Кудымов Дмитрий Александрович

У истребителей нормы награждения определялись числом сбитых самолётов или же успешных боевых вылетов. Например, истребители, сопровождавшие бомбардировщики или торпедоносцы, не сбивали столько самолётов, как истребители, занятые противовоздушной обороной какого - либо объекта. Охраняя с воздуха определённый пункт, истребитель, зашедший в атаку на вражеский бомбардировщик, мог рассчитывать на успешное её завершение. Истребители же, сопровождавшие наши бомбардировщики, в большинстве случаев вынуждены были лишь отгонять истребители противника. Главное - прикрыть бомбардировщик или торпедоносец, не дать врагу возможности его сбить. Если истребитель сопровождения увлечётся боем, стремясь во что бы то ни стало довершить свою атаку, он может оторваться от прикрываемого им бомбардировщика, а в это время тот собьют. Тут же истребителя не оправдает и то, что он сбил самолёт противника. Лучше не сбей ни одного, но приведи в целости свои бомбардировщики.

Подполковник Д. А. Кудымов, часто прикрывавший в воздухе 12-й Гвардейский полк пикирующих бомбардировщиков, совершил во время войны почти 1000 боевых вылетов. Он имел множество встреч с противником, но сбил самолётов меньше, чем рядовой лётчик - истребитель ПВО. Зато ни по его вине, ни по вине его товарищей не потерян ни один наш бомбардировщик или штурмовик !   И это было главным.

На Краснознамённый Балтийский флот я попал служить вскоре после окончания длительной и упорной обороны Севастополя, где наш истребительный полк в течение 5,5 месяцев прикрывал с воздуха главную Черноморскую военно - морскую базу и одновременно обеспечивал действия флотской бомбардировочной авиации. То были незабываемые, на редкость тяжёлые, беспощадные и героические дни и месяцы войны, самого трудного для нас периода.

Душа рвалась в бой. И когда после Севастополя я оказался в Москве, под началом подполковника Д. Петрова, которого хорошо знал по совместной службе на Дальнем Востоке и теперь командовал перегоночным авиаполком, мной овладела, помнится, форменная хандра. Я перегонял самолёты на север и на юг, обучал молодых лётчиков тому, чему научился сам в воздушных боях под Одессой, Николаевом, Херсоном и Севастополем, а ещё раньше - в Китае, где мне довелось побывать в 1937 году. Для такой тыловой "работы" меня еле хватило на 2 месяца.

На нас, недавних фронтовиков - авиаторов, не действовали никакие доводы и аргументы, которые приводило полковое начальство, неизменно возвращавшее наши рапорты с просьбой направить на фронт. Отчаявшись добром "уломать" своего старого знакомого подполковника Петрова, я решился на недозволенный приём: прорвался под каким-то благовидным предлогом к заместителю командующего авиацией Военно - Морских Сил генералу Алексееву и передал ему через адъютанта отчаянную записку: "Немедленно откомандируйте на действующий фронт, здесь я разложусь от бездействия"...

Занятый сверх всяких норм, Генерал не смог меня принять, однако оказался добрейшей души человеком - наложил на мой архинеуставной "рапорт" резолюцию: "Просьба будет удовлетворена".

3-я отдельная истребительная авиаэскадрилья КБФ, в командование которой я вступил по прибытии в Ленинград, размещалась на аэродроме Гражданка. Вооружена она была самолётами И-16, которые лётчики любовно называли "ишачками". В своё время они считались великолепными боевыми машинами. Я хорошо повоевал на них ещё в Китае в 1937 году в составе группы советских лётчиков - добровольцев.

Наша эскадрилья обеспечивала боевые действия штурмовиков Ил-2, которыми командовал Герой Советского Союза капитан Клименко - человек поистине отчаянной храбрости, которая удивительно сочеталась в нём с завидным хладнокровием и высоким боевым мастерством. Мы вместе летали на штурмовку вражеских артиллерийских и миномётных батарей, танковых колонн, живой силы. Знаменитые "Ильюшины", эти летающие танки, наводили ужас на гитлеровцев. Естественно, фашисты делали всё, чтобы предельно затруднить и сковать боевые действия наших штурмовиков, как только они появлялись над полем боя. В свою очередь, командование Ленинградского фронта дорожило этими замечательными самолётами, которых у нас имелось совсем немного. На истребителях сопровождения и прикрытия, понятно, лежала совершенно особая ответственность. Образно говоря, мы, истребители, являлись своего рода воздушным щитом для штурмовиков.

Первый мой полёт в качестве командира группы истребительного прикрытия состоялся 12 января 1943 года. Группа штурмовиков получила боевую задачу нанести бомбово - штурмовой удар по скоплению фашистской боевой техники в районе Мустолево. Ведущим группы летел гвардии капитан Клименко, а истребительное прикрытие осуществляла наша шестёрка И-16.

Благополучно перелетев линию фронта, мы довольно быстро и без особых помех, если не считать слабого зенитного противодействия, вышли к цели. На дорогах, ведущих к Мустолево, виднелись колонны тягачей с орудиями, большие крытые автомашины, по всей видимости, с боезапасом, и масса другой боевой техники. Раздались привычные команды капитана Клименко, и штурмовики стали ложиться на боевой курс. Когда они с грозным рёвом понеслись вниз и на шоссе поднялась паника, со стороны солнца на нас набросились несколько фашистских "Мессеров". В последний момент, перестраивая свою группу в боевой порядок для контратаки, я насчитал 8 желтоносых стервятников. Себе я выбрал ведущего, который нахально направил свой самолёт на машину капитана Клименко.

Мы понеслись навстречу друг другу, разминулись на встречных курсах и уже не "расставались". Гитлеровцу, конечно, пришлось отказаться от атак на Клименко - слишком велик был риск "посадить" меня на свой хвост или открыть для удара борт. К сожалению, истребитель прикрытия не имеет права отрываться от своих подопечных, тем более, когда противник находится в численном преимуществе, и поэтому просто не имел возможности вести активный бой с "Мессером". Гитлеровцы наседали. Нужно было внимательно следить за противником и постоянно управлять боем в воздухе. Впрочем, ребята в моей эскадрилье подобрались закалённые, уже познавшие и радость побед, и горечь неудач и потерь. Дрались они не только отважно, но и умело. Особенно мне нравилось, что никто из них не поддавался азарту боя. Ведь главное для нас состояло в том, чтобы надёжно прикрывать штурмовики, а не гоняться за вражескими истребителями ради увеличения личного боевого счёта...

И всё же в какой-то момент боя, когда "Илы" сделали очередной заход, добивая уцелевшую внизу вражескую технику, я успел заметить, как шедший справа лейтенант Ткачёв красивым коротким маневром оторвался на несколько секунд от своего подопечного штурмовика и стремительно атаковал подвернувшегося "Мессера". Видимо, тот выходил из атаки. Вот Ткачёв и проучил зарвавшегося гитлеровца, послав пушечно - пулемётный залп в фюзеляж стервятника, и он взорвался в воздухе. Ткачёв немедленно отвернул, быстро догнал свой штурмовик и, как мне показалось, виновато качнул крыльями: извини, мол, малость, отлучился...

Внизу горели и чадили вражеские тягачи и машины. Чёрный дым неторопливо поднимался к небу, а "Илы" всё носились над шоссе на бреющем полёте, и не было нигде спасения гитлеровцам. И не только там, на земле. Один за другим свалились с неба ещё 2 "Мессера", объятые пламенем. А меня всё не оставлял в покое вражеский истребитель, упрямо подбиравшийся к машине Клименко. Атаки его становились всё напористее, и я, помнится, подумал: уж не командир ли это фашистского отряда истребителей, вконец обозлённый неудачами своих лётчиков ?   Скорее всего, так и было, и он решил во что бы то ни стало расправиться с ведущим дерзких штурмовиков, а если повезёт, то и со мной. Улучив момент, когда остальные вражеские истребители были скованы моими лётчиками, я контратаковал "Мессера" и навязал ему бой в малой плоскости. Очевидно, гитлеровец решил, что с моей стороны это очередной отвлекающий маневр с целью вывести из-под удара машину Клименко и проводил бой, больше думая о ней, чем обо мне.

Вскоре, однако, я прошил пулемётной очередью его фонарь. Какая-то случайность спасла фашистского пилота, и "желтоносый" взбеленился, обрушив на меня целую серию отчаянных и молниеносных атак. Мы, как говорится, сошлись не на жизнь, а на смерть, и один из нас должен был проститься с небом... Хладнокровие первым оставило гитлеровца - уж очень хотелось ему разделаться со мной. Спустя несколько секунд "Мессер", сильно дымя, отправился в свой последний путь...

- Местечко Анненское. Запиши где-нибудь, - донёсся до меня деловитый голос Героя Советского Союза капитана Клименко, когда я занял прежнее место над флагманским "Илом".

- Это пусть он записывает, - в тон ему ответил я. Клименко имел в виду место падения "Мессера".

Мы вышли из боя без потерь, сбив 4 фашистских истребителей и разгромив мотоколонну.

Хорошо запомнился мне ещё один бой, проведённый опять - таки совместно со штурмовиками капитана Клименко как раз в День Красной Армии и Военно - Морского флота - 23 февраля 1943 года.

В тот день пятёрка "Илов" наносила штурмовой удар по вражеским позициям в районе местечка Покровское, куда накануне гитлеровцы подтянули значительное количество живой силы и боевой техники. Удар оказался неожиданным и фашисты не успели вовремя поднять авиацию для противодействия. Нас встретил только зенитный огонь, правда, довольно интенсивный, но недостаточно организованный. Штурмовики быстро и эффективно обработали вражеские позиции и вскоре легли на обратный курс, оставив после себя бушующее море огня и землю, вздыбленную мощными разрывами бомб и реактивных снарядов.

- Как бог черепаху... - услышал я довольный голос Клименко и поздравил его с праздником.

Вдруг снизу вынырнули и понеслись на нас несколько истребителей незнакомой конструкции. Мелькнули и привычные "Мессеры". Быстро перестроив свою восьмёрку, я приказал контратаковать противника на встречных курсах, а сам приготовился отразить вражескую пару, которая нацелилась на штурмовик Клименко.

Фашист - ведущий, я понял сразу же, оказался искусным мастером пилотажа, а его самолёт - весьма маневренной машиной. Позже я узнал, что это был новый, правда, не в меру разрекламированный истребитель FW-190. Мы стремительно атаковали и контратаковали друг друга, но всякий раз безуспешно. Схватка приобретала на редкость острый и напряжённый характер. Наверное, со стороны наш поединок выглядел даже сумбурным с точки зрения выверенной тактики воздушного боя. Здесь, понятно, об этом думать не приходилось, и мой противник, и я хорошо "чувствовали" друг друга, моментально разгадывая взаимные намерения, а то и предугадывая их, из-за чего то и дело приходилось прерывать начатые маневры и эволюции, мгновенно перестраиваться и начинать новые. От больших перегрузок темнело в глазах, закладывало уши, кровь приливала к голове. Нечто подобное творилось со мной только однажды в Китае, когда в декабре 1937 года я неожиданно встретился в небе в районе Нанкина один на один с "непобедимым" Ямамото, именитым асом императорского воздушного флота Японии, которого ещё называли "королём неба"   ( всего таких "королей" было четверо, и всех их сбили советские лётчики - добровольцы ). Этому самому Ямамото я и "обязан" первым орденом Красного Знамени...

За давностью лет невозможно, конечно, вспомнить, когда и на чём совершил роковую ошибку мой многоопытный и, нужно отдать ему должное, смелый и бесстрашный фашист. Запомнилось только, что, по прикидке капитана Клименко, сбил я его с дистанции 150 метров и что "Фоккер" упал на нашей территории. На его борту насчитали 29 побед, одержанных в воздушных боях во Франции, Испании, Польше, Норвегии.

Когда мы вернулись на свой аэродром, мне доложили, что одному из лётчиков - истребителей медики делают срочную перевязку. Нехорошее предчувствие овладело мной: я мгновенно понял, что речь идёт о моём ведомом - лейтенанте Иване Емельяненко. Увлекшись боем с "Фоккером" и разгорячившись до недопустимой степени острой и интересной схваткой с фашистским асом, я невольно нарушил святую заповедь лётчиков - забыл о товарище... Казня и уничтожая себя последними словами, я чуть не бегом направился к санитарной машине. Ноги мои чуть не подкосились, когда из неё вышел и, хромая, поспешил мне навстречу живой Емельяненко...

- Ваня, дорогой, прости - чуть не подвёл тебя под монастырь ! - покаялся я.

На глазах ведомого стояли слёзы.

- Разве можно так, товарищ командир, - с укоризной проговорил он. - Ещё секунда - и вас сбили бы...

У меня в горле стоял комок - вот ведь о чём думал этот чудесный юноша - украинец, любимец всей эскадрильи !   В решающий момент боя, когда я атаковал противника, его ведомый ловко "сел" мне на хвост, но пулемётные очереди, предназначенные мне, достались Ивану Емельяненко - в последнее мгновение он просто загородил своим самолётом меня от уничтожающего удара... Истребитель Ивана получил большие повреждения, а его самого ранило в ногу.

Построив лётчиков эскадрильи, я расцеловал ведомого и представил его к правительственной награде. За мужество и героизм, проявленные при спасении жизни командира, Ивана Емельяненко наградили орденом Красного Знамени.

Тот бой запомнился мне на всю жизнь. Во всяком случае, за время войны я не потерял ни одного своего ведомого. Вместе же мы сбили в групповых боях 31 самолёт врага...

После прорыва Ленинградской блокады наш 21-й истребительный полк всё чаще стал действовать над Финским заливом, обеспечивая удары штурмовой и бомбардировочной авиации КБФ по немецко - фашистским морским конвоям, отдельным кораблям и военно - морским базам. Линия фронта проходила уже по реке Нарва. Шла энергичная подготовка к освобождению временно оккупированной врагом Советской Эстонии.

Утром 17 мая 1944 года в штабе - я тогда был заместителем командира 21-го авиаполка - получили экстренное донесение от нашего воздушного разведчика старшего лейтенанта Казакевича, который барражировал над Нарвским заливом. Казакевич сообщал, что в таком-то квадрате обнаружил "большую рыбу". В переводе на обычный язык это означало, что в заливе появился большой отряд вражеских кораблей. Новость не была неожиданной для нас. Гитлеровское командование спешно перебрасывало в район Нарвы новые подкрепления, усиливая здесь наиболее угрожаемый участок фронта.

Я искренне порадовался за Казакевича, который очень своевременно обнаружил крупный вражеский конвой из 16 боевых кораблей и транспортов. Откровенно говоря, кое - кто у нас в штабе недолюбливал этого человека - старший лейтенант Казакевич являлся отличным воздушным разведчиком, но совершенно не умел ладить с начальством... Вспыльчивый по натуре, он легко срывался и мог запросто надерзить и нагрубить кому угодно. Но - не это главное. Воевал он хорошо, в бою на него можно было уверенно положиться, так что при случае я всегда норовил заступиться за него перед разгневанным начальством... К концу войны старший лейтенант Казакевич заслужил четыре ордена Красного Знамени.

Для нанесения удара по фашистским кораблям вылетело около 100 бомбардировщиков и штурмовиков под командованием Героя Советского Союза В. И. Ракова и 80 истребителей прикрытия. Группой 21-го полка довелось командовать мне. Мой Як-9 шёл "плечом к плечу" с флагманским "Петляковым" Василия Ивановича Ракова, с которым у нас были хорошие товарищеские отношения.

На подходах к цели нас встретили, как мы и ожидали, фашистские истребители, базировавшиеся на аэродромы в районе Кунда. Выделив 2 звена истребителей на их отражение, мы продолжали поиск вражеского конвоя. Вскоре показался и он. В центре шли 4 огромных транспорта - главный объект нашего удара. Как стало известно впоследствии, на транспортах находилось значительное количество живой силы, танки и различное артиллерийское вооружение.

Корабли охранения встретили нас плотным зенитным огнём. Тотчас же на них обрушились наши штурмовики Ил-2. Пикирующие бомбардировщики В. И. Ракова атаковали транспорты. Строй фашистских кораблей сломался. Норовя уйти от ударов, сторожевики и катера охранения бросились в разные стороны. Сверху они выглядели как мыши, разбегающиеся куда попало из своей норы, в которую сунули пылающий факел... Неуклюжие транспорты оказались брошенными на произвол судьбы. Да, не привыкли фашисты воевать, когда преимущество не на их стороне !   Ярким костром вспыхнул один транспорт, другой окутался жирным чёрнокоричневым дымом. Эскадрильи пикирующих бомбардировщиков снова и снова заходили на цели, и вскоре внизу запылало даже море. Разбушевавшиеся огненные волны захлестывали катера, спасательные плотики и шлюпки, спущенные на воду с тонущих транспортов... В небе над заливом, куда только хватал глаз, кипел воздушный бой. Это со стороны Кунда прорвались новые партии фашистских "Мессеров" и "Фоккеров", и наши истребители перехватывали их, не давая прорваться к бомбардировщикам. Дрались на вертикалях, встречных курсах, в верхней и нижней полусферах. И снова я пожалел на какой-то миг, что жестко "привязан" к пикировщикам, да и положение командира группы прикрытия - организатора и руководителя боя - не позволяло лезть в самое пекло схватки.

Впрочем, тотчас же устыдился собственного тщеславия - разве мог я оставить хоть на несколько минут своего прославленного товарища - Василия Ивановича Ракова !   К тому же, судя по многочисленным признакам, наши лётчики - истребители явно превосходили противника не только количественно, но и качественно. Тактическое боевое мастерство и инициатива были на нашей стороне, и гитлеровские лётчики быстро превратились из атакующей стороны в обороняющуюся. Я с удовлетворением отмечал про себя, как выходили из боя вражеские истребители, некоторые - навсегда: оставляя за собой длинный шлейф дыма, они заканчивали свой полёт в морской пучине. Переключив внимание на действия прикрываемых нами "Петляковых", я обнаружил 2-х "Мессеров", которые шли в атаку на головное звено пикировщиков, ведомое Раковым. Бомбардировщики как раз выходили из атаки и были наиболее уязвимы для врага.

Круто изменив курс, я бросил свой истребитель на перехват "Мессеров". То ли ведущий фашистской пары не заметил меня, что, впрочем, маловероятно, то ли быстрота реакции изменила ему, он как ни в чём не бывало продолжал атаку на самолёт Ракова. Я приблизился к нему на предельно короткую дистанцию - не более 100 метров, и ударил длинной очередью прямо по фонарю. "Мессер" мгновенно сник, стал быстро терять высоту, а затем вошёл в мёртвый штопор. Его ведомый и не подумал атаковать меня, хотя вполне мог сделать это. У меня создалось впечатление, что большинство вражеских лётчиков составляли молодые, малоопытные пилоты. Так оно и оказалось. Правда, об этом я узнал много позднее после войны. К середине 1944 года гитлеровские авиаторы, действовавшие на северо - западном направлении, понесли невосполнимые потери в опытных лётчиках. В воздушных боях под Ленинградом были истреблены основные кадры фашистских асов, и теперь нам противостоял значительно ослабленный противник. Всего в тот раз над Нарвским заливом гитлеровцы потеряли 21 истребитель. "Петляковы" и "Ильюшины" уничтожили 4 транспорта и повредили несколько кораблей охранения.

После изгнания гитлеровцев из Эстонии балтийская авиация стала активно действовать на дальних морских коммуникациях противника. Особой целью для нас являлась военно - морская база Лиепая, через которую непрерывно поступали в Прибалтику вражеские подкрепления, перебрасываемые морским путём из Германии. Лиепаю фашисты сильно укрепили в противовоздушном отношении, и редкие налёты на военно - морскую базу обходились без потерь. Многослойный зенитный огонь стационарных батарей базы усиливался за счёт корабельной артиллерии и, само собой разумеется, истребительной авиации. Схватки с ней носили упорный и ожесточённый характер. Гитлеровские лётчики сражались с яростью обречённых. Мы почувствовали это с первых же дней налётов на базу. В одном из боёв мы потеряли отличного летчика - младшего лейтенанта Евгения Макарова, замечательного юношу из Коломны, которого любил весь полк - за удивительную скромность и стеснительность   ( как-то он даже постеснялся доложить о сбитом им "Мессере" и ждал, пока это сделают другие ).

Во время воздушного боя над гаванью Е. Макаров сошёлся один на один с вражеским истребителем на встречных курсах и атаковал его в лоб. Лётчики хорошо знают, что поразить в таких условиях противника пушечно - пулеметным огнём практически невозможно. Обычно побеждает в схватке тот, у кого крепче нервы, побоялся врезаться в самолёт противника, отвернул в сторону, вверх или вниз - и получай кинжальный удар без промаха, ибо промахнуться тут тоже практически невозможно. Нервы же Макаров имел железные. А противник шёл ва банк... На глазах у всех истребители врезались друг в друга и, объятые пламенем, рухнули вниз, в воду.

Однажды я возглавлял девятку истребителей Як-9Д, что давало возможность держаться в воздухе 5 часов непрерывно. Мы прикрывали звено бомбардировщиков типа "Бостон", наносивших удар по фашистским кораблям на Лиепаяском рейде. Успешно выполнив задание  ( "Бостоны" потопили крупный транспорт с живой силой и техникой и подожгли вражеский боевой корабль ), мы возвращались домой. Линию фронта решили преодолевать на бреющем полёте. У нас часто применялся этот противолокационный маневр. Тогда же он чуть не кончился для меня печально. Где-то на высоте около 30 метров в мой истребитель попал вражеский снаряд, пущенный из "эрликона" - полуавтоматической артиллерийской установки, и раненая машина стала плохо слушаться рулей. Тотчас снизу ударила ещё одна зенитная установка, и истребитель задрожал от попаданий снарядов. Каким-то чудом он ещё держался в воздухе, а бронированная спинка защитила меня от осколков. Однако я находился в крайне критическом положении. Выбрасываться с парашютом было бесполезно - я тотчас оказался бы в лапах фашистов. Да и вряд ли удалось бы мне набрать нужную для прыжка высоту... Вдруг огонь "эрликонов" прекратился. В чём дело ?   Правее себя я заметил "чёртов истребитель". Так у нас в полку в шутку называли машину лейтенанта Иванова с бортовым номером "13"...

"Тринадцатый" буквально набросился на зенитные батареи, поливая их пушечно - пулемётным огнём с бреющего полёта на недопустимо малой высоте. Я даже вскипел от возмущения и крикнул в мегафон:

- Прекратить безобразие, "Тринадцатый" !

Но передатчик оказался разбитым осколком вражеского снаряда. Кое - как выровняв израненную машину, я стал постепенно набирать высоту, а потом планировать в сторону наших позиций, стараясь дотянуть до лесного массива. Мотор уже не работал. Кроны деревьев и заросли кустарника смягчили удар, и я отделался контузией. Из разбитой машины меня извлекли танкисты, которым я немного испортил маскировку...

Прибыв на аэродром, я как следует отчитал лейтенанта Иванова за лихачество, а затем объявил ему благодарность и представил к награде...

В боях над Лиепая снова отличился Иван Емельяненко. Выполняя со своим ведомым - младшим лейтенантом Сидоровым разведывательный полёт над подходами к военно - морской базе, они вступили в бой с 2 FW-190. Разворачиваясь для очередной схватки, Емельяненко увидел горящий истребитель, который в крутом пике стремительно падал в море, и мысленно простился с Сидоровым. Вне себя от горя и ярости Емельяненко набросился на первый же подвернувшийся под горячую руку "Фоккер" и таранил его. Фашистский истребитель с обрубленным хвостовым оперением рухнул вниз, а Емельяненко устремился в атаку на второго "фашиста". Но тот вдруг приветливо качнул крыльями - это был Сидоров, который в первой же атаке сбил "Фоккера", принятого Иваном за самолёт друга...

Но были у нас и весьма горькие эпизоды. В жестоких воздушных боях над Лиепая погибли, прикрывая бомбардировщики, замечательные лётчики - асы нашего полка - Бричко, Борзой, Антонов, Ткачёв, Свешников... Особенно близко я знал старшего лейтенанта Ткачёва и лейтенанта Бричко. Ткачёв сбил 12 самолётов противника, слыл бесстрашным и талантливым лётчиком. Бои он проводил мастерски и, я бы сказал, вдохновенно. Погиб он не в схватке с вражеским лётчиком - истребителем, а был сбит зенитным огнём при перелёте линии фронта, сопровождая "Бостоны", возвращавшиеся после очередного удара по фашистам. Мне было до слёз жалко этого человека, всего несколько дней не дожившего до присвоения ему высокого звания Героя Советского Союза.

Тяжело я переживал гибель в воздушном бою ещё одного нашего аса - лейтенанта Бричко, которого знал с первого дня службы на Балтике. Во время прорыва Ленинградской блокады Бричко геройски проявил себя в неравном бою с несколькими истребителями противника, так и не позволив им прорваться к нашим штурмовикам, наносившим удар по одному железнодорожному узлу. Вернулся он на аэродром, как говорится, на одном добром слове, посадил машину и тут же потерял сознание от большой погери крови... Бричко чуть не лишился глаза в том неравном бою. После госпиталя он окончил высшие курсы воздушного боя в Москве, вернулся в полк и продолжал геройски воевать с гитлеровцами. Бричко погиб, прикрывая в воздушном бою командира полка - подполковника Павлова...

Сопровождая через линию фронта топмачтовики 51-го бомбардировочного полка, попал под огонь зенитных батарей и погиб у всех на глазах старший лейтенант Свешников, знаменитый ас нашего полка. Он имел возможность спастись на парашюте, но не сделал этого, так как его сбили над позициями фашистов.

Мы сполна отомстили ненавистному врагу за своих боевых друзей - отважных соколов Балтики, сложивших здесь свои могучие крылья. Пусть же никто и ничто не будет забыто теми, кто сегодня живёт и трудится под мирным балтийским небом !