Филатов Николай Иванович

Родился 14 июля 1922 года в селе Кораблино Рязанского района Рязанской области. В 1939 году окончил в Рязани среднюю школу и поступил в педагогический институт и одновременно в аэроклуб. Большую роль в выборе профессии л`тчика сыграл фильм "Истребители". В 1940 году поступил в Батайскую военную авиационную школу пилотов имени А. К. Серова. Его инструктором по обучению полётам был младший лейтенант А. П. Маресьев, впоследствии ставший легендой Советской авиации.

В августе 1941 года Филатов окончил школу, получил звание сержанта и был оставлен здесь же лётчиком - инструктором. В марте 1943 года в звании младшего лейтенанта попадает на фронт лётчиком 926-го ИАП, который был вооружён самолётами ЛаГГ-3, подаренными полку грузинским народом. Через 2 месяца был переведён летчиком в 88-й ИАП, в котором сражался до конца войны.

В составе этого полка воевал в небе Северного Кавказа, Кубани, Крыма, Белоруссии, Польши, Восточной Пруссии и Германии. Участвовал в освобождении городов: Новороссийск, Керч, Севастополь, Минск. Войну закончил командиром звена в звании старшего лейтенанта. Участник Парада Победы в Москве 24 июня 1945 года.

Всего совершил 301 боевой вылет, из которых 180 - на сопровождение штурмовиков, 45 - на воздушную разведку, остальные - на прикрытие сухопутных войск и плавсредств  (в Чёрном море и в Керченском проливе). Провёл 55 воздушных боёв, сбил 7 самолётов противника. Сам был сбит дважды.

В годы войны награждён орденами: Красной Звезды, Красного Знамени, Отечественной войны 1-й и 2-й степени. После войны награждён орденом Отечественной войны 1-й степени и орденом "За службу Родине в Вооружённых Силах" 3-й степени.

В 1946 году поступил и затем окончил Лицепкую высшую офицерскую лётно - тактическую школу. В 1954 году окончил Краснознамённую Военно - Воздушную академию. После её окончания продолжал летать на различных типах самолётов. Всего освоил 17 типов самолётов. С 1963 года работал преподавателем в Военной командной академии ПВО  (город Калинин). После увольнения в запас, в 1977 году, был оставлен в Академии на должности старшего научного сотрудника и работал в этой должности до 1989 года.

В годы работы в Академии участвовал в написании 4-х учебников и 26 военных научно - исследовательских работах. Вёл большую общественную работу: секретарёс совета ветеранов своего полка, заместителем председателя правления Военно - научного общества при гарнизонном Доме офицеров. Много времени уделяет увлечениям: филателии и переплетению книг библиотеки академии. Он и его жена были участниками игры "Поле чудес".

Родился я 14 июня 1922 года. В 1939 году окончил десятилетку в городе Рязани и поступил в Рязанский пединститут. В начале 1938 года, когда мне было 15 лет, к нам в школу приехали лётчики из высшей лётной школы воздушного боя. В беседе с нами они рассказывали о своей профессии военного лётчика. С этого момента я буквально "заболел" авиацией и пошёл в аэроклуб. Конечно, меня не приняли и посоветовали поступать позже, по достижении 17 лет.

В 1939 году вышел на экраны кинофильм "Истребители", и меня снова взволновала профессия лётчика. После окончания десятилетки я поступил в Рязанский пединститут и одновременно - в аэроклуб.

В аэроклубе мы изучали теорию авиации, самолётов, технику пилотирования. В апреле 1940 года мы уже начали проходить так называемую "вывозную" программу на У-2. В мае совершенно неожиданно нам стало известно, что нас всех будут обучать в Батайской военной школе пилотов имени Героя Советского Союза А. К. Серова.

Курсанты Батайской школы сначала занимались теорией: изучали аэродинамику, аэронавигацию, теорию воздушной стрельбы, метеорологию, конструкцию самолётов и двигателей, оружие и другие дисциплины. А с января 1941 года с нами стали ежедневно проводить занятия  (во внеурочные часы)  лётчики - инструкторы, которые потом учили нас летать. Нам уже сообщили, что летать мы будем на И-16 - лучших истребителях того времени.

Я был назначен курсантом 2-й авиаэскадрильи. Инструктором нашей группы был младший лейтенант Маресьев Алексей Петрович. В марте 1941 года мы выехали на аэродром. Сначала летали на самолёте УТ-2, а затем уже на И-16.

Каждое воскресенье в лагерь приезжал автомагазин "Военторг", который привозил для нас папиросы, парфюмерию, сладости. Однажды "Военторг" привёз халву, и мы вчетвером, спрятавшись недалеко от столовой, стали наслаждаться халвой, и вдруг - тревога !   Мы бросились за оружием, но нам сказали: "Идти без оружия !" - в летний клуб. Начал выступление комиссар. Это было 22 июня 1941 года.

Он объявил потрясающую весть: "Сегодня немецко - фашистские войска без объявления войны напали на нашу Родину". Мы долго молчали. Потом постепенно стали приходить в себя. Ставили свои задачи... Иногда, может быть, и верные, а может быть, мы своей молодостью и малым опытом жизни говорили не так, как наши опытные командиры, некоторые из которых уже имели опыт военных действий...

Учитывая всю обстановку, мы стали тщательнее готовиться к полётам, да и летать стали больше, чем раньше. Но это зависело уже не от нас.

Вследствие тяжёлого положения на фронте в начале июля было выделено из эскадрильи около 10 курсантов  (в том числе и я)  для быстрой подготовки лётчиков к окончанию лётной программы. С этой целью мы, "скоростники", как нас прозвали другие курсанты, летали не только утром, как все, но также и после обеда. Нам предоставляли возможность летать и на различные виды полётов  (на атаки воздушных целей, на стрельбу по наземным целям и так далее).

В конце июля, или в начале августа, 1941 года наши инструкторы ушли на фронт для пополнения полков. Одним из них был и А. Маресьев. Прощаясь с ним, мы, его курсанты, сказали, что надеемся увидеть его Героем Советского Союза. Впоследствии это так и вышло - он стал Героем Советского Союза и героем произведения Б. Полевого "Повесть о настоящем человеке".

Нам, "скоростникам", уже казалось, что скоро мы школу закончим и поедем на фронт. И вот 15 августа 1941 года меня вызвал командир эскадрильи. У него уже присутствовали все остальные "скоростники". Он сказал, что с сегодняшнего дня мы все считаемся закончившими школу, получаем звание "сержант" и "...остаёмся в школе в качестве лётчиков - инструкторов". Несмотря на все наши крикливые возражения нас оставили. Из группы Маресьева нас было двое - я и мой друг Павел Бобров. Мы работали инструкторами в одном звене. Мы вместе получили звания "сержантов", вместе получили и новую выпускную форму, впрочем, не сержантскую, а офицерскую. Через 2 - 3 дня после вызова нас к командиру эскадрильи у нас началась инструкторская лётная подготовка. И мы начали учиться пилотировать УТИ-4.

А через месяц я уже сам обучал курсантов. Не могу успокоиться и по сей день, вспоминается о том времени. Ведь если бы мне дали группу курсантов, которые ещё не летали, - это было бы одно !   Но здесь совсем иная ситуация. Мне были даны курсанты для продолжения обучения полётам, необходимым для окончания школы. Это были мои же товарищи, с которыми я начинал учёбу в школе. Вместе мы и летать начинали, когда я тоже был курсантом. На первом же занятии с теми, кто стал теперь моими учениками, у нас состоялся разговор. Я сильно переживал, извинялся перед ними. Они, будучи настоящими друзьями, сказали: "Николай, не волнуйся, не переживай. Всё будет, как нужно". И интересно, что потом из них никто ни разу не назвал меня по имени и на "ты". И я благодарен им за это. Они все закончили школу и ушли на фронт...

В ноябре 1942 года мне была уже предоставлена первая лётная группа, где было 10 молодых, ещё не летавших на И-16 курсантов. Для них я стал обыкновенным лётчиком - инструктором.

Работая инструктором, 5 марта 1942 года я получил звание младший лейтенант  (на основании приказа Сталина о присвоении звания лётчикам - инструкторам в лётных школах).

С января 1943 года мы, инструкторы, стали переучиваться на самолётах ЛаГГ-3. В феврале я свою группу курсантов выпустил, а в первых числах марта 3-х инструкторов, летающих на ЛаГГ-3, в том числе и меня, направили в Тбилиси в запасной авиационный полк  (аэродром Сандары), где нас назначили в 926-й ИАП, который вскоре должен был улететь на фронт.

Командование полка решило, что наш налёт на самолёте ЛаГГ-3 недостаточен и мы останемся увеличивать налёт, даже если полк улетит на боевой аэродром  (он и улетел через 5 дней). Нас троих оставили немного долетать. Через неделю после отлёта полка улетели в полк и мы. В первых числах апреля мы прибыли на аэродром Днепровская  (Краснодарский район).

Когда мы прибыли в полк, то узнали, что грузинский народ на собранные деньги приобрёл самолёты и вручил их 926-му истребительному авиационному полку. Все самолёты на бортах фюзеляжа имели надписи - на одном по-русски: "Советская Грузия", а на другом - по-грузински: "Сабчото Сакартвелло". Для вручения самолётов и подарков личному составу на аэродром прибыло очень много представителей грузинского народа - от руководства Партии, Верховного Совета, Правительства, а также представителей рабочего класса и колхозников.   [ 24 марта 1943 года 926-й ИАП получил 32 самолёта ЛаГГ-3 облегчённого типа с завода № 31, построенные на средства трудящихся Грузии. В тот же день состоялась торжественная передача лётчикам самолётов "Советская Грузия" и митинг. ]

В апреле - июне 1943 года над немецкой оборонительной линией, так называемой "Голубой линией", шли очень сильные воздушные бои, названные впоследствии "Кубанскими сражениями". Для лётчиков эти сражения были школой боевого мастерства. В отдельные дни проходило до 50 воздушных боёв с участием 30 - 50 самолётов с каждой стороны. Вот в такое время я и прибыл на фронт.

На следующий  (после прилёта на аэродром полка)  день я в паре с командиром нашей эскадрильи вылетел на боевое задание, при выполнении которого воздушный бой не должен был бы быть. Однако он случайно и неожиданно состоялся. После выполнения задания командир спросил меня, как я отнёсся к ведению воздушного боя. Я ответил, что кроме самолёта ведущего ничего не видел. И рассказал ему, что мой командир звена П. Щеблыкин начал сразу обучать меня  (как я только попал к нему в звено)  тому, что самое главное в воздушном бою для ведомого. Он говорил: "Ты должен видеть ведущего всё время, пока идёт бой. Не будешь видеть - потеряешь его, а потеряешь его - будешь сбит. Будешь всегда следить за ведущим - не будешь сбит".

Командир эскадрильи брал меня с собой не в каждый вылет. Только потом я понял, что часто "... в бой шли одни старики".

За время воздушных боёв при освобождении станиц Крымская, Киевская и других  (до 30 Мая)  я выполнил до 30 боевых вылетов, провёл не меньше 15 - 18 воздушных боёв, лично сбил один бомбардировщик и в паре - один истребитель. Бомбардировщик сбил лично, но руководил моей атакой мой командир эскадрильи.

Когда мы стали подходить к врагу  (он шёл почему-то один), мой командир сказал по радио, чтобы я вышел вперёд и начал догонять противника. Я это сделал и тут же открыл огонь.

- Ведущий, не стреляй, это далеко. Подходи ближе.

Я чуть - чуть приблизился к противнику и снова открыл огонь, так как стрелок "Юнкерса" вёл огонь тоже. Ведущий сказал: "Подходи ближе и смотри, как идёт трасса "Юнкерса". Я снова подошёл ещё ближе, и когда до врага оставалось не более 50 метров, я открыл огонь. А вот тут уже это было заметно, как моя очередь оборвалась у самолёта противника и он загорелся. Ведущий поблагодарил меня и сказал, чтобы я дал ещё одну очередь, что я и сделал. Самолёт начал падать. Мы вышли из атаки. Он по радио сказал: "Это твой первый сбитый !"

В воздушном бою 30 мая мы вместе с моим ведущим удачно атаковали и сбили истребитель Mе-109. Увлекшись атакой, ведением огня и обладая всё-таки небольшим опытом, я не заметил, как был атакован другим "Мессером". Увидев его, я не сумел уйти от атаки противника, а он успел открыть огонь и поразить мой самолёт. Снаряды попали в правое крыло и в правый борт фюзеляжа. Один снаряд взорвался в кабине  (между мотором и приборной доской), и я был ранен в ногу. Другой снаряд попал прямо в пробку крыльевого бака. В кабине начало брызгать масло двигателя, загорелся бензобак правого крыла. Кабина сразу же наполнилась дымом. Бой, который мы вели, продолжался, а вести я его уже не мог. Нужно было покинуть самолёт с парашютом, но я не знал, над своей ли территорией нахожусь или над вражеской. Подо мной была река Кубань, но линия фронта пересекала её так, что в одном месте за рекой была наша территория, а в другом - вражеская. Прыгать я не решился, так как, прыгнув, мог оказаться у немцев, и продолжал тянуть как можно восточнее. И только когда взорвался правый крыльевой бак, я решил садиться.

Полёт был довольно продолжительным, и бензин из крыльевых баков был израсходован, поэтому бак взорвался пустым. Если бы кто-нибудь мне сказал, что у него взорвался бензобак и самолёт остался целым - я не поверил бы. Но здесь так и было - если сначала пробоина в баке от снаряда была диаметром 15 - 20 см, то после взрыва она стала размером до 50 - 60 см. Это потребовало произвести уже немедленную посадку  (к тому же и остановился двигатель). Посадил я самолёт на фюзеляж. Выскочил из кабины и, пробежав 40 - 50 метров, услышал взрыв. Это взорвался мой самолёт. Обернувшись, увидел пожар и груду обломков.

Через некоторое время, минут через 30, я попал в полевой госпиталь   (я сел от него метрах в 800 - 1000). В госпитале мне сделали операцию на ноге. После госпиталя привели  (я ещё ходил, а вот потом, дня через 2 - 3, мне действительно стало худо)  к командиру стрелкового полка. Он сказал, что у него сын тоже лётчик, служит в 84-м авиаполку. А я знал такой полк и сказал командиру, где он находится. После небольшого разговора он предложил мне поужинать и выпить. Он налил в банку  (наверно, больше 0,5 литра)  портвейна "777" и сказал: "За авиацию". Я без отдыха выпил эту банку, хотя мне шёл лишь 21 год. "Но я же лётчик, чёрт возьми !" - сказал я себе, прикладываясь к этой банке. Мы ещё довольно долго разговаривали, попили крепкого чая, и я пошёл спать. Утром он приказал отправить меня на машине на мой аэродром.

Когда я в первый раз смотрел кинофильм "В бой идут одни старики" и увидел, как Титаренко выпил без воды спирт, я подумал: "Боже мой !   Ведь со мной так же было, но только с портвейном вместо спирта и с посудой, равной 0,5 литров, а может и немного больше". Но ведь как похоже.

Пока я, раненый, лежал в лазарете, 926-й ИАП улетел на получение новых самолётов, оставив часть лётчиков для направления в другие полки. Я был назначен в 88-й ИАП. Я прибыл в полк  (вернее, в лазарет полка)  на санитарной машине в конце июня. Здесь мне зачитали документ о том, что лётчик 926-го ИАП младший лейтенант Н. И. Филатов за ведение боевых действий награждён орденом "Красная Звезда". Мой сосед по палате в лазарете  (тоже раненный в ногу)  В. Резник выразил желание отметить эту награду, и мы обратились к главному врачу. Тот наше настроение понял, и на ужин нам для поднятия аппетита налили по 50 граммов спирта. Так мы отметили эту мою первую награду.

88-й истребительный авиационный полк в своё время был сформирован на аэродроме Винница на основе 6-й отдельной авиационной эскадрильи, имевшей ко времени организации полка достаточный опыт лётной работы. С мая 1940 года полком стал командовать майор А. Г. Маркелов.

22 июня 1941 года по тревоге Маркелов прибыл в штаб полка. Началась сложная и тяжелейшая организация и проведение боевых действий. В полётах участвовали почти все лётчики, так как несмотря на воскресенье, все самолёты были боеготовы. К вечеру вроде бы немного утихло. У Маркелова на столе лежали две коробки папирос "Триумфальные". (Эти папиросы и ещё папиросы "Северная Пальмира" до войны были самыми дорогими). Маркелов позвал к себе в кабинет начальника секретного делопроизводства и, взяв одну коробку "Триумфальных", приказал ему положить её в сейф и хранить на уровне секретных документов до конца войны. При этом сказал: "Раскурим эти папиросы после окончания войны. Распределять папиросы для курения могу только я, если буду жив - где бы я ни был. Если же я погибну, это сделает только новый командир полка".

Об этом принятом решении и его исполнении рассказывали всем, кто прибывал в полк. Мне это рассказал В. Резник в лазарете.

После окончания лечения я был назначен лётчиком в 3-ю эскадрилью, командиром которой был старший лейтенант В. А. Князев, а командиром звена, в которое я был направлен, был лейтенант В. В. Собин.

Князев был прекрасным лётчиком, умелым командиром и душевным, добрым человеком, правда, иногда очень вспыльчивым, но быстро отходящим от приступа. Начал воевать он 22 июня 1941 года и первым в полку сбил немецкий самолёт. Собин тоже считался опытным лётчиком, в полку он воевал с конца 1942 года Выдержанный и исполнительный.

В первые же дни моего пребывания в полку начались вылеты с сильными воздушными боями. Это было продолжение Кубанских сражений. Мне, ещё молодому, с небольшим боевым опытом лётчику, очень необходимы были такие опытные и умелые командиры, как Собин и особенно Князев. Князев мог учить нас воздушным боям в самых сложных условиях. Так, например, в Июне - Июле, в воздушных боях стали встречаться немецкие истребители FW-190. Драться нам с ними ещё не приходилось. И вот однажды наша четвёрка под руководством Князева встретила пару "Фоккеров", и он по радио приказал ведомой паре в бой не ввязываться, но всё время быть рядом и внимательнее смотреть. Мы сначала не поняли, что происходит, а потом догадались - он стал вести бой с "Фоккерами" на равных - кто кого. У них бой оказался ничейным. Но когда вечером командир полка начал разбор боевых действий дня  (а это делалось ежедневно - при хороших или плохих боях), Князев полностью дал характеристику этого самолёта в воздушном бою.

С Князевым я летал довольно часто, а в остальных случаях летал с Собиным, а последнее время  (до назначения меня старшим лётчиком)  летал ведомым у старшего лётчика А. К. Базунова. Однако и после назначения меня старшим лётчиком, Князев и помощник командира полка Е. А. Пылаев часто назначали меня ведомым. Я был доволен, когда они брали летать с собой. Я приобретал уверенность и мастерство в боях и хорошее моральное состояние. Я набирал опыт боёв уже в различных видах боевого задания.

Воздушные бои при прикрытии сухопутных войск от ударов бомбардировщиков противника были, на мой взгляд, менее сложными, чем, например, при сопровождении штурмовиков или бомбардировщиков при нанесении ими ударов по наземным войскам противника. Это объясняется тем, что основными целями для истребителей были или бомбардировщики, или прикрывающие их истребители   (в зависимости от задачи).

А вот бои при сопровождении штурмовиков или бомбардировщиков были очень тяжёлыми и сложными. Мы могли драться в этих случаях только с теми истребителями, которые пытались атаковывать наши сопровождаемые самолёты. Отбив атаку истребителей, мы были обязаны немедленно вернуться к их прикрываемым, чтобы снова не дать истребителям противника выполнить атаку.

Тяжёлыми боями были действия десанта "Малая Земля" и армейских войск при взятии Новороссийска. С этой целью наш полк был перебазирован на аэродром Геленджик. Полк выполнял при этом ведение разведки объектов сухопутных войск противника и сопровождение штурмовиков, наносящих удары по этим обнаруженным объектам. Это были очень сложные задачи в тяжёлых условиях обстановки.

Аэродром Геленджик был очень тяжёлым для взлёта и посадки потому, что полоса не позволяла выполнять взлёт и посадку в зависимости от направления ветра. Лётное поле было рядом с горой и бухтой, и посадка могла быть  (при любом ветре)  только в гору, а взлёт - на бухту. Взлёт ещё не был уж очень сложным, а вот посадка требовала мастерства. Выполнение по какой-либо причине повторного захода на посадку было невозможно - самолёт не мог уйти на "второй круг".

Кроме того, наш аэродром обстреливался артиллерией противника. Так было только 2 дня, так как соответствующие защитные органы поймали тех, кто по радио передавал данные для обстрела аэродрома  (2 человека всё-таки у нас погибли, и один очень тяжело ранен).

Кроме Геленджика нас обстреливали на аэродромах Абинская, Крымская. На аэродроме Варениковская, уже после Геленджика, нас бомбили ночью небольшие немецкие самолёты  (вроде наших По-2). Однажды мы с одним техником звена нашли неразорвавшуюся ночную авиабомбу  (зажигательную)  и решили расстрелять её. Я не попал в неё, а он попал прямо во взрыватель, и она зажглась и сгорела. Примерно через полчаса меня позвали к телефону - это был командир полка. Он спросил: "Говорят, вы с Пассеком стреляли по зажигательной авиабомбе ?"   Я ответил: "Да, мы стреляли, но я не попал, а вот Пассек, молодец, - попал с первого выстрела, и она зажглась".   Командир сказал: "За то, что ты не попал, тебе - выговор, а Пассеку  ("молодцу")  за попадание - двое суток ареста. Понятно ?"   Бывает в жизни ...

Итак, Геленджик. Мы всё-таки много сумели сделать, летая с этого аэродрома. Даже однажды вели разведку и вдруг увидели какую-то лодку. Это оказалась спасательная надувная лодка со сбитого противником нашего бомбардировщика. Быстро доложили по радио, и морские самолёты - спасатели вылетели, и сев рядом с лодкой, забрали экипаж и доставили домой.

16 сентября после сильных боёв был взят Новороссийск. Приказом Верховного Главнокомандующего за взятие Новороссийска многим было присвоено звание "Новороссийский", в том числе и нашему полку. Итак, с 16 сентября наш полк стал именоваться 88-й истребительный авиационный Новороссийский полк. Это было и приятно, и очень радостно !

После того как была прорвана "Голубая линия", взяты города Новороссийск, Тамань, освобождены Кубанская и Таманская земли, мы перебазировались на аэродром Фанталовский, где стояли более 5 месяцев.

К концу 1943 года был высажен десант в Крым - сначала в районе Эльтигена, затем в районе самого города Керчи. При оказании помощи десантам нам приходилось выполнять много боевых вылетов на прикрытие сухопутных войск, на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков, на разведку.

Я вспомнил один из лучших авиационных кинофильмов - "В бой идут одни старики" - в котором командир эскадрильи Герой Советского Союза Титаренко ходил на воздушную разведку на немецком самолёте Mе-109. Иногда некоторые зрители пытаются доказать, что это невозможно. Я вспоминаю сейчас своего командира эскадрильи В. А. Князева, Героя Советского Союза  (с августа 1943 года). В начале 1944 года он действительно летал в Крым на разведку именно на самолёте Ме-109. (Мне кажется, что это был самолёт, который мы видели в Краснодаре, когда летели на фронт). И самолёт Князева был со всеми немецкими знаками отличия. Всем подразделениям зенитной артиллерии были даны команды - на таком-то маршруте, во столько-то времени огонь по "Мессерам" не открывать. Так и было. Князев ни разу не был обстрелян.

В это время, я имею в виду при высадке десанта в Эльтиген и при оказании ему поддержки при ведении им боевых действий, было большое количество тяжёлых воздушных боёв. И очень часто, если командир эскадрильи говорил, что в бой идут одни старики, то это касалось уже и меня, то есть теперь я уже считался "стариком". (Был уже старшим лётчиком). 26 марта 1944 года, когда мы прикрывали сухопутные войска в районе Керчи и вели бой по отражению налёта немецких бомбардировщиков Ju-88, я был подбит огнём зенитной артиллерии.

Пока двигатель работал, я продолжал свои атаки. Однако закончить этот бой до его конца и вернуться на свой аэродром мне не удалось. Двигатель остановился, и мне пришлось выйти из боя. Планируя на свою территорию, понял, что "перебраться" через пролив невозможно. Правда, у меня была возможность произвести посадку - приземлиться вдоль Керченского пролива на побережье Крыма   (недалеко от Керчи). Но это побережье было занято тысячами людей, огромным количеством различной техники. Если бы я попытался сесть там, то уничтожил бы не один десяток людей и много техники, и, конечно, погиб бы сам. И я принял решение сесть в проливе - "приводниться". Что я и сделал, отвернув от берега и предусмотрительно сдвинув фонарь.

Воды я коснулся примерно в одном - двух километрах от берега. Погода была солнечная, время - около 13 часов. Посадку на воду сделать значительно сложнее, чем приземлиться - удар при приводнении на фюзеляж значительно сильнее, чем при приземлении. Как только самолёт коснулся воды, у меня от удара сразу закрылся подвижной фонарь кабины, а самолёт очень быстро ушёл на дно  (глубина была метров 15, так потом говорили водолазы). В кабине стало темно, как в тёмный вечер. Я не знаю, что со мной тогда творилось, но через 30 - 40 секунд я уже был на поверхности воды. Мой автоматический спасательный жилет  (они у нас были у каждого)  уже держал меня на воде. Всплыв на поверхность, оглянулся - где я ?   И тут же увидел самолёт своего ведомого младшего лейтенанта А. Назарова. Он, заметив меня на поверхности, покачал крыльями. Как он потом рассказал, он доложил по радио в полк и на пункт управления спасательной службы, где я и что со мной. Через некоторое время, когда я уже плыл к берегу, ко мне подошли 2 спасательных катера. На воде я пробыл 30 - 40 минут. Одним из катеров я был доставлен на берег в специальную землянку, как раз предназначенную для спасения на воде лётчиков, а к вечеру я уже был в полку.

27 марта мне дали отдохнуть, а 28-го я уже выполнял очередной боевой вылет и участвовал в бою. В одном из представлений меня к награде этот бой, который я вёл на подбитом самолёте, посадка на воду, были отмечены.

12 апреля 1944 года в начале Крымской операции наш полк перебазировался на аэродром в город Керчь-2, а затем на аэродром  (кажется, он назывался Темеш - Вакуф), который находился недалеко от Евпатории по шоссе на Симферополь.

14 апреля нашему 88-му ИАП Приказом Наркома Обороны за боевые действия было присвоено звание "Гвардейского". Теперь полк стал называться - 159-й Гвардейский истребительный авиационный Новороссийский полк.

Начались боевые действия по окончательному освобождению Крыма, и Севастополя в частности. Очень тяжёлым физически и психологически был воздушный бой под Севастополем  (2 или 3 мая). Шестёрка наших истребителей сопровождала 4 штурмовика Ил-2. Четвёрка под командованием Князева была группой непосредственного прикрытия, а наша пара  (я - ведомый у помощника командира полка Пылаева)  была группой резерва. Когда начался бой, наша пара ещё некоторое время была свободной - четвёрка Князева легко справлялась с прикрытием своих штурмовиков. Но вот совершенно неожиданно наша пара была атакована, как потом оказалось, 8 самолётами FW-190.

Этот бой нашей пары с 8 "Фоккерами" был невероятно тяжёлым физически и сложным тактическим выполнением всех видов маневра в этом бою. За время боя одна четвёрка немцев атаковала меня, а другая четвёрка одновременно - Пылаева. Как мы потом разобрались, они действовали весьма умело. Два самолёта, например, атакуют снизу - ты уходишь вверх, а когда вышел вверх с потерей скорости, тебя сверху атакует другая пара. От неё можешь уйти только вниз или перейти на бой на виражах, но тебя атакует другая пара из этой же четвёрки  (или из другой - не разберёшься). Если же ты уходишь вниз, то стоит только перейти в горизонтальный полёт на какой-то высоте, тут тебя снова атакуют сверху. В таком бою практически ведёшь его один, так как ведущий также один ведёт бой с другой четвёркой.

Мне при одной атаке, которую они вели снизу, пришлось очень сложно - я видел, как трассирующие очереди подходят ко мне снизу всё ближе и ближе. Тут я понял, что следующая очередь попадет в меня без промаха. И вот тогда я интуитивно, безо всякой думы или какого - либо анализа и расчёта, мгновенно сорвал свой самолёт в штопор и через полвитка вывел самолёт из штопора. Немцы такого поворота не ожидали, а я тем самым сумел уйти от их атаки. К тому же они меня сразу потеряли, то есть уже не смогли увидеть меня, так как я ушёл вниз, развернувшись на 180°. Если бы я не сорвался в штопор, я был бы сбит.

А бой продолжался. Я с большим терпением после выхода из штопора пикировал до набора достаточно большой скорости. Вывел машину из пикирования на высоте не более 100 - 150 метров. И, начав набирать высоту, увидел впереди себя  (на высоте около 1000 метров)  пару "Фоккеров"   (может, из "своей" четвёрки). Я, имея уже хорошую скорость, сумел подойти к ним вплотную, атаковать и сбить один истребитель. Это, наверное, было таким счастьем после того, что они делали со мной. Но вот что удивительно, моё состояние было таким, что я почему-то даже не очень радовался своему успеху. Почему ?   Сам удивляюсь.

А через одну - две минуты мы с Пылаевым неожиданно увидели друг друга. Встретились и пошли "домой", как будто мы и не расставались.

Наш бой продолжался, наверное, 6 - 7 минут, ибо за это время   (пока мы вели бой)  штурмовики и прикрывающая их группа Князева уже ушли с линии фронта, выполнив свою задачу.

О таком бое пары с двумя четвёрками в течение столь продолжительного времени я что-то не очень часто слышал... Кстати, Пылаев в этом бою тоже сбил один "Фоккер".

Когда мы с командиром сели на аэродром, я не мог подойти к Пылаеву для доклада. Так сильно устал. Придя в себя, я пошёл ему докладывать лишь минут через 10 - 15. Когда подошёл к нему, то увидел, что он лежит у самолёта и не может встать. Такой усталости после боёв я ни разу не испытывал, никогда не был таким обессиленным. Этот бой был самым тяжёлым и сложным из всех проведённых мной за всю войну.

А наши сухопутные и военно - морские силы с помощью авиации вели последние бои за освобождение Севастополя. 9 мая 1944 года город был освобождён. Бои в Крыму полностью завершились 12 мая 1944 года.

С апреля 1943 года по май 1944 года на самолёте ЛаГГ-3 я сделал 153 боевых вылетов, провёл 48 воздушных боёв и сбил 5 самолётов противника   (2 лично и 3 в паре).

А через несколько дней, совершенно неожиданно, на транспортных самолётах с территории 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской Армии нас отправили в центр Советского Союза. На следующий день мы оказались в городе Горьком на авиационном заводе. Мы прибыли сюда получать новые типы самолётов. Это были истребители Ла-5ФН, на которых нам после переучивания предстояло вновь улететь на фронт.

Весной 1944 года мы прибыли в Горький для получения новых истребителей. На самолёте ЛаГГ-3 видимость из кабины назад была плохой, если подвижным фонарем кабина была закрыта. Поэтому в воздушном бою мы фонарь кабины открывали - видимость назад становилась лучше, хотя скорость падала километров на 10.

Самолёт Ла-5ФН имел срез фюзеляжа сзади лётчика, прикрытый пулестойким стеклом. В результате этого вид из кабины был превосходным, даже когда кабина была закрыта подвижным фонарем. На мой взгляд, этот самолёт был одним из лучших истребителей того времени.

Получив новые самолёты, мы стали довольно детально изучать планер, мотор, всевозможные системы и так далее, а затем начали летать. К 15 Июня мы полностью переучились и освоили новые машины. Каждый лётчик переучивался именно на том самолёте, на котором он и улетал на фронт.

Через несколько дней мы были уже "дома" - на аэродроме Тиньково, с которого нам и предстояло "работать". Аэродром был грунтовой, небольшого размера. Впрочем, размещался он на довольно хорошей поляне. Перелет мы осуществляли звеньями с временным интервалом, необходимым для подготовки звена к боевому вылету. Перебазирование закончилось, кажется, числа 19 или 20 Июня. Мы были в той же дивизии, все полки которой переучились на Ла-5ФН, как и мы. Это те же братские полки, с которыми мы воевали до этого. И у нас, и у них перелёты и посадки прошли без замечаний. Никто из нас на этом аэродроме ничего не говорил о боях, но чувствовалось - что-то затевается. Нам приказали немедленно приступить к отработке учебных воздушных боёв и изучению района боевых действий.

На Кавказе и в Крыму вести ориентировку было проще, чем в Белоруссии - там были горы, немного рек, Азовское и Чёрное моря - всё это значительно облегчало нашу ориентировку. А вот здесь для нас район был очень сложным - много лесных массивов, заболоченных рек, маленьких речек и речушек, заблудиться среди которых было очень просто. При проведении одного из таких полётов один из молодых лётчиков нашего полка неудачно посадил самолёт и повредил его.

На следующий день к нам прибыл Командующий 4-й Воздушной Армии генерал К. А. Вершинин. Командир полка доложил о поломанном самолёте. Вершинин довольно деловито и спокойно рассмотрел эту поломку, совершенно не рассердился и даже вспомнил аналогичный случай из собственной практики. Нам, всем лётчикам, после этого как-то стало намного спокойнее.

В боевые действия мы вступили 23 июня. Это уже потом нам стало известно, что началась стратегическая Белорусская операция "Багратион". Основной задачей нашему полку было поставлено прикрытие штурмовиков Ил-2 из 230 штурмовой авиадивизии.

В первый день операции при форсировании реки Прони мы прикрывали штурмовики более или менее спокойно, так как погода выдалась дождливой, с плохой видимостью, небольшим, но довольно продолжительным дождем. На стороне противника погода была, видимо, ещё более плохой. Поэтому их самолётов при отражении налёта наших штурмовиков было немного.

26 июня мы получили задание нанести удар по отступающей живой силе и технике противника в районе Княжецы  (30 км севернее Могилёва). Одну восьмёрку Ил-2 вел командир звена 7-го Гвардейского штурмового полка лейтенант Б. С. Левин. Мы сопровождали эту восьмёрку парой  (с ведомым А. Самойловым). Вскоре мы обнаружили крупные скопления вражеских войск - сотни машин, орудия на прицепах, тягачи и так далее. Когда я увидел перед собой целую "змею" техники, движущейся по шоссе к Днепру, я подсказал Левину, чтобы они ещё немного прошли бы на запад и где-то там своими ударами застопорили движение к Днепру. Штурмовики так и поступили. Одна четвёрка нанесла удар по технике недалеко от какого-то маленького мостика. Удар был очень точным, и движение приостановилось.

Вторая четвёрка стала делать разворот, чтобы бить без остановки по всему шоссе. Развернувшись вслед за ними, я увидел слева от дороги на поляне очень плотно стоящие машины, тягачи, орудия. Я тут же сообщил Левину об этом. Он увидел это и приказал второй четвёрке вместо штурмовки дороги нанести удар по этой группе. Ведущий второй группы тут же довернул и нанёс удар, да так, что я был просто поражен. Не посмотреть на результат атаки я просто не мог. Я доложил Левину, что я немного отстану, а потом догоню, и прошёл над поражённой целью. Такого огневого воздействия на противника я не видел ни до, ни после. Это было что-то фантастическое. Описать сегодня всё что я увидел, у меня просто не хватает сил. Кстати, после этого удара туда даже специально послали самолёт для фотографирования.

Хочу отметить, что когда мы уходили домой, догоняя группу Левина, то тоже с небольшими углами снижения стреляли по двигающимся отступающим немецким войскам. Попасть по фрицам было просто невозможно. Такого вылета на штурмовку противника ни до, ни после никогда не было.

Я уже рассказал о том, что в Белоруссии нам трудно было вести ориентировку, а потеряв её, после боя восстановить. Вот такое со мной и случилось где-то 29 или 30 июня. После обеда я  (со своим напарником А. Самойловым)  получил задачу сопровождать четвёрку Ил-2 в район южнее Борисова. Погода в районе действий была достаточно сложной - не очень высокая облачность и плохая видимость. Как только штурмовики нанесли удар и развернулись на обратный курс, появилась четвёрка Mе-109 и начала атаку штурмовиков. Мы с Алексеем сразу же атаковали пару, которая нас почему-то не видела, и я сразу сбил ведомого из этой пары, о чём я доложил по радио. После моего доклада ведущий "Илов" сообщил, что немцы перестали их атаковать, что их они уже не видят и уходят домой. Но и мы "Илов" уже не видели, ибо нас атаковала вторая пара немцев. Начался бой. Впрочем, он был не очень сложным. Немцы вели себя как-то неумело. Похоже, это были новички, которые толком не знали, что делать, и вскоре куда-то "драпанули".

Потеряв их, я запросил ведущего штурмовиков о его действиях. Он ответил, что они идут на малой высоте и скоро подойдут к аэродрому посадки. Я принял решение о самостоятельном возвращении домой. Однако после окончания боя мне не удалось восстановить ориентировку. Мы взяли курс 90° и решили, что выйдя на берег Днепра, определим свое местонахождение и вернемся домой. Но выйдя на Днепр, я местность не узнал. Видимость стала ещё хуже, и я понял, что ориентировка потеряна полностью, а топливо подходит к концу  (особенно у ведомого). Я передал Алексею, чтобы он осматривался и искал какую - нибудь площадку для посадки, а сам также начал просмотр местности под крылом - можно ли на неё выполнить посадку. И вдруг Алексей доложил, что видит аэродром. На этот аэродром мы и сели. Спасибо Алексею !

Это был один из аэродромов 16-й Воздушной Армии. Заместителем командира полка, который встретил нас, был майор Н. М. Трегубов. Когда я рассказал ему о том, кто мы, откуда и как сюда попали, он вдруг совершенно неожиданно спросил: "Вы что, маркеловцы ?"   И он рассказал нам, что войну он начал в нашем полку. Он очень был рад, что полк стал Гвардейским Новороссийским, что его бывшие товарищи Князев, Постнов, Карданов, Колесников - Герои Советского Союза. (Кстати, он и сам был Героем Советского Союза, просто на лётной форме "Золотой Звезды" не было).

О нас доложили в штаб и сказали, что улетать нам велено только утром. Утром мы и улетели. Времени полёта было всего-то минут 15 - 18. В полку были рады, что мы остались живы, так как всё-таки на командном пункте слышали о бое с немецкими истребителями, а штурмовики вообще доложили о том, что видели, как мы вели бой. Мы с Алексеем тоже были рады ещё и потому, что на наших местах не стояли стаканчики с водкой и кусочками хлеба как память о погибших. Для нас снова началась боевая работа...

3 июля 1944 года наши войска освободили столицу Белоруссии город Минск. Ратный труд нашего полка при освобождении Белоруссии был отмечен орденом Красного Знамени. Теперь наш полк стал называться 159-й Гвардейский истребительный авиационный Новороссийский Краснознамённый полк.

3 июня в день освобождения Минска мне вручили орден Красного Знамени и на партийном собрании я был принят в члены ВКП(б).

Очень сложное и довольно интересное задание мы получили где-то 29 - 30 сентября 1944 года. Разведкой было установлено, что в 130 км западнее линии фронта в городн Пшасныш  (севернее Варшавы)  находятся танкосборочный завод и мастерские по ремонту танков. Необходимо было нанести удар и тем самым ликвидировать очень нужные для противника предприятия. Была прекрасно продумана и проведена эта операция. По-моему, это был один из немногих случаев в истории Великой Отечественной войны, когда такое задание поручалось выполнять не бомбардировщикам, а штурмовикам. Ведь это в 130 км от линии фронта !

Честно говоря, я и сейчас не имею сведений о выполнении подобных заданий штурмовиками. Обычно для удара 50 штурмовикам нужно было для прикрытия на маршруте и над целью иметь истребителей больше такого количества штурмовиков. Командованием было решено на время не менее 30 минут заблокировать недалеко расположенный от Пшасныша аэродром Цеханув. Для этого было выделено 2 группы истребителей нашего полка по 12 самолётов в каждой.

Так мы и поступили. Не дали немцам взлететь. А штурмовики без непосредственного прикрытия сделали по 3 захода, как на полигоне. Всё было сделано, как планировалось. Наши 2 группы блокировали аэродром в течение 30 минут  (по 15 минут каждая группа). Наша группа уничтожила 8 самолётов на стоянке. Кроме того был подавлен огонь 2-х батарей малокалиберной зенитной артиллерии. Кстати, задача подавления огня МЗА была поставлена паре, в которую входили Пылаев и я.

На следующий день аэродром Цеханув был заблокирован в интересах обеспечения повторного удара штурмовиков по этим целям. На этот раз было подожжено ещё 11 немецких самолётов. За эти 2 дня полк уничтожил 19 самолётов на стоянках и один в воздухе, несколько бензозаправщиков и автомашин.

Немцы временами то "пригоняли" истребители на аэродром Цеханув, то убирали их оттуда. Кажется, в начале ноября 1944 года они снова посадили на этот аэродром до 30 истребителей. Наше командование решило ещё раз нанести удары по этому аэродрому. Нанесение удара было возложено на нашу 229-ю истребительную авиадивизию. В ударах участвовали все 3 полка. Группу нашего полка  (20 самолётов)  вёл командир полка В. И. Максименко. Удары были сделаны всеми группами. В результате удара по стоянкам самолётов был уничтожен 21 истребитель. Позже немцы на этот аэродром больше самолётов не сажали.

В октябре 1944 года я был назначен командиром звена. В ноябре месяце произошло радостное событие - двум Гвардейским полкам нашей дивизии   (нашему и 163-му полку)  были вручены Командующим 4-й Воздушной армией генералом К. А. Вершининым Гвардейские боевые знамёна. Это были волнующие моменты, когда сначала наш командир, а потом и командир 163-го полка принимали Гвардейские знамёна и произносили слова клятвы. Текст произносил командир полка, а слова "...клянемся..." мы произносили все хором.

Начиная с ноября 1944 года и до весны 1945 года боевые действия для истребителей не были такими тяжелыми и сложными, как на Кубани и в Крыму. То ли наши самолёты Ла-5ФН были лучше, чем у немцев, то ли мы, лётчики, стали более опытными. В результате, как правило  (за редким исключением), у них в боях участвовали лётчики с меньшим боевым опытом, да и стреляли они гораздо хуже, чем мы.

В январе 1945 года мне было присвоено воинское звание "Старший лейтенант". В середине января войска нашего 2-го Белорусского фронта перешли в наступление с целью окончательного разгрома противостоящих немецких войск и тем самым создать предпосылки для полного разгрома фашистской Германии. Мы с трудом поспевали за наступающими сухопутными войсками и всё время меняли аэродромы. Нам часто приходилось выполнять различные боевые задания и, наверное, неплохо. Такие заслуги полка при ведении боевых действий были учтены при награждении нашего полка. Весной 1945 года полк был награждён за боевые действия в Восточной Пруссии орденом Суворова 3-й степени. И полк наш стал называться так, как он и сейчас называется: 159-й Гвардейский истребительный авиационный Новороссийский Краснознамённый ордена Суворова 3-й степени полк.

Весна 1945 года застала нас на Одере. Было ещё более удивительно заметное снижение активности истребителей противника вблизи линии фронта. Это говорило о том, что гитлеровская авиация несет ещё большие и невосполнимые потери.

На лётчиков нашего полка было возложено ведение воздушной разведки. Идя на разведку, мы не имели права вести воздушные бои  (если нас не атакуют). Однако это иногда приходилось делать, хотя и безуспешно. Немцы, вроде, нас начинают атаковать, а как только вступишь в бой с ними, они немедленно уходили, не продолжая боя. Наверное, им ставилась задача просто не давать нам вести разведку в данном районе.

Мы, ведя разведку, не только передавали результаты по радио на командные пункты, но и наводили штурмовиков на обнаруженные нами цели   (артиллерийские позиции, колонны, передвигающихся по шоссе войск, скопление войск в лесах, населенных пунктах и так далее).

Конечно, мы выполняли и свои непосредственные задачи - прикрытие сухопутных войск, сопровождение штурмовиков. Причём нередко задачи были очень сложными. Так, в начале Апреля лётчики нашего полка получили задачу сопроводить несколько групп штурмовиков для нанесения ими ударов по немецким войскам, обороняющим Кёнигсберг. Расстояние от аэродромов вылета  (нашего и штурмовиков)  до района нанесения ударов было близким к максимальной дальности тактического радиуса действия самолётов. И хотя максимальная дальность полёта у нас и у Ил-2 была примерно одинакова, штурмовики могли свой удар нанести с одного захода, а нам нужно было обязательно иметь топливо на ведение воздушного боя с истребителями противника, если они будут атаковывать наши штурмовики.

Истребителей противника мы не встретили. Тем не менее и мы, и штурмовики пришли на свои аэродромы с остатком топлива, как говорится, нулевым. Ответ сухопутных войск, которые штурмовали Кёнигсберг, на налёт наших штурмовиков был весьма положительным. Приятно было слушать такие отзывы.

Нам всем уже стало ясно, что война скоро кончится. Один факт - это то, что наши войска уже на территории противника. Другой - уже мало кто из немцев хочет драться с нами. Один из боёв у нас с Самойловым  (моим ведомым)  был в районе Штеттина где-то числа 20 - 23 апреля, ибо 26 числа Штеттин был взят нашими войсками, а 29 апреля мы перелетели на аэродром Пазевальк.

В тот день мы сопровождали звено Ил-2 для нанесения удара на левом берегу Одера. При подходе к Одеру облачность стала увеличиваться до 5 - 7 баллов на высоте 800 -1000 метров. Я приказал Самойлову пойти за облака и посмотреть воздушную обстановку - нет ли там истребителей противника. Он пробил облака вверх и увидел впереди себя в 200 - 250 метрах двух FW-190. Он, доложив об этом, увеличил скорость и начал сближение с этой парой. Атаковал длинной очередью, и сбив ведомого, наблюдал за его падением. Ведущий пары этих "Фоккеров", увидев гибель ведомого, резко бросился вниз под облака, чтобы уйти. Когда пробил облака, то оказался впереди меня метрах в 300. Я резко увеличил скорость, атаковал и двумя очередями сбил этого "Фоккера". Он загорелся и начал падать. Короткий разговор во время атаки Самойлова со мной по радио был воспринят и штурмовиками, и пунктом наведения. После боя мы, словно ничего и не случилось, опять шли рядом со штурмовиками. Потом от наземных войск пришло подтверждение о двух сбитых "Фоккерах". Как оказалось, у нас с Алексеем это был последний бой на войне. Самый последний бой. Для нас с ним война закончилась, хотя вылеты ещё были, но боёв ...не было !

Н. И. Филатов у истребителя Ла-5.

На самолётах Ла-5ФН в нашем полку воздушных боёв и сбитых самолётов было меньше, чем на ЛаГГ-3, хотя общее количество боевых вылетов было почти одинаковым. Это объясняется количеством разных выполняемых задач. Если на ЛаГГ-3 у нас были вылеты, в основном, на прикрытие штурмовиков, бомбардировщиков, прикрытие сухопутных войск, разведку и немного на штурмовку наземных войск, то на самолётах Ла-5 у нас значительно больше было вылетов на воздушную разведку и штурмовку наземных войск.

С апреля 1943 года по май 1945 года, то есть за годы войны, я сделал 301 боевой вылет - из них: на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков - около 200 вылетов; на прикрытие сухопутных войск и плавсредств в Керченском проливе и в Чёрном море - 40; на воздушную разведку - 40; на штурмовку сухопутных войск противника  (в том числе - штурмовка 3-х вражеских аэродромов)  - 20.

Проведя 55 воздушных боёв, сбил 7 самолётов противника - 4 лично и 3 в паре с ведомым. Сам был сбит 2 раза - один раз в воздушном бою с истребителем противника и один раз - огнём зенитной артиллерии. Один раз горел, один раз тонул.

За выполнение боевых заданий я был награждён 4 орденами: Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды.

Я сказал, что война закончилась для меня после последнего сбитого мной самолёта противника. Для полка война закончилась 4 мая 1945 года. После этого полк не сделал ни одного боевого вылета. С этого числа наступила непривычная тишина на аэродроме. Все ждали, что вот-вот что-нибудь сообщат об окончании войны.

И вот настал этот долгожданный день нашей Великой Победы !   Это было 9 мая 1945 года !

Мы в это время стояли на аэродроме Пазевальк  (западнее Штеттина). Это был 85-й по счёту аэродром, на который перебазировался полк, начиная с аэродрома Бохоники  (близ Винницы). В ночь с 8 на 9 мая мы с Самойловым проснулись от выстрелов. К нам в комнату вбежал механик моего самолёта М. Дашко и буквально заорал: "Война кончилась !   Победа !"   И вот мы уже втроём выскочили на улицу и тоже открыли огонь. Повыскакивали и другие лётчики и техники, и небо подверглось "огневой атаке", которая длилась, пока не кончились патроны. Понемногу стрельба стихла, но спать так никто и не мог. Начались различные воспоминания. Кстати, хочу сказать пару слов о механике моего самолёта Михаиле Дашко.

1940 год. Я - курсант лётной школы. Мотористом нашей "спарки" УТИ-4 был сержант М. Дашко, окончивший школу младших специалистов. Всё, что нужно было делать, он делал, но и многое давал делать нам под своим руководством.

Вскоре я стал инструктором. Работал на той же "спарке", на которой Дашко стал уже механиком. Когда я попал на фронт, в это же время с лётной школы в наш полк были назначены механики. Прибыл с ними и Дашко. Мы встретились, и он попросил командира эскадрильи  (и я - тоже), чтобы его назначили на мой самолёт. Так мы с ним были вместе до того времени, когда наш полк стал уходить в тыл за новыми самолётами, и когда из полка стали в другие полки переводить лётный и технический состав, Дашко начал просить перевести его в тот же полк, куда переведут меня. Всё случилось именно так. И с тех пор до самого конца войны мы были вместе.

9 мая 1945 года утром в 10:00 на аэродроме было организовано парадное построение полка. Были вынесены оба боевых Знамени - 88-го ИАП   (негвардейское)  и 159-го ГвИАП  (Гвардейское). Я был знаменосцем Знамени 88-го ИАП. Начался митинг, посвящённый Победе Советского народа над фашистской Германией. Митинг открыл командир полка Герой Советского Союза Гвардии подполковник В. И. Максименко  (он стал командиром нашего полка в августе 1943 года, когда Маркелов был назначен заместителем командира нашей дивизии). Максименко закончил войну кавалером 9 боевых орденов.

Как только командир начал выступать, над аэродромом появился самолёт По-2, который сел рядом со строем. Из кабины вылез наш бывший командир полка А. Г. Маркелов. Двинувшись к строю, он по-дружески воскликнул: "Что, без меня хотели ?   Не выйдет !"   Мы все поняли, что он имел в виду, что без него будут раскурены папиросы "Триумфальные".

В полку стало твориться что-то невероятное. Строй хотя и стоял, но шум, аплодисменты были такими, что ничего не услышишь. Через некоторое время все успокоилось и митинг стал продолжаться. Вечером состоялся ужин. И вот тут осуществилось решение первого командира полка Маркелова о раскуривании коробки папирос "Триумфальные", положенной 22 июня 1941 года в сейф секретного делопроизводства. Полк был снова построен, и начальник штаба Майор Ф. А. Тюркин зачитал приказ, в котором указывались лётчики и техники, награждённые папиросой из коробки "Триумфальных". Естественно, что первыми раскурили папиросы Маркелов и Максименко. Были награждены все наши Герои Советского Союза  (а их в строю было 7 человек), командиры и инженеры эскадрилий, лётчики, техники. Лично я не был награждён папиросой, но мое звено было награждено. Эту папиросу мы всем звеном по одной маленькой затяжке и выкурили.

В какой же полк верил Маркелов, когда назначал это хранение коробки папирос ?   Каким он стал за годы войны ?   Я уже писал, что полк был образован в апреле 1940 года в городе Виннице  (на аэродроме Бохоники)  и начал воевать 22 июня 1941 года, а закончил войну 9 мая 1945 года. За годы войны полк совершил 18199 боевых вылетов. Лётчики сбили в воздушных боях 268 самолётов противника. На земле при штурмовке аэродромов сожгли ещё 48 немецких самолётов. Кроме того, было уничтожено большое количество сухопутных войск и техники.

11 человек в полку получили звание Героев Советского Союза - это В. Максименко, А. Локтионов, П. Середа, В. Батяев, В. Князев, А. Постнов, К. Карданов, В. Колесник, В. Пылаев, А. Лукин, В. Собин. Б. Карасёв получил звание Героя Российской Федерации 22 сентября 1997 года  (за боевые заслуги в годы Великой Отечественной войны).

Один командир эскадрильи прибыл к нам в полк уже Героем Советского Союза в 1944 году. Один из Героев Советского Союза  (мой командир эскадрильи)  с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года сделал более 800 боевых вылетов !   Причём он ни разу в боях не был сбит или ранен. Это - Князев Василий Александрович.

Полк существует и сейчас. Базируется в Петрозаводске. Летает на самолётах Су-27. Это 159-й Гвардейский истребительный авиационный Новороссийский Краснознамённый ордена Суворова 3-й степени полк.

24 июня 1945 года в Москве был Парад Победы. От нашего полка были привлечены 4 офицера - 3 Героя Советского Союза  (Постнов, Карданов, Грачёв)  и я. Наша подготовка к участию в параде шла около одного месяца - сначала в городе Штеттине  (Германия), а потом в Москве. В Москве мы базировались в казарме Высшего кавалерийского училища имени С. М. Буденного. В день проведения парада шёл очень сильный дождь, из-за которого воздушный парад и демонстрация москвичей были отменены. К вечеру дождь закончился, погода стала ясной, и торжественное ликование москвичей и участников парада продолжилось.

После войны я закончил Высшую лётно - тактическую школу в городе Липецке  (1946 год)  и Военно - Воздушную Краснознамённую академию в Монино  (1954 год). На лётной работе был до 1963 года, то есть летал 24 года. Начинал летать на самолёте У-2, а закончил на сверхзвуковом самолёте Су-9   (в 1963 году). В Советской армии служил с 1940 по 1977 год. С 1963 по 1977-й служил преподавателем в Военной командной академии ПВО имени Г. К. Жукова. После увольнения из рядов Советской Армии был оставлен работать в Академии старшим научным сотрудником  (до 1989 года).

Сейчас и на общественной работе. С 1984 года занимаю должность секретаря Совета ветеранов полка, в котором я воевал. Мной были организованы 3 встречи ветеранов нашего полка с личным составом: в 1990 году в Польше, в 1995 и в 2000 годах в Петрозаводске, где полк сейчас находится. Очень много я занимался любительской фото- и киносъёмкой. С 1957 по 1997 год я создал более 45 цветных любительских кинофильмов. Мы с женой очень много путешествовали по рекам и озёрам России, побывали на Камчатке, на Курильских островах. Собираю видеотеку советских кинофильмов.

С 1940 года, ещё до службы в армии, по 1990 год занимался филателией. У меня более 5000 советских марок. Многие их них с автографами космонавтов: Гагарина, Титова, Комарова и других. Вместе с женой участвовал в игре "Поле чудес". Моя жена Леонора Вячеславовна по образованию филолог, а женаты мы 55 лет. Она закончила Саратовский университет. Работала преподавателем в школе. В настоящее время работает в библиотеке Тверского университета ПВО.