Последняя атака лидера

Пронизывающий душу свист бомб, надрывный рёв моторов, содрогнувшие землю взрывы - всё враз прекратилось. Фашистские самолёты повернули на запад и скрылись так же внезапно, как и появились...

К аэродрому Павел Пологов пробирался через дворы, перебежками, прижимаясь к стенам домов. На улице раздавались одиночные выстрелы. Мимо промчался грузовик с красноармейцами. Откуда-то донёсся и замер захлебывающийся женский крик. Пересекать дорогу было рискованно: с чердаков Павла уже дважды обстреляли. Кто ?   Он не успел заметить. Вероятнее всего - диверсанты.

Пологов выглянул из-за угла. Осталось преодолеть перекресток, а там садами и огородами проскочить к лётному полю.

Он уже приготовился покинуть укрытие, когда его слух уловил приближающийся гул моторов. Спустя минуту снова появились "Юнкерсы" в сопровождении "Мессершмиттов". Они приближались большими группами на разных высотах. Казалось, им не будет конца. Опять землю всколыхнули взрывы. Над окраиной города - громадная тёмно-багровая шапка дыма. Из-за строений Павел не мог видеть аэродрома, но догадывался, что это пылают ангары.

"Юнкерсы" разворачивались для повторного захода.

- Где же, чёрт возьми, наши ? - со злостью выругался Павел.

В ночь с 21 на 22 Июня дежурила первая эскадрилья. Это он знал точно.

"Неужели все уничтожены ?   Или выжидают ?" - мысли перемешивались, наскакивали одна на другую...

Силуэты немецких самолётов постепенно таяли на горизонте. Стрельба прекратилась. Наступила тишина.

Павел сжимал в руке пистолет, ощущая потной ладонью холод металла. Стуча подкованными сапогами, по мостовой пробежал вооружённый отряд милиции.

Надо торопиться !   Пологов бросился через дорогу. Навстречу ему, повизгивая, проковыляла подстреленная собака. За огородами Павла догнал командир эскадрильи капитан Гамулькин.

- Скверно дело, очень скверно, - на ходу выдохнул он. - Лазутчики, сволочи, объявились. Видишь ? - он кивнул на рукав реглана, пробитый пулей. - Ладно, что руку не задело.

Какой-то момент они, словно загипнотизированные, стояли на краю взлётной полосы. Глаза слепило от горящих самолётов.

Пологов взглянул туда, где вчера оставил свой "ястребок". Над чёрно-серой грудой обугленных остатков поднимались колеблющиеся столбики дыма.

Все, кто находился на поле, старались спасти хотя бы часть машин. Уцелевшие самолёты руками перекатывали с аэродрома в кукурузу и сразу же маскировали.

Потом принялись рыть щели для укрытий. Работали молча, сосредоточенно, лишь изредка вытирая пот с разгорячённых лиц да с беспокойством поглядывая на горизонт. Выброшенную на брустверы землю тут же укрывали зеленью.

Павел тоже взялся за лопату. Возле него орудовал киркой командир звена старший лейтенант Фомичёв. Он жил рядом с аэродромом и по тревоге тотчас прибежал сюда.

Присели на траву перекурить, и Фомичёв рассказал Павлу о событиях, происшедших на его глазах.

Фашисты обрушились лавиной. Не осталось в живых ни одного лётчика из дежурной эскадрильи. Они пытались поднять свои "МиГи" в воздух, но не успели. "Мессершмитты" расстреляли их прямо на взлёте, у самой земли.

- После бомбёжки, - закончил Фомичёв, - немцы на бреющем гонялись над аэродромом за людьми, ранили несколько человек.

Полк окопался. Всех командиров эскадрилий и их заместителей вызвали в штаб. В небольшой комнате связисты работали на двух рациях, непрерывно вызывая дивизию.

- Сокол !   Я - Ракета. Приём !   Я - Ракета. Приём!

В окружении офицеров у висевшей на стене карты стоял командир полка майор Волков. Опустив голову, он о чём-то размышлял.

Все молчали. Достаточно было взглянуть на их лица, чтобы понять: ох как нелегко на душе у каждого !

На столе Пологов заметил чьи-то аккуратно сложенные планшеты, партийные и комсомольские билеты, портсигары. Он машинально стал считать: "Восемь, девять..."

В комнату вбежал незнакомый лейтенант.

- Товарищ майор, разрешите обратиться ! - козырнув, он протянул пакет.

Волков поспешно вскрыл конверт.

- Товарищи командиры ! - заговорил он, пробежав глазами бумаги. - Внимание !   Знакомлю с директивой штаба дивизии.

...С учетом создавшейся обстановки перед 149-м истребительным авиаполком ставилась задача: создать для противника видимость, будто аэродром покинут, замаскировать материальную часть, а личному составу занять оборонительные позиции.

- Необходимо выделить мобильную авиагруппу, - продолжал майор, - командиром назначаю капитана Тараненко. Завтра утром этой группе предстоит передислоцироваться на запасной аэродром севернее Тернополя.

После обсуждения было решено немедленно привести в боевую готовность 11 самолётов и подготовить взлётную полосу. БАО должен обеспечить исправность уцелевших автомашин и бензозаправщиков. Командиру батальона аэродромного обслуживания майору Алексееву поручалось заняться подготовкой к эвакуации семей лётного состава.

В полдень в 3-й раз появились вражеские самолёты. Раздались крики: "Воздух !   Воздух !"   Люди кинулись в укрытия. Несколько человек, растерявшись, побежало в сторону города. Путь им преградил майор Алексеев. Он вернул всех назад.

Павел услышал нарастающий, уже знакомый гул бомбардировщиков. Но сначала показались 6 истребителей. Они пронеслись низко над землёй, поливая огнём уцелевшие строения. Чтобы не обнаруживать себя, по ним никто не стрелял.

Бомбардировщики, не встречая сопротивления, шли волнами, уверенно и нагло. Посыпались бомбы. К небу вздыбились чёрные снопы земли. На этот раз пострадало и каменное здание штаба: фугаска угодила в самый угол двухэтажного дома. Выглянув из щели, Пологов увидел, как торцовая стена осела и развалилась. Над провалом, окутанным дымом и пылью, повисли стропила и доски.

В этот день немцы больше не наведывались. Передышка позволила убрать с поля обгоревшие части самолётов, засыпать воронки и подровнять взлётную полосу. Техники и механики поспешно заканчивали ремонт повреждённых истребителей. Работа не прекращалась до поздней ночи...

Рано утром, 23 Июня, перед самым вылетом, на поле стояла тоскливая тишина. Казалось, полк в скорбном молчании прощается с аэродромом, к которому за год люди привыкли, как привыкают к родному дому.

"Безлошадным" лётчикам, как они теперь себя называли, выделили автобус. В ожидании сигнала все сидели мрачные, никто не пытался завязать разговор. Бойцу, остававшемуся в городе с майором Алексеевым, Павел передал записку для жены.

Раздался хлопок ракетницы. Зачихали, зафыркали моторы. Взмыли в небо 11 крылатых машин - всё, что осталось от 3-х эскадрилий. Они брали курс на северо - восток.

Когда истребители превратились в едва различимые точки на горизонте, автобус с "безлошадными" тронулся и, раскачиваясь на ухабах, потащился по искалеченной дороге...

Кажется, впервые за эти сумасшедшие сутки у Павла выдались минуты, чтобы разобраться во всём происшедшем. Под монотонное урчание мотора он с какой-то щемящей тоской вспомнил, как 2 дня назад - всего 2 дня ! - они с Валей собирались на пляж.

Ещё в Мае, когда в Черновицах начался купальный сезон, жена говорила ему:

- Ну, когда же мы пойдём на речку, Павлинка ?   Ты посмотри, какие деньки установились. Давай в этот выходной...

- В этот ? - Павел что-то прикинул в уме. - А ты не жди меня, забирай Володьку и - айда.

Так они и не сходили на пляж. В одно воскресенье у Павла были полёты. В другое - учения. Потом ещё что-то. И только в субботу, 21 Июня, он пришёл с аэродрома раньше обычного и торжественно сказал:

- Валюша !   С этой минуты и до 8:00 23-го я в полном твоём распоряжении.

Они провели вечер в Доме Красной Армии. Слушали концерт военного ансамбля. В финале, когда хор пропел "Так будьте здоровы, живите богато", вместе со всеми дружно хлопали, не жалея рук. После концерта вволю натанцевались.

Домой возвращались через парк, заросший развесистыми каштанами. После недавней грозы дышалось легко. Свежий ветерок шелестел листвой, и на синем бархате неба сквозь густые ветви деревьев мерцали звёзды.

Валя, держась за плечо мужа, сняла туфли, сунула их ему в руки и, озорно крикнув: "Догоняй !", побежала по аллее.

Павел бросился следом, но настиг её только около дома. Он, конечно, мог обогнать её сразу, но ему хотелось доставить жене удовольствие.

А дома уже не поребячишься - даже разговаривать приходится шёпотом. Пологовы привыкли к порядку, который установила тёща Павла: если спит внук - не дай бог нечаянно громыхнуть стулом или звякнуть посудой - выговор обеспечен.

Павел перенёс спящего сына в кроватку, и они с Валей долго сидели, склонившись над ним. Потом они мечтали о том, как завтра втроем будут валяться на пляже, наслаждаться солнцем и водой. Жена приготовила всё необходимое. На видное место, чтобы не забыть, положила свёрток с новым купальником и только после этого пошла спать...

На рассвете они проснулись от надрывного гула. Творилось что-то непонятное. Гудели паровозы, выли сирены...

Раздался резкий стук в дверь. Павел сразу вскочил.

- Товарищ старший лейтенант ! - по голосу Пологов узнал штабного писаря. - Боевая тревога !

- Понял - бегу !

Совсем близко от дома что-то грохнуло, зазвенели стекла. Ярко - багровое пламя осветило окна. Вздрогнули, как показалось Павлу, стены, покачнулся пол.

Он распахнул балконную дверь. Над аэродромом поднималось громадное зарево. Часто били зенитки. В промежутках между взрывами слышался оглушительный рёв моторов. Война !

...Валя растерянно прижимала руки к груди. Её волосы в беспорядке падали на плечи, лицо побледнело, в глазах дрожали слёзы.

- Не волнуйся, Валюша !   Никуда не ходи. Жди !   К тебе придут, помогут. Смотри, береги сына.

Он на мгновение привлёк жену. Тёплые её слезы остались на его щеке.

- Ну, прощай, родная...

Он бросился к двери и нечаянно опрокинул попавший под ноги стул. На пол упал развернувшийся сверток с купальником.

...Оставив позади железнодорожный переезд, автобус миновал село, потом долго петлял по укатанной колее вдоль пшеничных полей и наконец остановился у опушки леса. После двухчасовой тряски и натужного урчания двигателя Павел словно очнулся, услышав щебет птиц и стрекотание кузнечиков. На него вдруг повеяло такой близкой и в то же время безвозвратно далёкой мирной жизнью. Оглядевшись, он заметил тупой нос самолёта, густо заваленного сосновыми ветками. Неподалёку стояли замаскированные ещё несколько машин. Сюда, в окрестности Тернополя, временно перебазировался полк.

Возле истребителей непрерывно дежурили лётчики и техники. В случае необходимости требовались считанные секунды, чтобы вырулить на старт.

Старший лейтенант Фомичёв, оглядывая полковое хозяйство, со вздохом обронил:

- Ёлки-палки, здорово же нас пощипали. Даже не верится... Только вчера у каждого было по машине, а теперь...

Потребовалось несколько дней, чтобы установить связь, оборудовать мастерские и подвезти горючее. Ждали пополнения материальной части.

За это время Пологов пров`л единственный ознакомительный полёт с лейтенантом Устюжаниным и учебный бой с Иваном Измоденовым. С последним он познакомился и подружился ещё в Оренбургском училище. Вместе они уехали служить в Забайкалье, вместе воевали на Халхин-Голе и на Финской войне. Не разлучила их судьба и теперь.

Однажды, когда после завтрака, расстелив на траве регланы, лётчики и техники расположились под плоскостями самолётов и обсуждали невесёлые вести с передовой, на горизонте внезапно появились осиные силуэты "Юнкерсов-87". Они шли медленно, вытянувшись в кильватерную колонну, и сотрясали воздух завывающим гулом моторов. Сосчитать их было трудно - они летели стороной в северо - восточном направлении.

"Наверное, на Житомир", - со злостью подумал Павел.

Лётчики, наблюдая за "Юнкерсами", бессильно поругивались:

- Ни одного "Мессера"...

- Гады !   Идут без прикрытия, как к тёще на блины.

- Ну, ничего, мы им ещё это припомним.

Командира эскадрильи Тараненко, временно заменившего отозванного в Киев Волкова, окликнул дежурный связист.

- Товарищ капитан, Сокол на проводе !..

Это был долгожданный приказ. Ставилась задача - прикрыть с воздуха наземные войска.

Ракета зелёной полоской прочертила небо. 6 истребителей под командованием капитана Гамулькина стремительно взмыли вверх.

Видимость была хорошая. Царило полное безветрие. Лишь на горизонте неподвижно застыли одинокие белые облака.

Следя за строем, Пологов по привычке часто оглядывался на своего ведомого лейтенанта Устюжанина. О нём Павел знал мало. Тот прибыл в Черновицы незадолго до войны. Хотя училище он окончил давно, но боевых заданий ещё не выполнял.

Вчера, после ознакомительного полёта, Пологов предупредил Устюжанина:

- Смотри в оба !   Главное - не отрывайся !   И вращай на все 360, - при этом Павел выразительно похлопал ладонью по своей шее.

Сейчас он с удовлетворением отмечал, как старательно напарник выдерживает нужную дистанцию, точно повторяя все приемы ведущего.

Пологов сверил карту с местностью. До передовой ещё далеко. Высотомер показывает 2000 метров. Внизу проплывают рябоватые пятна лесов, жёлтые прямоугольники полей. Поблескивая, змеится голубая лента Днестра... Но что это ?   Линия фронта обозначилась значительно раньше, чем предполагал Павел. На земле он увидел частые всплески взрывов. Чуть слева горело небольшое село.

- Вон куда уже залез... Быстро прёт, сволочь ! - Павел крепче сжал ручку управления.

В это время Гамулькин покачиванием крыльев подал сигнал: "Внимание !"   Набирая высоту, он увел истребителей в сторону солнца. Едва машины успели завершить маневр, как впереди замелькали немецкие бомбардировщики. Их охраняли "Мессершмитты".

Павел внутренне напрягся: это была его первая встреча с фашистами.

Под прикрытием солнца Гамулькин молниеносно спикировал на головные машины противника и открыл огонь. Из носа его "ястребка" вырвались трассы крупнокалиберных пуль. Остальные истребители последовали за ним. В ответ заработали фашистские пулемёты и пушки.

Пологов поймал в прицел серо - зелёный "Юнкерс". Мелькнула застеклённая кабина лётчиков. На фюзеляже - чёрный крест с белой каймой. Мгновение - и он весь в сетке прицела. Павел нажал на гашетку. Он не сомневался, что прошил цель, однако "Юнкерс" только вильнул в сторону.

В ту же секунду по плоскостям истребителя хлестнул металлический дождь. Машину качнуло. Выйдя из пике, Пологов опробовал рули - работают нормально.

"Мессеры" спохватились с опозданием. Теперь они спешили связать боем наши истребители и дать возможность "Юнкерсам" отбомбиться. Но вражеский строй уже нарушился. Немцы сбрасывали бомбы куда попало. Рисковать, видимо, боялись: попади во взрыватель бомбы случайная пуля - и самолёт подорвётся на собственных фугасках. "Юнкерсы" повернули на запад. Гамулькин продолжал их преследовать.

Между тем Устюжанин, постепенно теряя высоту, уходил куда-то в сторону.

- Что с ним ? - недоумевал Павел.

Решив, что с ведомым стряслось неладное, он прикрыл его сзади. А как поступить дальше ?   Если тотчас же не вывести его на курс - попадёт к фашистам.

"Эх, вот бы где надо радио !" - с досадой подумал Пологов. Мелькнула мысль: "А что же скажут товарищи ?   Ведь я покидаю их во время боя". Но тут же решил: "Дома разберёмся".

Павел догнал ведомого и просигналил: "Следуй за мной !"

Через четверть часа они благополучно приземлились на аэродроме.

Вскоре вернулись остальные. Тараненко был доволен: истребители вынудили "Лаптежников"  (так фронтовики окрестили "Юнкерсы-87" за их неубирающиеся шасси, напоминающие растопыренные ноги, обутые в лапти)  убраться восвояси, не выполнив задания.

Техник принялся накладывать латки на плоскость пологовского истребителя. Павел торопливо подошёл к Устюжанину. Тот вытирал перчаткой перепачканные маслом лицо и руки.

- Ты куда рванул, к немцу в лапы ?

- Товарищ старший лейтенант, маслосистему пробило, мотор забарахлил. Посмотрите, - Устюжанин кивнул на самолёт.

Пологов вскочил на крыло и заглянул в кабину. Приборная доска и передняя часть фонаря были залиты масляными подтёками.

- Не повезло тебе, - подбадривая товарища, посочувствовал Павел. - А я уже совсем решил, что ты ранен.

И опять подумал: "Была бы на машинах радиосвязь... Тяжело без неё".

С каждым днем обстановка на Юго - Западном фронте всё более осложнялась.

На участке основных сил 6-й армии, прикрывающей Львовское направление, противник за несколько суток продвинулся на 30 - 40 километров. Отдельные наши подразделения, ведя ожесточённые схватки с превосходящими силами гитлеровцев, наносили им серьёзный урон и отбрасывали врага назад. Однако из-за нарушения связи с соседями и с командованием, под непрерывными ударами фашистской авиации части Красной Армии, охваченные с нескольких сторон танковыми и моторизованными соединениями противника, вынуждены были или драться, рискуя оказаться в окружении, или отступать.

В один из таких тревожных дней в полк прилетел заместитель командующего ВВС Киевского Особого военного округа Генерал - майор Т. Т. Хрюкин. Пологов слышал о нём ещё до начала войны. О Хрюкине отзывались не только как о грамотном командире, но и как об отличном лётчике.

Доложив Генералу обстановку, Тараненко пожаловался на нехватку самолётов:

- За каждую машину чуть ли не драка...

- Знаю, все знаю !   Только пойми, капитан, что ты у меня не один. Поэтому берегите то, что есть. А помочь - помогу при первой же возможности. Горючее и смазочные подбросим завтра.

Познакомив Тараненко по карте с расположением ближайших соседей по авиагруппе, Генерал затем объяснил задание истребителям. Юго - западнее Львова наше крупное соединение попало в окружение. По последним данным воздушной разведки, основные силы гитлеровцев находятся от окруженных в 50 километрах. При своевременной помощи сохраняется реальная возможность выручить людей и технику. Необходимо лишь срочно доставить туда пакет с картами и кодами.

Требовалось направить двух опытных и находчивых пилотов, потому что этот полёт - задача со многими неизвестными. Генерал спросил Тараненко, кого он думает послать на задание.

- Капитана Гамулькина, - не задумываясь ответил Тараненко. - Коммунист, опытен и отважен.

- Знаю. Толковый истребитель...

- И в паре с ним - комсомольца старшего лейтенанта Пологова. Знающий лётчик, орденоносец.

Капитан подозвал лётчиков.

- Этот важный пакет, - обратился к ним Генерал, - вы должны вручить командиру соединения. В случае неудачи - сжечь. Но думаю, что этого не произойдёт. Полетите на "Чайках". Им там хватит и небольшой площадки для взлёта.

Будьте осторожны: не исключено, что аэродром может оказаться в руках фашистского десанта. Тогда выходите в квадрат "зет". Пароль - "Кремль", согласован до 24:00. За воздухом следят, выставлены наблюдатели и боевые охранения.

Генерал пытливо поглядел на лётчиков, точно хотел убедиться, способны ли они выполнить ответственное поручение.

- Пакет должен быть вручен во что бы то ни стало. В бой не ввязываться, лететь на малых высотах в обход населённых пунктов и дорог... Задача ясна ?

Он пожелал им удачи и крепко пожал руки.

В первые минуты после ухода Павла Валя растерялась. Ей никогда не приходилось оставаться одной, да ещ` в такой опасной и сложной обстановке. Всегда рядом были мать и Павел.

Валя заметалась по комнате, машинально принимаясь то собирать вещи, то искать документы.

Земля ходила ходуном. Кругом не стихала стрельба, ухали взрывы. А Володька спал как ни в чём не бывало.

Валя схватила на руки сына и спустилась в полуподвал, где жил дворник - румын. Жена его, дородная краснощёкая женщина, невозмутимо возилась возле печки. Казалось, её не очень-то тревожит происходящее. Увидев на пороге Валю, она бережно взяла у неё с рук ребёнка и уложила на кровать.

Пока женщины вполголоса разговаривали, хозяин колдовал над стареньким приёмником. Наконец он поймал Москву. Передавали урок гимнастики.

И вдруг музыка оборвалась...

- Внимание !   Внимание !   Работают все радиостанции Советского Союза !.. Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города...

Следующий день Валя пряталась в подвале трёхэтажного дома, куда майор Алексеев собрал семьи авиаторов. Было объявлено, что они поедут специальным поездом, в пассажирских вагонах. Назначили день и час отъезда, выдали деньги и литерные билеты. Однако накануне отправки гитлеровцы разрушили железнодорожный узел, и план эвакуации сорвался.

Семьям лётчиков объяснили, что их повезут на автомашинах до Каменец - Подольского, где будет сформирован эшелон. Но тут подстерегала новая беда: фашистские самолёты разбомбили мост через Днестр. Пришлось ждать 2 дня, пока сапёры навели понтонную переправу.

Наконец колонна грузовых машин с женщинами и детьми тронулась из Черновиц.

Валя была в летнем платье. Она успела захватить с собой лишь документы да узёлок с продуктами. Её попутчицы находились не в лучшем положении.

За 3 дня Валя очень похудела. Лицо её осунулось, светлые волосы беспорядочно падали на лоб. Весь её вид говорил об огромном душевном потрясении.

Валины мысли возвращались к последним словам Павла: "Никуда не уходи. Жди, тебе помогут". Почему он так сказал ?   Значит, все они о чём-то догадывались. Просто, наверное, об этом нельзя было говорить до поры до времени, и Павел молчал.

К действительности Валю вернул истошный крик женщины:

- Немцы летят !

Сидящие впереди застучали кулаками по кабине:

- Остановите !

Скрипнули тормоза. Выскакивая из кузова, люди опрометью бросались в сторону от дороги. Испуганно визжали женщины, захлебывались в плаче дети. Шум моторов оглушительно звенел в ушах.

Валя не помнила, как выбралась из машины, как очутилась в придорожной канаве. Прикрыв своим телом хнычущего, перепуганного Володьку, она вся сжалась в клубок.

И вдруг свистящий рёв самолётов прорезал чей-то ликующий возглас:

- Свои !   Свои !   Краснозвёздные !

Все повскакивали на ноги. Шофёры подбрасывали вверх кепки, женщины махали косынками. Начальник колонны пояснил:

- Это ваши мужья послали истребителей специально для охраны семей.

А 3 "ястребка", покачивая крыльями, низко - низко пролетели над колонной.

В Каменец - Подольском перед отправкой эшелона Валю разыскал на перроне какой-то сержант и вручил ей записку:

- Это вам от товарища старшего лейтенанта. "Дорогая Валюша ! - писал Павел. - Обо мне не беспокойся, всё будет хорошо. Главное, не падай духом и береги Володьку. Если остановишься в Свердловске у сестры, то проведай наших в Тагиле. Как получишь новый номер моей полевой почты - отвечай подробным письмом. Передай всем привет. Целую, Павел".

...Сначала эшелон шёл безостановочно. Но, оставив позади Днепр, он стал подолгу простаивать на запасных путях. Фашистская авиация добраться сюда не могла, поэтому на восток в первую очередь была открыта "зелёная улица" эвакуированным предприятиям. Поезда с заводским оборудованием, машинами, станками неслись навстречу потоку воинских эшелонов. Тяжёлая индустрия перемещалась в тыл, чтобы оттуда снабжать фронт.

По дорогам тянулись вереницы гражданского населения, уходившего на восток. Домашний скарб везли на чём попало: на самодельных тачках, на подводах, на велосипедах и даже в детских колясках. Телеги и арбы тащили не только клячи и костлявые быки, но и тощие коровы. Всё двигалось, скрипело, клубилось пылью.

У стариков и старух, женщин и детей были такие скорбные лица, что при взгляде на них невольно сжималось сердце.

...Через месяц Валя наконец добралась до Свердловска.

Солнце стояло в зените прямо над аэродромом. Лётчики обедали возле землянки, сидя на траве. В тени старого тополя, около видавшей виды двуколки, гремела мисками Анна - жена лейтенанта Королькова. Она была здесь единственной женщиной и совмещала сразу 3 должности: стряпухи, судомойки и официантки.

В стороне от обедающих, на самом солнцепеке, маячила фигура Тараненко. Он нетерпеливо мерил шагами поляну, то и дело подносил к глазам бинокль и безуспешно пытался скрыть своё беспокойство. Адъютант Генерала уже дважды запрашивал о Гамулькине и Пологове. Капитан лаконично отвечал: "Ждём..."

- Аннушка, подбрось ещё пловчику, уж очень хорош ! - попросил техник Левченко.

Повариха добавила ему черпак. Когда она отошла, техник ткнул локтем Алексея Королькова и кивнул на округлённую фигуру молодой женщины:

- Так кого ты всё-таки ждёшь ?   Пацана или дивчину ?

- А ты что, в крёстные захотел ? - засмеялся Корольков и тут же добавил: - Завтра отправляю её домой, к матери.

- Эй, чревоугодник, - окликнул техника Измоденов, - ты лучше вон туда погляди, - сощурив глаза и прижав к надбровью ладонь, он всматривался в горизонт. - Никак, наши ?

Все подняли головы.

- Могу спорить, что наши. Я ж по походке вижу. Держу пари на миску плова.

На горизонте нечётко вырисовывались 2 серебристые точки.

- Точно они, - Тараненко не отрывал глаз от бинокля, - встречайте залётных...

- Глянь, Аннушка, как торопятся, - пошутил Левченко, - учуяли запах твоего плова. Я ж говорю, на войне главное - не отставать от кухни, иметь запасную ложку и быть в дружбе с поваром...

Едва "Чайки" приземлились, как все бросились навстречу лётчикам.

- Принимай, Анна Васильевна, трофей, - торжественно сказал Пологов, - а то твоя чёрная икра в печёнках сидит.

Он развязал вещмешок, перевернул его, и на траву высыпалось несколько объёмистых свертков.

Насчёт икры Павел не шутил. Дело в том, что во время одного из налётов на аэродром бомба угодила в продовольственный склад, и из всего провианта чудом сохранились лишь 2 бочки зернистой икры. Пока удалось наладить снабжение, питались только ею. Вначале икру ели столовыми ложками, сколько хотелось. Левченко тогда посмеивался: "Пусть икра чёрная, лишь бы хлеб был белый". Но скоро деликатес всем изрядно надоел. Анна развернула свёртки и ахнула:

- Колбаса !   Конфеты !   Откуда ?

- Оттуда, это подарок тебе, - весело ответил Павел.

Гамулькин отрапортовал о выполнении задания. Тараненко поблагодарил обоих лётчиков.

- Спасибо !   Молодцы !

...Закончился боевой день. В землянку долетал негромкий голос Левченко. Родом с Полтавщины, техник любил песни. Мягким, приятным тенорком он усердно выводил: "Дывлюсь я на небо та й думку гадаю..."

Из глубины землянки доносился богатырский храп Ивана Измоденова. Устав после дежурства, он сразу завалился спать.

В проходе и на земляных выступах, заменяющих нары, набросаны охапки свежескошенного сена. Его запах успокаивает и чуточку пьянит. На ящике из-под снарядов чадит гильзовая коптилка. При её колеблющемся свете по бревенчатому потолку скачут тени.

Пологову не спится. Закинув руки за голову, он лежит, устремив вверх немигающий взгляд. Мысли его сейчас не здесь. Они там, далеко, с Валей и Володькой. Где они ?   Что с ними ?   Как им приходится без него ?   Он прикидывает, через сколько дней, если все будет обстоять благополучно, они смогут добраться до Урала. По его расчётам выходит, что не позже чем через 2 недели...

Выйдя на рубеж Сарны - Житомир - Бердичев - Каменец-Подольский и Могилёв - Подольский, гитлеровцы стремились в кратчайший срок овладеть Киевом. Кровопролитные, напряжённые бои шли непрерывно.

В середине Июля авиагруппа Тараненко перебазировалась в район Винницы.

Несмотря на нехватку самолётов, Пологову везло на боевые вылеты. Выпадали дни, когда ему приходилось по 3, а то и по 4 раза покидать землю. Он чувствовал, что небо ему покорилось, стало родным. Павел всё более обретал уверенность в своих силах. Совершенно свободно он мог по поведению самолёта примерно определить скорость. На приборной доске его глаза не задерживались - достаточно было беглого взгляда. Слух улавливал малейшие колебания в шуме мотора. Основное внимание он уделял наблюдению за воздухом и землёй.

Павел часто видел колонны отступающих частей Красной Армии и толпы беженцев. Это действовало угнетающе. В такие минуты он казался себе маленьким и бессильным. И каждый раз в душу закрадывалось мучительное беспокойство за судьбу родной земли, за судьбу Вали и сына. До сих пор ему ничего не было известно о них.

...Истребители снова готовились перебазироваться. На этот раз курс лежал на Умаиь, где авиагруппе предстояло влиться в новый полк...

Разгулявшийся к вечеру ветер принёс удушливый запах гари и жжёной резины. Серые сумерки, быстро сгущаясь, окутывали аэродром. Где-то на юго - западе шёл бой: не смолкали глухие орудийные раскаты, вспыхивали далёкие зарницы.

Неожиданно на аэродроме услышали тарахтение автомашин, доносившееся с большака, примерно в километре от лётного поля. Тараненко послал шофёра узнать, в чём дело.

В ту же минуту из лесосеки, гремя снаряжением, выбежали разрозненной вереницей красноармейцы. Они пересекали аэродром по направлению к тракту.

- Что случилось ? - крикнул Пологов.

- К Виннице прорвались танки ! - запыхавшись, ответил кто-то.

- Наши отступают ! - выпалил возвратившийся шофер. - Надо сматываться, пока не поздно.

- Отставить панику !   Все остаются на местах !   Объявляю готовность номер один ! - скомандовал Тараненко.

Началась торопливая подготовка к перелёту. Около командирского самолёта, основательно изрешечённого в последнем бою, возились техники и мотористы: никак не могли наладить зажигание. При запуске двигатель не подавал признаков жизни. Старший техник ещё днём доказывал Капитану, что машину надо разобрать на запасные части, но тот распорядился во что бы то ни стало её восстановить.

- И без того не на чем летать, - отрубил он.

Медленно тянулись минуты. Нервы были взвинчены до предела. Однако прошёл час, другой, и отдалённый гул боя стих.

До полуночи никаких дополнительных сведений о немецких танках не поступило. Очевидно, они двигались где-то стороной.

С молчаливого согласия командира лётчики вылезли из кабин, размяли уставшие ноги и, покуривая, расположились под плоскостями.

- Вроде пронесло, - подошёл к Пологову Тараненко. - Полетим часа в 3. В это время земля уже просматривается.

Павел спросил, готова ли машина.

- Левченко обещает отладить к утру, - капитан выдержал паузу. - Тебе придётся остаться: я полечу на твоей машине. Сам понимаешь, почему оставляю именно тебя. Другого выхода нет.

Пологов передал свой самолёт командиру и пошёл помогать Левченко.

Когда на востоке высветилась узкая полоска горизонта, Тараненко скомандовал:

- По местам !

На разные голоса взревели моторы, и сплошной гул огласил окрестности.

Самолёты вырулили на старт. Тараненко помахал Павлу рукой и закрыл фонарь кабины.

Пологов, Левченко, моторист и шофер молча проводили глазами взлетающие самолёты. Едва те скрылись из виду, аэродром покинули и технические службы. За ними потянулись бензозаправщики и грузовик с боеприпасами.

И снова над полем повисла тишина. Павел поторапливал Левченко, а тот, копаясь в моторе, что-то недовольно ворчал. Минут через 10 моторист, крутанув лопасть, отбежал в сторону. Двигатель заработал. Вращающиеся лопасти пропеллера постепенно теряли свои очертания и сливались в прозрачный диск.

Придирчиво прислушиваясь к ровному урчанию мотора, Пологов вывел машину на старт. Упругий ветер от винта пригибал траву к земле. Самолёт слегка качнулся и покатился по полю, набирая скорость. Взяв разбег, он плавно оторвался от взлётной полосы.

Как условились с Левченко, Павел должен был сделать несколько кругов и, если двигатель будет работать нормально, подать сигнал. Но, торопясь наверстать упущенное время, Пологов на втором заходе качнул крыльями и взял курс на юго - восток. Высота 1000 метров. Здесь уже совсем светло.

"А кто-то из нас завтра, может быть, не увидит восхода солнца. Война есть война", - с грустью подумал Павел.

Сверху земля походила на гигантский макет: тёмно - зелёные массивы, рассечённые жёлтыми пятнами полей; сверкающая полоска реки и вдоль неё - аккуратные, почти игрушечные кубики домов. Совсем мирная картина. Но тут же Пологов заметил на серой дороге 3 перевёрнутых грузовика. Это - уже война. Она не оставляет следов в небе. Даже после самого ожесточённого воздушного боя пороховой дым вскоре рассеивается. А сбитые самолёты огненными свечами врезаются в землю, оставляя на ней рубцы и шрамы.

На полётной карте красным крестиком помечено новое место расположения авиаполка. По расчётам, Павел вот-вот будет у цели. Далеко впереди острый глаз лётчика различил несколько маленьких сверкающих точек. Они отрывались от земли и, словно плавясь, таяли в лучах солнца. Это взлетали "ястребки".

Вдруг Пологов уловил в шуме мотора какие-то фальшивые нотки. Стрелка высотомера внезапно поползла вниз. Высота - 600 метров. Соседний прибор показал, что давление масла снизилось. "Перегрев. Надо торопиться". Высота - 400 метров. Стрелка продолжает опускаться. Двигатель залихорадило. В его мерный рокот ворвались резкие перебои.

Павел понял, что до аэродрома ему не дотянуть. Он до предела нажал сектор газа. Не помогло. Стрелка упрямо приближалась к нулю. Бросить самолёт жаль, да и поздно: высота не позволяет. План действий созрел мгновенно: "Немедленно садиться !"   Но куда ?   Слева - река, справа - лёс, впереди - сады.

"Туда, на сады, где деревья пореже. Шасси не выпускать - планировать на "живот".

Мотор почихал и совсем заглох. Противная тишина ударила в уши. Винт вращался вхолостую от встречного потока воздуха.

"Главное - не терять горизонт".

Самолёт несло вниз. Казалось, что небо наваливается сверху огромным, страшным грузом. Павел автоматически убрал газ, выпустил тормозные щитки, но тут же подумал, что сейчас всё это не имеет значения... Неужели отлетался ?

Перед глазами Павла замельтешили деревья, сливаясь в сплошную массу. По плоскостям забарабанили ветки. Перед носом машины взметнулось зелёное месиво с комьями земли. Опасаясь удара, Пологов свободной рукой схватился за борт кабины. Сильный толчок подбросил его с сиденья, привязные ремни врезались в плечи. Раздался треск. Павел с размаху ударился грудью и подбородком о приборную доску. Самолёт проутюжил фюзеляжем землю и, зацепившись крыльями за деревья, свалился набок. Облако пыли заволокло кабину.

Ощутив во рту кровь, Пологов сплюнул. Вместе с тёмно - красными сгустками изо рта вылетел зуб.

Откуда-то повалил дым, запахло гарью. Павел выбрался на плоскость. Лопасти винта были погнуты, крылья покалечены. Вокруг бензобака плясали огненные змейки. Тушить нечем. Пологов попытался забросать огонь землёй, но только исцарапал пальцы. А пламя добралось уже до боекомплекта. Ещё немного и - машина взлетит в воздух.

Павел метнулся от самолёта и побежал, продираясь сквозь ветки деревьев, беспощадно хлеставших его по лицу. Запнувшись, упал. И в ту же секунду грохнул взрыв...

С аэродрома следили за падающим самолётом и снарядили к месту аварии санитарную автомашину.

...Пологов опять ходил в "безлошадных". В Нижний Тагил он писал, что изменился номер его полевой почты, что оформил аттестат на семью, и просил старшую сестру Марию, если Валя уже приехала, помочь ей с устройством. О своих делах не распространялся, ограничился словами: "Дерёмся, остальное узнаете из газет..."

Больше недели Павел ждал, когда ему дадут машину.

Наконец прибыл из ремонта И-16. Пологов опробовал самолёт и ознакомился с районом боевых действий.

На очередное задание он взял ведомым Королькова. Два звена истребителей вылетели на прикрытие моста через Днепр. Днём и ночью через него тянулись отступающие войска, техника, беженцы. Дальние подступы к Днепру охраняли зенитные батареи и истребители соседнего полка, за ближние - отвечала группа Тараненко. Гитлеровцы во что бы то ни стало стремились помешать отходу советских частей и рассчитывали неожиданными налётами уничтожить переправу.

Пропатрулировав полчаса над мостом, шестерка истребителей собиралась уже возвращаться на базу, как вдруг встретила немецких бомбардировщиков. "Юнкерсам" всё-таки удалось прорваться сквозь плотный огонь зениток. Истребители ринулись на врага. Атака была настолько стремительной, что фашисты растерялись и, наобум высыпав бомбы, повернули назад. Спасаясь от преследования, они яростно отстреливались.

Разворачивая самолёт, Павел огляделся. Его охватило беспокойство: где же Алексей Корольков ?   Но разыскивать ведомого не оставалось времени - кончалось горючее.

Приземляться пришлось с ходу. Однако вырулить на стоянку не удалось: мотор заглох.

- Баки сухие, - сочувственно встретил Пологова техник.

Тот лишь отмахнулся:

- Алексей не появлялся ?

- Пока нет, - ответил техник, - говорят, последним его Измоденов видел.

Павел разыскал Измоденова. Иван неопределённо пожал плечами и сказал, что ему показалось, будто одна из наших машин на малой высоте ушла в сторону передовой. Может, ошибся...

До позднего вечера звонили в соседние авиаполки и дивизии, связывались с командирами наземных войск. Никаких сведений о Королькове не поступало. Через сутки записали: "Пропал без вести". А Павел ещё несколько дней заходил в штаб полка и вопросительно смотрел на писаря. Но тот каждый раз отрицательно мотал головой.

И лишь спустя полмесяца случайно стало известно, что самолёт И-153 под номером "19" разбился недалеко от линии фронта. Лётчика не нашли.

...Шли дни. Сводки приносили безрадостные вести. Полк часто перелетал с одного аэродрома на другой. Позади остались Винница, Умань, Фастов, Белая Церковь, Киев... Теперь авиаотряд Тараненко базировался на левом берегу Днепра, в 20 километрах от Днепропетровска.

Вылеты сменялись дежурствами, бои - подготовкой к вылетам. Короткие передышки между боевыми заданиями, тревожный сон ночью и снова - готовность номер один. Так проходили сутки. Редкий день не приносил потерь. Не возвращались с операций люди, всё меньше оставалось самолётов.

Рано утром 30 Августа на КП вызвали 12 лётчиков. Командир разъяснил задачу. По донесению воздушной разведки, на аэродроме между Первой и Второй Знаменками час назад приземлилась группа фашистских машин. Приказано немедленно, пока немцы не успели заправиться, уничтожить их. Ведущим назначался старший лейтенант Пологов.

...Истребители свалились на противника как снег на голову. Пологов отчётливо видел аэродром. Самолёты выстроились рядами, точно на выставке. Среди "Мессеров" выделялись крупные силуэты бомбардировщиков.

Первая атака. В отвесном пикировании "ястребки" друг за другом понеслись вниз. Глаза Павла впились в прицел: "Только бы не промазать".

Три крайних Ме-109, словно стрекозы, задвигались и поползли со стоянок на взлётную полосу. Один из них попал в перекрестье прицела, и Пологов мгновенно нажал на гашетки. "Прочесав" весь ряд свинцовой очередью, он взмыл вверх. На земле запылали самолёты.

"Почему-то молчат зенитки..."   Только Павел подумал об этом, как сразу же вокруг заклубились разрывы: несколько батарей долбили небо.

После второго захода Пологов вышел из пике и набрал высоту. Истребители пристраивались к лидеру, принимая боевой порядок. Павел глянул вниз. По всему полю полыхало пламя. Чёрные клубы дыма заволакивали аэродром.

Неожиданно мощный удар в нижнюю часть кабины подбросил "ястребок". Пологов почувствовал обжигающую боль в левой ступне, нога будто омертвела. Тут же он обнаружил, что заклинило руль поворота. В таком положении лётчик не может свободно маневрировать. Даже простейшего виража он уже не в состоянии выполнить. Остается одно - лететь по прямой. Но и это выручит лишь в том случае, если есть достаточный запас высоты.

На приборе - 1200 метров. "Главное - выйти из зоны обстрела. Хорошо, что не задело мотор, работает отлично", - размышлял Павел, а руки тем временем делали своё дело. Покинув опасный квадрат, он оглянулся. Его настигали 2 самолёта. "Немцы !   Заходят с двух сторон. Хотят взять в клещи !"   Пологов развил предельную скорость и выбирал момент, чтобы использовать последнюю возможность - уйти от преследователей на бреющем полёте.

Самолёты приблизились, и Павел ясно увидел на фюзеляжах знакомые номера: "21" и "137". Свои !   Это же Измоденов и Устюжанин !   На сердце отлегло. "Ястребки" находились уже совсем рядом. Павел даже различил лицо Устюжанина. Тот сочувствующе кивал головой, словно говорил: "Ну и досталось же тебе !   На чём только летишь ?"

Резкая боль в ступне напомнила о ране. Пологов попробовал шевельнуть ногой и ощутил, как в сапоге захлюпала кровь. "Неужели рана опасная ? - в отчаянии подумал он. - Тогда какой же я летун ?"

На подходе к аэродрому Устюжанин вырвался вперёд и, сделав круг, приземлился. Измоденов оставался на высоте, ожидая, пока сядет Павел.

Едва колёса пологовского самолёта коснулись земли, как машину затрясло и она начала подпрыгивать на малейших неровностях. Павел услышал металлический треск ободьев. "Покрышки побиты", - определил он.

Клюнув носом, "ястребок" замер. Только теперь Пологов почувствовал сразу овладевшую им слабость. С рёвом примчалась санитарная автомашина. Чьи-то руки откинули фонарь и помогли раненому лётчику выбраться из кабины.

- Спасибо, ребята ! - только и вымолвил Павел.

Опираясь на плечи товарищей, он оглянулся на свою изувеченную машину. Её уже осматривали техники. В правой консоли зияла большая дыра. Везде болтались лохмотья перкали, виднелось множество пробоин.

Когда военврач Коломийцев уложил раненого на носилки и, разрезав голенище сапога, накладывал на ногу жгут, чтобы остановить кровотечение, Павел услышал голос инженера полка:

- Не самолёт, а утильсырье - живого места нет. Непостижимо, как ему удалось дотянуть. Рули поворота и глубины не годятся ни к чёрту, стабилизатор побит, фюзеляж изрешечён... Словом, ремонту не подлежит. Мотор и приборы - разобрать на запчасти.

В медсанбат Пологов попал впервые. За всю военную жизнь - ни на Халхин-Голе, ни в Финскую - его ни разу даже не царапнуло. Товарищи иногда поговаривали: "Тот, кто не был подбит, не может стать настоящим истребителем". Павел не признавал такого правила. И вот он не только подбит, но не может и шагу ступить без костыля.

Когда Коломийцев чистил рану, Павел, стиснув зубы, терпеливо молчал. А после перевязки он так посмотрел на врача, что тот всё понял.

- Подождем ещё денёк, - снимая резиновые перчатки, неопределённо высказался врач.

Лежа в медсанбате в 5 километрах от полка, Пологов не пропускал случая разузнать о боевых делах друзей. Утешительного было мало. Фашисты обнаружили аэродром и уже дважды бомбили его. Хотя обошлось без серьёзных потерь, командир авиагруппы получил разрешение перебазироваться на новое место.

Павла не переставал тревожить вопрос: сможет ли он летать ?   Ступня посинела и распухла.

- В ноге, видимо, глубоко сидит осколок, - заключил Коломийцев. - Нужна операция в стационарных условиях. Я не берусь...

На санитарном самолёте Павла отправили в Харьков.

Госпиталь помещался вблизи тракторного завода, в бывшей школе.

Немцы почти ежедневно бомбили город. Во время бомбежёк здание госпиталя слегка вздрагивало, окна звенели. В палатах вылетали стекла, хотя и были оклеены бумажными полосками. Медицинский персонал не успевал обрабатывать раненых, поступающих с фронта. Сюда же доставляли и пострадавших харьковчан.

При утреннем обходе главный врач предупредил Павла, что после обеда его будут оперировать. Но всё непредвиденно изменилось: в полдень поступил приказ о срочной эвакуации Харькова. Госпитали и детские учреждения отправлялись в первую очередь.

...На 7-е сутки вдали вырисовались предгорья Южного Урала.

Пологов стоял у открытого вагонного окна. Залетавший ветер шевелил его светло-медные, коротко подстриженные волосы. Голубые глаза были утомлены, лицо побледнело от большой потери крови. Павел опирался на костыли, и его обычно подтянутая фигура как-то поникла, словно надломилась.

Поезд остановился у вокзала. Оренбург.

Несколько лет назад Пологова провожали сюда мать, старшая сестра Мария и братишка Юрий. Отсюда начался его "путь в небо". Здесь его подстригли, обмундировали.

До приезда в Оренбург Павел, после окончания школы ФЗО, работал слесарем в доменном цехе Нижнетагильского завода имени Куйбышева. По рассказам старожилов, это предприятие выросло из бывшего демидовского железоделательного завода. До Павла здесь трудилось несколько поколений Пологовых.

В довоенные годы молодёжь по призыву комсомола устремилась в авиацию. Павел долго и настойчиво упрашивал инспектора отдела кадров направить его на медицинскую комиссию. Но вместо этого ему выдали справку с места работы, с которой он и явился в военкомат.

Капитан, член комиссии, оглядел юношу с ног до головы и попросил документы. Павел предъявил справку.

- Это не та бумажка, - сказал Капитан.

- Я лётчиком стать хочу.

Капитан добродушно улыбнулся и посоветовал подождать 3 месяца до нового набора.

Пришлось ждать. Мать осталась довольна таким исходом. Павел был в семье самым старшим, и она всегда беспокоилась за него, зная его непоседливый и отчаянный характер. Павлу бывало жаль мать. Он частенько появлялся на пороге с исцарапанным лицом и с синяками. Евдокия Никаноровна всплескивала руками, украдкой крестилась и причитала:

- Как же это ты опять, сыночек ?   Вот и Юрик, глядя на тебя, начнёт...

- Ладно, не буду, - обычно успокаивал Павел. Но проходил день - другой, и всё повторялось.

Как-то по дороге домой ребята завернули на речку. Выкупавшись, затеяли соревнование: кто глубже нырнёт. Павел прыгнул последним, друзья уже одевались на берегу. Видя, что он долго не всплывает, они заволновались. Но вот на поверхности воды показались пузыри, затем кровяные круги, а следом и пловец. Он нырнул так глубоко, что ударился головой о камень и раскроил лоб. Рана нестерпимо ныла, но Павел улыбался: он всё-таки победил.

Однажды Евдокия Никаноровна проходила мимо завода.

- Глянь-ка, Авдотья ! - показали ей на высоченную заводскую трубу. - Сынок-то твой какой ловкач !

Там, почти на самом верху, Павел, привязанный ремнями, укреплял трубу железными обручами. Вечером мать плакала и сетовала. Сын, как мог, утешал её и обещал впредь по трубам не лазать.

К огорчению Евдокии Никаноровны, пришёл срок, когда Павел уехал в Свердловск на медицинскую комиссию. Заключение было положительное. Юноша чуть не плясал от счастья. Однако радость оказалась недолгой. Кто-то из призывников узнал, что из них будут готовить авиатехников. А это значит служить на земле и забыть про небо. Не о том мечтал Пологов. На повторной беседе с членом комиссии он настаивал, чтобы его зачислили в лётную школу, но вакантных мест не было. В утешение снова посоветовали ждать.

Но осенью Пологова вызвали в управление завода и вручили повестку в военкомат. Спустя сутки в кармане у него лежало направление в Оренбургскую лётную школу. Мечта сбылась: он курсант.

Быстро миновали годы учёбы, и в числе 50 лучших выпускников школы молодого лётчика приняли в Борисоглебское училище истребительной авиации. Павел пришёл в восторг, когда впервые увидел самолёт И-16. Тревожила лишь одна мысль: сумеет ли он на нём летать, справится ли ?

При первом же испытании Павел потерял ориентировку, развернув машину на 360°. Она оказалась очень чувствительной в управлении. Пришлось доложить инструктору, что "курсант Пологов задание не выполнил". Однако тот не согласился:

- Как то есть не выполнили ?   Выполнили !   Только допустили серьёзную оплошность. Идите, продумайте свои ошибки и доложите руководителю полётов.

Павел до вечера не покидал лётного поля, пока не получил разрешения на повторный полёт. На сей раз всё получилось более удачно. Замечаний не было.

А через год Пологов с удовлетворением читал последнюю запись в своей лётной книжке:

"К занятиям готовится методически и серьёзно. Техника пилотирования на самолёте И-16 хорошая. Штурманское дело освоил отлично. В воздухе спокоен, находчив, летает уверенно. Лётных происшествий не имеет. Волевые качества развиты. Трудолюбив, инициативен и настойчив. Дисциплинирован. В обращении вежлив, тактичен. Для самостоятельных полётов на боевом истребителе подготовлен отлично..."

...От воспоминаний Пологова отвлекли звонкие удары станционного колокола. Мимо пропыхтел воинский эшелон.

В тот же вечер Павел отправил из госпиталя домой письмо, которое настрочил ещё в вагоне.

А на следующий день ему сделали операцию. Хирург извлёк из ступни окровавленный осколок и подарил лётчику "на память".

- И танцевать, и летать будете за моё почтение, - ободрял он.

Врач оказался прав. Наступил день, когда у Пологова сняли швы и сестра-хозяйка приняла от него один костыль. Но на этом радостные события не закончились. В обед в палату впорхнула молоденькая медсестра, пряча руки за спиной с необычайно таинственным видом. На её пухлых губах играла лукавая улыбка.

- Сегодня сразу 3 счастливчика, - объявила она и передала Павлу письмо. Он взглянул на адрес: знакомый почерк. Вот оно, долгожданное известие от Вали !   Из прямоугольного конверта выпали фотография и белые листки. Пологов жадно разглядывал снимок. На него смотрели два дорогих лица: трёхлетний Володька сидел на Валиных коленях с медвежонком в руках.

На тетрадном листе карандашом был изображен силуэт Володькиной ручонки с растопыренными пальцами. Надпись, сделанная Валиной рукой внизу: "Папе от сына", умилила Павла.

"Если бы ты видел своего Володьку... - писала жена. - Он всё больше и больше становится похожим на тебя. Уже совсем хорошо разговаривает. Я часто показываю ему твою фотокарточку. Он тычет в неё пальцем и говорит: "Мой папа".

Фотография и тетрадный листок пошли по палате.

- Товарищ старший лейтенант, послушайте, - показывая фронтовую газету, обратился к Павлу сосед по койке, - стихотворение Константина Симонова. Прямо, как по заказу, для вас сочинено:

- Нравится ?

Павел кивнул:

- Хорошо !..

- Сколько сыну-то ?

- Три годика. В Октябре 1938-го родился..!

...Пока фотография ходила по палате, Пологов перечитывал письмо. Валя коротко написала обо всём, что пережила за время разлуки: о бомбёжках в пути, о страхе потерять сына и тревоге за его, Павла, судьбу. Сообщила о своём намерении приехать его проведать.

- Жена - блондинка ? - приподнялся с подушки капитан-танкист. И сокрушённо добавил:

- Тебе, брат, позавидуешь. А вот о моих - ни весточки. Я б на твоём месте давно попросился долечиваться дома. До Тагила-то рукой подать...

Пологов уже сам подумывал об этом, а после совета капитана решил действовать безотлагательно. Тут же он написал Вале ответ и предупредил, чтобы в госпиталь не приезжала.

А вечером того же дня Павел встретил командира батальона аэродромного обслуживания майора Алексеева. Последний раз они виделись 3 месяца назад, перед тем как авиаполк покинул Черновицы. Майор остался тогда в городе эвакуировать семьи комсостава.

Алексеев опирался на костыли: из-под халата виднелась только одна нога.

- Пологов ? - обрадовался он. - Вот так встреча !

На какой-то миг его глаза вспыхнули, но сразу же погасли. Однополчане горячо пожали друг другу руки.

- Цела ? - майор костылем указал на забинтованную ногу Павла. - А меня, видишь, как долбануло... - Он отвернул полу халата. По самое колено нога была ампутирована. - Уже протез заказан.. Пойдём ко мне в палату, - позвал он.

Встреча расстроила Павла. Майор рассказал, что его ранило в Июле под Фастовом. Снаряд разорвался в 5 шагах от него, и ноги как не было. Больше всего майора удручало, что теперь, он выбыл из боевого строя, и Павел утешал его, как мог. Разговор получился не из весёлых.

...В серой шинели, с вещевым мешком за плечами, опираясь на костыль, Пологов вышел на привокзальную площадь Свердловска. Попутчик-лётчик настойчиво приглашал его в гости, но Павел, поблагодарив, отказался.

Хлопьями валил мокрый снег и тотчас таял. Ноги вязли в слякоти. Мимо спешили люди с озабоченными и усталыми лицами. По трамвайному кольцу, трезвоня, пробирались красные вагончики. На остановке Павел спросил, какой номер идёт на Уралмаш, и сел в трамвай.

Декабрь 1941-го выдался на редкость суровым. Но люди переносили морозы так же терпеливо, как и все невзгоды войны. Они жадно слушали сводки Совинформбюро, радостно обсуждая сокрушительный удар, нанесённый гитлеровцам под Москвой.

Парад на Красной площади 7 Ноября и первый крупный разгром врага окрыляли, удваивали силы, вселяли уверенность в скорой победе...

Как ни приятен был домашний уют, Пологову не терпелось побыстрее пройти медицинскую комиссию и вернуться на фронт. С костылями он уже расстался, однако врачи предписали ещё месячный срок лечения "до полного выздоровления". Так 4 недели Павел ходил в госпиталь на перевязки.

Новый год Пологов встречал в Нижнем Тагиле, в кругу семьи, куда приехал с Валей и сыном. В краткосрочный отпуск прибыл муж сестры Марии - Иван Варламович, воевавший на флоте. За столом собрались почти все родственники, кроме младшего брата - Юрия. Тот закончил школу танкистов и служил в запасном полку в Челябинске. К празднику прислал домой поздравительное письмо: сетовал, что на фронт пока не отпускают.

Характером Юрий пошёл в отца и старших братьев: такой же упрямый, уверенный в себе и боевой. Эти черты, видимо, по наследству передавались из одного поколения Пологовых в другое. Отец, Андрей Иванович, большевик, воевал в Гражданскую против Колчака и погиб. Старший брат, Михаил, тоже большевик, в отряде Блюхера сражался с белыми бандами атамана Дутова. Белогвардейцы, захватив его, раненного, в плен, замучили до смерти. После Гражданской войны лишь один Иван Варламович, муж старшей сестры Марии, опекал Пологовых, помогал Евдокии Никаноровне поставить детей на ноги.

...В последнюю ночь перед отъездом из дому Павел проснулся оттого, что Валя громко вскрикнула.

- Ты... ты здесь ? - взволнованно шептала она, торопливо трогая его руками.

- Что с тобой, Валюша ?

- Ой, какой страшный сон мне приснился. Будто твой "ястребок" один в небе, а фашисты окружили его со всех сторон. Ты к земле - они за тобой. Бегу следом, кричу: "Прыгай, Паша, прыгай !"   Кричу что есть силы, а духу не хватает, голоса своего не слышу. Вдруг у твоего "ястребка" отваливается крыло. Ты падаешь на землю. А со мной ужас что: хочу быстрее туда, где упал самолёт, - ноги еле-еле двигаются. Я завопила из последних сил и... проснулась.

- Чертовщина какая-то, - улыбнулся в темноте Павел. - Володька спит ?

- Спит.

- Ну и я вздремну. А ты закрой глаза и досмотри сон до конца, что там дальше будет. Проснусь - расскажешь.

В комнате мерно тикал будильник...

(А. С. Абрамов - "Последняя атака лидера.")