Мартыщенко Михаил Гаврилович

Таранный удар - но слепое безумство храбрых. Таранный удар - это высокий класс советского лётного мастерства, помноженного на хладнокровие и мужество. Это не отчаянный последний шаг, за который лётчик расплачивается жизнью, - это - одно из средств советской атаки. Советский лётчик зря не погибает: он стремится уничтожить врага, но так, чтобы самому остаться в живых для новых побед. Замечательно сказал об этом Герой Советского Союза Нефедов:

- Мы штурмовали колонны фашистских танков и бронемашин. Я видел, как наши бомбы столбом подымали в воздух землю, куски железа, тела, как, налезая друг на друга, перевертывались грузовые машины... Снизу жестоко били зенитки, нужно было заставить их замолчать. Едва я собрался это сделать, как меня что - то ослепило, ударило в голову, и я на секунду потерял сознание. Пришёл в себя, думаю: раз погибаю, пусть со мной погибнут и враги... Я решил валиться прямо на колонну и похоронить под самолётом несколько десятков фашистов... Но когда сознание полностью вернулось ко мне, я понял, что ещё жив. А раз жив - зачем же думать о смерти ?   Надо уничтожать врага !..   Я продолжал штурмовать. По лицу текла кровь, в голове шумело. Но я всё - таки заставил замолчать обе зенитные точки и довёл самолёт до родного аэродрома...

Уничтожить врага, а самому остаться целым, чтобы бить врага дальше, - вот искусство воина, вот истинное мастерство и мужество. Это правило вошло в кровь и в плоть наших лётчиков. В том соединении, о котором идёт речь, командование насчитывало уже 42 сбитых в воздушных боях фашистских самолёта, не считая тех, которые уничтожены на земле. И все лётчики соединения, кроме двоих, погибших смертью храбрых, живы, здоровы и продолжают громить врага.

В этом соединении таранный удар применён в бою тремя лётчиками.

...Навстречу фашистским бомбардировщикам, шедшим на наши объекты, вышло звено балтийских истребителей. Встретились... Мартыщенко увидел, что Солдатов попал под огонь одного из "Юнкерсов", ринулся на помощь ему. Короткий, напряжённый бой закончился тем, что Солдатов сбил одного, Максимов второго, а Мартыщенко заметил прячущегося в облаках третьего фашиста и погнался за ним один.

"Юнкерс", видя гибель двух своих спутников, пытался уйти от боя. Но, поняв, что за ним гонится одинокий "ястребок", он развернулся и встретил его всей мощью своего огня. Мартыщенко продолжал атаку. В бою гитлеровским стрелкам удалось ливнем пуль пронизать самолёт Мартыщенко. Тот почувствовал, что машина выходит из повиновения и что ещё через секунду она начнет падать... Он быстро прикинул взаимное расположение самолётов - своего и вражеского: тот был ниже метров на 150. "Ястребок" ещё мог кое - что сделать. И Мартыщенко повёл самолёт прямо на уходящего врага...

На сближение ушли секунды. Быстрый маневр Мартыщенко не дал возможности огромной фашистской машине ускользнуть от стремительно несущегося на неё "ястребка". Он врезался ей прямо в середину.

Снизу, с земли, этот удар увидели и наши войска и фашисты: бой происходил на самой линии фронта. Из дыма взрыва вылетели три точки. Две, крутясь, падали почти рядом, - это был разломанный пополам "Юнкерс". Третья, дымя, обгоняла их стремительным штопором.

У самой земли горящая машина вдруг выровнялась и пошла на посадку. Это было так неожиданно - все думали, что после такого удара самолёт просто падает камнем, - что из кустов, из окопов, из леса грянуло "Ура", и красноармейцы побежали к приземляющемуся "ястребку".

Вылетая в эти дни на боевые задания, лётчики неоднократно встречали в воздухе группы "Фокке - Вульфов", которые, не принимая боя над нашей территорией и водами Финского залива, старались затянуть самолёты за линию фронта, сбить "Лавочкиных" над расположением своих войск. Фашистов, видимо, интересовали конструктивные особенности нового советского истребителя, его лётные качества, вооружение, навигационное оборудование, - наши лётчики начали успешно воевать на Ла-5 и на других фронтах. Но наа Ленинградском фронте и Балтийском флоте эти самолёты были пока только в нашем полку.

Утром 10 Апреля я доложил командиру авиабригады о завершении программы боевой подготовки молодых лётчиков и некоторых выводах о тактике фашистских истребителей. Одновременно сообщил, что из Ленинграда вот уже несколько раз прилетает вновь назначенный инспектор по воздушно - стрелковой службе авиации флота Капитан Михаил Мартыщенко.

Он старался вылететь на боевое задание за линию фронта ведомым у меня или у любого командира эскадрильи и - вроде в шутку - упрекал нас в боязни перехватывать "Фоккеров" как над своей территорией, так и за линией фронта.

"Пора вам дать хороший бой "Фокке - Вульфам", показать, на что способен Ла-5, а не одной подготовкой заниматься", - сказал мне этот инспектор при последней встрече. А когда я спросил его, почему он желает лететь ведомым только у лётчиков - Героев Советского Союза, он ответил: "Не летать же мне ведомым у командира звена или старшего летчика, ведь я начальник службы всей авиации флота..."

- Вы, товарищ Полковник, вероятно, будете ругать меня, но я категорически отказал ему в просьбе, сказав, что на боевые задания с любыми лётчиками полка будет летать тот, кого мы хорошо знаем и верим, что он по - Гвардейски выполнит приказ.

Кондратьев немного помолчал, потом спокойно, но твёрдо ответил:

- Правильно сделал !   Я его знаю. Он скомпрометировал себя ещё в первые месяцы войны и был из 5-го истребительного авиаполка переведён в группу перегонщиков самолётов с тыловых аэродромов на фронт. Там, во время одного из перелётов, потерял ориентировку, попал в плен к фашистам. Потом каким - то чудом сбежал. Я узнаю о его прохождении службы после возвращения из плена, а пока на задания его не берите.

Сказанное Кондратьевым - бывшим командиром 5-го авиаполка - восстановило в моей памяти рассказ одного из лётчиков этого полка. Однажды из боевого вылета не вернулся пилот Мартыщенко. Через двое суток он появился в полку и доложил, что вёл неравный бой с фашистскими истребителями, таранил самолёт врага, а затем посадил свой "МиГ" в расположении противника. Отстреливаясь от преследователей, вышел на дорогу, идущую в Ленинград, и на попутных повозках и машинах добрался до своего аэродрома.

Ему поверили, представили к награде, а на второй день после Указа Верховного Совета о его награждении нашли в 25 километрах от аэродрома самолёт МиГ-3. Он лежал на фюзеляже с погнутыми лопастями винта, пробоинами в передней части правого крыла и капота мотора, где сохранились застрявшие сучья сосны. Повреждённый самолёт привезли в полк, а в районе "тарана" обнаружили лишь кудрявую высокую сосну с обрубленной вершиной... Дёшево отделался тогда Мартыщенко - его перевели из боевого полка в перегоночную эскадрилью.

Разведку аэродромов врага в районах Нарвы и главного аэроузла Гатчина - Сиверская лётчики называли "полёт в осиное гнездо". Именно такое задание полк получил вечером 10 Апреля. Было принято решение: летят одновременно две группы по 6 самолётов в каждой. Вылет в 6 часов утра 11 Апреля. Вылет в район, насыщенный "Фокке - Вульфами" и "Мессерами", требовал не только увеличенной боеспособной группы, но и подбора грамотных, волевых, опытных лётчиков. Вот почему на это первое и трудное задание готовились лететь "старики".

За 30 минут до вылета на аэродром опять прилетел Мартыщенко. Он, не спрашивая разрешения, ворвался на командный пункт эскадрильи, где я давал последние указания лётчикам перед вылетом.

- Что вам нужно, товарищ Капитан ? - спросил я Мартыщенко.

Он визгливо ответил:

- Заместитель командующего дал приказание командиру бригады о моём вылете вместе с разведчиками. Я пойду ведомым у старшего группы.

- У меня нет такого приказания, но если бы оно и было, то всё равно вам в составе группы места нет. К тому же здесь собраны лётчики, которые полетят на задание, и поэтому прошу покинуть командный пункт !

Глаза инспектора зло блеснули. Он медленно повернулся к двери и, тяжело шагая по крутым ступенькам, вышел из землянки.

Лётчики молчали, явно одобряя моё решение. Воспоминания о "таране" и загадочном побеге из плена заставляли меня не доверять человеку, который по неведомым причинам настойчиво добивается вылета на задание именно ведомым у старшего группы.

Что ему нужно ?   Пользуясь опытом ведущего, обеспечить отличное выполнение задания и восстановить запятнанный авторитет ?   К тому же Мартыщенко имел бы за спиной надёжный заслон Гвардейцев. Опасность, стало быть, уменьшалась для него значительно. И я тут же твёрдо решил: этот хитрый и нечестный человек летать с нами не будет...

...За час до вылета к стоянке самолётов 3-й эскадрильи подъехали на легковой машине начальник штаба и заместитель командира бригады, с ними был и Капитан Мартыщенко. Он прилетел на аэродром в 7 часов утра и, не докладывая мне, уехал в штаб бригады. Я представился и доложил о готовности полка к выполнению боевой задачи. Подполковник Ройтберг, не глядя мне в глаза, передал последнее приказание командира бригады:

- Резерва на аэродроме не оставлять !   На этих самолётах пойдут на задание в составе группы "вытеснения" Подполковник Катков и Капитан Мартыщенко.

В первый момент я не мог найти слов для ответа. Стоял как ошпаренный.

- Кто будет отвечать за потерю пожилых новичков в воздушном бою ?   Зачем менять решение без командира полка, да ещё за час до вылета на задание ?

- Не горячись, Василий, приказание на вылет Капитана передали от замкомандующего, а Владимир Иванович упросил командира пойти отдельной парой вместе с твоей группой, - старался успокоить меня начальник штаба. И добавил: - Да и группа будет состоять не из 6-ти, а из 8-ми пилотов. Ведь резерв не успеет своевременно подойти к месту боя.

- Нет, Пётр Львович и Владимир Иванович, на скорую руку в бой только безумцы летают. Кому - кому, а вам это должно быть известно, вы же руководитель бригады.

Вдруг подал голос молчавший до этого Мартыщенко:

- Товарищ Майор, давайте пойду у вас ведомым, а ваш ведомый - Капитан Творогов - пойдёт у Подполковника Каткова.

Я молчал, вспоминая свои недавние раздумья. Получалось, что Мартыщенко настоятельно ищёт место понадёжнее. Что же делать ?   Звонить командиру бригады, просить отменить приказание ?   Но времени было в обрез. И я решил изменить боевой состав шестёрки, но сохранить варианты боя, над которыми много думали.

- Слушайте мое решение, - обратился я к Каткову и Мартыщенко. - Боевой порядок группы: ведомым у меня - Подполковник Катков, вторую ударную пару поведёт Капитан Творогов, у него ведомым - Мартыщенко, пара верхнего обеспечения - Капитан Кожанов и Старший лейтенант Куликов. Но предупреждаю вас, Владимир Иванович, и особенно вас, Мартыщенко, от начала и до конца боя держаться ведущих, атаковать только те самолёты, которые им угрожают. Понятно ?   Тебя, Петя, - обратился я к Кожанову, - прошу следить за парой Творогова. Находись выше моего звена на 800 - 1000 метров. В том случае, если моя группа вступит в бой, тебе в схватку без команды не вступать !

Решение о такой расстановке лётчиков в группе было воспринято инспектором как крушение каких - то замыслов. Мартыщенко посмотрел на меня, стиснул зубы и сухо спросил:

- Товарищ Майор, через какие пункты полетим и на какой высоте ?

- Сегодня заблудиться невозможно. Видимость - более 20 километров. Вам положено смотреть за воздухом и держаться ведущего. Детальную ориентировку вести будут ведущие пар, а линия фронта и важные пункты врага покажут свое место разрывами зенитных снарядов... Какие ещё есть вопросы - успокаивая себя, обратился я к лётчикам. Все молчали, значит всё понятно...

Группа Васильева дружно пошла к стоянке самолётов. Кожанов, Творогов, замполит Безносов и инженер Николаев молча продолжали стоять. Мне понятны были их задержка и молчание - всех беспокоило, что на задание летят двое, которых мы как боевых лётчиков не знаем.

Линию фронта группа пересекла на высоте 3500 метров у Порзоловского озера южнее Петергофа. Летим с небольшим набором высоты, скорость - 520 км/час. Впереди, по сторонам и сзади вспыхивают разом десятки зенитных разрывов. Держу курс прямо на Ропшу. Мы сами ищем боя, поэтому с напряжением осматриваю воздушное пространство, периодически слежу за полётом группы. Все на своих местах, только крайний в звене, Мартыщенко, шарахается то вправо, то влево, а то и перегонит ведущего.

Слышу в наушниках голос Творогова: "07-й", займи место слева !"   Но самолёт Мартыщенко по - прежнему мечется из стороны в сторону. Вновь голос в наушниках: "33-й", впереди две группы мелких облачков...

Лихорадочно ищу тёмные точки. Смотрю через светофильтровые очки: враг приближается со стороны солнца. Вот они, фашисты, на расстоянии 6 - 8 км движутся поперёк нашего курса. Опознаю - 4 "Фокке - Вульфа" растянутой цепочкой летят на нашей высоте. Творогов качает крылом - значит, видит, молодец...

Вдруг все 4 ФВ-190 повернули в нашу сторону - им подсказали с земли. Спешат к Ропше или хотят встретить нас лобовой атакой. Ни то, ни другое нас не устраивает, нам нужно оттянуть их в сторону Пушкина и там завязать короткий бой. Сейчас к Ропше с двух сторон подойдут "Илы" и "Петляковы".

Секунда - и решение созрело: уклониться от лобовой атаки и с небольшим набором высоты взять курс на Пушкин. Противник обязательно пойдёт на преследование, уйдёт от Ропши. Там, над Пушкином, - короткий бой на вертикальном маневре. Потом быстрый отход к Дудергофу на отсечку истребителей, идущих с юга.

Сближаемся. До противника около километра, примерно полторы секунды до открытия огня. Делаю пологую горку с доворотом вправо. Вижу резкий левый разворот ФВ-190.

Пошли на преследование - это хорошо. Впереди внизу знакомый до деталей город. Разрушенный Екатерининский дворец, озеро, покрытое серым льдом и окаймлённое вековым парком. Вот теперь пора в настоящую лобовую атаку. Передаю команду из трёх слов: "Иван, левую косую !"

Сам же потянул что есть силы ручку управления на себя, повёл самолёт на правую косую "петлю Нестерова". Через 6 - 7 секунд мы парами с разных сторон встретимся с Иваном и на пикировании атакуем врага, если он не разделится так же, как мы.

Противник просчитался, он всей четвёркой друг за другом тянется за моей парой, но разница в высоте около 600 - 700 метров. Тяжёлые "Фоккеры" поздно поняли свою ошибку. Им нужно уходить только вниз.

Резко перевернув самолёт через крыло, пикирую на ведущего первой пары. Вижу, как Творогов строит маневр, направляет самолёт на последний, чуть отставший ФВ-190.

Самолёт пухнет в сетке прицела, дистанция сокращается до 100 - 75 метров. Длинная очередь из обеих пушек по мотору и кабине. Больше можно не преследовать - "Фоккер", охваченный пламенем, переворачиваясь, входит в отвесное пикирование.

Опять максимальная перегрузка, секунды 3 - 4 темно в глазах, тело многопудовым грузом придавило к сиденью и бронеспинке, но послушный Ла-5 стрелой лезет вверх.

Истребитель Ла-5Ф одного из Гвардейских авиационных полков ВВС КБФ, 1943 год.

В любом бою главное - видеть, где друзья и где враги. Смотрю в зеркало - вижу самолёт Каткова, дистанция - метров 150. Взгляд вправо, там должен быть Творогов, он ещё идёт вниз за самолётом врага. Его трассы стелются в 2 - 3 метрах левее мотора "Фокке - Вульфа". Видимо, тот спасает себя скольжением - грамотный вражина. Но что такое ?   Цветная трасса, идущая слева, прошила самолёт Ла-5. Из своей кабины я не вижу, кто ведёт огонь по Ивану. Самолёт его завертелся, почти отвесно пошёл вниз. Тороплюсь вывести свой самолёт в горизонтальный полёт, чтобы осмотреться. Катков держится за мной. Вижу пару Кожанова, она слева, выше на 400 - 500 метров. Нет Творогова и Мартыщенко. Запрашиваю их по радио, но в наушниках одна за другой команды штурмовиков, они наносят удар по целям.

Нужно спешить, чтобы успеть встать на пути вражеских истребителей, дать возможность нашим завершить бомбовый удар и отойти за линию фронта.

Вскоре бой закончился... Зарулив на стоянку и выключив мотор, я задержался в кабине. Нужно вспомнить всё, что произошло в полете. Мерещилась разноцветная трасса, поразившая самолёт Творогова. Цвет такой трассы только на самолёте Ла-5. Неужели с перепугу Мартыщенко дал очередь по своему ведущему ?   Не должно быть, ведь бой только начинался. Но куда делся Мартыщенко ?  Ведь сзади и выше нас всё это время "Фокке - Вульфов" не было. И на запрос по радио он не ответил. А что с парой Кожанова ?   Из отрывков команд, услышанных по радио, я понял, что он свою задачу выполнил - задержал группы ФВ-190. Но я также слышал его слова: "Что - то горит, посмотри..."

Звук авиационного мотора оборвал поток мыслей. Ла-5 с ходу, не делая круга над аэродромом, заходил на посадку. Это оказался Куликов. Он зарулил на стоянку, быстро выскочил из кабины, мокрый от пота и возбуждённый, торопливо доложил:

- Товарищ командир !   Задание выполнено. Вели бой с шестёркой ФВ-190, сбили два. В одной из атак Капитана Кожанова подбили - самолёт начал гореть, но большого пламени не было. Лётчик дотянул до Ленинграда. Самолёт посадил на фюзеляж на Комендантском аэродроме. Выскочил из кабины, а пламя полностью охватило самолёт. Я решил на остатке горючего всё же долететь сюда и доложить, что командир эскадрильи жив. Он стоял в стороне от самолёта и махал рукой...

В это время произвели посадку два звена Васильева. Судя по докладам с воздуха, боёв они не вели.

Прошёл 1 час 20 минут с момента нашего взлёта. Может быть, Творогов и Мартыщенко сели на аэродром восточнее Ленинграда ?

Вскоре над аэродромом появился самолёт Мартыщенко. Сердце мое начало стучать, как будто я пробежал несколько километров. Если он где - то вёл бой, то горючее давно должно кончиться. Но вот он здесь...

- Товарищ Подполковник, Капитан Мартыщенко вернулся с выполнения боевого задания.

- Что вы мне докладываете ! - не дал ему говорить Катков. - Докладывайте командиру группы.

- Я докладываю по уставу - старшему по должности и званию, - срывающимся голосом продолжал Мартыщенко.

У меня терпения не хватило.

- Где Творогов ?

- Творогова в начале боя на пикировании сбил ФВ-190, а на выходе из пике я немца сбил. Самолёт Творогова и "Фокке - Вульф" упали рядом, западнее небольшого озера. Потом меня сверху атаковали два ФВ-190. Отбиваясь на малой высоте, я потерял ориентировку. С трудом вышел на Неву. Хотел сесть на Карельском перешейке, но понял, что дотяну до Кронштадта.

- У какого озера упал самолёт ?

- Мне кажется, это Порзоловское. Давайте слетаем - я могу точно показать место, оба самолёта на земле горели.

Когда Мартыщенко назвал место падения самолёта и сообщил, что они оба горели, я с трудом удержался, чтобы не ударить его по лицу. Ведь названное им озеро находится более чем в 40 км западнее !   Этот лжец нагло смотрел на всех присутствующих.

- Товарищ Николаев !   Срочно готовьте самолёт Мартыщенко, мой и пару Капитана Цыганова. Полетим к месту падения самолётов. Капитан Мартыщенко пойдёт ведущим, покажет озеро и место падения самолётов. Ведомым пойду я. Лететь будем на высоте 300 метров.

На лбу инспектора выступили крупные капли пота. Лицо его побледнело, он едва выговорил:

- Это же за линией фронта !   На такой высоте любой зенитный пулемёт может сбить.

- Летали же вы более часа на малой высоте - вас не сбили...

Едва мы вошли в землянку командного пункта, как адъютант позвал меня в комнату командира. Я взял телефонную трубку. Начштаба доложил, что Кожанов жив и даже не ранен, немного обжёг лицо и правую руку, а главное, нашли Творогова, сел на фюзеляж прямо на нашем минном поле у больницы Фореля - это в южной части Ленинграда. Сапёры принимают меры, чтобы вывести лётчика с минного поля. Потом его привезут на аэродром, а если ранен, то в ближайший госпиталь.

Вернувшись в оперативную комнату КП, я сказал:

- Прошу внимания !   Будем ещё раз слушать доклад Капитана Мартыщенко о потере ведущего.

Мартыщенко продолжал сидеть, как будто сказанное его не касалось.

- Встаньте и докладывайте, товарищ Мартыщенко ! - стараясь сдержать гнев, повторил я приказание.

Он встал, и слово в слово повторил свой рассказ.

- Значит, Творогов сбит ?   Упал недалеко от озера ? - переспросил я ещё раз.

- Да, сбит, и там же сбит ФВ-190, - последовал уверенный ответ.

Настал момент раскрыть подлинное лицо человека, так упорно рвавшегося на боевое задание в качестве моего ведомого.

- Товарищи !   Сегодня на ответственное задание с нами летал Капитан Мартыщенко. Он только что доложил о гибели Капитана Творогова... А он жив, посадил самолёт на фюзеляж в расположении наших войск, сейчас находится у командира пехотного батальона. Имеет лёгкие осколочные ранения в ногу. Через 20 - 30 минут его отвезут на аэродром. Можно послать У-2 и вместе с Кожановым привезти их в Кронштадт.

Мартыщенко вскочил и, заикаясь, закричал:

- Я, я не позво... не позволю издеваться над офицером из старшего штаба... Я сейчас полечу прямо к командующему, буду жаловаться.

- Садись !   Никуда ты не улетишь и с командного пункта не уйдёшь, мы ещё тебя послушаем, как только привезём Творогова, а инженеры посмотрят, какими снарядами подбит самолёт. Положите на стол оружие !   Вы арестованы !..

- Ты, ты... не имеешь права меня арестовывать !.. - в ярости закричал Мартыщенко.

Стоящий в стороне Куликов молча подошёл к Капитану, вынул пистолет из его кобуры, положил на мой стол. Взяв пистолет, я сказал то, что говорить не следовало:

- А если подтвердится, что ты, негодяй, сам сбил ведущего, то из этого же пистолета я тебя расстреляю на месте стоянки самолёта Творогова...

Когда адъютант и старшина эскадрильи увели Мартыщенко, замполит Безносов, стоявший рядом, дружески взял меня под руку.

- Пойдём, Василий Фёдорович, пройдёмся по стоянке. Тебе надо немного успокоиться и потом обстоятельно доложить лично Полковнику Кондратьеву о случившемся.

- Нет, Александр Алексеевич, сейчас никакой прогулкой я себя не успокою. Но ты не беспокойся: расстреливать я этого подлеца не буду. С ним пусть разберутся соответствующие органы. Он ведь был в плену у фашистов и непонятным образом сбежал.

Иван Творогов.

Творогова и Кожанова часа через три привезли в Кронштадт. К этому времени получили и предварительный доклад инженера Бороздина. Оказалось, что самолёт Творогова получил более двух десятков пробоин 20-миллиметровыми снарядами. В самолёте и моторе обнаружены осколки снарядов от пушек, установленных на "Лавочкине"... Командующий приказал командиру бригады лично доставить Мартыщенко в Ленинград в штаб авиации флота.

Поведение Мартыщенко, его наглость и трусость, равно как и тёмные дела в прошлом, свидетельствовали о том, что к нам затесался чужой. Но мне далеко не всё было ясно. Преступление Мартыщенко - попытка сбить своего ведущего - представлялось бессмысленным. С Твороговым он раньше никогда не встречался, и, стало быть, личной ненависти у него не было. Тогда что же ?

На мгновение в мою душу закралось сомнение: а может быть, случайность ?   Ошибка в горячке боя ?   Но сомнение я тут же отбросил. Не та была обстановка, ни один "Фокке - Вульф" не находился в непосредственной близости от самолёта Творогова. Значит, очередь Мартыщенко была прицельной, он намеренно стрелял по своему ведущему...

И тут меня осенило: были причины. Мартыщенко, конечно, знал, что фашисты стремятся заполучить либо сам Ла-5, либо лётчика с такого самолёта. И Мартыщенко, одолеваемый ненавистью, наверняка решился нанести двойной удар: отдать гитлеровцам Ла-5 и лишить нашу авиацию замечательного лётчика...

Через два месяца пришло сообщение: военный трибунал приговорил Мартыщенко к высшей мере наказания.

Но Мартыщенко не расстреляли. Приговор заменили 10 годами тюремного заключения. Он отсидел полный срок. После смерти Сталина начал писать во все высшие органы власти, не только о возвращении ему звания и орденов, но нашёл сочувствие в политуправлении ВМФ, которое возбудило ходатайство о присвоении ему звания Героя Советского Союза.