта над Ладогой с северо - запада на встречно - пересекающихся курсах появились 4 Ме-109, а за ними - другая четвёрка. Наша группа с ходу их атаковала, стремясь оттянуть как можно дальше от "Дугласа". Замысел удался. Постепенно бой переместился к Карельскому перешейку. В районе мыса Кюля мне удалось сбить один "Мессер". А всего противник потерял в этом бою 2 истребителя. Вторая группа, отбивая непрерывные атаки Ме-109, довела транспортный самолёт до Комендантского аэродрома, расположенного в черте Ленинграда.

Выполнив задание, мы вернулись на свой аэродром. И только тогда командир полка сообщил нам, что Георгий Константинович летел принимать командование Ленинградским фронтом.

Запомнился ещё один воздушный бой, - продолжает Маршал. - Примерно во второй половине Октября в ленинградскую зону, где шли ожесточённые бои, зачастили многоцелевые самолёты Ме-110, наши старые знакомые по Западному фронту. Они доставляли немало хлопот. "Стодесятые", как их называли, казалось, успевали везде - и колонны штурмовать, и совершать налёты на аэродромы, и вести воздушные бои. По всему было видно, что на этих двухместных истребителях сидят опытные пилоты. Действовали они тактически грамотно и активно. Я бы даже сказал, нахально, что было характерно для фашистских лётчиков в начальный период войны. Сравнительно лёгкие победы над нашими лётчиками, имевшими на вооружении в то время в основном самолёты устаревших конструкций ( И-15бис, И-16, СБ ), питали их тщеславную самоуверенность.

Мы искали удобного случая рассчитаться со "Стодесятыми", хотя в общем - то сделать это было совсем не легко, даже на новых самолетах ЛаГГ-3. И вот однажды получаем приказ: прикрыть с воздуха участок дороги в районе Мга - Синявино. Видимо, там к фронту подходила какая - то наша часть. Прилетели в район, выдвинулись за линию фронта на 15 - 20 километров. Патрулируем. Погода не очень благоприятная. На высоте 1000 метров сплошная облачность, но слой её небольшой, порядка 100 метров. Наш командир Новиков разделил эскадрилью на две группы: одну направил за облака, а сам со второй группой остался ниже. Я находился в первой группе.

Только мы пробили верхний слой облачности, как буквально под носом увидели идущих плотным строем 9 "Стодесятых". "Атака !" - прозвучала в наушниках шлемофона команда старшего группы Лейтенанта Данилы Захарченко. Мы практически без подготовки, используя не столько выгодную позицик, сколько внезапность, открыли огонь. Представляете, каким мощным он был, если каждый из самолётов одновременно стрелял из всех видов находящегося на нём оружия ?   Это был шквал огня !   Застигнутый врасплох противник был деморализован. Один из "Стодесятых" загорелся. Ме-110 бросились в разные стороны, на ходу освобождаясь от бомбового груза. Некоторые из них поспешили вниз, в облака, но, выскочив из тонкой серой пелены, оказались под огнём группы Новикова.

И погоняли же мы тогда "Стодесятых" !   Вывести из строя 5 машин из 9, - не так уж часты такие победы. До этого случая мы при встречах со "Стодесятыми" осторожничали, а теперь убедились, что "чернопузых" ( так называли Ме-110 за выкрашенный в чёрный цвет низ плоскостей и фюзеляжа ) можно бить, и довольно успешно. Короче говоря, спесь со "Стодесятых" соскочила, и теперь они стали побаиваться нас.

К сожалению, мне не довелось побывать в Ленинграде до войны. Первая встреча с ним произошла в Сентябре 1941 года. В затяжном воздушном бою в районе Ленинграда мой самолёт подбили. Садился на знакомом аэродроме, горючее было на исходе. Пришлось посадку производить против старта. В это время садился ещё один истребитель, и получилось так, что мы двигались навстречу друг другу. Я после приземления на пробеге резко отвернул вправо. Одна из основных стоек шасси сложилась, самолёт лёг на крыло, отчего погнулись лопасти винта.

Мой беспомощный "ЛаГГ" распластался почти в центре лётного поля, став хорошей мишенью для врага. Вылез я на плоскость, снимаю парашют, а сам думаю: что же делать ?   Смотрю, подходит техник. Как выяснилось, "безлошадный". Так называли лётчиков, не имевших своих самолётов. Он помог отбуксировать "ЛаГГ" под прикрытие деревьев и взял на себя заботы по его ремонту. Вскоре машина была почти готова, но вот нового винта не нашлось, а исправить погнутые лопасти на старом своими силами невозможно. Посоветовали мне поехать в авиаремонтную мастерскую. Ехать пришлось через весь город. Вот тогда я и увидел вблизи Ленинград. Суровый, сражающийся фронтовой город.

Новых винтов и в мастерских не оказалось, и рабочие взялись за приведение в порядок моего, погнутого. Сделали они это по - питерски мастерски, аккуратно.

...Не сумев захватить Ленинград с ходу, немецкое командование группы армий "Север" предприняло попытку охватить город двойным кольцом, чтобы лишить его последней транспортной коммуникации через Ладожское озеро. С этой целью была проведена перегруппировка войск и начато наступление на Тихвин. Три полностью укомплектованных и хорошо вооружённых армейских корпуса были брошены на выполнение этой задачи.

Нашим войскам приходилось нелегко, и лётчики старались прикрывать их с воздуха. Многие боевые дела Старшего лейтенанта А. П. Силантьева ( в конце Октября 1941 года ему присвоили это звание, минуя очередное - Лейтенант ) зафиксированы в оперативных документах. В одном из них говорилось, что в последние дни Октября в районе Ситомля - Тихвин он сбил 2 бомбардировщика "Юнкерс-88". В другом отмечалось: "Звено во главе с Силантьевым в течение недели уничтожило 8 зенитных установок и 18 автомашин".

Местность в районе боёв была труднопроходимая - кругом сплошные леса и болота, не замерзающие даже в сильные морозы. Шоссе Будогощь - Тихвин для врага оставалось единственной транспортной артерией. Он использовал её днём и ночью. Это шоссе и стало постоянной целью для Силантьева и его однополчан. Немцы, спасаясь от штурмовок краснозвёздных истребителей, бросались на снег при морозе 30 - 35 градусов и вынуждены были делать это довольно часто. Солдатам в летнем обмундировании ( а немцы рассчитывали завершить "молниеносную войну" до наступления зимы ) такие "снежные процедуры" обходились дорого: госпитали были переполнены обмороженными.

Боевые вылеты приносили не только радость побед, но и горечь потерь. В Ноябре погиб комэск Капитан Новиков. Командир полка вызвал Силантьева и приказал принять эскадрилью.

Фронтовая обстановка в те дни ещё более осложнилась: противник овладел Тихвином и подошёл к городу Волхову, перерезав единственную железную дорогу, по которой к перевалочной базе на Ладожском озере подвозилось продовольствие для осажденного города. Фашистская пропаганда кричала о неизбежности падения Ленинграда. Но враг рано торжествовал победу: уже 11 Ноября по наступавшим вражеским войскам был нанесён первый мощный удар. Каждый воин, участвовавший в контрнаступлении, понимал, что для спасения Ленинграда нужно любой ценой отбить у врага Тихвин. Развернувшиеся бои отличались исключительным упорством и ожесточением. Как ни цеплялись враги за город, но удержать его не смогли - он был освобождён советскими войсками.

- Хорошо помню дни конца Ноября - начала Декабря 1941 года, - говорит Маршал. - Прежде, особенно в первые месяцы войны, меня постоянно преследовали неудачи. А вот в боях за Ленинград мне всё чаще стал сопутствовать успех. Конечно, сыграло свою роль время: поднакопился опыт. Да и новые машины ЛаГГ-3, поступившие в полк на вооружение, были лучше истребителя И-153, на котором я начинал войну в Белоруссии.

В сражении за Тихвин особенно ожесточённые бои развернулись за железнодорожный вокзал. Это был очень важный объект, поскольку сюда из Будогощи вели железная и шоссейная дороги, по которым снабжалась немецкая группировка. Нашим атакующим частям до вокзала было уже рукой подать, но всякий раз, как только пехота поднималась в атаку, её прижимал к голому снежному полю сильный вражеский огонь.

Мы тогда стояли на аэродроме рядом с линией фронта. Помню, приехал к нам командир авиагруппы Полковник Холзаков. Приказал построить полк. Построили. Он подходит к моей эскадрилье и спрашивает: "Лететь можно ?"   А облака тогда опустились почти до самой земли. Я молчу. Молчит и командир полка. Холзаков - лётчик и прекрасно понимает, как и кому можно летать в такую погоду. Ясно, что вопрос он задал чисто риторический.

Сделав паузу, командир авиагруппы обрисовал обстановку у вокзала, сказал, что без помощи авиации взять вокзал трудно, и вновь повторил вопрос. Тогда я ответил, что лететь можно, но не всем. "Почему ?" - поинтересовался Холзаков. "Не каждый лётчик к этому подготовлен". - "А вы сможете ?" - "Да". - "Кто ещё может ?"   Отозвался комиссар эскадрильи Киянченко. "Вот и вылетайте вдвоём", - приказал Холзаков.

Почти в сплошном тумане трудно найти и поразить цель, но ослабить огонь противника, отвлечь его на себя можно. Около часа мы находились над целью, совершили по 6 заходов: штурмовали, стреляли, гудели... Воздействие, наверное, производили скорее психологическое. Гитлеровцы прятались, огонь ослабевал. А это и нужно было нашей пехоте. Потом нам сказали, что именно в один из таких моментов бойцы поднялись в атаку и овладели вокзалом. Мы в какой - то мере способствовали успеху. Всё это произошло на глазах у Генерала Мерецкова, командовавшего нашими войсками в боях за Тихвин, и он высоко оценил действия лётчиков.

Утром 8 Декабря я вылетел в паре со своим заместителем Лейтенантом Михаилом Удаевым на разведку. Когда появились над дорогой Тихвин - Будогощь, то увидели картину, которая поразила нас. На Будогощь сплошным потоком в два ряда двигались танки, артиллерия, автомашины, пехота. Представляете наше состояние - видеть, как немцы отступают !   Это ведь 1941 год !   Помню, когда мы вернулись и доложили начальнику штаба полка о результатах разведки, то он не сразу поверил...

После освобождения Тихвина нас, группу лётчиков, отправили за самолётами в тыл. На станции Череповец мы делали пересадку. Вот там из газет я и узнал о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Друзья бросились поздравлять меня, а я их. В списке награждённых значились фамилии 17 однополчан. Откровенно говоря, такая высокая награда оказалась для меня неожиданной.

В середине Января 1942 года войска Волховского фронта предприняли новое наступление с целью прорвать блокаду Ленинграда. Спасская Полисть, Мясной Бор, Любань... Эти названия часто упоминались в оперативных документах как места ожесточённых и продолжительных боев. В газетах публиковались корреспонденции военных журналистов с мест событий, очерки и зарисовки об отличившихся воинах. В "Комсомольской правде" от 15 Апреля 1942 года на первой странице был помещён портрет Александра Силантьева и рассказ об очередном подвиге отважного лётчика. Это был 3-й случай, когда сбили его самолёт.

- В тот день эскадрилья отправилась в последний за сутки вылет на прикрытие штурмовиков, - вспоминает Александр Петрович. - Они наносили удар в глубине обороны противника. Вылетали уже перед заходом солнца. В пути встретили небольшую группу "Мессеров". И хотя те не смогли воспрепятствовать полёту "Илов", но наш курс засекли и вызвали по радио подмогу. Так что когда мы подошли к цели, там "Мессеров" было уже в 2 раза больше, чем наших истребителей.

Действовать пришлось с полным напряжением. Удалось отбить все атаки Ме-109, пытавшихся прорваться к "Илам". Штурмовики выполнили задачу, и мы стали организованно отходить. "Мессеры" непрерывно атаковали. Их огонь был сосредоточен в основном на истребителях, прикрывавших группу. У моей машины были пробиты масляный и водяной радиаторы. Продолжать полёт трудно. Но товарищи, прежде всего комиссар эскадрильи Киянченко, меня поддерживали, прикрывали от наседавших истребителей противника.

Иду осторожно, маневрировать нельзя, иначе потеряешь высоту. Приборы зашкалило, вода кипит, мотор дает перебои... С трудом перетягиваем линию фронта - а тут другая группа "Мессеров". Атакуют парами с разных сторон. Видя мою беспомощность, действуют нагло, стреляют в упор, выходят из атаки под самым носом. В один такой момент ведомый второй пары "Мессеров" замешкался, и я выпустил по нему два последних реактивных снаряда. Но и мне досталось. От прямых попаданий вражеских снарядов и пуль разбиты бронеспинка, приборная доска. Сам я ранен в ноги. Из пробитого маслобака хлещет горячее масло. Оно попадает на грудь, руки, в лицо...

Где уж тут продолжать полёт !   Открываю фонарь, чтобы оглядеться. Успеваю только выключить двигатель и направить самолёт вниз. Кидаю быстрый взгляд по сторонам в надежде заметить хотя бы пятачок, куда приземлить машину. Но какой там пятачок среди сплошных лесов и болот !   Самолёт упал на лес. При ударе о деревья отлетели хвост, мотор, плоскости. Кабина перевернулась несколько раз, но, к счастью, встала "торчком". От сильных ударов и ушибов меня спасли привязные ремни. Быстро отстегнулся и, ещё не чувствуя боли в раненых ногах, отбежал от пропаханной в снегу самолётом борозды. "Мессеры", пикируя, продолжали добивать беззащитный "ЛаГГ". Но как ни старались, а поджечь его не смогли. Вскоре они ушли. Видимо, на исходе было горючее.

Я добрался до самолёта. Разрезал парашют, перевязал раны на ногах. Потом стал готовиться в путь. С капота мотора отвинтил две стальные пластины и смастерил себе лыжи. Из парашютных строп сделал "уздечки", привязал их к носкам лыж. Двигаться решил в сторону известного мне аэродрома ночных бомбардировщиков. По моим расчётам, до него было 15 километров. Ориентировался по карте и компасу, по гулу моторов По-2, летевших на задание... Передвигался с большим трудом. Снег - по грудь, мороз - 30 градусов. Да ещё быстро темнело. Очень боялся сесть, хотя от усталости и боли буквально валился с ног. Когда уже не мог сделать и шага, то пристегивался широким ремнем к дереву и, обняв его, в таком положении дремал несколько минут... До аэродрома добрался через 36 часов.

Мы, фронтовики, считали, что раны лучше долечивать в родном полку, в среде своих боевых друзей. А тогда, в течение всего лета 1942 года, войска Ленинградского и Волховского фронтов вели непрерывные и тяжёлые бои на земле и в воздухе. Их ожесточённость диктовалась задачей сковать побольше сил противника, не позволить ему перебросить из - под Ленинграда ни одного солдата на южное направление, где развертывалось решающее сражение. Наш полк практически не выходил из боёв. Лётчики совершали по 4 - 5 вылетов в сутки, были вконец измотаны. Что ни день, то воздушные бои. И редко который из них обходился без потерь. Пополнение поступало в основном за счёт лётчиков, приходивших из госпиталей. Поэтому моему возвращению друзья были рады.

Опубликованная в "Комсомольской правде" корреспонденция называлась "Воспитанник уральского комсомола".

- Я родом с Урала, из Свердловска. - Вспоминает Маршал. - Там начал трудовой путь. Там же, в Свердловске, начался и мой путь в авиацию. Авиация была модой 1930-х годов, а лётчики для нас, мальчишек, - кумирами. Я тоже благоговел перед людьми такой романтической профессии, но даже и в мыслях не допускал, что когда - нибудь сам буду летать. Всё решил случай. В конце лета 1934 года в нашем сборочном цехе появился лётчик с тремя рубиновыми квадратиками в петлицах. Это был представитель аэроклуба, и пришёл он агитировать ребят записываться в планерную школу. Желающих оказалось немало. Записался и я, но скорее не из - за большого желания стать профессиональным авиатором, а потому, что все записывались. Потом многие отсеялись, а я остался. Без отрыва от производства закончил школу, стал инструктором - планеристом. Профессия авиатора увлекла меня. Одновременно осваивал самолёт. Но теперь меня стала привлекать военная авиация, где, как мы тогда говорили, можно полетать на настоящих самолётах. В 1938 году поступил в школу пилотов, а потом был переведён в лётное училище и, закончив его в 1940 году, направлен для прохождения службы в Западный особый военный округ. Там и застала меня война.

В тех тяжелейших условиях особо важное значение приобретала морально - боевая закалка лётчиков. В нашем полку она была высокая. Несмотря на большое напряжение, никто не жаловался на усталость, никто не выражал и тени сомнения в нашей конечной победе. Люди уверенно шли в бой. Тогда существовало жесткое правило - за ошибки наказывать отстранением от очередного боевого вылета. И не было для лётчика наказания более тяжёлого. Допустил в бою оплошность, вёл себя безынициативно, подвёл товарища своими неумелыми действиями - расплачивайся. Беспримерное мужество и стойкость являлись нормой каждого лётчика полка.

Полной боевого напряжения стала и осень 1942 года. Из - за погодных условий вышли из строя многие грунтовые аэродромы. Самолёты противника скопились на базах, имевших взлётно - посадочные полосы с твёрдым покрытием или на специально подготовленных полевых площадках. Мы тогда интенсивно штурмовали эти аэродромы. Налеты заранее тщательно прорабатывались. На задание вылетали одновременно истребители, штурмовики и бомбардировщики. Истребители расчищали воздушное пространство от "Мессеров", штурмовики подавляли противовоздушные средства, а бомбардировщики поражали цель.

С благодарностью вспоминаю однополчан, с кем сражался бок о бок. Ведь наши победы достигались не лётчиками - одиночками, хотя и классными мастерами, а усилиями коллектива. В основе их действий были согласованность, взаимопомощь и взаимовыручка, порою самопожертвование ради спасения товарища, оказавшегося в трудном положении. Вот некоторые из моих боевых друзей:

Комиссар эскадрильи Николай Степанович Киянченко - человек с большим военным и жизненным опытом. Танкистом участвовал в боях у озера Хасан, был награждён орденом Красного Знамени. Потом переучился на лётчика. В конце войны стал Героем Советского Союза. После войны работал диспетчером службы движения в Киевском аэропорту Борисполь. Мы с ним переписываемся.

Заместитель командира эскадрильи Старший лейтенант Николай Богатырь. Трижды его сбивали. Службу закончил Подполковником. Живёт в Торжке.

Командир звена Илья Брейтман. Трудные испытания выпали на его долю. В каких только переделках он не бывал !   Его самолёт и подбивали, и сбивали, а сам он был ранен. Но Илья всегда с честью выходил из трудных испытаний. Умер после войны.

Лётчики Аркадий Брагин, Анатолий Белановский, Александр Чекулаев, Пётр Шариков, Николай Новожилов, Григорий Демченко. Каждый из них храбро сражался с врагом. К примеру, командир звена Лейтенант Аркадий Брагин. Однажды, прикрывая суда, доставлявшие по Ладожскому озеру продовольствие и другие грузы в осаждённый Ленинград, он в воздушном бою сбил "Юнкерс-88", пикировавший на наши корабли. Но и его машина была подбита. Лётчик выбросился с парашютом из неуправляемого самолёта. К счастью, ветер отнёс Брагина на сушу, где его подобрали наши бойцы и доставили на аэродром. К вечеру того же дня Аркадий снова вылетел на задание. Боевые были ребята. К сожалению, все они, за исключением Николая Новожилова, погибли. А дожившие до наших дней однополчане встречаются.

По традиции эти встречи проводятся в День Победы, в тех местах, где воевал наш 160-й  ( впоследствии 137-й Гвардейский )  истребительный авиаполк. В один из праздников Победы однополчане съехались в Тихвин. С большим душевным волнением посетили места былых боёв под Ленинградом, вместе ходили на тихие, теперь уже заросшие поля, бывшие когда - то фронтовыми аэродромами. Поклонились могилам товарищей.

Маршал улыбается, видимо вспоминая эти встречи. Уже в послевоенное время ему в числе 8-ми воинов, отличившихся в боях за освобождение Тихвина, было присвоено звание Почётного гражданина города.

- Встреч с жителями Тихвина было немало, а приглашений во много раз больше, - говорит Александр Петрович. - Не так уж часто мне удаётся бывать в Тихвине. Но каждый приезд в этот город оставляет по себе добрую память.