Кондрат Емельян Филаретович

40 минут кипело небо, на высоте от 500 до 5000 метров ревели моторы и грохотали пулемёты. Невероятно: носилось в разных направлениях с огромной скоростью огромное множество машин, полыхало всё вокруг огнями трасс, но никто ни в кого не врезывался, никто не попадал под шальную очередь. Иногда успевала мелькнуть мысль: "Чёрт возьми, в мирных полётах - то поломка, то чуть ли не столкнутся два, всего два случайных самолёта, а тут такая воющая, стонущая, клокочущая огнём круговерть - и ничего случайного !".

Тот день чуть не оказался последним и для меня. Увлечённый боем, я не заметил, как врезался в облачность. Цель свою потерял. Когда пробил облака и оказался над ними, солнце ярко брызнуло в глаза. Чуть не прозевал трёх "Хейнкелей". Быстро оглядываюсь. Кругом кишит, все связаны боем, а эти трое почему - то оказались свободными и вот уже заходят на меня !   И скорость у них больше - всё равно догонят. Позвать на помощь - без рации не позовёшь. Спикировать ?   Тоже догонят, их машины тяжелее. Что же остаётся ?   Только бой на виражах. И на вертикалях - высоту возьму быстрее, чем они. А если соединить то и другое преимущество - выходит, драться мне с ними надо по такой своеобразной восходящей спирали.

Поединок истребителей И-15 и Не-51 в небе Испании.  1936 год.

Было у меня на эти раздумья всего 5 секунд. "Хейнкели" были уже совсем близко. Я пытался уйти, но дистанция между нами сокращалась. К тому ж их трое... Началась лихорадочная игра со смертью. Как приблизятся они - чувствую: вот - вот полоснут из пулемётов, - делаю крутой разворот влево и вверх. Проскакивают, не успевают за мной повторить резкий маневр - слишком велика инерция у их машин.

Сделают круг - и вновь ко мне. Резко беру вправо и выше. А они, конечно, не ожидали, думали вновь уйду влево.

Дотащил их так за 5000 метров. Остро жалит мысль: трое против одного - всё равно съедят, если только отступать. Надо подобрать момент, чтобы и кого - нибудь из них подловить в прицел...

Когда стала ощущаться нехватка кислорода, что - то не очень прытки стали они. А я благодарил ещё раз учёбу в бригаде, когда гоняли нас до 7-го пота на высоту, да ещё и самолёты облегчали, чтобы повыше могли забраться. И мелькнул на какой - то миг перед глазами тот учебный бой - один против троих. Но ведь то была всего лишь тренировка... Наконец попался он мне, самый настырный и, судя по всему, старший. На гашетку !  "Хейнкель" вздрогнул, сразу как бы остановился, повис. Нехотя накренился и запетлял вниз...

Лихорадочно ищу: где остальные ?  Получилось, оказался между ними. Тот, что позади, сейчас станет стрелять. Резко кидаю машину вниз, тут же - вверх носом. Перегрузка адская: потемнело в глазах. А "Хейнкель" проскочил, оказался впереди. Ловлю его в прицел, открываю огонь. И - такая удача ! - попал. Самолёт тут же вспыхнул факелом: видно, угодил в бензобак.

На аэродром пришёл в полусознании. Еле выбрался, а стоять на земле уже не могу - ноги подкашиваются.

Рано утром к нам в общежитие позвонили из контрразведки: "Камарадо !  Сигнал с аэродром: фашиста авиньон !"

5 секунд - моторы уже заведены. На бешеной скорости пронизываем безлюдный город. Служба оповещения сработала хорошо: гул в небе услышали, когда уже подбегали к самолётам. Звук странный, непривычный. Понеслись на взлёт Ковалевский, Матюнин и Мирошниченко. Остальные, сидя в кабинах своих машин, ждут. Наше первое звено набирает высоту. Они сближаются с врагом, и я уже вижу - это гидросамолёты. Один... Второй... Третий... Четвертый... Выбрал себе цель, атакую. Фашист увернулся.

Ещё раз приготовился к атаке, но пришлось отвернуть в сторону, потому что из кабины стрелка ударила очередь пулемёта. Так он заставляет меня менять курс, и этим выигрывает. Пока я развернусь опять на него, он успевает оторваться. Догоняю... Ещё... Ещё немного... Можно нажимать на гашетку. Ну !   Но вдруг - передо мной пустота. "Гидра" резко провалилась вниз.

Ручку от себя !   Вот она круто несётся вниз. Чувствую, как начинает подрагивать самолёт, разгоняя скорость на пикировании. Метр за метром он достает "гидру", я уже держу её в прицеле, я уже всё сделал как надо, остаётся только нажать на спуск. Но... Куда она девалась ?   Почему перед глазами небо ?   Где низ, а где верх ?..

Резко тяну ручку на себя. Самолёт стонет от боли, как живой. А может это мой стон ?   В глазах разряжаются молнии, а на плечи наваливается такая тяжесть, что тело сползает вниз, в глубь кабины... Где же земля ?!   Почему везде одно небо ?!   Какая тут земля, ведь кругом - вода...

Это первый мой бой над морем, и я не знал, как оно обманчиво. А немец знал. Знал, что в ясный день оно отражает голубую высь, а если ещё идти против солнца, то совсем трудно порой бывает уловить те тонкие краски, которые отличают низ от верха. Он знал, ещё, что новичок, если даже не потеряет из вида море, всё равно просчитается в такой погоне на пикировании, потому что не сумеет здесь точно определять высоту. Он звал всё это и точно рассчитал. Вышел из пике у самой воды. А я - вслед за ним. Только сейчас понял: он мог сбить меня без выстрела.

Немножко поташнивает... Ну нет !   Теперь тебе не уйти. Не дам я тебе уйти, не дам... Елё нашёл. Фашист был уже далеко, крался у самой воды, почти сливаясь с ней по цвету. Хорошо, подлец, понимает дело. Опытный, уверенный в себе. Наверное, пересмеивается сейчас по радио со штурманом и стрелком. Да, теперь к нему не так просто подступиться. Снизу уже не взять, а там как раз у него слабое место. Снизу он прикрылся морем.

Кинул глазом - от берега нас отнесло километров на 15. Атакую сверху. Стрелок вновь бьёт из пулемёта горстью искр. Приходится отворачивать. Мне нужно всего одно лишнее мгновение. Всего одно !   Чтобы я приблизился на нужную дистанцию, а он ещё не успел бы открыть огонь. Нужно сделать такой быстрый маневр, чтобы он ещё переводил пулемёт, прицеливался, а я уже выровнялся и, почти не целясь, в упор открыл бы огонь. Иду выше и чуть справа. Итак, стремительно вниз !.. Для обмана - влево !   И тут же - вправо !   На гашетку !..   "Гидра" вздыбилась, подскочила, пошла наискосок вверх, но, будто натолкнувшись на что - то, почти плашмя стала падать.

Впервые я видел, как разбивается о воду самолёт: исчезает в пучине целым, и тут же море упруго выбрасывает обломки. Я даже не успел полюбоваться. Вдруг загремело вокруг, засверкало. Всё - таки немец меня перехитрил. Дотащил до корабля, чтобы подставить под его артиллерию. Я ведь и не заметил. Какого - то километра не хватило "гидре", чтобы всё было наоборот.

Когда заходил на посадку, увидел: наши толпятся возле одного из самолётов. Чей же это ?   Кажется, вообще лишний... Зарулил на место, иду туда, где все. Ого, прилетел Пумпур !

15 Апреля 1941 года была объявлена тревога, прилетел Яков Владимирович Смушкевич, нарком. По положению за 20 минут все 60 истребителей должны были стоять на взлётной полосе. А тут за 2 часа только 4 самолёта были доставлены на взлётную полосу. Каждая эскадрилья  ( а всего их было 4 )  с трудом на плечах тащила по самолёту. Потому что грунт на Украине, чернозём, настолько размок, что самолёт увязал. Потому и тащили на плечах. Мотор нельзя было запускать.

Я помню, полк стоял строем, шёл Яков Владимирович Смушкевич, опираясь на палку. А возле него Кондрат и свита. Я слышал, как Смушкевич сказал Кондраду: "Не сегодня завтра с немцами воевать, а вы что здесь в бирюльки играете ?!"   Короче говоря, его просто сняли...

Первые появившиеся в небе Ростова немецкие самолёты не бомбили - иногда поливали город из пулемётов. Наконец мы поняли, в чем дело: фронт ещё далеко, и немцы могут совершать сюда лишь разведывательные полёты, вместо бомб берут побольше горючего.

В тот день было пасмурно. По небу волочились сырые тяжёлые облака. Мы с лётчиком - испытателем толковали на стоянке о некоторых особенностях "ЛаГГа" и собирались в воздухе их проверить. Гузий присел на корточки, рисуя прутиком чертёж. Неподалеку на самолёте пробовали мотор, и нам приходилось почти кричать. Но вот самолёт замолк, и в наступившей тишине услышали монотонно - завывающий звук. Не наш звук, так работали моторы на немецких машинах. Говорили - от качества горючего. Гузий встал прислушиваясь.

- "Юрка", - сказал уверенно. Так почему - то стали называть "Юнкерсов".

- Взлетаем ! - бросил я.

Когда наши "ЛаГГи" стали заходить на него, он не изменил курса, только ощетинился огнём пушек и пулемётов. Не сговариваясь заранее, мы стали с Василием расходиться, чтобы "раздвоить" внимание экипажа, и тут же резко я перешёл в атаку. Длинная сверкающая струя плеснула из моей машины вдогонку "Юнкерсу". Пули сверкали, как искры, но самолёт никак не загорался. Но наконец показался дымок, он всё густел. Растягивая за собой полосу дыма, "Юнкерс" пошёл наклонно к земле. Плюхнулся и сразу озарился вспышкой - взорвались баки.

Истребитель ЛаГГ-3.  На такой машине начал войну Е. Ф. Кондрат.

И точно, на горизонте, где солнце легло на лес, красное зарево запятналось точками. Я стал считать. 18 !   Может, и больше, может, за ними приближались другие, но считать уже некогда - первые перестраивались для пикирования. Только ведущий клюнул носом вниз, чтобы разогнать свое многотонное тело для бешеной атаки по пехоте, я ему наперерез - он тут же вспыхнул. Второго срезал Майоров. Третьего - Соболев.

Разворачиваемся крутым виражом. Очередной фашист уходит в атакующее пике, чтобы сбросить свои бомбы, но он у меня в прицеле. Жму на гашетку, самолёт содрогается от пушечных выстрелов, вижу в прицеле дымок...

- "31-й", меня зажали ! - это Соболев, и трудно передать его интонацию.

Вот он впереди меня кладёт машину с крыла на крыло, а за ним устремились два цепких Ме-109. Я тут же выстрелил по одному из них - он шарахнулся в сторону. Бросаю машину вверх. Что - то заставляет оглянуться - ох как он несётся на меня !  Огонь ему ещё далековато открывать. Но мне всё равно не уйти. Если отверну, - достигнет и расстреляет. Если вверх, - тоже расстреляет. Крутой вираж - вниз и влево, и навстречу ему !

А, не нравится !  Отворачиваешь !  Метров с 50 всадил в него длинную очередь - полетели куски...

В жизни я не видел такой пальбы. Бьют синими толстыми струями "Юнкерсы", бьют "Мессеры", сыплются по небу наши серовато - белые брызги, лупят зенитки, и расцветают их чёрные, голубые, белые дымки... Голова ходит кругом. Где мы крутились ?  Как удавалось держаться вместе ?  Как уцелели ?

Возвращаемся. Уже сумерки. Наши встречают морем огня. Горят костры, указывающие направление, палят из ракет, освещая аэродром. Поставлены самолёты на свои места, остывают горячие моторы: техники, механики, мотористы осматривают, ощупывают заправляют. Мы стоим гурьбой, ещё разгоряченные, ещё взволнованные, переживая вновь те моменты, когда сразил врага, когда выручил товарища, когда сам чудом уцелел...

Вдруг на привычной нашей дороге показались 3 легковые машины, и прямо к нам. Распахнулась дверца первой - вышел командующий Волховским фронтом Генерал армии Мерецков. Ещё Генералы - члены Военного совета фронта. И наш командир корпуса. Докладываю.

- Где лётчики, которые прилетели только что ?

- Здесь, товарищ командующий.

- Постройте.

Поворотом головы подозвал адъютанта, взял у него блокнот, тот подсветил ему фонариком.

- От имени Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик Военный совет фронта награждает личный состав, участвовавший в этом бою орденом Красного Знамени - Капитана Соболева, Старшего лейтенанта Пушкина, Старшего лейтенанта Соколова, Лейтенантов Косолапова, Майорова, Резникова, Федоренко.

Он сделал шаг к машине, но вопрос Майорова заставил обернуться:

- Товарищ Генерал, а что же командира нашего забыли ?

Командующий медленно подошёл к Майорову, положил руку на плечо.