"Короли неба" теряют короны

"На границе тучи ходят хмуро..."   Тогда, в 1937 году, эта песня ещё не была написана. Но мотив её уже начинал звучать и тревожном, наэлектризованном воздухе. Мы, пилоты 9-й отдельный истребительской авиаэскадрильи им. К. Е. Ворошилова, постоянно находились в готовности № 1 - к немедленному вылету на перехват вероятному противнику. Японские самолёты всё чаще наведывались в наши территориальные воды и воздушное пространство под Владивостоком. Неспокойно было и в соседнем Китае, где разгоралась национально - освободительная война против японских захватчиков.

9-я авиаэскадрилья, базировавшаяся на таёжном аэродроме, считалась одним из лучших и наиболее боеспособных подразделений ВВС Тихоокеанского флота. Славилась она и во всей Красной Армии. Вооружённая самыми современными истребителями И-16  ( мы называли их ласковым именем "ласточка" ), 9-я отдельная авиаэскадрилья представляла собой действительно грозную и мобильную силу: все лётчики могли летать в любое время суток, уверенно садились даже на крохотных аэродромах, затерянных в сопках, свободно ориентировались на местности. Особая заслуга в этом принадлежала командиру эскадрильи комбригу Петру Кирилловичу Абрамову, отличному лётчику, воспитателю подчинённых и организатору боевой подготовки. Вскоре эскадрилья начинала развертываться в воздушную бригаду. Расширялся аэродром, переформировывались отряды, усилили за счёт истребителей И-15бис, также отличавшихся высокими лётно - тактическими свойствами. Всё это было следствием наркомовской инспекции, которой руководили комбриг Я. В. Смушкевич и комбриг Пумпур.

Нашу эскадрилью инспектировал Герой Советского Союза Пумпур, недавно вернувшийся из Испании. Там он уничтожил несколько фашистских самолётов. Судя по тому, как он придирчиво, скрупулёзно проверял подготовку отдельных лётчиков   ( в их числе оказался и автор этих строк ), мы догадались: идёт отбор кандидатов для заграницы... Надо ли говорить, что все горели желанием попасть в число добровольцев, воевавших и Испании.

И действительно, вскоре некоторых лётчиков отозвали в Москву. В основном это были "старички", служившие в эскадрилье, когда она ещё базировалась под Смоленском. Я же ходил в молодых, недавно начавших летать истребителях - всего 2 года как окончил Качинскую авиашколу. И вдруг срочное распоряжение - прибыть в Политуправление флота к члену Военного совета Никифорову вместе с лётчиками Корестелёвым, Бредихиным и Кузнецовым. На них тоже обратил внимание комбриг Пумпур.

Начальник Политуправления дал сутки на размышление: "Речь идёт о командировке за границу. На войну... Подумайте хорошенько: не будет ничего зазорного, если откажетесь. В конце концов рано или поздно нас тоже это ждёт - фашизм везде набирает силу, готовится к решительной схватке с нами". Передумавших, конечно, не оказалось. Познакомившись на следующий день с новыми добровольцами - лётчиками А. З. Душиным, С. Ремизовым и Мануйловым, мы выехали в Москву. Шёл октябрь 1937 года.

Только прибыв в Алма - Ату, мы узнали, что направляемся в Китай. Здесь мы снова встретились с комбригом Пумпуром - он формировал очередной отряд лётчиков - добровольцев. Первый, под командованием В. Курдюмова, уже отбыл в Китай, но вестей от него пока не поступало: связь ещё не была налажена, а Тянь - Шаньский горный хребет, через который пролегала авиатрасса, оказался затянутым облачностью - самолётам не прорваться.

Пока ждали и собирали самолёты, прибывшие в контейнерах из Москвы, пришло сообщение о группе Курдюмова: при перелёте по маршруту и посадке на промежуточных аэродромах несколько самолётов разбилось, а сам командир отряда Курдюмов погиб на аэродроме Сучжоу.

Комбриг Пумпур ходил мрачнее тучи. Отменил сроки вылета, распорядился начать тренировочные полёты с посадкой в трудподоступных местах, с набором предельной высоты. Летал сам. Спуска не давал никому. Наказал лётчика Коростелёва, когда тот, бравируя перед другими, так лихо посадил свой истребитель на крохотном аэродроме в горах, что самолёт скапотировал. Корестелёв был отстранен от полётов и уже собирался домой, в часть, но в последний момент мы, дальневосточники, упросили комбрига помиловать своего не в меру расхрабрившегося товарища. Пумпур сдался: наша группа выделялась своей подготовкой. Мы уже приобрели опыт полётов в сложных условиях, научились садиться и взлетать с миниатюрных площадок - аэродромов, оборудованных в сопках.

Наконец ранним декабрьским утром 1937 года поступил приказ на вылет. В Китай !   Тянь - Шаньский хребет очистился от туч, трасса была открыта для полётов. Флагманом первого отряда - 9 самолётов И-16 - был сам Пумпур. Горный перевал преодолевали на высоте 6000 метров. Воздух был сильно разрежён, но мы достаточно акклиматизировались и уверенно чувствовали себя. Провинция Синьцзян, через которую пролегал наш маршрут, сверху напоминала унылую и безжизненную всхолмленную пустыню. Первые жилища показались, когда подлетали к аэродрому Кульджа, где предстояло сделать посадку.

Садились почти с пустыми баками, что называется, на последних каплях горючего. Можно себе представить, как тяжко пришлось лётчикам Курдюмова: наверняка помыкались над перевалом и потеряли драгоценное время... Горный аэродром, расположенный па большой высоте, представлял собой узкое поле неправильной формы. Посадка была трудной. Едва самолёт комбрига коснулся грунта, как его скрыла туча пыли. Однако все приземлились благополучно. Самолёты были засыпаны песком, мы утопали в нём по самые щиколотки. Короткий отдых, заправка горючим - и снова в воздух.

Аэродром Ланьчжоу также оказался крепким "орешком": расположен среди гор, на высоте 1900 метров, всюду один песок, дует сильный порывистый ветер, па обочине взлётно - посадочной полосы - груды камней. Мы передали истребители китайскому персоналу, а сами на транспортном самолёте вернулись в Алма - Ату. Город так и не осмотрели - торопились воспользоваться погодой.

Очередной перелёт из Алма - Аты в Ланьчжоу проходил в более спокойной обстановке - мы уже знали особенности маршрута. Пумпур остался доволен: "Не составить ли из вас перегонную команду ?". Мы взмолились. "Ладно, воюйте, - сжалился комбриг. - Теперь справлюсь и сам".

Так начал действовать воздушный мост в Китай, по которому вскоре стали поступать из Советского Союза самолёты и другая боевая техника. Одним из первых лоцманов этого воздушного "фарватера" был комбриг Пумпур. Прощание с ним вышло грустным: привыкли, можно сказать, как к отцу родному, и побаивались его, и любили.

В Ланьчжоу наши "ястребки" перекрасили, нанесли китайские опознавательные знаки. Переоделись и мы в летные комбинезоны, на груди которых были приколоты булавками красные шёлковые лоскуты с белыми иероглифами. Китайский офицер - переводчик, услужливый пухлый человек, с лица которого не сходила улыбка, перевёл: обладатели этих "удостоверений" помогают Китаю в его справедливой борьбе и каждый китаец обязан оказывать им всяческое содействие.

Истребитель И-16 тип 10 - участник боёв в небе Китая 1939 - 1940 годов.

Дальше наш маршрут пролегал к Шанхаю. Ведущими группы стали китайские лётчики Тун, Ло и Ли. Первый из них мог кое - как объясняться по - русски: он был уроженцем Северо - Востока и в детстве общался с русскими охотниками из Даурии. С некоторых пор Тун взял себе за правило каждый день заучивать по одному русскому слову. Остальные держались обособленно не только от пас, советских пилотов, но даже от Туна. Позже, когда я сдружился с этим человеком, оказавшимся отважным лётчиком, он сказал мне, что Ло и Ли были отпрысками аристократических семейств и не снисходили до общения с плебеями  ( Тун был сыном то ли сельского врача, то ли священника ). Впрочем, Ло и Ли были не плохими лётчиками. Из советских добровольцев в состав отряда вошли пилоты Андреев, В. Жукотский, Казаков, Панюков, С. Ремизов, Б. Хлястыч, автор этих строк и лётчик, которого мы называли Пипавтом, хотя фамилия у него была другой  ( за давностью лет не могу вспомнить ).

Итак, теперь летим в Шанхай, до него свыше 2000 км. Надеяться, что последующие промежуточные аэродромы окажутся более подготовленными, вряд ли приходилось. Так оно и оказалось. Но мы сумели не потерять ни одного самолёта.

В Шанхай мы не попали: в Нанкине выяснилось, что город сдан японцам 11 ноября 1937 года. Командир местной авиагруппы, невзрачный нервный человек в Генеральской форме, заверил, что Нанкин японцам не взять, столица Китая будет защищаться до последнего солдата. Нас рассредоточили по всему аэродрому. Видеться удавалось урывками, между "боевыми вылетами, которые начались сразу после нашего прибытия в Нанкин. Было это в начале декабря 1937 года.

Истребительным отрядом стал командовать лётчик Тун. Ло и Ли тоже входили в него. Всего в Нанкинской авиагруппе было около 30 самолётов - истребителей. В основном это машины устаревших конструкций американского, английского и итальянского производства, уступавшие нашим "ястребкам" и в скорости, и в маневренности. Японские истребители И-96 также превосходили их в лётно - тактическом отношении. Сравнения говорили сами за себя, и китайские авиаторы сразу прониклись уважением, если не сказать почтением, и к нашим лётчикам, и к нашим боевым машинам. Что касается китайского командования авиагруппы, то оно поневоле сделало свои выводы: советские добровольцы первыми поднимались в воздух, первыми бросались в атаку, в то время как другие лётчики - иностранные волонтёры - всегда приходили "к шапочному разбору". Однако китайское командование, несмотря на всю сложность боевой обстановки, которая па нанкинскоя участке фронта явно менялась в пользу противника, проявляло повышенную заботу об американских и английских лётчиках. В бой они вводились последними, их машины в отличие от наших и китайских укрывались в специальных капонирах. Лучшим было питание западных волонтёров.

Первый бой оказался для нас не совсем удачным: был сбит лётчик Андреев, а пилот Ремизов во время посадки угодил в воронку от японской бомбы и разбил самолёт. Однако боевой счёт был в нашу пользу: мы уничтожили 6 бомбардировщиков противника типа ЛБ-92  ( лёгкий бомбардировщик ). Всего в налёте участвовало до двух десятков японских бомбардировщиков в сопровождении истребителей И-96. Этот самолёт нам был незнаком - впервые он появился над Нанкином. В Советском Союзе мы изучали И-95, который уступал нашим "ласточкам" по основным боевым характеристикам.

Что представлял собой новый японский истребитель ?   Китайские лётчики, у которых я пытался разузнать что - либо, имели о нем самые смутные представления: говорили, будто это лучший истребитель в мире... "У страха глаза велики", - решили мы с Жукотским, который "узнал" то же самое. Тем более что китайские лётчики постоянно несли потери в воздушных боях: редкий вылет обходился без них. А вылетать приходилось по 4 - 5 раз в день - японские бомбардировщики волна за волной накатывались на город, численное превосходство, причём довольно внушительное, было на их стороне. Должен, однако, сказать, что китайские лётчики смело вступали в бой с противником, дрались упорно и отчаянно, как бы компенсируя этим другие недостатки. Но бой есть бой, одной храбрости для победы в нём маловато, а подготовка китайских лётчиков выглядела явно недостаточной в сравнении с вышколенными японскими асами. Да и дрались японские истребители отнюдь не трусливо - в смелости им нельзя было отказать.

Испытал это на собственном опыте. Особенно когда встретился один с так называемым "королём неба". Их было четверо в императорском воздушном флоте, титулованных асов Японии, которых величали "непобедимыми", "властелинами неба". Мы наблюдали, как молились перед вылетом китайские лётчики, чтобы не встретиться с "королями".

...С утра наш отряд находился в готовности к немедленному вылету. Мы коротали время в кабинах самолётов, уже разогретых беспощадным солнцем. Впрочем, так рано противник не появлялся: обычно японские бомбардировщики наведывались около полу дня. Вдруг раздался пронзительный крик техника моего самолёта:

"Джапан, джапан !   Фэйцзи !"  ( "Японский самолёт !" ). Вглядевшись в ту сторону, куда указывал техник, я заметил в раскалённом небе стремительно приближавшуюся точку. Курс - на аэродром. Противник ?   Сомнительно - на японцев непохоже. Мелькнуло: вдруг удача и доведётся сойтись один на один ?

Техник уже крутил винт. Не дождавшись красной ракеты - сигналы на вылет вечно запаздывали  ( служба воздушного наблюдения и оповещения в Нанкине действовала плохо, то и дело приходилось взлетать, когда противник уже был над городом, а то и над аэродромом ), пошёл на взлёт.

И правильно сделал. Пока "ястребок" набирал высоту - предстояло ещё лечь в горизонтальный полёт, чтобы убрать шасси, для этого требовалось 42 раза прокрутить рукоятку барабана механизма привода, - вражеский истребитель уже приблизился к аэродрому и стал сверху пикировать на мой неуклюжий самолёт. Мелькнула мысль - собьёт как куропатку на взлёте... Бросив возню с барабаном, дал полный газ и направил нос истребителя на встречу японцу. Лоб в лоб !   Но враг уже успел дать очередь с дальней дистанции - примерно метров с 300, - и я почувствовал, как вздрогнул мой "ястребок".

Противник круто и стремительно поднырнул под меня и взмыл вверх. Ясно: разворачивается для новой атаки, норовит сесть на хвост, то есть зайти с тыла. Немедленно перевожу самолёт в горизонтальный полёт и что есть силы вращаю надоевшую рукоятку. Главное - не суетиться, не нервничать: японец только - только заканчивает разворот, у меня в запасе несколько секунд, прежде чем он ляжет на боевой курс... Чуть не кричу "ура", когда "ястребок", словно конь, освобождённый от пут, срывается с места в карьер, Шасси убраны !   Истребитель почти встает "на попа" от резкого "прыжка" вверх и несётся навстречу атакующему противнику.

Расходимся на встречных курсах, обменявшись бесполезными очередями. В глазах остается "снимок" японского самолёта с неубранными шасси... Вот она, ахиллесова пята - на моей стороне преимущество в скорости и маневренности в вертикальной плоскости. Главное теперь - навязать противнику бой на вертикалях. Этот приём я довольно неплохо освоил в 9-й авиаэскадрилье, перенял его у своих командиров - Алексея Кухаренко и Николая Щербакова. А жёсткие перегрузки переносил хорошо.

Противник и не подумал ловчить: на вертикалях так на вертикалях... Стреляный, видать, воробей, голыми руками не возьмёшь. Крутимся вокруг своей оси, вертимся в петлях и полупетлях - кто кого. От напряжения, перегрузок рябит и желтеет в глазах. Тянутся по консолям крыльев воздушные струйки, в какой - то момент очередного виража замечаю, как вздувается, но тут же сжимается гармошкой перкаль, которой обтянуты плоскости. И непрерывно мелькают перед глазами красные молнии - это слились в сплошной сверкающий круг алые полосы на фюзеляже противника: какие - то красные стрелы, большие кровавые пятна солнца на плоскостях  ( опознавательные знаки японской авиации ). Форменная "карусель". И-96 носится перед глазами как сумасшедший, ловок и неуловим.

Невозможно сейчас припомнить все перипетии того боя. Казалось, он длился целую вечность, а на самом деле лишь 10 минут. Скорее всего, не выдержав перегрузок, японский пилот решил выйти из вертикальной плоскости и, когда я ушёл вверх, бросил свой самолёт в петлю Нестерова, намереваясь рвануться в сторону. Видимо, во мне сработал инстинкт истребителя: круто оборвав вираж, я стрелой устремился вниз и с короткой дистанции дал длинную очередь в "брюхо" вражеского истребителя, перевернувшегося вверх колёсами.

Он упал на обочине аэродрома, и сбежавшиеся к месту его падения китайские лётчики встретили меня восторженными криками. Взволнованный Тун объяснил: сбит один из "королей неба", о чём свидетельствовали грозные стрелы и ещё какие - то эмблемы на изуродованном фюзеляже японского истребителя. Позже, в феврале 1938 года, когда мы уже находились в Наньчане, поздравляя меня с награждением орденом Красного Знамени за уничтожение двух лучших асов Японии, главный военный советник при штабе Чаи Кайши, командир дивизии М. И. Дратвин назвал их имена, которые со временем стёрлись в моей памяти.

Через день после памятного для меня боя мы вылетели для отражения налёта японских бомбардировщиков, наносивших очередной удар по Панкину. В последний момент мне не повезло - упорно не заводился мотор, а когда взлетел, китайские истребители уже вступили в бой с самолётами противника. Торопясь к месту схватки, я почти столкнулся с японским бомбардировщиком ЛБ-92, оторвавшимся от основной группы, и с ходу атаковал его на встречных курсах. Но, видимо, промахнулся - он продолжал лететь. Более того, вдогонку мне последовала очередь - стрелок бдительно следил за воздухом, и я почувствовал, как пули ударили в плоскость моего "ястребка". Машина, однако, была послушна, и я зашёл для новой атаки, уже в хвост бомбардировщика. И снова был встречен прицельным огнём. Видел даже стрелка, прильнувшего к турельной установке. Резким маневром удалось уйти из - под прямого огня, а в следующий момент я поймал в прицел стрелка и полоснул но нему очередью. Огонь с бомбардировщика прекратился. Уже спокойно приблизившись к самолёту, я с короткой дистанции дал длинную очередь по мотору. Бомбардировщик задымился и повалился на левое крыло. Оставив горящего противника, я ринулся в ближайший бой, едва не столкнувшись с самолётом - это был уже китайский, - и оставался в воздухе, пока японцы не ретировались. Мы довольно основательно потрепали противника.

Когда приземлились, меня пригласили в штаб авиагруппы. На пленного японского лётчика - пилота сбитого мною бомбардировщика - все смотрели как на диковину, великую редкость. Поняв, что подбитую машину спасти невозможно, пилот выбросился с парашютом, но опомнился: нарушил кодекс самурая - и попытался застрелиться. Случайность спасла ему жизнь: пистолет оказался повреждённым очередью из моего пулемёта и пуля застряла в стволе. Лётчик отделался тем, что сильно опалил висок.

Тщедушный человек с испуганными глазами и трясущимися руками - вот и весь самурай. Зато в рубашке "непобедимого". Как мне объяснили, такие рубашки расшивались причудливыми узорами самыми красивыми девушками Японии и вручались лучшим асам императорского воздушного флота.

Однако события под Напкином принимали грозный оборот. Китайский фронт рушился, целые части сдавались противнику либо покидали позиции. Командование нервничало. Японцы непрерывно "висели" над городом. На нашем аэродроме постоянно взлетали в воздух красные ракеты - сигнал опасности - и выли сирены. В день приходилось делать по 5 - 6 боевых вылетов. Взлетали группами по 5 - 6 самолётов против 50 бомбардировщиков и 20 - 30 истребителей противника. Спасала только дерзость, находчивость и полная неразбериха в небе, где было тесно от вражеских самолётов, спешивших сбросить бомбовый груз на город и аэродром и уступить место новой армаде бомбардировщиков...

Во время очередного вылета паша группа в составе Туна, Хлястыча, Панюкова и меня уничтожила 5 бомбардировщиков противника. В одном из боёв отличился Жукотский, сбивший 2 истребителя И-96. Китайские лётчики с благоговением взирали на нас. На своих "ястребках" мы чаще других принимали бой, сбивали врага, возвращались на израненных машинах, но оставались живыми и даже невредимыми, словно заговорённые от смерти. В то же время китайские лётчики гибли. Не вернулся на аэродром Ло, попали под бомбы не успевшие взлететь самолёты других китайских пилотов, с которыми мы успели познакомиться.

Примерно 28 - 29 декабря мы получили неожиданный приказ - произвести разведку в направлении Шанхая. Взлетели. Командир группы - Тун, ведомые - Жукотский, Панюков, Хлястыч и я. Линию фронта определить трудно - всё перемешалось и перепуталось, японцы взломали оборону китайцев почти повсеместно. Какие уж тут новые колонны противника, которые якобы подтягивались со стороны Шанхая для наступления...

По возвращении на аэродром мы никого не обнаружили - стояли только аварийные самолёты, не уничтоженные в панике отступления. Наскоро заправившись горючим и боеприпасом - всё пришлось делать самим, - приготовились взлететь: Тун принял решение следовать в Наньчан. По тут случилась заминка с мотором у самолёта Жукотского. К счастью, появился техник самолёта, не успевший эвакуироваться вместе с остальными. Вдвоём они занялись мотором. А над аэродромом уже гудели японские самолёты. Поднявшись в воздух, мы заняли своего рода круговую оборону, отгоняя истребителей противника. Впрочем, они предпочли не ввязываться в бой.

Наконец "ястребок" Жукотского взмыл с аэродрома, и мы взяли курс на Наньчан. Ведущим стал Панюков, хорошо изучивший карту и местные ориентиры. Велико же было наше удивление, когда, приземлившись, мы увидели, как из крохотной "ласточки" Жукотский извлёк... своего техника. Оказывается, когда они нашли, наконец, неисправность в моторе и устранили её, на аэродром, ворвались японские солдаты. Выбросив из самолёта аккумулятор - мотор уже работал, Жукотский втиснул в фюзеляж техника и взлетел под носом у противника...

Наньчанский аэродром, удалённый от линии фронта, считался тыловым. Но отдыхали мы там недолго: уже на 3- день сюда наведались японские бомбардировщики, причём, что было совсем неожиданно, в сопровождении истребителей И-96. Неужто противник сумел так глубоко вклиниться ?   Потом мы догадались: истребители летали с запасными  ( подвесными )  баками горючего. Первым раскрыл этот секрет Панюков, подбивший ещё под Нанкином японский И-96. "Ударил очередью в самую "подмышку", - рассказывал он. - Смотрю, вспыхнул синим пламенем, огонь так и льётся из - под крыла. Думаю: отлетался. И вдруг отрывается от самолёта ком огня, а истребитель как ни в чём не бывало удирает". Вспомнив этот случай, мы поняли, в чём было дело.

Здесь, под Наньчаном, лётчик Хлястыч "открыл" третий десяток сбитых нами самолётов противника: над Нанкином мы уничтожили в общей сложности 20 японских бомбардировщиков и истребителей. И снова нашим ребятам пришлось чаще других отражать воздушного противника.

- Надо продержаться ещё немного, товарищи, - выслушав нас, сказал М. И. Дратвин. - Не буду утешать вас тем, что сказал мне Чан Кайши: "Китайские лётчики стали воевать так, как никогда не воевали до сих пор, и этим они обязаны советским добровольцам". Принято решение вывести вас из подчинения местного командования.

В начале января 1938 года в Наньчан прибыла большая группа новых добровольцев во главе с Героем Советского Союза П. В. Рычаговым и военным комиссаром Л. Г. Рытовым, которые стали руководить действиями советских лётчиков в Китае.

П. В. Рычагов и А. Г. Рытов подробно расспросили нас о боях под Нанкином и здесь, тактике противника, настроении китайских лётчиков, взаимоотношениях с командованием и просто о нашем житье - бытье. Представили А. С. Благовещенского, назначенного командовать истребителями И-16. Алексея Сергеевича я знал ещё по Дальнему Востоку - он слыл мастером воздушного боя и высшего пилотажа, лётчиком чкаловского склада. Встретились мы как старые знакомые. А. С. Благовещенский назначил меня командиром звена  ( ведомыми стали Коврыгин и Конев ).

Жизнь на аэродроме сразу преобразилась. Новшества следовали одно за другим. Авиаотряд разбивался на звенья, вводились новый порядок взаимодействия в воздухе, приёмы боя, маскировки и так далее. Реорганизовалась система наземного наблюдения и оповещения, которая сразу же начала действовать с возрастающей эффективностью. Улучшилось и питание лётного состава... Во всём чувствовалась опытная и властная рука нового руководства. Китайское командование, если и не относилось одобрительно к нововведениям П. В. Рычагова  ( здесь он был известен как "Генерал Баталин" ), то и не препятствовало им.

Японская авиация неожиданно прекратила налёты на Наньчан. Учуяли что - то, готовятся ?   Противнику наверняка стало известно о прибытии к нам пополнения - агентурная разведка у японцев была поставлена отменно, слухи о шпионах и лазутчиках то и дело подтверждались. Помню, как в конце марта военная полиция схватила во время ночного налёта японских бомбардировщиков вражеского агента, наводившего самолёты противника на наш аэродром. Оказался им авиамеханик, обслуживающий американские истребители. После короткого допроса его тут же казнили на виду у всех поистине с азиатской жестокостью: подвесили за руки на столб и вспороли живот.

Пользуясь затишьем, Рычагов и Благовещенский организовали своего рода состязания - смотр по технике пилотирования истребителей Наньчанской авиагруппы, в котором участвовали советские, китайские, американские и английские лётчики. Сразу стали видны изъяны западной авиационной техники  ( морально устаревшие истребители "Кэртис-Хаук", "Гладиатор", "Фиат" ), особенно заметные в сравнении с советскими "ястребками" И-16, значительно превосходившими своих соперников   ( по скорости, например, вдвое ). "Что ж, - констатировал П. В. Рычагов, - ударной силой остаются наши самолёты".

Кстати, во время этого состязания больше всех пострадал... китайский лётчик Ван. Наблюдая с земли за истребителями, он так шумно и восторженно "болел" за наши И-16  ( летал сам Благовещенский ), а "Хауки" и "Гладиаторы" поносил ядрёными русскими словами, что вызвал настоящий гнев китайского начальства и был немедленно снят с должности командира звена.

А потом был бой. С опытным и сильным противником, к тому же превосходящим по численности. Видимо, японское командование намеревалось одним ударом покончить с Наньчанской авиагруппой: в налёте па аэродром участвовало до 50 бомбардировщиков в сопровождении около 20 истребителей. Однако мы были во всеоружии. Самолёты противника обнаружили задолго до появления над городом - на этот раз служба наблюдения не подвела.

Взлетели, согласно боевому расписанию, звеньями, всего 9 самолётов. Ведущий группы - А. С. Благовещенский. По замыслу Рычагова, руководившего боем с земли, мы должны были сковать действия самолётов противника и задержать их на подступах к городу. Затем в дело вступали другие группы истребителей с ближайших аэродромов, в том числе китайские, американские и английские. Расчёт строился на том, что японские истребители не выдержат боя - не хватит горючего, численное преимущество противника будет ликвидировано и силы сравняются. Дальнейшее - разгром бомбардировочной группы - не составляло особой трудности.

Таким образом, основная тяжесть боя ложилась на нашу ударную группу А. С. Благовещенского, почти полностью состоявшую из советских лётчиков. В последний момент, напутствуя нас перед вылетом, комиссар А. Г. Рытов сказал:

- Это по - своему самый интернациональный бой, и вы понимаете - нельзя нам ударить лицом в грязь...

Патрулируем над городом уже добрую четверть часа па высоте 6000 метров, а противника всё нет. Наконец на горизонте показалась первая группа самолётов. Насчитал 20 машин. Идут примерно на 1500 метров ниже нас. Благовещенский подаёт сигнал "Внимание", и мы устремляемся наперехват приближающемуся противнику.

Быстро сближаемся. Благовещенский со своим звеном нацеливается на флагманский бомбардировщик, моё звено идёт замыкающим. Вдруг замечаю наверху тройку И-96, пикирующих со стороны солнца. Подаю сигнал ведомым - следовать за мной - и круто разворачиваюсь навстречу атакующим истребителям. Коврыгин и Конев быстро повторяют мой маневр. Молодцы. Идут плотным, сомкнутым строем "клин".

Лобовая атака. Расходимся на встречных курсах на вертикалях. Завязывается бой. Главное сделано: эти уже не помешают Благовещенскому, остальное - дело техники. Настроение приподнятое - начало отличное. Скорее разогнать эту тройку - и в основную схватку.

Гоняемся друг за другом, обмениваясь очередями, не даём противнику выбраться из вертикальной плоскости. Японцы начинают нервничать - не столько контратакуют, сколько уклоняются, и довольно искусно, от атак, сесть на хвост себе не позволяют. Неожиданно прибавилось самолётов... Подоспела подмога !   Ну что ж, тем лучше: не надо искать противника па стороне. Держись, ребята !   Резким маневром - полупетля - сбрасываю с хвоста пристраивающийся ко мне И-96 и с ходу атакую в лоб первый попавшийся истребитель. Кажется, не промахнулся - самолёт выскакивает из "карусели". В самый раз махнуть за ним через крыло и добить, но не тут - то было - меня снова атакуют. Уклоняюсь. Японцы крутятся словно надоедливые осы, еле успеваю отбиваться. Моих ведомых нигде не видно. Что - то уж очень быстро их сбили.

Уже и не пытаюсь сесть кому - то на хвост - непрерывно контратакую противника в лоб. В создавшейся ситуации это единственное спасение: во - первых, прикрываюсь от огня мотором как броневым щитком; во - вторых, японцы, когда их много, лобовых атак по выдерживают - зачем зря рисковать в схватке с обезумевшим от сознания обречённости лётчиком...

А вот это, кажется, конец... "Закашлял" мотор. Хлопки чёрного дыма. Винт замирает, не крутится. Плохо дело !   А снизу опять несётся И-96.

Спокойствие. Выжидаю, пока сократится дистанция, чтобы противник не смог вовремя сманеврировать и расстрелять мой беспомощный самолёт. Вот он, критический момент: делаю резкий переворот через крыло и ввожу истребитель в отрицательное пикирование  ( угол падения больше 90° ).

"Карусель" остаётся позади. Впереди земля. Глаза уже фиксируют отдельные предметы внизу: деревья, речушки, озера. Чувствую: высота примерно 500 - 600 метров, на указатель высоты глянуть некогда. Да и к чему ?

Но "ястребок" - замечательная машина: легко и послушно вышел из бешеного отвесного пике, лёг в горизонтальный полёт. Бросаю взгляд вверх - пара И-96 настигает меня. Кладу самолёт на крыло - для скольжения, чтобы быстрее потерять оставшуюся высоту и сесть на "брюхо".  ( Незадолго до выпуска из Качинской авиашколы, в 1934 году, мне довелось быть свидетелем подобной посадки. Осуществил её В. П. Чкалов, испытывавший па нашем аэродроме истребитель И-16. При посадке отказали шасси, попытки "вытряхнуть" их из фюзеляжа не увенчались успехом, и уже тогда знаменитый ас сел "на брюхо". Кажется, это была первая в нашей авиации удачная посадка. )

Авось получится и у меня. Да иного выхода и нет: парашютироваться поздно.

Но "авось" не получилось. Пропахав несколько метров, самолёт врезался в бугор, и от сильного лобового удара я потерял сознание. Очнулся от страшной боли в ступнях. Ноги будто жгли раскалённым железом. Так оно и было: из подмоторной рамы било пламя, на мне горела одежда, а сам я висел на привязных ремнях вниз головой. При ударе о бугор самолёт скапотировал и перевернулся.

Отстегнул ремни, вывалился из кабины и покатился по земле. Вдогонку раздался оглушительный взрыв. Баки...

Сгореть заживо мне не дала яма для полива огорода  ( самолёт приземлился на крестьянском поле ). Я скатился в неё в горящей одежде. Когда выбрался из ямы, она вспыхнула... Был взят в "плен" сбежавшимися крестьянами, которые едва не устроили надо мной самосуд - приняли за японского лётчика. К счастью, в последний момент я умудрился разыскать в кармане полусгоревшей тужурки опознавательный лоскут красного шёлка - перед вылетом не успел прицепить на грудь. Разъярённые крестьяне вмиг изменились, заволновались и бросились ко мне с радостными возгласами.

В Наньчанский госпиталь меня принесли на носилках, в сопровождении огромной "свиты", словно богдыхана. Казалось, собралась вся крестьянская округа, узнав, что несут раненого советского лётчика. В тот же день вечером в госпиталь пришли навестить меня П. В. Рычагов и А. С. Благовещенский. Застали они меня в жалком состоянии - запелёнутого в бинты, сломанный нос в гипсе, рот опух так, что нельзя было шевельнуть языком.

- Хорош, нечего сказать, - мрачно пошутил Рычагов. - Но летать будешь: руки - ноги целы, даже голова на месте... Китайский доктор - профессор - говорит, через пару недель сможешь воевать.

Я показал глазами на Благовещенского: из - под халата у него виднелись бинты. Ранен ?

- Не ты один везуч, - хохотнул Рычагов. - Ещё одним "королём неба" у микадо меньше: схватился Алексей Сергеевич с лидером японских истребителей, а тот оказался Полковником, "непобедимым" - весь самолёт в молниях. "Король"... Вот и снял с него Благовещенский корону. Вместе с головой. Правда, самого чуть не прикончили - ребра задело.

Благовещенский покачал головой:

- Этого "короля" нам с Кудымовым пополам делить надо... Знаешь, сколько ты истребителей взял на себя ?   Девять !   Считай, половину прикрытия. Ну, мы отделали их за тебя. Под орех...

А ведомые твои живы - здоровы. Пощипали их малость - подбили. Поэтому и пришлось тебе отбиваться от целой оравы.

Не помню уж, сколько именно самолётов потеряли японцы во время того налёта на Наньчан, но потери были немалые.

А спустя ещё несколько дней - вечером 23 Февраля 1938 года, в День Красной Армии, я узнал о первом рейде советских бомбардировщиков в дальний тыл противника - на остров Тайвань.

Идея и план этого дерзкого налёта на крупную авиабазу противника принадлежали П. В. Рычагову и А. Г. Рытову. Высшее китайское командование было только проинформировано в общих чертах - имелись веские основания опасаться японских агентов, орудовавших в штабах.

В госпитале мне пришлось проваляться не 2 недели, как обещал китайский профессор, а почти месяц: раны заживали медленно. В палату к нам повадились неожиданные "доброжелатели" из местных русских эмигрантов. Но мы упорно "не понимали" их и отнюдь не баловали признательностью за столь "трогательное" внимание и сочувствие этих "графинь", "княгинь" и прочих "титулованных" особ, как они себя называли. Особенно настойчива была одна из барышень, подолгу сидевшая у моей койки. Как - то она подкараулила меня в госпитальном парке - я уже начинал совершать самостоятельные вылазки туда, тренируя совсем разучившиеся ходить ноги.

- Неужто вы так запуганы ГПУ, что боитесь даже рот раскрыть ? - чуть не с отчаянием сказала она. - Да, я дворянка, мой отец и братья били вас, но мы настоящие патриоты России...

- Что вам, наконец, надо, "патриотам" ? - не выдержал я. - А кто кого бил и побил, давайте не будем об этом - чтобы не расстраивать ваше благородие.

- Вы русский ? - спросила девушка. - Ведь это все здесь знают.

- Тогда зачем спрашиваете ?   Но я не русский. Пермяк. Ещё что ?

- Пермяк - это из каких - нибудь туземцев ?   Однако...

Я так посмотрел на эту благородную "незнакомку", что та отшатнулась.

- Простите великодушно, я не хотела вас обидеть !   У нас, видите ли, как бы это сказать...

- У вас не знали и даже не слышали про такую народность, господа "патриоты России" ?

"Комиссара бы сюда, Рытова", - подумал я, совершенно забыв о том, что нарушаю его наказ не ввязываться в подобные разговоры.

Преследовал же меня этот "комплекс", вот и сорвался. Что было, то было: с пионерского детства мечтал стать лётчиком, и как - то узнали о том мои домашние и соседи по деревне Верх - Юсьва тогдашнего Соликамского уезда. Подняли на смех: вон чего захотел... Тогда и услышал я это унизительное "куда уж нам", вбитое людям моей народности веками бесправия и невежества. А вбивали вот такие "патриоты России", вышвырнутые из собственной страны бурей революции, так говорил наш комиссар Андрей Герасимович Рытов, предостерегая от встреч о назойливыми "соотечественниками".

...И снова бои над Наньчаном. Японцы стали осторожней - уроки, как говорится, пошли впрок. Уже не лезли напролом, полагаясь на численный перевес, действовали более изощрённо и коварно. Отказывались от шаблонной тактики, стали куда "почтительней" относиться к противнику. Научились распознавать в воздухе паши "ласточки" - один на один предпочитали не сводиться. Как - то чуть не "заклевали" моего друга Туна: пять И-96 против одного !   Ему тогда не повезло: не успел полностью убрать шасси. Японцы подкрались к нашему аэродрому, не замеченные постами наблюдения  ( легко выбрали маршрут и сманеврировали высотами ). Вдобавок ко всему во время боя на "ястребке" Туна кончились боеприпасы. Всё же он не вышел из боя: непрерывно имитируя атаки, дождался, когда японские истребители, экономя горючее на обратный путь, покинули "поле" боя. На аэродроме мы насчитали 25 пробоин на "ястребке" Туна. Сам же он плакал от досады...

То же самое случилось и у лётчика Шарая. После изнурительных маневров в "карусели" ему удалось в конце концов зайти в хвост опытному противнику, доставшемуся на его долю. Но в решающий момент убийственной очереди не последовало. Разгорячённый боем, Шарай вплотную приблизился к противнику - "хоть попугать !" и... таранил самолёт врага. Его наградили орденом Красного Знамени...

В боях сражались и другие добровольцы из отряда А. С. Благовещенского: И. Г. Пунтус - бородатый добряк и сорвиголова, о котором говорили - "ни бога, ни чёрта, ни даже начальства не боится", интеллигентный В. Дадонов - лётчик вдумчивый и хладнокровный, ставший впоследствии Генерал - лейтенантом; дальневосточник А. Душин, летавший на И-15бис и отличавшийся удалью, даже бесшабашностью в бою   ( в начале Великой Отечественной войны мне довелось служить с ним на Чёрном море в 9-м истребительном авиаполку, сражаться над Николаевом и Анапой ); П. Панин, Селезнёв  ( в 1943 году я неожиданно встретил его под Ленинградом, где он испытывал FW-190, захваченный у противника ).

Я не случайно упоминаю здесь о Великой Отечественной войне. Боевой опыт, приобретённый советскими лётчиками - добровольцами в Китае, сослужил нам очень хорошую службу в недалёком будущем. Противник оказался сильный, коварный, к тому же численно превосходящий нас в воздухе в первый период войны. Мне лично с первого и до последнего дня войны пришлось воевать на Черном море, Балтике, в Польше, Германии. И также "посчастливилось" несколько раз встречаться с "непобедимыми" геринговскими асами. Одного из них, летавшего на только что появившемся на Советско - Германском фронте самолёте FW-190, на фюзеляже которого было нанесено около 30 крестов - столько побед было одержано им на Западе, я сбил над Ленинградом.  [ Всего за время войны уничтожил 12 самолётов противника лично и 29 - в групповых боях. ]

...В начале апреля 1938 года на аэродром в Наньчане прибыла новая партия советских самолётов - истребители И-15бис  ( их называли "чижами" ). Летать на них стали советские добровольцы. "Чижи" значительно усилили истребительную авиагруппу А. С. Благовещенского. Они увеличили возможности самолётов И-16, великолепно показавших себя в боях на вертикалях. Японские же истребители И-96 обладали определённым преимуществом в горизонтальной плоскости и всячески стремились навязывать нашим "ласточкам" свою тактику боя. С прибытием самолётов И-15бис японские лётчики вынуждены были вовсе отказаться от этих попыток - мы сразу отработали взаимодействие с "чижами".

К сожалению, воевать вместе с вновь прибывшими добровольцами мне пришлось недолго: в конце апреля 1938 года я получил задание отправиться в Ланьчжоу для приёма и перегона в Наньчан новой партии истребителей И-16. Туда же вылетела группа китайских лётчиков, которых мне предстояло обучать на "ласточках".

- Постарайся не задерживаться, - сказал А. С. Благовещенский. - На фронте назревают большие события. "Рубка", думаю, начнётся уже в мае: японцы готовят наступление на центральном участке. Самолёты нужны позарез. Маршрут ты изучил досконально, а китайские лётчики знают тебя. Поэтому дело у вас должно пойти быстро, это сейчас важно. Так что действуй.

Перелёт в Ланьчжоу не обошёлся без происшествий. Через час полёта загорелся один из 3-х моторов самолёта, на борту которого находилась наша группа из 5 человек. Садиться не куда - местность гористая. Легли на обратный курс - в Ханькоу. В воздухе удалось погасить пожар. Сели с грехом пополам. Один из цилиндров   ( мотор воздушного охлаждения )  висел на проводах...

На следующий день вылетели на ТБ-3 с китайским экипажем. Самолёт не был полностью заправлен горючим - отложили до ближайшего промежуточного аэродрома. Едва приземлились - воздушная тревога. Командир корабля взял курс на Ланьчжоу, не подумав, хватит ли топлива. Конечно, не хватило. А внизу - сплошные скалы, ущелья, ни клочка "живого места". Моторы остановились. Могильная тишина. Только этого не хватало - погибнуть после стольких - то боёв...

Спасла высота: самолёт летел на 5000 метрах. С трудом перевалив через горный хребет, приземлились у самого подножия, каким - то чудом не разбив самолёт на валунах. До посадочной полосы аэродрома Ланьчжоу не дотянули с полкилометра: не хватило запаса высоты. Выбрались из самолёта возмущённые и злые до предела. Пилот ТБ-3 смеялся. Во время очередного перелёта в Ланьчжоу этот же пилот на этом же самолёте врезался в скалы и погиб, имея па борту 25 советских добровольцев...

Благовещенский ошибся ненамного: "рубка" началась 29 апреля 1938 года, в день рождения японского императора. Авиация противника сконцентрировала удары на Ухане, который становился вожделенной целью японского наступления вдоль Янцзы. Обстановка быстро накалялась. Оттуда уже начали прибывать в Ланьчжоу раненые советские добровольцы, преимущественно лётчики. Вынужденные праздно отсиживаться на аэродроме, мы чувствовали себя как на иголках: сборка и покраска самолётов проходила крайне медленно. Куда быстрее шло дело с переучиванием китайских лётчиков - они давно мечтали летать на советских машинах и готовы были спать в кабинах истребителей чтобы не потерять лишней минуты. Но прежде чем переправить машины на прифронтовые аэродромы, нам предстояло облетать каждый самолёт.

От раненых советских добровольцев мы и узнали подробности ожесточённого воздушного сражения, разыгравшегося 29 апреля над Ханькоу. В нём участвовало более 100 самолётов с обеих сторон. С начала войны в Китае здесь впервые численное преимущество было на стороне советских и китайских лётчиков, по крайней мере в тот апрельский день. Японская авиация понесла тяжёлые потери: было сбито более 20 бомбардировщиков и истребителей. Мы потеряли 2 самолёта. На одном из них летал бесстрашный Тун, с которым мы не расставались с первых дней прибытия советских добровольцев в Китай. По рассказам очевидцев, во время боя его самолёт был подбит и сгорел при падении.

Назывались имела лётчиков Беспалова, Пунтуса и других отличившихся в бою истребителей, которых я хорошо знал, - с одними воевал ещё под Нанкином, с другими в Наньчане. Завидовал. Жалел, что не довелось самому участвовать в этом славном сражении, "посвящённом" дню рождения его императорского величества...

Потрясённое сокрушительным отпором над Уханем, японское командование свернуло активные боевые действия своей авиации и перебазировало её подальше в тыл. В воздухе наступило временное затишье. Воспользовавшись паузой, советское командование решило сменить лётный состав добровольцев, действовавших в Китае с конца 1937 года. Вскоре я возвратился на Родину.

...В январе 1953 года из китайского посольства в Москве мне прислали один из номеров журнала "Народный Китай", в котором была помещена статья о советских воинах - добровольцах. "Китайский народ, - говорилось в ней, - никогда не забудет героев - лётчиков советского добровольного отряда, прибывших нашу страну в тяжёлые годы антияпонской войны и отдавших свои жизни за дело освобождения Китай от японских захватчиков... Советские герои, воспитанные партией Ленина, проявили высокий дух интернационализма".

Высокие и правдивые слова !   Хочется верить, что китайский народ действительно никогда этого не забудет.