Яманов Валериан Александрович

Теперь мне уже за 80. Жизнь моя безраздельно была отдана Родине: с 1932 года я служил в авиации, имел честь участвовать в боях за свободу Испании, в воздушных сражениях в небе Монголии и в Великой Отечественной войне. Я, рабочий парень, сын рабочего, стал Генералом. Может ли быть большее счастье, чем прожить жизнь для блага Отчизны !

С юношеских лет и до конца службы авиация была моей мечтой и кровным делом. Я жил в Иванове рядом с аэродромом. На моих глазах ежедневно проходили тренировочные полёты авиаторов. В то время у меня зародилось желание стать лётчиком. Оно осуществилось. Как активного комсомольца, в 1932 году меня приняли в партию. Вскоре в партийную организацию пришла разверстка о выделении молодых коммунистов на учебу в Ленинградскую военно - теоретическую школу Военно - Воздушных Сил. Мне посчастливилось - был включён в список кандидатов. Сдал экзамены, прошёл медицинскую комиссию. Зачислили курсантом.

После окончания учёбы в Ленинграде меня направили в Оренбургскую школу лётчиков. Там прошёл полный курс обучения. Получив командирское звание и должность младшего лётчика, в 1935 году был направлен в Брянскую истребительную авиационную бригаду.

В составе этого соединения неоднократно участвовал в крупных войсковых учениях и праздничных парадах над Красной площадью в Москве. В плотных строях проносилась наша истребительная бригада над улицами столицы, заполненными ликующими колоннами демонстрантов.

В 1936 году вспыхнула война в Испании. "Над всей Испанией - безоблачное небо". Эти слова, как известно, послужили сигналом к началу фашистского мятежа, возглавленного Франко. Помню, с какой ненавистью восприняли мы, лётчики Брянской истребительной бригады, это вторжение фалангистского Генерала в нашу стихию. Фраза эта запомнилась, и по мере развития испанских событий всё отчётливее выступал её наглый, циничный смысл.

В те дни советские люди были охвачены тревогой за судьбу Испании. Много говорили о сводках, приходивших с далёкого фронта. Часто спрашивали друг друга: "Какая погода в Испании ?" или "Как дела в испанском небе ?". А иногда просто выражали желание встретиться с врагом.

В те дни, там в огне разбушевавшегося пожара решалась судьба республики. От исхода войны зависело, по какому пути пойдёт страна - курсом демократического развития или фашистской диктатуры. Героическая борьба испанского народа против фашизма и реакции вызвала горячие симпатии всех демократических и антифашистских сил мира. Тысячи добровольцев разных стран стремились в республиканскую Испанию, чтобы с оружием в руках помочь испанскому народу отстоять свою свободу и независимость.

Советский Союз одним из первых протянул руку братской помощи испанским патриотам. В стране прошли митинги, начался сбор денежных средств в помощь республиканцам. Поток рапортов советских граждан, желающих поехать в Испанию, рос с каждым днём. Среди добровольцев были танкисты, моряки, лётчики, артиллеристы. Вместе с другими лётчиками мне тоже довелось участвовать в схватке с фашистами на испанской земле.

В поезде, следовавшем до Парижа, и в самолёте, перебросившем нас из Парижа в Барселону, были кроме меня ещё 3 лётчиков - Дмитрий Комаров и, если память мне не изменяет, Сергей Плыгунов и Василий Николаенко. Вместе с нами прибыл в Испанию и комбриг Евгений Саввич Птухин, вскоре назначенный советником командующего истребительной авиацией республиканской армии.

Наш путь лежал из Барселоны в Лос - Алькасарес, сборный пункт добровольцев - авиаторов вблизи Картахены. Здесь же производилась сборка прибывших из Советского Союза самолётов и базировались истребители прикрытия порта.

В. А. Яманов, 1937 год.

15 Мая 1937 года я уже был на месте назначения - на аэродроме Алькала-де-Энарес, в 40 километрах от Мадрида. А всего за 2 недели до того я, в строю эскадрильи, пролетал над Москвой во время Первомайского парада.

В Алькале тогда базировалась довольно сильная группа советских лётчиков, которой командовал опытный авиатор Колесников, а после его гибели - Иван Алексеевич Лакеев. Здесь были П. Шевцов, С. Поляков, А. Минаев, С. Буров, В. Пузейкин, А. Зайцев, П. Акуленко и другие. Мы влились в их среду и в процессе совместной работы поняли, что многим обязаны этим "старичкам". Они вынесли на своих плечах трудности начального, организационного периода войны, успешно отражали вместе с республиканской армией массированные, мощные, хорошо подготовленные удары фашистов в Харамской и Гвадалахарской операциях.

Вскоре мы вступили в бой. Это были наши первые встречи с фашизмом. Напряжение было высокое, мы делали по 5 - 6 вылетов в день. Приходилось вести борьбу с численно превосходящим противником. Нас, ещё не искушённых в воздушных сражениях, вводили в боевой строй "старички" - ветераны, вынесшие на своих плечах трудности начального периода войны.

Случилось так, что не в родном небе, а в небе далекой Испании, в сражениях за Испанскую республику лётчики - добровольцы получили своё боевое крещение, впервые лицом к лицу столкнувшись с врагом. Многие мои сверстники обрели здесь боевую зрелость. Здесь начался процесс духовного и воинского созревания многих советских лётчиков моего поколения. Обучение наше проходило главным образом в боевых операциях, в воздушных схватках. На учёбу в более спокойной обстановке времени не было. "Старички" натаскивали нас, беря в свой строй по нескольку человек и показывая на практике тактические приёмы боя.

Основная задача эскадрильи, действовавшей в Алькале, состояла в отражении налётов воздушного противника на Мадрид, налётов, которые не прекращались ни днём, ни ночью. Успешное выполнение этой задачи требовало от нас большого напряжения.

С первых же боевых вылетов мы убедились в силе и мощи нашего истребителя И-16, который в умелых руках не уступал по боевым качествам лучшим образцам тогдашней авиационной техники противника. Летать же приходилось много. В одной из своих книг Долорес Ибаррури писала о работе лётчиков:

"Те немногие самолёты, которыми располагали народные Военно - Воздушные Силы, целый день находились в воздухе и вводили в заблуждение противника: он никак не мог себе представить, что это были одни и те же самолёты, что одни и те же лётчики совершают чудеса, успешно прикрывая и защищая мадридское небо".

Это очень верно сказано. Лётчики находились в состоянии постоянной боевой готовности и по первому требованию командования поднимались в небо навстречу врагу. Приехав на рассвете на аэродром  ( ночевали лётчики в гостинице "Палас" в Мадриде ), мы сразу же направлялись к своим самолётам и уже не оставляли их целый день. Большей частью сидели в кабинах самолётов, ожидая сигнала на взлёт, иногда, лишь для того чтобы размяться, отдыхали под плоскостью самолёта.

В основном команды на вылет давались с главного наблюдательного пункта - "Телефоники". Целеуказание производилось самыми примитивными способами - полотнищами и ракетами с земли. Большей частью приходилось вести борьбу с бомбардировщиками типа "Юнкерс" и сопровождавшими их истребителями - "Фиатами", а позднее с "Мессершмиттами". Секреты и методы борьбы с бомбардировщиками - их уязвимые места, ракурсы атак и тактические приёмы - нами усваивались непосредственно в бою.

Под Мадридом мне неоднократно приходилось участвовать в воздушных боях с истребителями противника. Они чем-то напоминали пчелиный "клубок". Попав первый раз в такой переплёт, я просто - напросто растерялся: не хватало умения быстро ориентироваться, распознавать противника, грамотно оценивать обстановку, пилотировать самолёт и выполнять атаку. Всё перемешалось в том бою: где свои, где чужие - трудно было разобрать. Я старался держаться за ведущим, не отрываться от него. Видимо, своей цели достиг, ибо на разборе полёта старший начальник похвалил меня. В последующих боях я уже чувствовал себя спокойней: с каждым вылетом укреплялись навыки управления самолётом, росла уверенность в себе.

Товарищи, вместе со мной вступавшие в боевую жизнь, - Митя Комаров, Сергей Кузнецов, Паша Ожередов, Сергей Бураков, Вася Николаенко, Н. Волощенко, Сергей Поляков, Иван Воронин, Сергей Плыгунов, А. Стариков, А. Лозыченко и другие - часто делились своими впечатлениями после боевого дня, отмечали положительные и отрицательные моменты полётов, старались быстрей войти в строй. Большинство из них использовали впоследствии накопленный в Испании боевой опыт в Великой Отечественной войне. Не всем пришлось дожить до наших дней.

Были у нас трудности, связанные с незнанием языка, но они нас не смущали. Добровольцы быстро усвоили тот ограниченный запас слов, который был необходим для взаимопонимания с друзьями - испанцами. Больше хлопот доставляли нам препятствия другого рода, я бы сказал - психологические.

Дело в том, что весь обслуживающий технический персонал, за исключением старших техников, состоял из испанцев, работавших здесь ещё до войны. У них были свои навыки и привычки, сложившиеся в обстановке, весьма отличной от военной. Мы, советские лётчики, привыкли не отделять себя от обслуживающего персонала и обычно так или иначе помогали техникам готовить машины к вылету. Для испанцев это было непривычно. У старых испанских лётчиков укоренились аристократические замашки, и они смотрели на обслуживающих аэродромных работников свысока. Поэтому на первых порах вмешательство советских добровольцев - лётчиков в наземные дела, их помощь рассматривались многими техническими работниками как признак недоверия к старому аэродромному персоналу. Впрочем, испанцы скоро поняли, что наша помощь идёт от чистого сердца, и стали принимать её с благодарностью.

Были и другие мелочи, которые иногда вносили разлад в нашу общую работу. Начальник авиации Испанской республики Игнасио Идальго де Сиснерос в своих воспоминаниях пишет:

"Советских людей сильно удивляло, что для испанцев обеденные часы были почти священными. Мы, конечно, не отменяли вылеты ради еды, но в силу привычки часы приёма пищи были для нас довольно серьёзным делом и всегда, когда это было возможно, мы с ними считались. Для советских пилотов часы приёма пищи ничего не значили, они никогда об этом не думали, и даже в дни затишья им было безразлично, есть ли в какой-то определённый час или не есть".

Эти слова могут вызвать улыбку, но начальник авиации Идальго де Сиснерос не случайно остановил своё внимание на таких, казалось бы, пустяках. Они серьёзно мешали боевой работе. Дело не только в часе приёма пищи, но и в темпе, в котором совершалась эта безусловно важная процедура. Привыкшие к условиям мирного времени, наши испанские друзья с трудом преодолевали свою медлительность - не только в еде, но и в работе. Приходилось терпеливо учить и воспитывать людей. Надо сказать, что наши усилия в этом направлении встретили, за редкими исключениями, сочувствие и у самих испанских товарищей. Помню, мы охотно прибегали к такому деликатному и очень простому способу перевоспитания. Наши лётчики приглашали испанцев отобедать за одним столом. Отказываться от приглашения испанцам, естественно, было неудобно. Однако священнодействовать за нашим обедом особенно не приходилось, невольно надо было поспевать за советскими камарадас.

Уж если речь зашла о наземном обеспечении полётов, то нельзя не сказать несколько слов о той роли, какую сыграли в чёткой организации этого важнейшего дела наши технические специалисты - эксплуатационники, оружейные мастера, прибористы. У республики не было стационарных ремонтных предприятий и квалифицированных рабочих, которые могли бы обеспечить быстрое устранение повреждений, полученных самолётами в бою.

Ремонтные мастерские были созданы прямо при аэродромах, что, конечно, не всегда могло гарантировать высокое качество восстановительного ремонта. Но обстановка требовала как можно скорее вводить вновь в строй повреждённые самолёты. И тут наши специалисты демонстрировали чудеса изобретательности и умения.

П. Ф. Заварухин.

Одним из таких мастеров, про которых в народе говорят "золотые руки", был оружейник Павел Заварухин. Он в совершенстве знал технику, кропотливо изучал ещё в мирных условиях все особенности её эксплуатации. И когда в конце 1936 года он приехал в Испанию, на него возложили обязанность обеспечить бесперебойную работу самолётного вооружения в боевых условиях. Заварухин работал с огоньком, с выдумкой. Анализируя боевой опыт, он ввёл немало новшеств в технику; в частности, с помощью нехитрых приспособлений значительно упростил и ускорил зарядку самолётов боеприпасами, процесс устранения задержек во время стрельбы из пулемётов, ремонт оружия в полевых условиях. Заварухина всегда окружали испанские техники, почтительно, почти с восторгом наблюдавшие за его красивой работой и многому от него научившиеся. А мы, лётчики, знали: если оружие на нашем истребителе ремонтировал или проверял Заварухин, в бою оно будет действовать безотказно.

Уже после возвращения из Испании П. Ф. Заварухин приобрёл специальность лётчика. В годы Великой Отечественной войны он командовал лётным подразделением, затем закончил Военную академию, получил высокое звание...

Примеров мужественного, героического поведения советских лётчиков в Испании было множество. Собственно говоря, каждый боевой вылет требовал от лётчика крайнего напряжения воли, физических и духовных сил. Ведь в воздухе противник постоянно имел численное превосходство. Но наши лётчики принимали бой и в таких неблагоприятных для нас условиях. В подобных неравных схватках мы потеряли замечательных лётчиков - Сергея Бурова, Николая Сафонова, Фёдора Колосова и некоторых других, но гибель их дорого обошлась врагу.

К сожалению, время стёрло в памяти имена многих героев. Отчётливо запомнился мне боевой эпизод, происшедший с одним из моих товарищей по эскадрилье Константином Беляковым - коренастым и сильным парнем с открытым русским лицом. Константин выделялся среди нас светлым цветом волос, приводившим в восхищение испанских девушек. Они и дали ему прозвище "Рубио", что означает "блондин".

Небольшой, полевого типа аэродром Мансанарес под Мадридом... В один из напряжённых боевых дней на командный пункт аэродрома поступило донесение о появлении значительной группы истребителей противника, следовавшей на Мадрид. Вылетели по сигналу сирены всей эскадрильей. Бой завязался на высоте 3000 метров над вершинами Сьерры-де-Гвадаррамы. В результате 15-минутной схватки удалось рассеять фашистов, один из "Фиатов" был сбит Иваном Лакеевым и рухнул на землю, другой задымил и ушёл вниз. У нас потерь не было. Возвратились на свой аэродром обычным порядком. Но не успели мы произвести осмотр и дозарядку машин боеприпасами, как поступила команда к немедленному взлёту звеном. Необходимо было разведать район северо - западнее Мадрида, где, по имевшимся данным, происходило интенсивное движение войск по дорогам. Эта задача выпала на долю звена Кости Белякова с ведомыми Володей Жундой и Васей Макаричевым.

Задание удалось выполнить успешно. Но на обратном пути над одним из населённых пунктов звено было обстреляно зенитной артиллерией. Костя внезапно почувствовал острую боль в спине. Самолёт сильно встряхнуло. Лётчик понял - ранило. Беляков продолжал полёт и привёл на аэродром своё звено. Сам он садился последним.

Надо представить себе, что означало для Кости в его состоянии произвести благополучную посадку !   Чтобы не разбиться вдребезги, нужно было более 40 раз повернуть ручку выпуска шасси - это при ранении спины !   Кроме того, нужно было полностью сохранить самообладание и зоркость глаза, чтобы приземлиться на узкой площадке, огороженной каменной оградой. Беляков посадил машину с 3-го захода, но из кабины выйти он уже не смог. Когда мы извлекли его, он был почти без сознания. Ранение оказалось серьёзным. По комбинезону расползалось большое чёрное пятно. Из раны торчал осколок. Надо было срочно удалить осколок, а медицинского персонала на аэродроме, как назло, не оказалось. Командир принял решение - самим извлечь осколок. Под руками оказались технические плоскогубцы. Они сошли на этот раз за хирургический пинцет. Вытащив осколок, мы перевязали Белякова и отправили в госпиталь.

После испанских событий я как-то потерял из виду Костю Белякова. Знал только, что он участвовал в Отечественной войне, а после войны командовал истребительным соединением. В конце 1965 года совсем неожиданно я встретился с ним в зале Ленинградского горисполкома при вручении медали "XX лет победы в Великой Отечественной войне советского народа 1941- 1945 гг.". Мы крепко обняли друг друга. Вспомнили Испанию и старых друзей.

Я посмотрел на поседевшую голову товарища, и у меня вырвался вопрос:

- А помнишь, Костя, как заглядывались испанки на твои волосы ?

Костя весело улыбнулся и ответил:

- Как не помнить !   Всё помню... "Рубио" !

После Мадрида - Уэска, после Уэски - Брунете, потом Кампореаль. Таким был мой боевой путь в Испании. Конечно, на каждом из этих этапов были свои особенности. Так, под Уэской мы часто штурмовали позиции противника, поддерживали наземные войска. В Брунетской операции главным образом пришлось вести борьбу с воздушным противником, действуя по его аэродромам и отражая налёты его авиации.

С благодарностью вспоминаю сейчас командиров, под руководством которых я совершенствовал своё лётное мастерство: душевного и отзывчивого Григория Плещенко, озорного Валентина Ухова. Первый живёт в Ленинграде, второй умер. Судьба нас всех сводила и в период Отечественной войны: воевал я с ними в одном соединении.

Где только не побывали наши "Ишаки"  ( так называли мы свои самолёты И-16 ), на каких только аэродромах и площадках не приземлялись !   Об испанских аэродромах надо сказать несколько слов. Чаще всего это были наспех оборудованные, очень ограниченные по размерам площадки. Они обычно были окружены каменными оградами и не прикрывались никакими зенитными средствами. Взлёты и посадки на таких аэродромах, особенно в условиях немедленных действий по тревоге, при частых налётах противника, представляли немало хлопот для руководства. А от лётчиков требовались идеальная дисциплина и точный расчёт. Вместе с тем работа на такого рода лётных площадках оттачивала наше мастерство, учила в совершенстве владеть самолётом.

Последний боевой вылет я произвёл с аэродрома Кампореаль. В тот день шла обычная напряжённая жизнь. Эскадрилья вернулась с боевого задания. Готовились к повторному вылету: заправлялись горючим, боеприпасами, проводился технический осмотр машин. Короткий отдых лётчиков прервала команда на взлёт. Противник предпринял "звёздный" налёт на наш аэродром большим количеством бомбардировщиков. Взлетать пришлось в разрывах бомб. Часть самолётов благополучно поднялась и завязала бой с противником над аэродромом, другие же были повреждены осколками бомб и не вылетели. Момент взлёта моего самолёта был прерван очередной серией бомб. Самолёт был повреждён, я ранен. Отвечавший за мою машину техник получил тяжёлое ранение и через несколько минут скончался.

В Мадридском госпитале мне пришлось перенести серьёзную операцию. Продолжал лечение в Валенсии, а затем в Москве, в военном госпитале имени Н. Н. Бурденко.

За бои в Испании я был награждён орденом Красного Знамени.

После излечения в госпитале продолжал службу в Брянской истребительной авиационной бригаде.

В Мае 1939 года японские милитаристы начали необъявленную войну против Монгольской Народной Республики. Советский Союз оказал помощь братскому монгольскому народу в отражении японской агрессии. На усиление действовавшей на Халхин - Голе немногочисленной советской авиации направлялись лётчики из внутренних округов страны. Из Брянской бригады в начале Июня 1939 года была выделена группа лётчиков, в которую включили и меня. Вместе со мной были лётчики Николай Бутома, Пётр Горелов, Михаил Добров, Михаил Довгань, Евгений Домань, Алексей Киселёв, Константин Кочетков, Сергей Кудрявцев, Пётр Парамонов и Георгий Ромашков. На одной из авиационных баз Забайкальского военного округа мы получили новые истребители И-16 и перелетели на полевой аэродром, расположенный в районе монгольского города Баян-Тумен. Здесь мы влились в состав 22-го истребительного авиационного полка.

Нас принял командир 23-й авиационной бригады Майор Т. Куцевалов. Он подробно ознакомил с наземной и воздушной обстановкой, рассказал о первых воздушных боях. Из его рассказа мы узнали, что воздушные бои на Халхин - Голе начались в последней декаде Мая. В них японские лётчики нанесли немалый урон нашей авиационной группе. В составе этой группы было всего 2 авиационных полка - 70-й истребительный и 150-й бомбардировочный, в которых имелось 37 истребителей и 29 бомбардировщиков. 23 Мая на Халхин - Гол из Забайкалья прибыл 22-й истребительный авиационный полк под командованием Майора Н. Г. Глазыкина, располагавший 63 истребителями.

В Мае японская авиация безраздельно господствовала в воздухе. Она оказывала поддержку наземным войскам, вела разведку на большую глубину, наносила удары по монгольским пограничным заставам и передовым подразделениям регулярной армии, прибывшим в район боёв.

Первый воздушный бой лётчиками 70-го истребительного авиационного полка был проведён 22 Мая. В тот день 5 наших И-16 и И-15-бис сошлись над горой Хамар-Даба с 5 японскими истребителями И-96. Лётчик Лысенко был сбит. Японцы потерь не имели.

Утром 27 Мая на перехват японских истребителей по тревоге вылетело 6 И-16 из 22-го полка. У противника было 9 машин. В воздушном бою 2 наших лётчика - Старший лейтенант Н. С. Черенков и Младший лейтенант В. Г. Паксютов - были сбиты, а Капитан А. И. Савченко, пытавшийся посадить неисправный самолёт, разбился вблизи своего аэродрома. Лейтенант А. П. Пьянков произвёл вынужденную посадку в степи. Японцы и на этот раз потерь не имели.

Ещё более печально закончился утренний вылет 28 Мая. В 22-м полку поднялось в воздух звено И-15-бис в составе командира эскадрильи Старшего лейтенанта Г. К. Иванченко, адъютанта эскадрильи Старшего лейтенанта Е. П. Вознесенского и флаг-штурмана эскадрильи Лейтенанта П. В. Чекмарева. Никто из них не вернулся с боевого задания.

В тот же день для прикрытия наших подразделений, ведущих бой на правом берегу Халхин - Гола, поднялись 9 И-16 во главе с помощником командира 22-го полка Майором П. А. Мягковым. В районе переправы наши лётчики встретились с 18 японскими истребителями И-97. В воздушном бою японцы сбили 6 наших машин, а 7-ю сожгли, после того как наш пилот, потеряв ориентировку, сделал вынужденную посадку в степи. Погибли замечательные лётчики: Майор П. А. Мягков, Лейтенанты В. А. Бакаев, В. П. Константинов, А. Я. Кулешов, А. В. Лимасов, И. Ф. Пустовой. Противник же и на этот раз ушёл безнаказанным.

Личный состав полка тяжело переживал случившееся. Стало ясно, что одного энтузиазма мало, нужен ещё и опыт. А его как раз и не хватало. Это явилось одной из причин гибели лётчиков, которые встретились с японскими "дикими орлами", имевшими двухлетнюю практику войны в Китае. Очевидны были также просчёты в организации: при встрече с противником строй группы распадался, лётчики вели бой разрозненно. Радиостанций на самолётах не было, поэтому управление с началом боя терялось. В тоже время у японцев на всех машинах стояли приёмники, а на командирских - и радиопередатчики.

Взлёт одиночными самолётами с одного аэродрома требовал много времени на сбор эскадрильи и полка и не обеспечивал быстрый перехват вражеских самолётов. Были также недочёты в системе наблюдения, оповещения и связи. Выявилось плохое знание лётчиками района боевых действий, в результате некоторые из них теряли ориентировку.

О сложившейся обстановке было доложено в Москву народному комиссару обороны. Командование приняло срочные меры для коренного улучшения дела. На усиление ВВС 57-го особого корпуса были направлены десятки опытных лётчиков. Устаревшие машины вскоре были заменены модернизированными истребителями И-16, вооружёнными 4 пулемётами, и новыми "Чайками"  ( И-153 ), которые по своим лётно - тактическим характеристикам превосходили японские И-96 и И-97. На Халхин - Гол были направлены также 5 истребителей И-16 с ракетным вооружением под командованием Капитана Н. И. Звонарёва. Пополнились скоростными машинами бомбардировочные части. Для ночных действий из Северо - Кавказского военного округа прибыла эскадрилья тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3 под командованием Старшего лейтенанта Н. Ф. Гастелло.

В первых числах Июня из Москвы на Халхин - Гол прибыла группа лётно - технического состава из 48 человек во главе с заместителем начальника ВВС Красной Армии Героем Советского Союза комкором Я. В. Смушкевичем. В составе этой группы были лётчики, инженеры и техники, имевшие опыт боёв в Испании и Китае, в том числе Герои Советского Союза комбриг С. П. Денисов, Полковники Н. С. Герасимов, А. И. Гусев, И. И. Душкин, И. А. Лакеев, В. И. Шевченко, Майоры С. И. Грицевец, В. В. Зверев, П. Т. Коробков и Г. П. Кравченко, Капитан О. Н. Боровков  ( В некоторых изданиях ошибочно указывается, что в группе Смушкевича был 21 Герой Советского Союза ).

Комкор Я. В. Смушкевич принял командование ВВС 57-го особого корпуса. Перед ними стояла задача в кратчайший срок нанести поражение японской авиации и завоевать господство в воздухе. Чтобы успешно решить её, надо было в первую очередь научить лётчиков грамотно вести воздушный бой.

Началась упорная учёба, которая продолжалась 3 недели. С раннего утра до позднего вечера на всех площадках, во всех эскадрильях кипела напряжённая боевая работа. Под руководством опытных лётчиков выполнялись ознакомительные полёты, изучались район боевых действий, тактические приёмы японской авиации, отрабатывались различные элементы воздушного боя. Комкор Смушкевич чётко руководил учебными полётами, постоянно заботился об обеспечении авиационных частей материально - техническими средствами, об устройстве быта и отдыхе лётчиков. Все дни он проводил на аэродромах, беседовал с лётчиками, учил их искусству воздушного боя, которым сам владел в совершенстве.

Авиационные полки были передислоцированы ближе к фронту, рассредоточены. Каждая эскадрилья получила отдельную взлётно - посадочную площадку. Это уменьшало потери в случае налёта вражеской авиации, обеспечивало быстрый взлёт эскадрильи и полка в целом.

Первый крупный воздушный бой, в котором я участвовал, произошёл 22 Июня. В нём сошлись 95 наших и 120 японских истребителей. Японцы потеряли 31 самолёт, мы -14. Впервые зона боя осталась за советскими лётчиками. "Дикие орлы" позорно бежали восвояси.

Хорошо помню тот день. Вечером в полк приехал комкор Смушкевич. Он сообщил, что нашей работой командование довольно, что победа над японцами в воздухе оказала сильное моральное воздействие не только на лётчиков, но и на наземные войска. Бойцы, командиры и политработники поняли, что у нас есть силы, способные разгромить врага. Командующий выразил уверенность, что лётчики с честью оправдают доверие Родины и надежды монгольских друзей.

В ходе ожесточённых воздушных сражений советские лётчики совершили выдающиеся подвиги, которые красной строкой вписаны в историю нашей славной авиации. О некоторых из них расскажу.

В конце Июня газеты и листовки разнесли по всему фронту весть о подвиге Героя Советского Союза Майора Сергея Ивановича Грицевца: 26 Июня он спас команддира 70-го истребительного авиаполка Майора Вячеслава Михайловича Забалуева. Вот рассказ об этом самого героя:

"Был у нас воздушный бой с японцами. Не стану вам описывать его. Врага мы потрепали здорово и гнали далеко. Вдруг замечаю я, что Забалуева нет. А бились мы рядом. Делаю круг, ищу его сначала вверху, потом внизу и вдруг вижу: Забалуев сидит на земле. А земля-то чужая, маньчжурская. От границы километров 60...

Я уже ничего не чувствую, ни о чём не думаю. Одна мысль у меня - забрать командира и улететь. Начинаю спускаться. Всё время не отрываясь смотрю на Забалуева. И вижу: он выскочил из самолёта и бежит. Бежит и на ходу всё с себя скидывает - парашют, ремень, ну, словом, всё тяжёлое. Бежит с пистолетом в руке.

Мне плакать захотелось, честное слово !   Ну куда, думаю, ты бежишь ?   Ну пробежишь 100, 200, 300 метров, а дальше ?   Ведь до границы 60 километров. А там ещё пройти через фронт...

Вижу, что он мне машет рукой: дескать, улетай, не возись со мной !   Он, конечно, не знал, что это я. Он думал, какой-то советский лётчик просматривает местность и маленько заблудился. Каков Забалуев !   Сам в таком положении, а за другого испугался. И вот интересно: казалось бы, не до этого, а вдруг вспомнил, как он накануне про своего сынка рассказывал. Чёрт его знает, какая-то отчаянная нежность у меня была к Забалуеву в этот момент. Погибну, думаю, а выручу тебя !

Захожу на посадку. Беру Забалуева в створе - так, чтобы подрулить к нему напрямую, не теряя времени на повороты. Самолёт уже бежит по земле. Прыгает. Место кочковатое. Конечно, была опасность поломки. Ну что ж, остались бы двое, всё легче. А он уж бежит мне наперехват.

Самолёт остановился. Момент решительный. Надо было действовать без промедления, секунда решала всё. Беру пистолет и вылезаю на правый борт. Сам озираюсь: не видать ли японцев ?   Всё боюсь, сбегутся, проклятые, на шум мотора. Забалуев уже возле самолёта. Лезет в кабину. Говорить нет времени. Лихорадочно думаю: "Куда бы тебя, дорогой, поместить ?"   Самолёт ведь одноместный.

В общем, втискиваю его между левым бортом и бронеспинкой. Вдруг мотор зачихал. Забалуев в этой тесноте захватил газ и прижал его на себя. И винт заколебался, вот-вот остановится. А повернуться ни один из нас не может. Вот момент !   Ведь если мотор заглохнет, завести его здесь невозможно !

Но тут я даю газ на "обратно", и самолёт у меня как рванулся - и побежал, побежал !

Новая беда. Не отрываемся. Уж, кажется, половину расстояния до японского города Ганьчжура пробежал, а не отрываемся. Понимаете ?   Думаю: только бы ни одна кочка под колесо не попалась... Наконец оторвались !   Убираю шасси. Теперь новое меня мучает: хватило бы горючего. Ведь груз-то двойной.

Высоты не набираю, иду бреющим, низенько совсем, чтобы не заметили. Таким манером скользим мы над травой. Как дошли до речки, стало легче. Тут и фронт показался !   Взял машину на "набор". Взвились. Ну, чёрт побери, как будто выкарабкались !

Нашёл я свой аэродром, сел, выскочил.

- Ну, - кричу всем, - вытаскивайте дорогой багаж !   Никто не понял, думали, что японца привёз..."

Грицевец умолчал, что взлетел он на виду японских кавалеристов, которые скакали к месту посадки, чтобы взять советских лётчиков в плен.

На рассвете 3 Июля нашу эскадрилью подняли по боевой тревоге.

- Японцы крупными силами переправились через Халхин - Гол и захватили гору Баян - Цаган, - на ходу сообщил командир эскадрильи Старший лейтенант Хлусович. - Приказано штурмовать японские войска в районе переправы.

Шли в клину звеньев на высоте 3000 метров. С воздуха отчётливо просматривались войска противника. Японцы окапывались на высоте. Колонна артиллерии на механической тяге двигалась от моста к вершине горы. Со стороны Маньчжурии нескончаемым потоком тянулись к переправе пехота, танки и кавалерия. А на правом берегу весь район желтых барханов был затянут дымом от разрывов снарядов, сквозь который мелькали вспышки сигнальных ракет, всплески орудийного огня, пунктирные нити трассирующих пуль. Там со вчерашнего вечера шёл жаркий бой: 149-й мотострелковый полк майора Ремизова и 9-я мотоброневая бригада майора Алексеева отбивали непрерывные атаки 20-тысячного войска генерала Ясуоки.

Командир эскадрильи покачиванием крыльев просигналил: "Делай, как я !" - и пошёл на вираж, затем круто спикировал на японскую переправу, забитую автомашинами. Я выбрал в качестве цели одну из машин, тщательно прицелился и нажал на гашетку. Трассирующие пули прошили японский грузовик, от него вначале пошёл слабый дымок, затем машину охватили языки пламени, и она остановилась в самом конце переправы. На мосту образовалась пробка.

Затем эскадрилья обрушила удар по колоннам противника на подступах к переправе. Наша штурмовка совпала с налётом эскадрильи 150-го бомбардировочного полка.

Японская переправа была выведена из строя. Солдаты в панике разбежались в разные стороны, спасаясь в барханах и прибрежном кустарнике. Лошади, потерявшие всадников, бешено носились по долине.

Удачные действия нашей авиации на продолжительное время задержали наращивание сил противника в районе Баян-Цагана.

В середине Июля в полку был получен приказ командования о штурмовке 2-х японских аэродромов. На рассвете наша эскадрилья на малой высоте пересекла границу с Маньчжурией на южном участке фронта и вместе с эскадрильей И-16 Старшего лейтенанта Я. А. Курбатова обрушилась на аэродром противника в районе Шутэн-Сумэ. Японцы были застигнуты врасплох. Ни один их самолёт не смог подняться в воздух. Мы сделали 2 удачных захода: 12 истребителей и 1 бомбардировщик, находившиеся на аэродроме, были сожжены. Был взорван склад горючего. От огня зенитной батареи, прикрывавшей аэродром и посёлок Шутэн-Сумэ, получили незначительные повреждения 8 наших самолётов.

На обратном пути над озером Буир-Нур эскадрилья была атакована большой группой японских истребителей И-97. Завязался воздушный бой. Строй эскадрильи нарушился, каждый лётчик вёл бой самостоятельно. В лучшем случае действовали парами. Я выбрал объектом атаки ведущего одной из шестёрок. Атаковал его с пикирования. Меня надёжно прикрывал Константин Кочетков. Приблизившись к японской машине на 100 - 150 метров, нажал на гашетку. Пули прошили фюзеляж И-97, но японец как ни в чём не бывало круто взмыл вверх и, сделав переворот, пытался зайти в хвост моего самолёта. Однако этот приём врага мне был знаком. Разгадал уловку японца и, повторив его маневр, ещё более сократил разделявшее наши машины расстояние. На этот раз короткая очередь прошлась по кабине и моторной части японского истребителя. Вспыхнув, он пошёл вниз и вскоре исчез в озере Буир - Нур. Это был первый из 4-х японских самолётов, сбитых мною в воздушных боях на Халхин - Голе.

20 Июля воздушный таран над Халхин - Голом совершил командир эскадрильи 22-го истребительного авиационного полка Витт Фёдорович Скобарихин. Дело было так. В тот день группа истребителей И-16, возглавляемая Старшим лейтенантом Скобарихиным, по тревоге поднялась в воздух. На высоте 3500 метров подошла к озеру Буир-Нур. Лётчики внимательно всматривались в безоблачное монгольское небо, но вражеских самолётов не обнаружили. "Очевидно, ложная тревога", - решил Скобарихин. Но что это ?   Под раскалённым добела солнечным диском плавали чёрные точки. Размер их с каждой секундой увеличивался. Это были японские истребители. Они набирали высоту, чтобы ринуться в атаку.

В. Ф. Скобарихин.

Скобарихин покачал крыльями - дал сигнал: "Внимание !   Делай, как я". Группа развернулась вправо с набором высоты. Японские самолёты приближались. Имея двойное численное превосходство, самураи не сомневались в успехе. Это были новейшие истребители И-97. Хотя они и уступали нашим машинам в скорости, но обладали лучшей маневренностью, что имело немаловажное значение в воздушном бою.

В ходе боя самолёт Старшего лейтенанта Василия Вусса из-за неисправности мотора отстал от группы. Японский истребитель зашёл ему в хвост. Лётчику грозила смертельная опасность. Он это понимал, но сделать ничего уже не мог. Скобарихин заметил опасность, грозившую Вуссу, и решил выручить товарища из беды. Мелькнула мысль зайти японскому стервятнику в хвост и расстрелять его. Но её тут же пришлось отбросить. Японец наседал на машину Вусса напористо, и времени для сложного маневра уже не оставалось. "Атаковать самурая в лоб !" - решил Скобарихин и под небольшим углом на предельной скорости понёсся на японский истребитель. Это был командир группы: над фюзеляжем торчала антенна, а на боках кабины имелись красные полосы.

Увлечённый атакой, японский лётчик не сразу заметил Скобарихина. Он увидел его истребитель в момент, когда советский лётчик резанул по японцу из всех пулемётов. Пули, однако, не причинили японцу большого вреда, но отвлекли от азартной атаки. Самолёты стремительно неслись навстречу друг другу.

- Я дал полный газ, - вспоминал Витт Фёдорович, - и направил машину прямо в лоб вражескому истребителю. Ещё мгновение - и оба самолёта, даже не успев вспыхнуть, разлетелись бы в щепки. Но нервы японского лётчика не выдержали, он вскинул машину вверх, чтобы пропустить меня под собой. Но было уже поздно: мой самолёт ударил левой плоскостгью по шасси японского истребителя, а винтом - по хвосту. Самолёт японца рухнул на землю.

Удар на встречных курсах был настолько сильным, что привязные ремни не удержали Скобарихина в кресле, и он больно ударился о приборную доску, разбил лицо и на какое-то время потерял сознание. Вскоре, однако, пришёл в себя и почувствовал, что самолёт крутится в штопоре. "Прыгать с парашютом !" - мелькнула у лётчика мысль. Но, взглянув на приборы, Скобарихин принял другое решение. Стрелка высотомера показывала 2000 метров - значит, ещё есть возможность спасти машину. Он решительно отжал ручку управления от себя. Истребитель стал выравниваться в горизонтальный полёт, хотя шёл с большим креном и дрожал, словно в лихорадке.

Лётчики, находившиеся на аэродроме, с удивлением и тревогой смотрели на ковылявший в воздухе самолёт своего командира. Кто-то уже распорядился вызвать санитарную машину, которая мчалась к месту посадки.

Скобарихин благополучно приземлился, но не на взлётной полосе, а рядом с ней, чтобы не мешать другим лётчикам, которые после боя возвращались на свой аэродром.

Лётчики встретили Скобарихина с восторгом. Осмотрели самолёт. Винт оказался погнутым. В левом крыле И-16 торчал большой кусок резиновой покрышки шасси японского истребителя с чётко обозначенными иероглифами.

Истребитель И-16. На таких машинах сражались летом 1939 года
в небе Монголии лётчики 56-го истребительного авиаполка.

В последней декаде Июля наша эскадрилья была передана в состав вновь сформированного 56-го истребительного авиационного полка. Вначале полком командовал Майор Т. Куцевалов, затем - Капитан С. Данилов, прибывший из Ленинградского военного округа. Вскоре 2 лётчика этого полка - Виктор Кустов и Александр Мошин - повторили подвиг Витта Скобарихина. Считаю своим долгом рассказать о них.

До Халхин - Гола Капитан В. Кустов сражался с фашистами в Испании, а затем служил в 44-м истребительном авиационном, полку под Ленинградом. В нашем полку он командовал эскадрильей. Однажды Кустов повёл эскадрилью на сопровождение бомбардировщиков. Три девятки 150-го бомбардировочного авиационного полка во главе с Майором М. Ф. Бурмистровым в назначенное время появились над точкой встречи. Покачиванием крыльев Кустов приветствовал своих подопечных. Затем его эскадрилья, набрав высоту, заняла положенное ей место. Погода была ясная, но в небе на разных высотах гуляли кучевые облака, и это Кустову не понравилось. Облака увеличивали возможность внезапного нападения японцев. Ещё до вылета Кустов предупредил об этом лётчиков, приказал смотреть в оба.

До Халхин - Гола летели без помех. Над линией фронта бомбардировщики были обстреляны зенитной артиллерией противника. Снаряды рвались ниже, и наши самолёты благополучно миновали зону огня. В это время Кустов заметил в разрывах облаков 6 японских истребителей. Они шли ниже наших метров на 400, положение для атаки представлялось идеальным, но эту идею Кустов тут же отбросил. Он решил, что шестёрка - всего лишь приманка с целью отвлечь наши истребители от выполнения основной задачи - прикрытия бомбардировщиков.

Предчувствие не обмануло Кустова. Как только бомбардировщики стали приближаться к Джин-Джин-Суйэ, с юго-востока появилась большая группа японских истребителей И-97. Кустов повёл эскадрилью навстречу противнику. Завязался бой. Кустову удалось зайти в хвост одному из вражеских истребителей. Меткой пулемётной очередью он сразил японца. Набрав высоту, решил взглянуть, как же сражается его эскадрилья. На этот раз всё шло нормально. Хотя общий строй и нарушился, одиночек не было, лётчики дрались парами, как он и требовал перед вылетом. На земле дымными кострами догорали ещё 3 вражеских истребителя. У наших потерь пока не было, и это радовало комэска.

Сковав боем группу истребителей противника, эскадрилья Кустова обеспечила скоростным бомбардировщикам успешное выполнение боевой задачи. Все бомбы были сброшены на скопление вражеских войск. В Джин-Джин-Сумэ возникли пожары. Эскадрилья вернулась на аэродром. Лишь один И-16 был подбит во время воздушного боя, но удачно вышел из него и сделал вынужденную посадку на территории, занятой нашими войсками.

Последний боевой вылет Виктор Кустов сделал 3 Августа. В тот день на земле шли бои местного значения, а в воздухе над Халхин - Голом разгорелась жаркая схватка. Эскадрилья Кустова вступила в борьбу с японскими бомбардировщиками, летевшими для нанесения удара по нашим тыловым объектам. Бомбардировщиков прикрывали истребители. В результате решительных атак наших лётчиков и огня зенитной артиллерии было сбито несколько японских самолётов. Но, несмотря на потери, японский флагман упорно рвался к Хамар-Дабе и тянул за собой более десятка бомбовозов. На Хамар-Дабе размещался командный пункт армейской группы.

В. П. Кустов, 1939 год.

Лётчики Кустова продолжали атаки. Японцы яростно огрызались пулемётным огнём. Кустов зашел в хвост флагману, но тут его машина вдруг клюнула носом и стала беспорядочно падать. Товарищи поняли: с самолётом что-то неладно. Ведомый Лейтенант А. Мошин устремился за командиром, готовый оказать ему помощь. Но у самой земли Кустов выровнял самолёт, набрал высоту, стремительно атаковал флагман и выпустил по нему последнюю пулемётную очередь. Патроны кончились, а бомбардировщик продолжал идти к цели. Резко увеличив скорость, Кустов пошёл на таран.

Кустов настиг бомбардировщик и ударил по его двухкилевому хвосту. Огромный СБ-96 пошёл в крутое пике, грохнулся на землю и взорвался. Не выдержал сильного удара и истребитель Кустова: развалившись на части, он упал рядом со своей жертвой.

Все мы тяжело переживали гибель замечательного лётчика, прекрасного товарища. Вопреки традиции, в тот день не было разбора проведённого боя. Весь вечер говорили о подвиге Кустова. Больше других печалился Александр Мошин. Вспомнились Мошину слова Кустова, сказанные накануне: "Хочешь жить, Саша, крути головой. Осмотрительность - главное".

Утром следующего дня эскадрилья была поднята по тревоге. После гибели Кустова её вёл Майор Т. Куцевалов. Построились клином звеньев. Мошин шёл ведущим правого звена и внимательно смотрел по сторонам. Когда прошли линию фронта, увидели на востоке японские бомбардировщики. Они шли в сопровождении большой группы истребителей, которые были выше своих подопечных метров на 500. Куцевалов дал условный сигнал, и эскадрилья разделилась: группа во главе с комэском ринулась на бомбардировщики, а шестёрка, ведомая Мошиным, резко набрала высоту и со стороны солнца атаковала японские истребители. Противник в 3 раза численно превосходил наших.

Мошин атаковал ведущего. На фюзеляже японской машины, кроме обычных опознавательных знаков, отчётливо виднелись красные полосы и штырь антенны. Опытный самурай сделал рывок вправо, и очередь, посланная Мошиным, прошла мимо. Набрав высоту, Мошин на секунду бросил взгляд в сторону бомбардировщиков. Там тоже кипел бой, и 2 японских самолёта, густо дымя, уже шли к земле. Мошин заметил отклонившегося от строя самурая и атаковал его. Японская машина была повреждена, и Мошину сразу же удалось зайти ей в хвост. Двумя короткими очередями с близкого расстояния он сбил её. В эти секунды на советского лётчика устремилось звено И-97. Мошин резко потянул ручку на себя, и машина, послушная его воле, свечой взмыла в голубое небо. Японцы заметно отстали, но от преследования не отказались. Особенно настойчиво наседал ведущий. Мошин догадался: это командир группы, ловко ускользнувший от его первой атаки.

В ходе боя Александр отогнал одного японского лётчика от остальных и на полной скорости пошёл за ним. Самолёты неслись у самой земли. У И-16 скорость была несколько больше, чем у японской машины. Расстояние между истребителями с каждой секундой сокращалось. Приблизившись к японцу на 100 - 150 метров, Мошин нажал на гашетку. Японец отскочил в сторону, и трасса прошла мимо. И тут, к своему удивлению, Мошин заметил красные полосы на серебристом фюзеляже И-97. "Так вот где ты мне попался !"   И Мошин стал снова прицеливаться в противника. Нажал на гашетку, но... пулемёты молчали. Кончились боеприпасы.

Мороз прошёл по коже. Решил таранить. Теперь всё зависело от искусства лётчика. Мошин поднял нос своей машины, дал полный газ, догнал японский самолёт и винтом ударил его по хвосту. Стабилизатор японского истребителя разлетелся на куски. Самолёт самурая пошёл к земле и врезался в песчаный бархан. Мошин выровнял свою машину, развернулся и благополучно дошёл до аэродрома.

Весть о его подвиге облетела весь фронт. Мы тепло поздравляли Мошина с блестящей победой.

- Это за Виктора Кустова, - ответил Александр.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 Августа 1939 года Виктору Павловичу Кустову и Александру Фёдоровичу Мошину было присвоено звание Героя Советского Союза.

После завершения боёв на Халхин - Голе я продолжал службу в должности помощника командира 56-го истребительного авиационного полка, принимал участие в параде в Улан - Баторе, состоявшемся по случаю победы на Халхин - Голе.

Здесь мне хотелось бы сделать одно существенное замечание. Известно, что боевые действия на Халхин - Голе внесли много нового в тактику истребительной авиации. Однако известно и другое: новое ещё никогда не утверждалось без борьбы со старым. Нам, рядовым лётчикам, уже тогда было ясно, что в воздушном бою наиболее целесообразно действовать парами, а не звеном из 3-х самолётов. Однако авиационные начальники, возглавлявшие в то время ВВС 1-й армейской группы, продолжали придерживаться официальных наставлений и инструкций и почему-то не обращали внимания на результаты практики. Все они были прекрасными лётчиками, обладали высоким профессиональным мастерством, но никто из них не занимался по-настоящему обобщением боевого опыта, в частности - тактики воздушного боя. И неудивительно, что борьба со старыми взглядами в тактике действий истребительной авиации продолжалась и после Халхин - Гола ещё несколько лет, пока в начальный период Великой Отечественной войны окончательно не утвердились новые принципы ведения воздушного боя.

В 1943 году я был назначен командиром 160-го истребительного авиационного полка. Накануне войны этот полк стоял под Минском, 26 Июня вступил в бой с немецко - фашистскими захватчиками. За успешные боевые действия при обороне столицы Белоруссии от ударов с воздуха полк получил благодарность наркома обороны, большая группа лётчиков Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 Июля 1941 года была отмечена высокими государственными наградами.

С Сентября 1941 года по Сентябрь 1942 года 160-й истребительный авиационный полк действовал на Ленинградском и Волховском фронтах - в районах Мги, Синявина, Шлиссельбурга. На своих ЛаГГ-3 лётчики сопровождали бомбардировщики, штурмовики, охраняли от налётов с воздуха Волховскую гидроэлектростанцию. В тех боях отличился лётчик Александр Силантьев, удостоенный звания Героя Советского Союза. Ныне он Маршал авиации, почётный гражданин Тихвина. Его имя увековечено в Ленинграде на Доске Героев в мемориале на площади Победы. Звания Героя Советского Союза был удостоен также пилот Николай Кияченко. Орденами отмечены лётчики полка Даниил Захарченко, Пётр Коршунов, Михаил Ставинский и многие другие. Наши славные авиаторы вместе с воинами наземных войск предотвратили попытку гитлеровцев замкнуть второе кольцо блокады вокруг Ленинграда. Лётчиками полка под Ленинградом было сбито 85 самолётов противника.

Через некоторое время полк перевооружился на новые самолёты Ла-5 и после переподготовки в Мае 1943 года влился в состав 3-й Гвардейской дивизии 1-го Гвардейского истребительного авиационного корпуса. Под командованием Генерала Е. М. Белецкого корпус направляли на самые ответственные участки советско - германского фронта. Нашей дивизией командовал Полковник В. Ухов, участник боёв в Испании.

А. Ф. Мошин, 1939 год.

В составе 32-го Гвардейского истребительного авиационного полка этой дивизии сражался мой однополчанин по Халхин - Голу Герой Советского Союза Александр Мошин. Я его встретил летом 1943 года во время боёв на Курской дуге. Он был Капитаном, командовал эскадрильей. 13 Июля 1943 года Александр Мошин погиб в воздушном бою под Орлом.

Много лет спустя мне довелось ознакомиться с личным делом Мошина. В одной из характеристик записано:

"Капитан А. Мошин сумел за короткий срок создать сплочённую боевую эскадрилью. Эскадрилья стойко и мужественно громила врага. За время действий на Калининском и Северо - Западном фронтах с Ноября 1942 года эскадрилья Мошина сделала 582 боевых вылета, провела 214 воздушных боёв. На Орловском направлении в Июне - Июле 1943 года совершила 272 боевых вылета и провела 86 воздушных боёв.

Сам тов. Мошин за время Великой Отечественной войны лично сделал 299 боевых вылетов, провёл 29 воздушных боев, сбил 4 самолёта противника".

В одном из боевых вылетов под Орлом мне пришлось вести воздушный бой с противником. Атаковав со своим ведомым фашистский бомбардировщик, который оторвался от своей группы, я сам неожиданно был атакован четвёркой вражеских истребителей. Отбив ведомого, гитлеровцы взяли меня в клещи. Я уворачивался от пулемётных трасс, бросал машину то в одну, то в другую сторону, но не мог вырваться из цепких "объятий" противника. В эту минуту пришла помощь. Откуда-то сверху молниеносно свалилась на врага восьмёрка наших истребителей. Их смелая атака была удачной: 3 фашистских истребителя пошли к земле.

На последних каплях горючего я пришёл на аэродром. Здесь позднее узнал, что меня выручила группа Алексея Маресьева.

В Апреле 1944 года 160-й полк стал 137-м Гвардейским. В качестве командира этого полка я прошёл с боями Белоруссию, Прибалтику, Польшу. Особенно ожесточёнными были бои на 1-м Прибалтийском фронте, в районе Шяуляя. Не буду их описывать, приведу лишь выдержку из книги "На взлете" Героя Советского Союза Генерала А. Ф. Семёнова:

"Здесь мы чуть не потеряли командира 137-го авиаполка Гвардии подполковника В. А. Яманова. Он повёл на задание восьмёрку Ла-7 и встретился с 18 FW-190. Те уже изготовились к штурмовке наших наземных войск. Однако численное превосходство противника не испугало советских лётчиков. Они решительно атаковали противника и двух "Фоккеров" сбили.

Свой боевой путь 137-й Гвардейский Минский истребительный авиационный орденов Красного Знамени и Суворова 3-й степени полк закончил под Берлином. Всего за время войны лётчиками полка было произведено около 7700 боевых вылетов, проведено 354 воздушных боя, в ходе которых уничтожено 260 самолётов противника.

В заключение хочется подчеркнуть, что разносторонний опыт, полученный на Халхин - Голе, в полной мере был использован нами в боях с немецко - фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны. Бессмертные подвиги героев - халхингольцев и в наши дни служат вдохновляющим примером доблести и мужества при выполнении интернационального долга, при защите государственных интересов нашей Родины.