Петров Пётр Михайлович

Родился 16 января 1910 года в городе Петрозаводск  ( ныне Карельской АССР ), в семье рабочего. Окончил 7 классов и школу фабрично - заводского ученичества. Работал в депо на железнодорожной станции Петрозаводск.

С 1929 года в рядах Красной Армии. В 1931 году окончил Ленинградскую военно - теоретическую школу лётчиков. В 1936 году окончил 2-ю Краснознамённую военную школу лётчиков им. Осоавиахима в городе Борисоглебске.

Участник Советско - Финляндской войны 1939 - 1940 годов. Был командиром эскадрильи 68-го отдельного истребительного авиационного полка   ( ВВС 13-й армии, Северо - Западный фронт ).

17 февраля 1940 года выполняя боевое задание, под огнём противника, на своём исребителе совершил посадку на лёд озера Муола - Ярви и вывез лётчика с подбитого самолёта.

7 апреля 1940 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, капитан П. М. Петров удостоен звания Герой Советского Союза.

С июня 1941 года участвовал в Великой Отечественной войне. Командовал 254-м истребительным авиационным полком. На боевом счету иайора П. М. Петрова к ноябрю 1941 года значилось 10 сбитых лично и в групповых боях самолётов противника.

Погиб 23 ноября 1941 года в районе посёлка Уразово  ( сбит пулемётным огнём своих наземных войск ).

Награждён орденами: Ленина, Красного Знамени. Похоронен в селе Уразово  ( Валуйский район Белгородской области ). В Петрозаводске его имя носит улица, установлена мемориальная доска, на аллее Героев помещён портрет. Имя Героя долгое время носила пионерская дружина средней школы № 40.

В июле 1941 года над столицей Украины нависла угроза фашистского вторжения. Железный шквал нашествия катился по безбрежным украинским степям: в тучах пыли, поднятой бесчисленными колёсами и гусеницами, тускнел диск солнца. Казалось, вернулись давние времена, когда к Киеву подступали несметные орды кочевников.

Ревут танки у Белой Церкви, грохочут пушки у Коростеня, летят к Днепру - стая за стаей - хищные птицы с крестами на крыльях.

12 Июля с юго - запада к Киеву приближались 2 группы вражеских самолётов. Два боевых клина плыли с тяжёлым, прерывистым гулом высоко над землёй. Обычно клин всегда состоял из 9 бомбовозов. Но сейчас в первой группе было только 8 машин, а во второй - 7.

Бомбардировщик Ju-88 весил с полной нагрузкой 12 тонн. Его 2 мотора по 1300 лошадиных сил тянули эту дюралевую тушу со скоростью 400 километров в час. Бомбовая нагрузка бомбардировщика составляла до 3000 кг бомб. Общий вес бомб загруженных 15 машин приближался к 45 тоннам.

Немецким лётчикам было приказано разбомбить мосты через Днепр. На коленях у пилотов и штурманов лежали планшеты с планом Киева и каждый мост, подлежащий бомбёжке, был обведён аккуратным красным кружочком. Однако прорваться сквозь зенитный огонь не так-то просто, ещё труднее опасть в узкую полоску моста.

Каждая минута приближала боевые клинья "Юнкерсов" к Киеву на 7 километров. Город, раскинувшийся у серебряной ленты Днепра, казался сверху мозаикой, выложенной белыми камешками на плите малахита. Там и сям поблескивали золотые купола храмов. Множество дорог тянулось к городу, желтизна полей чередовалась с зеленью дубрав.

Для тех, кто сидел в "Юнкерсах"  ( а их было 60 человек ), вся эта красота была лишь целью, на которую следовало сбросить 45 тонн бомб. Самая маленькая бомба весила 100 кг, самая большая - тонну. Маленькая могла разрушить и сжечь белый домик с вишнёвым садом, каких и сейчас много в предместьях Киева, большая - развалить 5-этажный каменный дом. Люди, не успевшие спрятаться в бомбоубежище, погибали.

Чтобы сбросить 3 тонны бомб, штурману достаточно было нажать кнопку с надписью "сброс", и через несколько секунд на земле расцветали багровые бутоны, окаймлённые чёрными кольцами дыма  ( фашисты цинично говорили, что они осыпают Киев розами ). Взрывы бомб, рёв огня, пожирающего стропила, треск рушающихся сводов, стоны, рыдания, предсмертные хрипы никогда не проникали за дюралевую обшивку бомбовозов. Внутри слышался только приглушенный гул моторов...

"Ахтунг, ахтунг !   Сзади противник !"   Услышав в наушниках шлемофонов это предупреждение, переданное по радио, стрелки второго клина на всякий случай развернули турельные пулемёты. Там, сзади, в синей глазури неба, проклюнулись тёмные крапинки. Они не приближались, но и не отдалялись. До них было не меньше километра.

Бомбовозы шли прежним курсом, не уменьшая между собой интервалов. Вражеские лётчики были уверены, что русские истребители их не догонят. Сосредоточив всё внимание на точках, маячивших сзади, они не заметили, что справа, чуть впереди и на километр выше, появился ещё один советский потребитель.

Боевое крещение Петров получил еще зимой 1939 - 1940 годов, в период Советско - Финляндской войны.

Однажды, выполнив задание по прикрытию наших войск, группа "Чаек" 68-го истребительного полка углубилась на территорию противника и приступила к штурмовке его оборонительных сооружений. Всё шло отлично до того момента, когда по приказу ведущего группы лётчики стали выходить из атаки. Вражеские зенитки открыли бешеный огонь. Один из наших самолётов был подбит и сел посередине покрытого льдом небольшого озера. Лётчики видели, как со стороны берега к самолёту побежали вражеские солдаты. Как спасти товарища ?

Командир эскадрильи капитан П. М. Петров, покачав крыльями своим ведомым, пошёл на снижение. Лётчики видели, как он выпустил лыжи и, вздымая высокие облака снежной пыли, остановился недалеко от выкарабкавшегося из подбитого самолёта раненого лётчика. Наши истребители с грохотом проносились над самыми головами высыпавших на лёд финнов. Пулемёты заставили их залечь, дали Петрову возможность добежать до раненого и дотащить его на себе к своему самолёту. Но куда пристроить раненого лётчика ?   В кабине места на двоих нет. И всё же Петров нашёл выход. Он бережно усадил товарища на самолётную лыжу и крепко привязал ремнём к стойке шасси.

Финны открыли по самолёту беспорядочный огонь. Петров одним махом прыгнул в кабину и поднялся в воздух над самыми головами вражеских солдат. А товарищи тем временем подожгли пулемётными очередями оставшийся на озере самолёт.

Лётчик был спасен. Вскоре после этого Петру Петрову присвоили звание Героя Советского Союза.

...После войны с белофиннами Петров намеревался поступить в Военно - Воздушную академию. Командирам полка он стал после должности командира эскадрильи. Остро ощущая необходимость высшего военного образования, он решил в 1941 году начать серьёзную учёбу. 22 июня перечеркнуло все его планы. Вместо академии, ещё не остыв от одной войны, он ринулся в пучину другой, несоизмеримо более огромной и грозной. Не пробыв и года командиром полка в мирное время, он принял незнакомый ему фронтовой полк в тяжёлую пору отступления Юго - Западного фронта к Днепру и почти полного пpeвосходства 4-го Воздушного флота фашистов в украинском небе.

В громе артиллерийской канонады, которая в Семиполках - на аэродроме полка - с каждым днём становилась всё слышнее, в грохоте бомбёжек, в трагическом несоответствии сводок Совинформбюро недавним военным доктринам, в неравной борьбе с мощной авиацией врага пришлась Петрову искать ответы на вопросы, поставленные войной.

254-й истребительный авиаполк, в командование которым Петров вступил 27 июня, был сформирован за 66 дней до начала войны. Он входил в систему противовоздушной обороны и состоял из 4-х эскадрилий. Однако 2 из них пока не имели самолётов, а 2 воевали на истребителях И-16, ласково прозванных нашими лётчиками "Ишачками", которые в скорости уступали даже бомбардировщику Ju-88, не говоря уже об истребителе Ме-109. Два пулемёта И-16  ( лётчики называли их "швейными машинками" )  не могли соперничать с пушками немецких истребителей.

Вылезая из кабин после очередного боевого вылета, лётчики проклинали свою судьбу. Безрезультатность, погонь за фашистами, которые откровенно смеялись над отчаянными потугами "рус-фанерен", вгоняла их в тоску.

Можно было сколько угодно внушать лётчикам, что "Юнкерсы" не так уж недосягаемы, - эти уверения не оставляли в душе ничего, кроме горечи. Ведь если мотор рассчитан на 1000 оборотов, как выжать из него 1500 ?

Не спится Петрову душной Июльской ночью. Комары, будь они неладны !   Укроешься с головой - нечем дышать, откинешь одеяло - спасу нет от разбойников.

...Проклятье !   Прежде чем сбить "Юнкерса", надо его догнать. А как его догонишь, когда не хватает скорости ?   Откуда взять недостающие 100 - 150 километров ?

...Ну и кровопийцы, эти украинские комары !   Думал, злее карельских нет на всём белом свете, ан есть... Полог, что ли, какой соорудить ?

Сбросив одеяло, вышел нз землянки. Тишина. Фронт отдыхает. В стороне самолётных стоянок переплывают с места на место жёлтые пятнышки - это техники при свете "летучих мышей" готовят машины к рассветным вылетам.

А небо-то, небо !   Величавое и спокойное - какое ему дело до войны !.. Вот звезда упала, как будто неведомый пилот бросил в пике огненную машину... Стоп !   Есть прибавка скорости. Пике !   Пикируя, "Ишачок" разгоняется до 600 километров. Вот где собака заыта !   Забираться выше "Юнкерсов" и, используя скорость пикирования, догонять и сбивать проклятых. Пике - это 140 метров в секунду. При такой быстроте нападения фашисту останется лишь уповать на бога...

Непривычно часовому видеть командира полка в трусах и белой сорочке, с платочком на голове.

- Що, товарищ командир, комары заилы ?

Часовой объясняет, как надо выгонять из землянки комарьё, а Петров думает свою думу.

...Прибавка в скорости есть, а как быть с оружием ?   "Швейные машинки" не переделаешь на пушки. Тут одно остаётся: подходить на самую короткую дистанцию - 50, 40, 30 метров... В конце концов, не щадя себя, в упор... только так, только так...

Вернувшись в землянику, лёг на тюфяк, набитый соломой. Душно, зудят комары, от брёвен наката пахнет смолой. Этот эапах напоминает Петрову Карелию, охоту, детство, когда он спозаранку шёл с братьями по грибы навстречу заре, раскинувшей свои красные крылья над вершинами соснового бара. Легка корзинка, в которой пока ещё нет ничего, кроме ломтя ржаного хлеба, огурца и двух варёных картофелин.

...Проверку своего метода он возьмёт на себя. Он - командир. В лучах его "Золотой Звезды" горят отблески карельских боёв. Oн - старший по возрасту и боевому стажу. Поэтому кто как не он, должен показать парнишкам 19 - 20 лет, как надо драться ?

Боец по натуре, Петров первым рвался в воздух, забывая порой, что он не рядовой лётчик, а командир, призванный руководить боевыми действиями полка. Во время налётов фашистских стервятников на аэродром начальнику штаба Березовому не раз приходилось чуть ли не силой удерживать Петрова от попытки взлететь и дать врагу бой. Пикируя, завывали "Юнкерсы", вокруг гремела и сверкала смерть, в такой обстановке если и добежишь до самолёта, так собьют на взлёте.

Трудно представить Петрова на КП с микрофоном в руке. Он из тех, кто первым вступает в схватку, зажигая отвагой и мужеством сердца лётчиков. Когда комиссар Каменский упрекал Петрова в излишней горячности, тот признавался:

- Эх, Александр Герасимович, мне бы побольше летать, а не командовать !

11 июля он был в приподнятом настроении. Шутил больше обычного. Сыну исполнилось 7 лет, и, хотя из дома всё ещё не прилетело ни одной весточки, у Петрова на душе был праздник. Хотелось в небо. Хотелось именно в этот день испытать задуманное. Хотелось подарить сыну ко Дню рождения победу в воздухе.

А "Юнкерсы", как назло, не появлялись. Можно было подумать, что штаб 4-го Воздушного флота немцев был извещён о Дне рождения Толи Петрова и предпочёл в этот день воздержаться от налётов на Киев.

С неутолённой жаждой боя Петров лёг спать.

12 июля в момент вылета шестёрки И-16 он находился в другом конце аэродрома. Когда взревели моторы и потребители, подняв тучу пыли, звеньями пошли на взлёт, он прибежал к своему "Ишачку". Адъютант Хмельницкий наскоро ввёл его в обстановку: 2 группы Ju-88 приближаются к Киеву, курс такой - то, идут на высоте 3000 метров.

Через минуту 7-й истребитель промчался по взлётной полосе сквозь не успевшую осесть пылевую завесу и поднялся в воздух. Шестёрка уже скрылась. Одинокий истребитель сначала летел им вслед, потом свернул вправо, потом влево. Не уходя далеко от аэродрома, он набирал высоту. Когда стрелка высотомера остановилась у цифры "4", Петров пошёл навстречу "Юнкерсам". Вот вдали показались чёткие клинья. Петров сделал разворот на 180° и сбросил скорость. Теперь он летел одним курсом с "Юнкерсами", но правее и выше. Он ждал, когда бомбовозы догонят его. До боя осталось несколько секунд. Он снял с гашетки предохранитель.

"Юнкерсы" шли на Киев вдоль Днепра. До города оставалось совсем немного. Штурманы перевели бомбосбрасыватели из нейтрального положения в положение "сброс". Шестёрка "Ишачков" по-прежнему висела сзади, не приближаясь и не отдаляясь. Бомбардировщики продолжали лететь к Киеву. Лишь в последний момент фашистские лётчики увидели, что сверху на них валится русский потребитель.

Самолёт И-16 считался одним из самых лёгких истребителей в мире. Он весил 1500 кг, тогда как Ме-109 - около 3000 кг. Но и 1,5 тонны, низвергающиеся с километровой высоты, производят жуткое впечатление.

И-16 - знаменитый "Ишачок" - основной истребитель ВВС РККА в 1941 году.

"О, майн гот !   Тойфель... рот тойфель !.."   Рукоятки турельного пулемёта тряслись в руках немецкого стрелка, словно пневматический отбойный молоток.

Петров перевёл машину в пике ещё до того, как "Юнкерсы" под ним поравнялись по вертикали с его самолётом. Он знал, что сейчас весь аэродром наблюдает за ним, и действовал наверняка. Слишком многое зависело от этого боя.

Пикировал он круто, почти отвесно. Флагман первого клина как бы сам подплывал под его атаку. Серебристая туша бомбовоза быстро росла в прицеле, будто её надували изнутри, как огпомную резиновую игрушку. Застеклённый выступ кабины казался безобразным черепом чудовища, обладающего дьявольской способностью отплёвываться вверх сгустками огня. Надо скорее уничтожить к крылатого фашистсшго дракона, пока он не донёс до Киева свой смертоносный груз. Только 10 секунд отпущено на это Петрову. Каждая секунда приближает его к вражескому бомбардировщику на 50 метров.

Очередь из спаренных пулемётных стволов отдалась в теле мгновенной дрожью. Над правым крылом бомбовоза взметнулось рыжее пламя. Готов !   Этому - крышка.

Промчавшись сзади "Юнкерса", уже наполовину охваченного оранжевыми щупальцами огня, он вывел машину нз пике. Дюралевые туши бомбовозов плыли над ним, как льдины. Но по тому, как они разворачивались - одни вправо, другие влево, Петров понял, что фашисты в смятении, что они боятся его.

Он снова бросил свой истребитель вверх, нацелился в плывущее над ним белое брюхо с грязными потёками машинного масла и нажал гашетку. Отвернув влево, оглянулся. Бомбовоз, накренясь, падал: "Мало, мало... Ещё бы одного, пока у них паника..."   Но даже в драке, прежде чем ударить, надо размахнуться, a тут - полуторатонная ревущая машина, которую для новой атаки надо развернуть с набором высоты и нацелить в бомбовоз.

Бегут, бегут драгоценные секунды. Пока Петров выполнял боевой разворот, "Юнкерсы" успели освободиться от бомб и стали удирать.

Эх, не хватает скоростёнки у "Ишачка" !   Рукоятка сектора газа сдвинута вперёд до упора, Петров выжимает из мотора всё, на что тот способен.

Уходя, бомбовозы попали под атаку истребителей, которые мчались за ними вдогонку. Словно рассерженные зелёные шмели, набросились "Ишачки" на своих кровных врагов, вонзали в них жала пулемётных очередей. С "Юнкерсов" в ответ бьют бортовые стрелки, воздух расцвечен красными и жёлтыми трассами. И странными кажутся в кромешной сумятице боя повисшие в небе парашюты - 3 чёрных и 1 белый. Медленно, кал бы нехотя, опускаются они в степь...

Невыносимо Петрову быть лишь наблюдателем схватки. Душа рвётся туда, где разыгрался бой, но нет, не успеть ему !   Будь у него хотя бы радио, он крикнул бы своим молодцам, как Тарас Бульба: "Добре, хлопцы, добре !"   Но "Ишачки" немы, они не могут переговариваться между собой.

И вот уже нет в небе ни самолётов, ни парашютов - ни своих, ни чужих. Нет никого, кроме Петрова. Что ж, надо возвращаться. Горько сожалея о том, что не удалось снова ввязаться в драку, Петров делает круг над степью. Под ним жёлтые поля, серые дороги, и далеко друг от друга догорают "костры": один - у подножья холома с белой осыпью карьера, другой - рядом с колеёй железной дороги, по которой ползёт, дымя, паровоз без вагонов, третий - в разливе пшеницы и ещё два - далеко за селом, белые мазанки которого рассыпались по косогору, словно рафинад из кулька.

Спустя несколько дней он отправил жене письмо, в котором писал:

"...Скучаю по тебе Галчонок, и Толику. Очень сожалею, что не мог быть на Дне его рождения. Послал поздравительное письмо и телеграмму, но они, наверное, пришли с опозданием. Горел желанием сделать Толику подарок. Но какой ?   Что можно послать с фронта ?

Пока всё. Целую. Пётр".

Прежде чем вложить в конверт вырезанную из газеты статью "Судьба фашистских налётчиков" с фотографиями пленных немецких пилотов и снимками "Юнкерсов", превращённых Петровым и его лётчиками в бесформенные груды, он написал на полях сбоку неё крупно и чётко: "Сыну от папки".

Периодически вспыхивающие воздушные бои летом 1941 года на подступах к Киеву отличались длительностью и упорством. Основными противниками немецких асов были авиаторы 36-й ИАД. По советским данным, к концу июля 1941 года не только на счетах опытных лётчиков из 2-го и 43-го ИАП, но и у многих их коллег из 254-го и 255-го ИАП имелось по 2 - 3 победы. Так, 3 результативных боя при защите киевского неба провели майор Козырев, старщий лейтенант Григорович, лейтенант Иванов  ( все из 254-го ИАП ).

И. Х. Баграмян, в то время начальник оперативного отдела штаба Юго - Западного фронта, поведал об одной из схваток, которую наблюдал:

"На моих глазах 1 августа 1941 года разгорелся воздушный бой на северо - западных подступах к Киеву. Наша машина медленно двигалась, объезжая воронки, когда показались вражеские самолёты. Дорога опустела: машины и люди пытались укрыться в лесопосадках. Я очень спешил, поэтому мы решили проскочить. Может, повезёт !   Взглянул на небо. На небольшой высоте прямо на нас со зловещим гулом надвигалась армада "Юнкерсов". Я насчитал около 50 самолётов. Было страшно представить, что через несколько минут они весь свой смертоносный груз обрушат на город.

Казалось, ничем не остановить хищную стаю. В бессильном гневе следим за ней взглядом. Но что это ?   На пути самолётов вспыхнули белые комочки разрывов зенитных снарядов. Боевой порядок воздушной эскадры несколько расстроился. И в это время, как молния в тучу, в фашистскую стаю врезалась небольшая группа наших истребителей. Падает первый "Юнкерс", второй, третий. За короткое время 16 вражеских самолётов горящими факелами рухнули вниз. Остальные в беспорядке повернули назад".

При обороне Киева тогда отличились лётчики 254-го ИАП. Командир полка Герой Советского Союза майор П. М. Петров отвлёк на себя четвёрку Ме-109 и, несмотря на ранение и повреждение "ишака", смог посадить его без выпуска шасси на аэродроме Семиполки. Лейтенант Малахов и сержант Тучинский сбили тем временем по одному "Мессеру".

4 августа 1941 года 2 звена из состава 254-го авиаполка патрулировали над киевскими мостами. Первое звено вёл командир эскадрильи майор Н. Козырев, второе - Петров.

Солнце клонилось к закату, и Днепр сверкал багровыми отсветами. Мосты чернели, словно дожи, перекинутые с одного берега на другой. Город быстро тускнел. Зелёные кроны садов и парков теряли яркую окраску, причудливое скопище крыш подёргивалось дымкой. Только золотые купола Киевской лавры блестели в последних лучах заходящего солнца. С того памятного Июльского дня, когда Петров свалил 2-х "Юнкерсов", полк уничтожил ещё десяток бомбовозов. Не дремали и другие полки противовоздушной обороны Киева. Но воздушный флот Вермахта располагал тысячами самолётов. Налёты следовали один за другим, в городе бушевали пожары.

Фронт приблизился к Киеву вплотную. До парада на Крещатике, назначенного Гитлером на 8 августа, оставалось 3 дня. Густой чёрный дым, застлавший западное предместье города, был для Петрова немым укором. Если бы 40 дней назад кто-то сказал лётчику, что враг станет бомбить Москву, Ленинград, что будут сданы Минск, Смоленск, окажется под угрозой Киев, то он, Пётр, на вазвал бы такого человека паникёром и провокатором. Теперь же с создавшимся положением приходилось считаться как с чудовищной реальностью.

Отступление продолжалось. Сознавать это ему, Герою Советскою Союза, который готовился бить врага на его же территории, было невыносимо. Он был готов принять в свою грудь залпы всей тысячи самолётов 4-го Воздушного флота немцев, лишь бы спасти родную землю, Отчизну. Находясь в центре воздушного патруля, Петров всё время смотрел то туда, то сюда, наблюдая за небом и тройкой Козырева, идущей впереди. Округлые фюзеляжи "Ишачков" блестели на солнце, при поворотах ярко сверкали на крыльях красные звёзды.

Николай Козырев был храбрым к достаточно опытным бойцом - за него Петров не беспокоился. Большего внимания требовали его собственные ведомые - Смирнов и Борщенко, совсем ещё юные пилоты, не нюхавшие пороха. Втайне Петров испытывал к ним чувство, близкое к нежности. Каждый из них напоминал ему младшего брата Николая, который перед войной просился к нему в полк...

Оглядываясь, Петров видел блеск пропеллеров, которые образовывали перед тупыми носами "Ишачков" серебристые вращающиеся диски. За козырьками кабин - головы в шлемах. Юнцы хорошо выдерживали интервалы, звено шло стройно, как на параде, но "видеть воздух" они ещё не умели и вполне могли прозевать атаку с тыла. За ними ещё нужен глаз.

Однако больше всего Петрова тревожили облака, накатывающиеся огромными белыми клубами с северо - востока. Петров чувствовал, что враг, если он появится, вынырнет именно из-за этих белых клубов, чуть подсиженных рассеянным предвечерним светом.

Вынужденный почти непрерывно крутить головой, он временами ощущал боль в шее. Раньше выручал шёлковый шарф, присланный Галей ещё на Карельский фронт  ( шёлк нежно холодил кожу ), но шарф был потерян, а другого он приобрести не успел.

Как раз тогда, когда он подумал о шёлковом шарфе, из облака вывалились вражеские самолёты. Казалось, оно, облако, выплюнуло 6 стремительных торпед, которые мчались одна за другой.

Всё в нём так и всколыхнулось, как бывало на охоте при внезапном появлении зверя. Это были немецкие истребители Ме-109, прозванные "худыми" за тонкие, особенно у хвоста, фюзеляжи. Петров встретился с ними лицом к лицу впервые. Но он знал, что лётчики полка не без тревоги ожидали появления этих машин над Киевом. Слишком очевидными были преимущества "Мессера" над "Ишачком". 550 километров скорости против 420, пушки против "швейных машинок", дюраль и броня против дерева и перкаля.

"Мессеры" мчались в атаку на звено Козырева. С точки зрения тактики, позиция немцев была идеальной. Они имели преимущество в высоте и атаковали с тыла. Мало того, за ними пламенел, как бы оплавляясь, солнечный диск. Солнечные лучи мешали Козыреву рассмотреть надвигавшуюся на него смерть.

Петров понимал всю неотвратимость опасности, нависшей над Козыревым, но не имел никакой возможности предупредить его. Он мог сколько угодно покачивать крыльями - Козырев всё равно не увидел бы этих сигналов так же, как не видел падавшей на него из обчака вражеской шестёрки...

Война вновь предложила Петрову свою жестокую вводную.

Перед вылетом он обстоятельно объяснил лётчикам воздушного патруля план действий на случай появления противника: откуда заходить, как атаковать. Если бомбовозы придут без истребителей, то всем навалиться на бомбовозы, а если с истребителями - тогда Петров борёт их на себя, а Козырев бьёт "Юнкерсов". Но получилось всё по-иному. Пришли и "Юнкерсы", а "Мессершмитты", и они внезапно атаковали, поставив Козыресва в положение безвыходное.

"Мессеры" валились на Козырева со скоростью 200 метров в секунду. Никто не мог помочь ему, никто, кроме Петрова. Его рука решительно двинула рукоятку сектора газа, мотор взревел, из патрубков повалил чёрный дым, лобастый истребитель с красными звёздами на зелёном перкале рванулся наперерез шестёрке бронированных врагов.

Никакие преимущества "Мессеров" - ни высокая скорость, ни пушки, ни броня - не имели сейчас для Петрова никакого значения. Если бы у него была возможность прикинуть, что у противника в общей сложности дюжина пушек и ещё больше пулемётов против 2-х пулемётных стволов "Ишачка", он всё равно без колебаний послал бы свою машину вперёд, на чёрные "торпеды", пересекавшие его путь. Он не мог допустить, чтобы "Мессеры" беспрепятственно расстреляли у него на глазах Козырева.

Петров шёл почти па верную смерть, но он мчался на врага не для того, чтобы погибнуть, а для того, чтобы победить. Послав вперёд рукоятку сектора газа, он тут же надавил гашетку нулемётного огня. Огненная траста прошла перед носом ведущего Ме-109. Петров как бы предупреждал врагов: "Иду на вас !".

Воздушный бой не дяёт времени на раздумья. Когда потянутся к твоей машине пулемётные трассы, нельзя терять ни секунды. Ведь достаточно мгновения, чтобы превратиться вместе с самолётом в сгусток огня. Поэтому спеши выйти из-под обстрела пока не поздно !

Так и поступил пилот ведущего "Мессера". Он тут же левым боевым разворотом ушёл в сторону. За ним отвернули и остальные.

...Козырев не заметил, что творится у него за спиной. К счастью он успел скрыться за облаком и был спасён. Но "Мессеры" не собирались возвращаться домой без трофеев. Не хотел отступать и Петров. Пусть немцев 6, пусть у них пушки, пусть броня - он со своими хлопцами всё равно даст фашистам бой !

Он оглянулся. Небо голубело за ним. Смирнов и Борщенко исчезли, словно растворились. Что же случилось с ведомыми ?   Куда они подевались ?   Петрову некогда было думать об этом. Ясно лишь одно: в небе он один против 6 "Мессеров"...

Может быть, уклониться от боя ?   Уйти, имитируя беспорядочное падение будто бы подбитого самолёта ?   Такой мысли он не допускал. Бой шёл над Киевом, тысячи глаз наблюдали за неравной схваткой советского лётчика с вражескими истребителями, и хотя бы поэтому Герой Советского Союза Пётр Петров должен был драться до конца.

...Боевой разворот дал немцам время осмотреться. Перед ними был всего лишь один русский самолёт. Один лётчик осмелился атаковать 6 Ме-109. Немыслимая дерзость !   Командир вражеской шестёрки скомандовал по радио: "Ахтунг !   Уничтожить русского !   Все за мной !"

Через полминуты 3 пары Ме-109 образовали круг, внутри которого оказался "Ишачок" - немцы знали, что советские истребители И-16 бывают не только с пулемётами, но и с пушками. Поэтому они держались на почтительном расстоянии от "рус-фанерен", предпочитая расстреливать советский истребитель с наиболее безопасной для себя дистанции. А Петров крутился внутри этого круга, бросая самолёт то влево, то вправо, сбивая немцев с прицела.

Крутит и вертит свой самолёт Петров. "Ишачок" мал, да удал. Ему ничего не стоит развернуться чуть ли не на хвосте. Никак не могут фашистские лётчики поймать в прицелы маленький лобастый самолёт, обладающий, кажется, способностью извиваться наподобие ящерицы. Они поняли, что бой с ними ведёт опытнейший лётчик. Что ж, тем больше славы будет им, когда этот виртуоз превратится в мешок с костями.

...Глухими толчками отдаются в позвоночнике удары пуль, расплющивающихся о бронеспинку, хочется сжаться в маленький комочек за спасительной бронёй... Проклятье !   Всё-таки попали, сволочи !   По ноге от колена к ступне течёт горячая кровь. Стиснул челюсти. Жара, как в парной. Влево, вправо, вверх, вниз... Неистово завывает мотор.

Петров понимает, что продолжать бой в таком плане - равносильно поражению. Ему уже кажется, чю он вечно крутится внутри этой стреляющей карусели, жизнь висит на ниточке толщиной с риску прицела. Нужно сделать что-то совершенно невероятное, ошеломляющее. Иначе - конец.

Уловив мгновение, он перекладывает самолёт из левого виража в правый и выскакивает из круга. Так смелый пловец резким броском в сторону взрывается из водоворота. Сияющий голубой простор открылся перед ним. Небо возвращало своему храброму сыну жизнь и свободу. Осталось лишь отклонить от себя ручку и, круто пикируя, уйти к земле. 140 метров в секунду !   "Мессеры" не догонят его, так как им понадобится какое-то время на перестроение своего боевого порядка.

Но, поступив так, Петров изменил бы самому себе. Он не был бы тогда Петровым. Почётная ничья не устраивала командира 254-го истребительного авиаполка. Он с начала боя испытывая неодолимую, страстную потребность испробовать мощь своих пулемётов на дюралевой шкуре костлявых дьяволов. Пусть он один - он всё равно докажет всем, что цельнометаллические Ме-109 горят не менее ярким пламенем, чем деревянные И-16.

Вырвавшись из карусели, он и не подумал спасаться бегством, тем более, что навстречу ему, почтя в лоб, мчался чёрт знает откуда взявшийся "Мессер". Петров надавил на гашетку, однако немец ловко ушёл под трассу. Зачем ему рисковать жизнью в лобовой атаке ?   Пройдя под русским, он развернётся, и пушечный залп разнесёт в клочья обшитый древесиной и перкалем каркас советского истребителя.

Будь на месте Петрова менее опытный пилот, всё бы и произошло, как задумал фашистский лётчик. Но Петров сам только того и ждал, как бы подловить "худого". И этот момент наступил. Взяв на себя ручку, Петров исполнил классический переворот через крыло  ( словно это был не бой, а воздушный праздник )  и оказался в хвосте "Мессера". До него было не больше 50 метров, и в какое-то как бы застывшее мгновенье Петров с необычайной чёткостью увидел повисший под ним самолёт с хордой антенны, протянувшейся от кабины к хвосту, жёлтые консоли, кресты, жала пушек в передней кромке крыльев и похожую на футбольный мяч голову пилота в кожаном шлеме под прозрачной выпуклостью фонаря. Кто он был, этот немец, Петров не мог знать. Враг, фашист, нагло вторгшиеся в голубые пределы Украины, вот и всё. Да и некогда думать об этом, когда в твоём распоряжении не больше 3-х секунд !

Враг мог уйти, скорости ему хватало, но Петров не упустил своего шанса. Словно стрелок, досылающий быстрым движением патрон в патронник винтовки, он двинул от себя ручку управления, нацелил нос истребителя в овал кабины "Мессера" и нажал на гашетку. Он почувствовал, как от длинной пулемётной очереди задрожал хрупкий корпус его "Ишачка", и увидел, как запузырилась под ударами пуль дюралевая обшивка вражеского самолёта.

Выходя из атаки, Петров оглянулся. На том месте, где только что был Ме-109, полыхало дымное пламя, из которого вываливались бесформенные чёрные куски... Повеселел Петров, как бывало на охоте, когда удавался выстрел влёт. Но в воздушном бою и на радость отпущено одно лишь мгновенье. Зто после, когда вернёшься в Семиполки, можно крутануть над полем аэродрома парочку "бочек" или ввинтиться в небо чкаловскгй восходящей спиралью, а сейчас, когда к нему вновь потянулись сверкающие трассы, надо опять бросать самолёт то вправо, то влево, пока не перебиты рули, пока тянет мотор.

...Изрешечённый истребитель трясло, как телегу на булыжной мостовой. Тряска становилась всё сильнее; приходилось крепко сжимать рычаг управления, чтобы он не вырвался из руки. Внизу, под самолётом, колыхалось что-то зыбкое, неразличимое: не то море, не то пустыня, хотя Петров понижал, что ни того, ни другого здесь быть не могло.

Временами угасало сознание, но руки привычно делали своё дело. Не удалось только выпустить шасси. Умело притёртый к зомле самолёт прополз юзом и остановился. От наступившей внезапно тишины тоненько зазвенело в ушах. Обожгла мысль: "Мессеры" !   Они могут расстрелять его на земле...

Петров хотел выбраться из самолёта, но сил не оставалось даже на то, чтобы ухватиться за борта кабины. Снова стола мерещиться ему серая пустыня. Вдруг в этой туманной мгле замелькали неясные, расплывчатые фигуры. Кто это ?   Свои или... Петров потерял сознание.

- Что ж, будем считать, что вам крупно повезло, товарищ майор. В машине около 100 пробоин, а вас зацепило только в 3-х местах.

- Не говорите этого моим лётчикам, товарищ военврач. Они могут прийти к выводу, что в бою всё зависит от счастливой случайности. А это не так. Совсем не так.

Петров умывался из жестяного умывальника, подвешенного к стволу старой липы в тени. Врач стоял около него с полотенцем в руках. Уже немолодой, с глубокими морщинами под обрезом белой докторской шапочки, в очках, он смотрел на Петрова внимательно. Он не раз видел Героев Советского Союза на митингах и торжественных собраниях. Это было издали, со стороны. А сейчас Герой был рядом с ним... в одних трусах. Бинты на обеих ногах и предплечье нисколько не портили впечатления от его удивительно пропорциональной, как у античной статуи, фигуры. Торс казался изваянным из мрамора, а загорелое лицо и шея - как бы обожжёнными в керамической печи. Лёгкий порывистый ветерок ворошил листву липы, и на спине Петрова играли светлые и тёмные пятнышки. "Какое красивое, сильное тело !" - с восхищением подум врач.

Петрова привезли в лазарет прямо с аэродрома, куда он почти в бессознательном состоянии, руководствуясь лишь, как говорят, "шестым чувством", приземлился после боя с "Мессерами".

Он спал без просыпа почти 10 часов. Сон вернул ему силу и бодрость.

Когда Петров, отдохнув, снова надел форму, врач покачал головой.

- Серьёзных ранений нет, но, скажу, досталось же вам... Снимайте-ка амуницию, товарищ майор, сестрички мигом заштопают !

Осмотрев себя, Петров сокрушённо покачал головой.

- Здорово поработали фрицы. Прореха на прорехе... А что, доктор, у вас сегодня танцы ?

Военврач улыбнулся:

- Смотрите, как бы вас не приняли за диверсанта.

- Неужели похож ?   Ладно, доктор, авось обойдётся. Парашют мой продырявленный - сестричкам на платочки, а комбинезон - бедный мой комбинезон ! - на ваше усмотрение...

Спустя несколько часов он был уже в полку. Чуть волоча правую ногу, Петров направился к своему жилью. Березовой и Каменский смотрели ему вслед, как бы ещё не веря, что комполка снова с ними, живой. Обоим тяжело досталась минувшая бессонная ночь.

Бой Петрова был хорошо виден с аэродрома. Когда, преследуемый "Мессерами", он резко снизился и скрылся из виду, начальник шгаба и комиссар посчитали, что его песенка спета: не добили в воздухе - добьют на земле. Вернулись в ангар и долго сидели молча. Телефонный звонок из штаба дивизии пробудил в них надежду: Петров сел на вынужденную в Броварах, ранен, в машине свыше 100 пробоин, добить Петрова на земле фашистам помешал Козырев...

Уныние сменилось тоскливым ожиданием новых известий. Ранение ранению рознь. Если Петров ранен тяжело, то он в полк не вернётся.

Всю ночь пытались связаться с Броварами, однако телефонная линия была повреждена бомбёжкой. Петров сам дозвонился до полка утром. Его бодрый голос рассеял все мрачные раздумья и предположения. Березовой тут же сообщил радостную весть на стоянки.

В комнате Петрова всё было на своих местах: узкая койка, застланная серым одеялом, у оконца - небольшой столик, покрытый зелёным сукнам, на нём - фотография "малышей", прислонённая к снарядной гильзе. С минуту Петров смотрел на фотографию, потом взял её и, оглянувшись на дверь, поцеловал.

Потом он стал приводить себя в порядок. Снять гимнастёрку оказалось делом непростым - правая рука, стянутая бинтами в предплечье, отзывалась на каждое движенье болью. Сквозь бинт проступило пятно крови.

Сменное обмундирование, отлично отутюженное, висело на плечиках у двери. Петров осторожно натянул на раненые ноги синие, с голубым кантом галифе и хромовые сапоги, начищенные до блеска. Потом достал из чемодана чистые подворотнички, иголку, нитки и принялся за портновскую работу. Свет из оконца мягко освещал его сосредоточенное лицо; густые, зачёсанные назад волосы отливали медью, обнажённая рука с чёрной от загара кистью равномерно делала стежок за стежком.

Иногда он отрывался от шитья и смотрел на фотографию, которая стояла перед ним на столе. Такие минуты, когда Петров мысленно оставался наедине с женой и сыном, со своими "малышами", как он их называл, были самыми счастливыми в его многотрудной фронтовой жизни.

Поздно вечером собрались в ангаре. Электрическая лампочка без абажура тихо покачивалась над столом. Белый шнур провода терялся в высоте, где смутно вырисовывались фермы перекрытия. Казалось, лампочка повисла в воздухе на парашюте, как осветительная ракета.

Человек 30 лётчиков сидели перед столом на тесовых скамейках. В полутьме огромного ангара их казалось и того меньше. В ожидании разбора последнего боя они тихо переговаривались, как бы боясь вспугнуть застывшую под высокой кровлей тишину.

Заскрежетала массивная створка ворот. В ангар вошли Петров, Каменский и Березовой. Широкотелый и грузный заместитель командира полка Белоус подал команду "смирно". Все встали. Белоус доложил, что личный состав полка, за исключением раненых, явился на разбор.

Противник, не считаясь с потерями, форсировал Днепр. Полк получил приказ прикрыть штурмовку вражескдх переправ у Кременчуга.

...Истребители мчались в боевом порядке "клин". В острие этого клина был Петров. Вместе c ним летело к Днепру недописанное письмо.

С лёгкой руки Петрова лётчики полка сбили над Киевом 14 немецких самолётов, потеряв только 2 своих. В конце Августа полк вылетел в Таганрог, оставив для защиты украинской столицы 2 эскадрильм. В Таганроге лётчики и техники в рекордно короткий срок - за 8 дней - освоили самолёты ЛаГГ-3. Новый истребитель мало уступал в скорости Ме-109, имел радио, пушку, пулемёты, брал на борт 200 килограммов бомб, но особых восторгов не вызвал, "Тяжеловат", - ворчали лётчики, испробовав машину в воздухе.

8 сентября полк, пополненный молодёжью, перебазировался на Полтавский аэродром и сразу же начал боевые действия. Наверное, не один Петров не успел в тот день закончить письмо.

Воздушные бои над переправами продолжались несколько дней подряд. Ревели моторы, трещали пушки и пулемёты, у понтонов взрывались бомбы, сметая в воду вражеские повозки и тягачи с пушками.

19 сентября фронт и тыл узнали из сообщения Совинформбюро о подвиге 20-летнего лётчика Виктора Сероштанова:

"Группа советских бомбардировщиков в сопровождении истребителей направлялась бомбить речную переправу. Неожиданно из-за туч показались 3 немецких истребителя Ме-109. Советские лётчики немедленно вступили в бой. В воздушной схватке одному нз фашистских лётчиков пулемётной очередью удалось повредить хвостовое оперение самолёта Лейтенанта Сероштанова. Тогда отважный советский лётчик бросился вниз и крылом своего самолёта отрубил плоскость вражеской машины. Фашистский самолёт рухнув на землю. Тов. Сероштанов выбросился с парашютом и благополучно приземлился".

Витя Сероштанов был пилотом 254-го полка. Петров представил его к награде.

Лишь с наступлением темноты лётчики получали возможность перевести дух. В это время техники и мотористы при свете фонарей готовили машины к новым полётам, а Петров с Березовым в штабной землянке, склонясь над дощатым столом, составляли график боевых вылетов на завтрашний день.

Сдержать натиск врага не удалось. Немцы прорвались через Днепр севернее и южнее Kиева. 15 сентября в Лохвицах сомкнулись танковые клещи противника, отрезав пути отхода 4-м армиям Юго - Западного фронта. 19 сентября пал Киев.

Начались налёты на Полтавский аэродром. Косяки "Юнкерсов" бомбили и штурмовали взлётно - посадочную полосу, стоянки самолётов. Вечером 19 сентября 12 "Юнкерсов" сбросили разом 60 бомб, и, хотя промахнулись, стало ясно: оставаться здесь больше нельзя. Полк перебазировался в Чугуев и 23 сентября нанёс ответный удар. 12 "ЛаГГов" пошли на штурмовку Полтавского аэродрома, с которого ещё вчера летали на Днепровские переправы. На огромном поле находилось так много вражеских самолётов, что оно напоминало скопление перелётных птиц. Пара Ме-109 пыталась взлететь, но была сбита Арсением Лисицей и Володей Гараниным. Началась штурмовка.

Звено за звеном обрушивало на аэродром с фашистскими самолетёми бомбы, било по ним из пушек и пулемётов. 14 горящих самолётов вpaгa стали апофеозом штурмовки.

4 октября на тот же аэродром налетели штурмовики, а истребители их прикрывали. Гаранин, Польщиков и Тришкин связали боем "Мессеров", которые попытались предотвратить штурмовку. Гаранин сбил 2-х, а 3-й, зайдя ему в хвост, поджёг машину. Лётчик был тяжело ранен в ногу осколками разорвавшегося под сиденьем снаряда. А "Мессер" развернулся и пошёл на Гаранина в лобовую атаку. Немец видел, что русский самолёт горит, его пулемёты и пушка молчат. С завершающим ударом можно было не торопиться. Однако фашист просчитался. Гаранин своим "ЛаГГом" протарапил самолёт врага. Теряя силы, отважшый лётчик всё же сумел посадить горящую маштну в степи, открыл фонарь, выбрался из кабины и, потеряв сознание, упал. На нём горел комбинезон. Двое красноармейцев, подбежавших к месту катастрофа, спасли лётчика - успели оттащить его подальше прежде, чем взорвались баки с горючим.

20-летний Гаранин и раньше отличался необыкновенной отвагой и искусством в воздушных боях. 27 марта 1942 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, В. И. Гаранину было присвоено звание Героя Советского Союза.

...Воздушные бои и штурмовки выматывали силы, неудачи войны тревожили Петрова. Ко всему прочему прибавилось беспокойство за судьбу группы Бисьева, которая оказалась в котле вместе с наземными войсками. Петров по нескольку раз в день звонил в разведотдел штаба дивизии, однако выяснить хоть что-нибудь не удавалось.

В довершение всего не было писем из дома. Когда началась война, жена и сын жили в Москве. Где они теперь, что с ними, почему молчат ?   Москву бомбили, всё могло случиться.

Он очень обрадовался, когда на Чугуевский аэродром приземлились "Ишачки" Бисьева. Каждый пилот умудрился втиснуть в свою кабппу техника. Трудно было представить, как смогли ребята в такой тесноте управлять самолётом.

Бисьев доложил, что его группа прикрывала встречный удар 99-й Краснознамённой стрелковой дивизии Полковника Крейзера у города Козелец. Враг был отброшен за Десну. Истребители штурмовкой рассеяли 2 батальона пехоты.

Петров слушал, кивал головой, а душа снова болела и пыла, как открывшаяся старая paна. После радости, кoторую испытал Петров при возвращении Бисьева, эта боль была особенно тяжела. Ведь вернулаь только третья часть группы.

- Что с остальными ? - спросил Петров.

- Пошли в прорыв вместе с пехотой.

- Письма мне не привёз ? - спросил на всякий случай Петров.

- Было письмо, товарищ майор.

- Где же оно ?

- Взял кто-то из наших. Может, прорвутся, товарищ майор...

С начала войны письма гонялись за Петровым по всей Украине, и вот одно из них, почти догнав его, застряло в "котле".

Вечером он дописал письмо "малышам". Над столом горела электрическая лампочка, освещая раскрытую школьную тетрадь в клеточку, руку с пером, быстро скользящую по бумаге, фотографию молодой светловолосой женщины и мальчика в матросском костюмчике, приставленную к снарядной гильзе. Лампочка иногда покачивалась от сквозняка, и тогда бревенчатые стены землянки начинали cтранно шевелиться, как будто сосновым брёвнам хотелось вырваться из духоты подземелья к своим живым братьям, обступившим землянку.

"Ещё paз здравствуйте !   Не удивляйтесь, что пишу с таким большим перерывом. Сразу письсо закончить не удалось, и вот теперь вновь принялся. Нахожусь в другом месте.

29 сентября 1942 года".

Ничто из событий происшедших за 20 дней сентября, не отразилось в письме Петрова, разве что намёк на "некоторые причины", которые помешали друзьям из Киева переслать ему весточку от жены и сына. Да и как было втиснуть бурю в 2 страницы школьной тетрадки ?   Пока только Время вело свою бесконечную летопись, местами окроплённую кровью, а штабные писаря, заполнявшие, кто как мог, странички фронтовой документации, и солдаты, писавшие письма, ещё не знали, что каждая их строчка - со всеми кляксами и орфографическими ошибками - войдёт в Историю.

Не для истории писал своё письмо и Петров...

Герой Советского Союза Пётр Михайлович Пётров с войны не вернулся. Он не был сбит противником. Трагическая случайность, какие бывали на фронте, оборвала его жизнь 23 ноября 1941 года. Ему было тогда всего 30 лет.

Друзья похоронили Петрова в городе Уразове, Курской области, на кладбище у старой церкви под большим деревом. Когда гроб опускали в могилу, многие лётчики плакали, как дети, потерявшие отца.

Галина Семёновна Петрова, жена героя после войны жила в Москве. Работала фельдшером в спортивном комплексе ЦСКА. Иногда она приезжала в Петрозаводск, где есть улица имени её мужа. Здесь в небольшом деревянном доме жили Петровы: отец Михаил Семёнович - рабочий железнодорожного депо, участник боёв против белых в 1919 году; мать Наталья Ивановна; старший брат Александр - машинист; сестра Мария; младший брат Николай. Узнав о смерти брата, матрос береговой обороны Ленинграда Николай Петров подал рапирт, в котором просил направить его в военную школу лётчиков. Его просьбу поддержала в письме к А. А. Жданову мать, Наталья Ивановна. Николай Петров окончил военно - морскую школу пилотов и воевал на Дальнем Востоке. Сейчас он - майор в отставке.

Маленький мальчик Толя - теперь Анатолий Петрович Петров - стал Подполковником ВВС, старшим инспектором - лётчиком соединения, военным лётчиком 1-го класса. Он летал на реактивных истребителях, на которых не доведось летать его отцу.