315-й боевой вылет Майора А. Ф. Мясникова

Коротки, очень коротки были перерывы между вылетами. В эти минуты каждый из нас испытывал одно желание - полежать под крылом истребителя, накопить силы для очередного боя. Обычно лежишь и с минуты на минуту ждёшь - вот сейчас раздастся знакомый хлопок сигнальной ракеты. А когда он прозвучал, стараешься, как можно быстрей сесть в кабину, запустить мотор и уйти ввысь, навстречу врагу. От 5 до 7 вылетов сделал в тот день каждый из наших истребителей. А сбить удалось только 2 вражеских самолёта - "Юнкерс-87" и "Хеншель-126".

Тревожные мысли не дают уснуть. - Ты что примостился в ногах ? - Костылев смотрит на меня заспанными глазами. - Иди, ложись к нам. Места всем хватит. - Спасибо, Егор. Я лучше пройдусь...

Выхожу осторожно, чтобы не разбудить ребят, прикрываю дверь землянки, и в этот момент оглушительный, громоподобный звук прокатывается по аэродрому. Столб огня и земли высотой до крыши поднимается возле ангара. Не прошло и 10 секунд, как последовал новый взрыв. Скорей к самолёту !   Вместе с техником и мотористом смотрю на фонтаны земли, взлетающие то там, то тут. Смотрю и не понимаю, что происходит. - Уходите в укрытия ! - кричит кто-то. - Обстрел ! - Какой обстрел, откуда ? - спрашивает Грицаенко. - Из Ропши, должно быть, - соображаю я. - Отсюда до переднего края 6 километров... Вы вот что - быстро по щелям... Мне надо в землянку...

Но не успел я добежать до неё, как пронзительный свист над самой головой вынудил меня броситься на землю. Снаряд разорвался в кустах за стоянкой. Я встал. Мои руки, одежда - всё было в липкой глине. Но не успел я стремительным рывком нырнуть в землянку, как новый снаряд оглушительно разорвался метрах в 5 от неё. Опять пришлось плюхнуться в грязь... Наконец я в землянке. Ещё от дверей слышу голос адъютанта. Он объявляет приказ командира полка:

- Всему лётному составу через 20 минут покинуть аэродром. Посадка на запасном аэродроме. Взлёт по готовности самостоятельно.

Самолёты под обстрелом покидают Низинский аэродром. Фашисты ведут огонь с интервалами, неодинаковыми по времени. Воспользовавшись паузой, я выруливаю из укрытия. Надо успеть взлететь до очередного выстрела. Даю полный газ. Истребитель прямо со стоянки, поперёк аэродрома, идёт на взлёт. Впереди видны комья вывороченной земли. Пытаюсь обойти воронку, но уже поздно. Тяну ручку управления на себя. Самолёт взмывает, и я, с трудом удерживая его в воздухе, перескакиваю через воронку. Сильный мотор уводит машину от земли. Но впереди новое препятствие - самолёты соседней эскадрильи. Нажимаю на кнопку уборки шасси, и истребитель, подобрав под себя колёса, благополучно проносится над стоянкой. Слева занятая противником Ропша. "Прижимаю" машину к лесу и, набрав скорость, разворачиваюсь на обратный курс.

Но где же фашистские самолёты ?   Они обычно висят здесь с утра до вечера. То, что их на этот раз нет, настораживает. Мясников то и дело кренит свой самолёт то в одну, то в другую сторону. Его тоже беспокоит это затишье в воздухе. Захватив Гатчинский аэродром, фашисты получили возможность в любую минуту появиться над линией фронта. Машина Мясникова делает вдруг резкий бросок в сторону. Костылев и я следуем за ней. Огненный пунктир пересекает наш строй. Четвёрка "Мессеров" безрезультатно атакует нас и "горкой" уходит в синеву неба. Провожаю их взглядом и, кажется, впервые замечаю, как зловеще выглядят фашистские самолёты. Жёлтые концы крыльев, а на них чёрные с белой окантовкой кресты. Что-то гадкое, змеевидное. Зазевался - ужалит. "Мессеры" уходят. Такая уж у них тактика. Подкрался, ударил, а в случае неудачи - скорей вверх. Там, вверху, безопасней. Вот и будут теперь кружить, как ястребы, и выслеживать добычу. Не дай бог кому-нибудь из нас оторваться от группы или зазеваться на секунду. Тут уж они все набросятся на одного. Но мы тоже набираем высоту, и сами навязываем им бой.

Со стороны солнца появляется ещё четвёрка вражеских истребителей. Я сразу же замечаю их. Теперь у нас светофильтровые очки, и солнце нам не помеха. Сообщаю о второй группе "Мессеров" Мясникову, и он сразу же кидается на них. Пятёрка наших и восьмёрка фашистских истребителей закружились в вихре воздушного боя. Под нами идёт группа штурмовиков под прикрытием "Чаек". Пара "Мессеров" пытается атаковать их.

- Игорёк !.. - успевает крикнуть Егор.

Я понимаю, что он имеет в виду, и бросаюсь за "Мессерами". Между тем им дают отпор "Чайки". Ведущий Ме-109, закручивая спиралью тянущийся за ним дым, падает. Второй, видя такое дело, пытается уйти вверх. Но тут подоспеваю я. Выбрав удобный момент, даю очередь. Фашист переворачивается и некоторое время летит на спине. Потом он принимает нормальное положение и вдруг, резко развернув самолёт, срывается в штопор. Я следую за ним, но огня не веду. Что будет дальше ?   Возможно, он имитирует падение. Егор рассказывал как-то, что гитлеровцы прибегают иногда к такого рода уловкам. И действительно, на высоте около 500 метров мой противник выводит самолёт из штопора и, набирая скорость, прижимается к земле. Ну нет, не ускользнёшь, сегодня мой верх !   Я даю полный газ и иду за "Мессером". Фашист резко кладет машину в разворот. Я тоже. Он делает "горку". А мне только это и надо. Нажимаю общую гашетку, и "Мессер", в последний раз качнув крыльями, опускает нос. Описав кривую, он ударяется о землю под самой Пулковской высотой. Яркое пламя и густой чёрный дым поднимаются к небу.

На полной скорости проношусь я над полем боя ниже Пулковских высот. Успеваю заметить скособочившийся в воронке танк с крестом, перевернутое орудие, многочисленные зигзаги траншей, перебегающих солдат. И все это вперемешку с пылью, с фонтанами взметённой снарядами земли. Пулковская высота, как пробудившийся вулкан, окутана дымом. Сквозь этот дым прорисовывается полуразрушенное здание обсерватории. Не занято ли оно противником ?   Такое чувство, что по мне с горы сейчас ударят. На всякий случай пригибаюсь к прицелу. Удастся ли пройти невредимым ?   Напрасная тревога !   В сизом чаду на развалинах главного корпуса виден красный флаг. Он вьётся на ветру, точно пламя, выбившееся из кратера вулкана.

- Наши Пулковские высоты !   Наши ! - кричу я в полный голос. - Они не пройдут ! - ору я во всю силу своих лёгких и, взяв ручку на себя, свечой ухожу в небо, туда, где ведут неравный бой мои друзья.

Внезапно эти "расшифровщики" устремились к нам и яростно атаковали Никитина, Ткачёва и Руденко. Те волей - неволей огрызнулись на них и, сражаясь, разрушили круг. Хвост самолёта Руденко оказался незащищённым. Только этого немцы и добивались. Сейчас же к Руденко сзади кинулись 2 Ме-109. Руденко это заметил. Но увернуться от нападения двоих ему было трудно. Он начал "крутить бочки", то есть переворачивать свой самолёт с крыла на крыло, чтобы в него труднее было попасть. Видя, какая опасность ему угрожает, мы с Халдеевым поспешили к нему на помощь. Я атаковал передний "Мессер", сбил его, и он рухнул на землю. Халдеев атаковал 2-й вражеский самолёт. Видя гибель своего товарища, тот оставил Руденко в покое и отошёл в сторону. Руденко был спасён. Но бой продолжался - бой 5-х против 17-ти. Мы опять построились в круг, однако кружиться без конца невозможно. Горючее у нас было уже на исходе. И мы, кружась, стали спиралью уходить к Ленинграду. Там на помощь к нам подоспели другие наши истребители, и мы благополучно вышли из боя, не понеся никаких потерь. На аэродроме Руденко готов был меня расцеловать.

Лётчик С. И. Львов.

Ведёт группу Старший лейтенант Мясников на своём "якушке". Его ведомый - новый лётчик нашей эскадрильи Старший лейтенант Львов. Но это не беспомощный новичок. На кителе Львова сверкает орден Красного Знамени, полученный им за отвагу и боевое мастерство, проявленные в пору Советско - Финляндского конфликта 1939 - 1940 годов.

Грозно гудят моторы взлетающих истребителей. Мы с Егором Костылевым идём последними. Окутанный сизым дымом, линкор "Марат" стоит в Морском канале напротив Стрельны и бьёт из своих гигантских орудий по наступающим фашистским войскам, уже захватившим Низино, Петергоф и устремившимся к Ленинграду. Горит Стрельна, горит Урицк. Стреляют зенитные пушки линкора. Небо усеяно чёрными шапками взрывов. Мне не терпится поскорее сразиться с вражескими бомбардировщиками. Но надо же, именно в этот момент левая стойка шасси срывается с замка и предательски повисает под крылом моего самолёта. И тут же с аэродрома по радио доносится властная команда:

- У кого выпала стойка шасси, немедленно произвести посадку !

Как-то машинально, повинуясь команде, я отворачиваю от строя, делаю круг над аэродромом, докладываю, что случилось это у меня, и пытаюсь убрать стойку. Но она выпадает снова и снова. Что делать ?..

Товарищи уходят впятером. А к "Марату" приближается множество фашистских самолётов. Зенитная артиллерия линкора усиливает огонь. Чёртова стойка !   Идти на посадку в то время, как товарищи вот - вот столкнутся с такой сворой ?   Нет, это невозможно. Ещё раз нажимаю на красную кнопку уборки шасси, держу её, крепко придавив большим пальцем. Докладываю, что стойку убрал и что всё у меня в порядке, а сам круто разворачиваю самолёт и на полном газу ухожу к линкору. Но кнопка бьёт по онемевшему пальцу. Держать её нет никаких сил. Что делать ?   Приходится мириться с тем, что стойка опять висит под крылом.

По радио продолжают звучать приказания возвратиться на аэродром. Но я их уже "не слышу". Наши истребители врезаются в середину боевого порядка "Юнкерсов" и "Мессеров". Прибавляю газ и мчусь на помощь друзьям. Они уже ведут воздушный бой с врагом, который раз в 10 превосходит их по численности. Линкор ведёт не только зенитный огонь. Из орудий главного калибра он бьёт по наступающим фашистским войскам. Потому-то противник и бросил на него пикирующие бомбардировщики. Но их бомбы пока не достигают цели. Они падают в залив, поднимая столбы воды - что-то вроде большого каскада петергофских фонтанов. Я подхожу к кораблю один, никем не замеченный, и с ходу устремляюсь к ближайшему "Юнкерсу". Он, этот "лапотник"  (так называем мы фашистский бомбардировщик "Юнкерс-87" за его неубирающееся шасси), уже переходит в пике. Я следую за ним. Машина моя идёт боком - сказывается выпадение стойки. Целиться мне неудобно. Но сейчас уже ничего не исправить. Я догоняю "Юнкерс" и прицеливаюсь с поправкой на боковое смещение. Очередь пришлась в самый раз !   Бомбардировщик как бы передёрнуло. Отделившаяся от него тяжёлая бомба идёт мимо цели. А сам он, охваченный пламенем, стремительно теряет высоту.

- Есть один ! - кричу я, включив передатчик. - Есть другой ! - будто по заказу, отзывается Егор Костылев. Волоча за собой шлейф чёрного дыма, тяжело падает ещё один "Юнкерс". Между тем зажжённый мной самолёт всё ещё некоторое время летит над водой - пытается дотянуть до берега. До берега он дотягивает, но ударяется об него. Высокий столб огня и густого, жирного чада поднимается к небу. Я пролетаю над упавшим фашистским самолётом и, взяв ручку на себя, снова устремляюсь ввысь, где ведут тяжёлый бой мои товарищи.

С ходу пытаюсь атаковать второй бомбардировщик. Но пара "Мессеров" уже режет мне курс. Я стремительно разворачиваюсь. Они ведут по мне огонь. Стрекотнув по крылу, пули пробивают обшивку. Пробоины неопасные. Бросая истребитель то вверх, то вниз, то нападая, то увёртываясь от наседающих на меня "Мессеров", я включаюсь в сумасшедшую круговерть. Идёт тяжёлый, очень тяжёлый бой. Но в какой-то момент я всё же замечаю, что недосчитываюсь одного из "ЛаГГов". Неужели кто-то из наших сбит ?   Кто ?   Нас пятеро, а фашистов тьма. Такое впечатление, будто вокруг меня только вражеские самолёты и что все они одновременно атакуют.

Едва успеваю выйти из-под удара, как новый сноп трассирующих пуль проносится над головой. Я уже не наблюдаю ни за линкором, ни за бомбардировщиками. Перед глазами мелькают одни "Мессеры". Сколько их ?   Голова идёт кругом. Мне кажется, будто я слышу, как трещат мои шейные позвонки. Почти одновременно яркими кострами вспыхивают 2 самолёта. Волнуюсь. Не наши ли ?   Нет, "Юнкерсы" !   А позади 2 "Яка". Молодцы, ребята !..

И снова меня атакуют. Выпавшая стойка не дает покоя вражеским истребителям. Но мощный мотор, хорошая маневренность моей машины, а также забота товарищей обо мне делают безрезультатными все атаки фашистов.

"Мессер" сзади, он уже совсем близко. Я бросаю самолёт в глубокое скольжение и убираю газ. Мой "ЛаГГ" как бы вдруг останавливается. Едва не столкнувшись с ним, "Мессер" проносится мимо. Больше того, он загорается. Кто же его ?   Кто выручил меня в столь трудный момент ?   За фашистом промчался "ЛаГГ-3" с номером "63". Это самолёт Ефимова. Спасибо, Матвей, спасибо, друг !..

Фашистские лётчики, потеряв в бою 4 "Юнкерса-87" и 1 Ме-109, уходят на свой аэродром. А "Марат" всё бьет из своих орудий. Пороховой дым над ним образует что-то вроде парусов. Кажется, будто линкор плывёт под этими парусами, как старинный фрегат, ведя огонь с ходу. Но это обман зрения. Корабль стоит на месте. И он по-прежнему обрушивает на врага лавину огня.

Мы собираемся впятером. Кого же нет среди нас ?   Вижу - нет Володи Халдеева. Неужели сбит ?   Но ведь никто из наших не падал. Обычно повреждённый в воздушном бою самолёт, горит он или не горит, отчётливо заметен. Да и из радиопереговоров мы могли бы понять, в чём дело. А Мясников ?   Неужели он не видит, что нас пятеро, а не шестеро ?   Мы пересекаем залив, идём к аэродрому. Оглядываюсь назад. Тёмный силуэт "Марата" хорошо виден. Перед войной я бывал на этом линкоре, видел его могучие орудия. Видел гигантские снаряды, которые летели сегодня на головы фашистских пехотинцев. Героическая команда на линкоре !   Выдержать такой налёт "Юнкерсов" !   Возможно, не все вражеские бомбы упали мимо. В таком случае на "Марате" могли быть потери...

После посадки мы собираемся возле машины командира. Долго молча всматриваемся в небо, ожидая возможного появления товарища. - Неужели так никто и не заметил, куда девался Халдеев ? - озабоченно спрашивает, глядя из-под руки на море, Мясников. - Я здесь, товарищ командир, здесь !

Каково же было наше удивление, когда мы обернулись и увидели улыбающегося Халдеева !

- Жив ?! - Командир обнял лётчика. - Ну, теперь хоть душа на месте. Как же это ты ?   Где был ?   Что случилось ?.. Оказывается, в первые же минуты боя вражеский истребитель повредил на самолёте Халдеева масляную систему. Лётчик удачно вышел из боя и произвёл посадку на Комендантском аэродроме. Оттуда на самолёте У-2 он и возвратился домой. Вечером в своём фронтовом дневнике я записал: "16.09.1941. Тяжёлый воздушный бой над линкором "Марат", в составе 6 истребителей против 40 Ю-87 и 20 Ме-109.

"Живёт у нас в Новгороде, неподалёку от меня, Капитан 1-го ранга в отставке Виктор Иванович Новиков. Ему уже за 60. Как-то под вечер зашёл он к нам. Жена накрыла на стол. Мы поужинали, побеседовали о том, о сём, вспомнили о войне. Я начал рассказывать, как мы с воздуха защищали линкор "Марат". - Так это была ваша работа ? - Виктор Иванович оживился. - Ну, как же !   Отлично помню тот бой. Помню и дату: 16 Сентября 1941 года. Я ведь служил на "Марате". Был парторгом этого корабля:

- Так что же это мы, батенька мой ?   Давно с вами дружим и до сих пор не знали, что были в одном бою !

Старый моряк вздохнул: - Да, это была баталия !   Мы прикрывали огнём приморский фланг наших войск, когда на нас напали "Юнкерсы". Орудия главного калибра вели огонь по наземным фашистским войскам. Стреляли 28-пудовыми снарядами, начинёнными сферическими пулями. Помнится, грохот на корабле стоял неимоверный. Почти 2000 человек команды работали слаженно. Каждый делал своё дело. Труднее всего было зенитчикам. Правда, вы им хорошо помогли. Но 2 бомбы всё же попали в корабль.

12 Сентября лейтенант Стин вызывает нас на совещание. Он объясняет военную ситуацию и рассказывает нам, что одной из трудностей, сдерживающей дальнейшее наступление наших армий, является присутствие русского флота, который курсирует вдоль побережья на определённом расстоянии от берега и вмешивается в ход сражений с помощью мощных морских орудий. Русский флот базируется в Кронштадте, на острове в Финском заливе. Это самая крупная Военно - Морская база СССР. Приблизительно в 20 км к востоку от Кронштадта находится Ленинград, к югу - порты Ораниенбаум и Петергоф. Вокруг этих 2-х городов, на полосе побережья длиной в 10 км скопились крупные силы противника.

Стин объясняет, что наибольшую озабоченность вызывают 2 русских линейных корабля, "Марат" и "Октябрьская революция". Оба этих судна имеют водоизмещение по 23 000 тонн. В дополнение к ним есть 4 - 5 крейсеров, а также ряд эсминцев. Корабли постоянно меняют свои позиции в соответствии с тем, какие сектора на материке требуют поддержки их опустошающим и точным огнём.

Наша эскадрилья должна будет атаковать русский флот в Финском заливе. Для этой операции нельзя использовать обычные бомбардировщики и обычные авиабомбы. Бомбы с обычными детонаторами взорвутся без всякого эффекта на бронированной верхней палубе, и хотя взрыв, несомненно, повредит надстройки, судно останется на плаву. Мы не можем ожидать, что прикончим 2-х этих левиафанов, если только не используем бомбы замедленного действия, которые пробьют палубу без детонации и взорвутся глубоко внизу в корпусе судна. Стин говорит нам, что ожидается прибытие тонных бомб, оснащённых специальными детонаторами.

Тем не менее, 16 Сентября в ненастную погоду мы внезапно получаем приказ атаковать линкор "Марат", ведущий огонь по нашим позициям. Весь полк поднимается в воздух и берёт курс на север. Сегодня у нас насчитывается 30 самолётов, а согласно штатному расписанию мы должны иметь 80 машин. К сожалению, тонные бомбы ещё не прибыли. Поскольку наши одномоторные Ju-87 не могут летать вслепую, ведущий должен полагаться на помощь всего 2-х приборов: индикатора крена и датчика вертикальной скорости. Остальные держат строй, прижимаясь друг к другу так, чтобы можно было видеть крыло соседа. Если лететь в густых, тёмных облаках, никогда нельзя держать интервал между концами крыльев больше чем 3 - 4 метра. Если он больше, то мы рискуем потерять соседа навсегда и протаранить идущий следом самолёт. Эта мысль всегда вызывает ужас !   При такой погоде безопасность всего полка в высочайшей степени зависит от того, насколько хорошо ведущий умеет летать по приборам...

Спустившись на высоту 2000 метров, мы оказываемся в густом облачном покрове. Земли по-прежнему не видно. Если судить по часам, то мы очень скоро будем над Финским заливом. Облачный покров становится немного тоньше. Ниже нас сверкает синева - это вода. Должно быть, мы приближаемся к нашей цели, но где же она точно находится ?   Невозможно сказать, потому что разрывы в облаках едва заметны. Неожиданно через один из таких просветов я что-то вижу и тут же связываюсь со Стином по рации. "Я вижу большое судно прямо под нами: кажется, "Марат". Стин снижается и устремляется в разрыв между облаками. Не договорив до конца, я также начинаю пикирование. Сейчас я могу видеть судно. Конечно же, это "Марат". Усилием воли я подавляю волнение. Для того чтобы оценить ситуацию и принять решение у меня есть только несколько секунд.

Именно мы должны нанести удар, поскольку крайне маловероятно, что все самолёты найдут окно в облаках. До тех пор пока мы находимся в облаках, зенитки могут наводиться только по слуху. Они не смогут точно прицелиться в нас. Что ж, очень хорошо: пикируем, сбрасываем бомбы и снова прячемся в облаках !   Бомбы Стина уже в пути: промах. Я нажимаю на спуск бомбосбрасывателя... Мои бомбы взрываются на палубе. Как жаль что они всего лишь весом 500 кг !   В тот же момент я вижу, как начинается огонь из зениток. Я не могу себе позволить наблюдать за этим долго, зенитки лают яростно. Вон там другие самолёты пикируют через разрыв в облаках.

Но таких троек было не меньше 15. Мы с Львовым атаковали их поочередно. Теперь они, завидев нас, немедленно устремлялись в бегство и, чтобы избавиться от груза, сбрасывали бомбы в расположение своих войск. В сущности, мы бомбили немцев их собственными бомбами с их собственных самолётов. Успех был полнейший, но к тому времени, как мы отогнали последнюю тройку, у нас кончились все патроны. И вдруг, откуда ни возьмись, - 4 Ме-109. Это были не те, с которыми все ещё дрался Никитин, а другие, очевидно, вызванные на помощь.

Мы находились на высоте 4000 метров. Два "Мессера" стали кружитъ в 300 метрах над нами, а 2 других устремились нам под хвосты. Мы резко сманеврировали, и сами оказались у них под хвостами. Одно обидно - стрелять нечем. Впрочем, немцы, к счастью, об этом не догадывались. Они немедленно сделали "горку" и - вверх, а та пара, что была наверху, - вниз, им на смену, нам под хвосты. Мы повторили маневр и оказались у немцев под хвостами. Немцы опять сменились - одна пара вверх, другая вниз. И так без конца. Настоящая карусель...

Сегодня около 40 "Ю-87" тройками одна за другой пикируют на корабли и объекты базы. Вокруг бомбардировщиков буквально кишат "Мессеры". Они тотчас перехватывают нас. Ошалело бьют зенитки. Снаряды рвутся подчас на сплетённых в клубок трассах воздушного боя. Наши попытки помешать "Юнкерсам" тщетны. Мы не можем вырваться из цепких лап "Мессеров". В кабине жарко, нечем дышать. А тут ещё двойная опасность: вражеские истребители и зенитные снаряды. Но что делать !   Кронштадт обороняется. Он должен вести зенитный огонь.

Вот вспыхнули 2 "Юнкерса". Оба падают. За ними ещё один прочерчивает на небе дымный след. Кто их сбил - зенитчики или мои друзья - лётчики ?   Впрочем, рядом со мной только "Як" Чепелкина. Где остальные - не вижу. А высоко в небе ровным квадратом, как на параде, идёт ещё примерно 60 двухмоторных бомбардировщиков "Ю-88". Коршуны со свастикой на крыльях затмили солнце. Почти полтысячи бомб одновременно высыпают они с горизонтального полёта на город и на корабли. Самолёты идут намного выше нас, и я вижу, как бомбы, вначале плашмя, а потом, кувыркаясь, устремляются вниз. Мы ведём бой с "Мессерами", а бомбы уже совсем близко, над самой головой. Пытаюсь увернуться от них, но вокруг мельтешат самолёты, свои и чужие. Разрывы зенитных снарядов усеяли кронштадтское небо. Всё же я бросаю машину в сторону. Вой падающих бомб заглушает рёв мотора. Внутри у меня похолодело. Взрыв страшной силы сотрясает всё вокруг. Как будто чьи-то гигантские руки подхватили мой истребитель, бросили его вверх, перевернули. С трудом удерживаю машину и всё ещё не понимаю, что произошло. Подо мной, в самой гуще боя, клубится чёрное облако. Из него во все стороны летят обломки самолёта. Нет сомнения, что одна из бомб угодила в истребитель. Только в чей - наш или вражеский ?   Вот это бой !

Впрочем, он, кажется, затихает. Шарахнувшись в сторону от взрыва, "Мессеры" уходят. Уходят и бомбардировщики противника. С трудом разыскиваем мы друг друга в медленно остывающем и проясняющемся небе Кронштадта. Собираемся втроём. Нет Уманского... Неужели тот взрыв ?.. Не могу поверить... Возвращаемся домой молча. Производим посадку. Я выскакиваю из кабины и бегу к Мясникову:

- Уманский ?

- Да... - тяжело произносит он, смахивая рукавом пот с разгорячённого лица.

Стою, опустив голову. Перед глазами маячат клубы дыма и летящие во все стороны обломки самолёта. Мясников медленно выбирается из "Яка", поднимает валяющуюся под крылом щепку и вычерчивает ею на земле контуры острова Котлин. - Вот здесь, - обведя щепкой восточную часть острова, говорит Мясников, - опускался он на парашюте. Причём был ниже меня. Его зенитка, по-моему...

- Какой парашют ?   Какая зенитка ?   Вы что, Александр Фёдорович ?   Там такой взрыв был. Одни обломки летели.

- Да, обломки "Мессера", - снимая с головы шлемофон, говорит Чепелкин. - Бомба ударила в "Мессер". Я гнался за ним, понимаете, а в это время... И вот, - он указывает на распоротый конец крыла своего самолёта, - досталось и мне немножко...

- Ну, а где же командир ? - спрашиваю я. - А командир выпрыгнул с парашютом. Это и я видел, - говорит Чепелкин. - Он выпрыгнул. Точно вам говорю. Где опустился - не знаю. Боюсь, что его зенитка...